Текст книги "Магиер Лебиус"

Глава 50

Дипольд поцеловал хрипящую, дергающуюся из стороны в сторону голову с разметанными волосами. Не очень хотелось целовать ТАКОЕ, сказать по правде, но нужно… Успокоить. Утешить. Если получится. А если нет… Все равно – нужно.

– Не волнуйся, Герда. Скоро все кончится. Уже скоро. Сейчас кончится. Прямо сейчас. Это все, что я могу тебе дать и чем могу помочь. Пр-р…

Клинок легко вошел между ребер. Слева. Девушка дернулась. Колыхнулась высокая грудь. Хрип оборвался. Влажные невероятно большие глаза наполнились болью. Одной только болью. И ничем больше.

– … р-р-рости.

И также легко острие меча вышло из спины. Под левой лопаткой где-то. Уткнулось окровавленным концом в камень.

– Прости, – Дипольд выдернул клинок.

Крови почти не было. Совсем мало было крови.

Маркграфу… мракграфу… проклятому Чернокнижнику бедняжка уже не достанется. И Лебиус больше не сможет ее мучить. Так разве неправильно?

Пр-р-равильно. Все правильно!

Истерзанное тело Герды безжизненно обвисло. Погруженные в камень руки и ноги по прежнему удерживали его в нелепом, недостойном благородной дамы положении. Что ж, за это кому-то предстоит поплатиться.

Пфальцграф вернулся к двери мастератории. Убийство – вынужденное, необходимое, конечно же, убийство Герды – множило его ярость и ненависть. Хотелось убивать еще. Безумно хотелось. Но вместе с боевым пылом и жаждой крови, от которой полнился, наливался силой и дрожал каждый мускул, приходило холодное успокоение и трезвый расчет. Ярость и ненависть, как понял Дипольд, тоже бывают холодными и трезвыми.

После смерти Герды словно что-то щелкнуло и прояснилось в голове. Мысли больше не скакали неуправляемым табуном кроваво-красных коней, не текли бурным и невнятным потоком багряного цвета. Мысли стали ясными, четкими.

Дельными.

Дипольд теперь иначе видел все, что его окружало.

Во-первых, дверь… Которую рубит, рубит и никак не может прорубить оберландская алебарда. Нет, рано или поздно она, конечно, одолеет неподатливое дерево. Но дверной проем узок, низок и тесен. Некоторое время такой проход можно будет оборонять в одиночку. Тем более если в каждой руке – по мечу.

Если встать у самой двери, но с таким расчетом, чтобы хватало места для замаха и удара – разящего, смертельного. Если занять удобную, заведомо выигрышную позицию и рубить, колоть каждого, кто попытается прорваться. Одного за другим рубить и колоть. Потому что входить в мастераторию можно только по одному.

Да! Рубить и колоть, забивая проход оберландскими телами, пока не устанут руки. Всего-то и нужно – стоять твердо и не отступать. Так Дипольд положит на пороге магилабор-залы уйму врагов, прежде чем погибнет сам.

Погибнет с честью или вновь окажется в позорном плену.

Погибнет-погибнет… Лучше уж пасть в бою, чем возвращаться в клетку. Возвращаться туда он не намерен ни при каких условиях. Смерть предпочтительней. Бесспорно! И все же… Все же до чего не хочется умирать, пока живы оберландский маркграф и его магиер. Но ведь и не умирать уже нельзя. Бежать-то из проклятой мастератории некуда.

А в самом ли деле нельзя? И так ли уж некуда?

Взгляд Дипольда скользит от двери к окну. На окно пфальцграф смотрит с тоской и грустью. Сквозь такое окошко, пожалуй, и протиснуться можно. Можно было бы, если б не кованая решетка… Частые прутья мешают не то что пролезть – даже за оконный проем заглянуть. Голову просунуть не дают. Вдали-то, вон – горы, луга, лес… Свобода вдали… А что вблизи? Что под самой стеной? Невозможно понять, пока проклятущая решетка запирает оконный проем.

Жаль, что человек не дым, не пар и не колдовская взвесь. Человеку не просочиться между железных прутьев. И взломать такие человеку не под силу. Даже пытаться не стоит.

И все же Дипольд пытается. Сначала – рубит решетку мечом, потом мечом же старается разбить и расковырять кладку там, где железные прутья тонут в камне. Но толстые прутья прочны и неподатливы, а металл вмурован в камень глубоко и намертво. Как руки и ноги Герды. Возможно, и тут не обошлось без магии. А если даже и нет…

Хрясь-зь-зь!

Эх, лучше бы он не пытался!

Всунутый между прутьев трофейный клинок ломается. Теперь у Дипольда только один меч. Сломать и его – значит, остаться вовсе безоружным, когда оберландская алебарда пробьет, наконец, дверь магилабор-залы.

Чем?! Чем еще можно разбить злополучную решетку?! Высадить?! Выворотить?! Вырвать?!

Дипольд мечется по разгромленной мастератории. В дыму, в пару, в извергающихся зловонных фонтанах.

Ничем!

Нечем!

Посеченные трубки – некоторые все еще брызгают и тихонько сочатся какой-то гадостью – не подходят. Цепь, что бесчисленными мотками опутала стол с неведомым дохлым монстром – тоже. И от насоса, на котором до сих пор подрагивают и трепещут куски мелко порубленного мяса – куски людей-машин, не желающих умирать, – тоже проку мало. Использовать в качестве тарана руку голема? Разогнать на тележке? Садануть по решетке? И что? Не вышибешь ведь с первого раза. А второго – не будет. Железная рука свалится на пол, а в одиночку Дипольду такую тяжесть не поднять.

Дверь трещала. С внутренней стороны откололась и отлетела первая щепка. Появилась щель. В щели на миг показался острый край лезвия. Это была лишь маленькая щель. И это был самый кончик алебарды. Но это – пока… Пока маленькая. Пока – кончик.

Там, с той стороны громко кричали.

– Рука! – кто-то кому-то орал с той стороны. – У него рука голема!

Рука? Мысли Дипольда снова закрутились вокруг механической конечности. Почему преследователей так волнует эта рука? Боятся, что беглец использует ее против них? Но как?

Нет, оберландцы опасались другого…

– Сбежит! – опять за дверью послышались встревоженные голоса. – Через окно сбежит!

Окно? Рука? Что за бред? Неужели они, действительно, думают, что благодаря механической руке можно… Из этой западни…

Стоп! А если, в самом деле? Если правда? Что если…

А ведь можно! Попробовать можно!

Спасительное озарение пришло внезапно. Такой очевидный… Простой такой выход! Невольно подсказанный оберландскими стражниками.

Бежать – можно!

Можно взломать оконную решетку!

Дипольд склонился над механической рукой. Осматривая, ощупывая…

Помнится, Мартин говорил… говорил… где-то над локтем… у плеча… с внутренней стороны… со стороны подмышки… Проклятье!.. Где искать подмышку… если только одна рука… Но где-то там… именно там… рычаг… рычажок… Приводит руку в действие… сжимает пальцы… разжимает… сжимает… пальцы голема сминают шлем… Мартин говорил… Так может… может, так… так же… и решетку… смять… сломать… сорвать с окна?..

Очередной удар алебарды – и снова летит щепа. И новая щель – чуть в стороне от первой щерится в расколотой дубовой доске. Еще удар – и блестящее лезвие выглядывает из лопнувшего дерева ниже. Дверь скоро поддастся и искрошится под такими ударами. Скоро вместо этих щелей появится одна сплошная дыра. А уж когда алебарда перерубит засов…

Дипольд старался не думать об этом. Он использовал остававшееся в его распоряжении время. Пальцы пфальцграфа судорожно шарили в переплетении металла. Над стальным шарнирным локтем. Здесь искусственные, ненастоящие, поблескивающие металлом, выкованные в огне и заговоренные магией кости, мышцы, жилы… Все как у человека, и в то же время все совсем не так, иначе совсем.

Отыскать неприметный рычажок в сложной механике Дипольду удалось не сразу. Но едва отыскал…

Щелк!

Растопыренные стальные пальцы с лязгом сомкнулись. В неразжимаемый, казалось, кулак. Дипольд поежился. Не хотелось бы ему когда-нибудь очутиться в таких вот тисках! Пфальцграф отвел рычажок в прежнее положение. Пальцы послушно разжались.

Слушается! Механическая рука его слушается! Теперь оставалась самая малость.

Глава 51

Дипольд навалился на тележку. Сдвинуть ее с места оказалось непросто. Но уж когда маленькие колесики все же покатились по ровному камню, усилий прикладывать почти не пришлось.

Колесики поскрипывали, тележка ехала, будто сама собой, растопыренные пальцы механической руки приближались к решетке. Приблизились. Дотянулись. Стальные пальцы прошли между прутьев где-то в середине решетчатого окна.

Ну, с Бо…

Дипольд вновь щелкнул рычажком.

… гом!

Стальная длань сомкнула и сжала фаланги пальцев, будто гигантские клещи. Жалобно скрипнула и прогнулась казавшаяся такой несокрушимой решетка. С натужным звоном – дз-з-зянь-нь-нь-нь! – полопались прутья. По краям оконного проема посыпался искрошенный камень.

Есть!

Господи, какая же силища кроется в этом захвате!

Дипольд заставит стальной кулак разжаться. Звякнула об пол вырванный с корнем кусок решетки. В искореженном, изогнутом переплетении оставшихся железных прутьев зияла дыра. Недостаточно широкая, чтобы пролезть. Но если повторить… Если еще разок…

Дипольд немного откатил тележку с рукой назад и, чуть-чуть повернув, подкатил снова.

Щелк!

Хрусь! Дзинь!

А вот теперь – ай да чудо-рука! – через взломанное окно мастератории пройдет не только дым и пар. Человек – тоже. Запросто!

Дипольд высунул голову наружу. Глянул вниз, под стену. Выругался сквозь зубы. Да, он убедился: окно выходит не в замковый двор, а наружу. Но…

Но не так все просто, ваша светлость!

Разноцветная колдовская смесь пара-дыма-конденсата, что валила из окна магилабор-залы, тут же столбом поднималась в небо, не подчиняясь воздушным потокам и не мешая взгляду. Зато внизу клубилось еще одно тяжелое, чуть размазанное слабым ветерком облако обычного беловато-серого, не подкрашенного магией дыма. Такой бывает, например, от горящей соломы.

«Из окошек темницы натянуло, – догадался Дипольд. – Быстро же там все разгорелось!»

Однако дымная пелена, через которую следовало спуститься, не надышавшись и не задохнувшись, еще не самое страшное. В прорехи стелящегося дыма видно, что беглеца от земли отделяли не один и не два этажа. Пфальцграф разглядел глубокий – футов семьдесят-восемьдесят, а то и поболее – провал у основания замковых стен. Сложенная людьми кладка плавно, незаметно переходила здесь в естественный обрыв. А ведь знал… знал же с самого начала, что крепость Чернокнижника стоит не на ровном месте!

Ох, безрадостное зрелище… Ровные, отесанные и тщательно подогнанные друг к другу – ни ногой упереться, ни пальцем зацепиться – глыбы, а дальше – голая отвесная скала. Штурмовать замок с этой стороны – самоубийство. Спускаться без длинной прочной веревки – самоубийство еще более верное.

От запертой двери щепки летели уже вовсю. Ширилась пробитая дыра. Тяжелое лезвие алебарды уже почти догрызлось до засова. Еще немного, совсем-совсем немного… А веревки у Дипольда не было. И из порубленных трубок ничего путного не сплетешь. И даже всесокрушающая ручища голема тут не поможет.

– Скорее! – кто-то заглянул сквозь разбитые доски. – Скорее, пока он не взял цепь!

Цепь?! А что, это идея! Любезные оберландские стражи невольно подкинули ему еще одну подсказку. Не подсказку даже – так… толчок, зацепку. Дальше мысль работала сама.

Цепь! Все еще опутывавшая множеством витков мертвого монстра на обитом железом столе. Ту неведомую тварь, что при жизни тянула соки из несчастной Герды и пропускала через себя колдовские эликсиры.

Цепь… Длинная, крепкая, надежная железная… веревка. Она сейчас – его единственный путь к спасению. И не беда, что толстые звенья не перерубить мечом. И неважно, что массивный замок не открыть без ключа и отмычки. Руки Дипольда – это, конечно, не руки Мартина, они не приспособлены к работе взломщика, но…

Но в его распоряжении имеется еще одна рука. Которая может выдрать из камня решетку. И разорвать запаянные звенья. И смять в труху любой замок.

Дипольд развернул тележку с механической рукой. Покатил от окна вглубь магилабор-залы. Мимо разбитого насоса с разрубленными и неумирающими останками неутомимых качателей рычагов. По зловонным лужам, по застывающей слизи, по шипящим разводам, по спекшейся крови и бурлящему ее подобию.

Докатил.

И снова все оказалось легко и просто. Еще проще, чем с оконной решеткой. Движение неприметного рычажка. Стальные пальцы захватывают в жмень замок, несколько цепных звеньев и окованный край стола.

Треск, хруст, скрежет…

Освобожденный конец цепи грохнул о каменные плиты пола, тугие мотки раскрылись, разъехались, распались, обвисли под собственным весом. И открыли взору…

Господь Всемогущий!

Дипольд, наконец, разглядел то, что так усердно колол мечом вслепую. Больше всего ЭТО…

Всемогущий Господь!

… отдаленно, где-то, как-то, но ЭТО все же напоминало неродившегося ребенка. Зародыш. Быть может, даже человеческий. Частично – человеческий. Только невероятных размеров. Только покрытый не полностью еще сформировавшейся тонкой металлической чешуей, что выпирала из полупрозрачного кожного покрова, обволакивающего скрюченное тело. И проткнутого его, Дипольда, рукой. И сильно расползшегося в местах разрезов.

Сморщенное личико… жуткая личина громадного дитяти смотрела на него сквозь темную вязкую кровь и лопнувшую оболочку плаценты щелочками чуть приоткрытых глаз. В мягком лбу между двух поблескивающих металлом изогнутых пластин – дыра. Из дыры – сопливые пузырящиеся мозги.

Гейнский пфальцграф подавил рвотный позыв. Блевать, равно как дивиться и ужасаться, времени нет. И уже неважно, что за тварь он сегодня убил. И во что эта тварь превратилась бы, если бы ей дали развиться.

Дипольд судорожно размотал и сбросил на пол гремящую скользкую цепь. Один конец оказался намертво прикован к железному кольцу под тяжелым столом-помостом. Что ж, Дипольда это устраивало вполне.

Подтащить тяжелую цепь к окну оказалось непросто. Но пфальцграф старался. Изо всех сил. А уж когда первые звенья, переброшенные наружу, потянули все остальное, дело пошло совсем споро.

– Уходит! – орали за дверью. – Он уходит!

Прорубленная брешь была уже достаточно велика, чтобы стража могла видеть все действия Дипольда.

Видеть могла, а вот остановить его – нет. Засов еще держит дверь. Алебарду через разбитые доски не просунешь, да и не достать беглого пфальцграфа алебардой-то. В отверстие, правда, пройдет рука, однако до утопленной в специальных пазах скобы, фиксирующей запертый засов, снаружи тоже едва ли дотянешься. Никто даже не пытался. То ли понимали преследователи, что бесполезно это, то ли опасались, как бы отчаянный беглец не отсек сунувшуюся в дыру конечность. А арбалетов у стражников, на счастье Дипольда, не оказалось.

Пфальцграф беспрепятственно бросал цепь за окно, виток за витком. Чем больше, тем быстрее. Железная змея уже сама, под своей тяжестью, позвякивая, шустро ползла вниз. Только – помогай.

Хоп! Змея дернулась. Замерла. Растянулась на всю длину от кольца в массивном креплении до… Дипольд выглянул снова. Конец цепи болтается где-то в дыму, у дна пропасти. Как близко? Как далеко? Не видно. Но раздумывать – некогда. А проверять…

Внизу – проверим.

Пора!

Дипольд сбросил грязный камзол, насквозь пропахший потом, смрадом темницы и зловонием магиерской мастератории. Взрезал лезвием меча толстую ткань. Отсек рукава. Бросил клинок обратно в ножны. Наспех намотал на ладони широкие тряпичные полосы. Завязал. Закрепил. Так руки не будут скользить по голому металлу. Так на цепи удержаться легче.

Осторожно, ногами вперед, гейнский пфальцграф протиснулся в узкое окно с погнутыми обломками железных прутьев. Перевалился, завис на миг на остатках решетки, ощущая лишь пустоту под собой.

Схватился за покачивающуюся цепь одной рукой.

Отцепил от окна вторую…

Глава 52

Спускаться вниз по цепи было неудобно и непривычно. По веревке-то оно, конечно, проще. Но уж если веревки нет, тогда по цепи все же лучше, чем вообще без ничего… чем с такой высоты да костьми о камни.

Дипольд спускался так быстро, как только мог. Не жалея рук. Помогая рукам ногами. Спускался, как сходил по отвесной стене. Ступая по кладке подошвами трофейных сапог. Сапоги были хороши, сидели ладно, не спадали. Руки – Дипольд мысленно благословлял долгие годы тренировок, сделавшие их сильными и цепкими – не подводили. Повязки на ладонях держались. Беглец не срывался.

Наверху еще слышался вопли и звук рубящих ударов по двери: воины маркграфа никак не могли ворваться в мастераторию. Из окна со взломанной решеткой к небу поднимался дым-пар, подкрашенный густой колдовской взвесью.

Но Дипольд сейчас смотрел не вверх, а вниз. Там, из-под основания замка, из маленьких отдушин подземного узилища – тоже вовсю валили клубы дыма. Обычного, немагического. И в эту сизоватую пелену ему предстояло окунуться с головой. Скоро… Вот сейчас!

Порывом ветра дымное облако бросило на беглеца. Пришлось задержать дыхание, зажмурить заслезившиеся глаза и продолжать спуск вслепую, не дыша.

Две мысли промелькнуло в голове Дипольда. Плохо: глотнешь ненароком едкого дымка, закашляешься – и не удержаться тогда на скользкой цепи. Хорошо: густой дым хотя бы на время, но скроет его от стражников на стенах замка.

Все прошло благополучно. Трудный участок – преодолен! Дипольд скользнул под дымную завесу. Теперь можно снова смотреть и дышать. Вдохнул – сначала осторожно, потом – глубоко, жадно. Посмотрел вверх.

Цепь уходила в густую белесо-сероватую пелену. Окна мастератории уже не видать. Зато прямо над ним – махонькое окошко подземного узилища. Никто за толстой каменной стеной не кричит, не кашляет, не стонет. Или всё уже того… насмерть? Или стража спасла пленников маркграфа? Открыла клетки, вывела из темницы. В последнее Дипольду почему-то не очень верилось.

Цепи все же чуть-чуть не хватило. Самую малость. Но это ничего, это уже не расстояние. Дипольд разжал саднящие (защитные повязки протерлись-таки до дыр) руки.

Упал. Приземлился.

Удачно. Вполне.

Вдали маячил спасительный лесок. Не так чтобы очень далеко, но и не близко. Если успеть туда, пока маркграф не снарядил погоню…

А впрочем, нет. Не в лес сейчас бежать надо. Вон, у подлеска – большой луг. А на лужке – седовласый старик с непокрытой головой, в овчинном тулупчике на голое тощее тело. В одной руке кнут с длинным ременным концом, в другой – еще более длинная веревка. А на веревке – молодой горячий гнедой жеребец. Загляденье, а не жеребчик! Самое то, что нужно для побега!

Вероятно, конюх маркграфа вывел застоявшегося в конюшне скакуна – погонять по кругу на корде. Это не просто везение. Это настоящий подарок судьбы! Грех не воспользоваться!

Не беда, что жеребец не оседлан. Дипольд с малых лет обучен ездить без седла и без стремян. Неважно, что нет узды. Сейчас сойдут грива и недоуздок. И без привычных рыцарских шпор обойтись тоже можно: достаточно хорошенько наподдать пятками по бокам. А что горяч – так и не таких коньков случалось усмирять.

Эх, успеть бы добраться, прежде чем оберландцы поймут, что он находится уже вне замковых стен.

Дипольд бежал к лужку так, как не бегал, наверное, никогда в жизни.

А седой конюх стоит, разинув рот, пялится растерянно то на дымящийся замок, то на приближающегося человека с мечом. Только бы старик сам не вскочил на жеребца!

Не вскочил. Не сообразил. Или не имел такого права разъезжать на хозяйском скакуне. Но и уступать коня добром дед не собирался. Осознав, что Дипольд бежит за конем, старик поднял кнут. Крикнул что-то грозно-испуганно. Даже попытался ударить.

Его! Пфальцграфа! Кнутом!

Дипольд поднырнул под свистящий конец. Рубанул мечом рукоять кнутовища. Рассек кнут, и задел державшую его руку.

Взвизгнув, старый конюх отшатнулся, упал, откатился в сторону, вцепившись в раненое предплечье.

Добивать – некогда. В замке уже громко, тревожно, протяжно – «Хр-р-р-у-у-ухр-р-р-у-у-у!» – трубит рог. И каждое мгновение на счету.

Дипольд сорвал корду с недоуздка. Вскочил на потную спину размявшегося уже жеребца.

Ан не тут то было!

Упрямый старик опомнился, вскочил на ноги и снова стоит на пути. Правая рука – в кровищи, висит плетью. Но здоровой левой оберландец вцепился в недоуздок. Повис всем телом, пригибая конскую голову к земле. Заголосил истошно, брызгая слюной.

– Прочь! – рявкнул Дипольд.

А непонятливый старик лишь мотает головой. И никак не избавиться от упрямца. Не стряхнуть. И коня, чья голова чуть не у самых копыт уже, с места нипочем не сдвинуть. Так и топчутся. Четырьмя копытами. Двумя ногами.

– С дороги!

Не отступает, мерзавец!

«У-у-у»… – гудит в ушах эхо боевого рога.

Дипольд снова потянул меч из ножен.

– Помилуйте, добрый человек! – возопил конюх. Слезы в глазах. Красная человеческая кровь на гнедой лошадиной шее… – Не погубите! Его светлость господин маркграф сильно гневаться будет! Конь из конюшни его светлости! Я за коня головой отвечаю!

А драгоценные мгновения стремительно уходят. И тратить их здесь, на препирательства с этим простолюдином… Дипольд оглянулся. Дым уже не укрывал его от глаз замковой стражи. На стенах и на башнях крепости царило оживление. Между каменных зубцов появились стрелки с арбалетами и ручными бомбардами-хандканнонами. Здесь, на открытом лугу, Дипольд был перед ними как на ладони. Достанут ведь! Попадут!

А до свободы всего-то один удар меча и два удара пятками.

– Головой-ой-ой! – плаксиво выл старый конюх, окончательно утративший способность соображать. – Отвечаю-у-у!

И отцепляться по доброй воле не собирался.

– Считай, уже ответил! – процедил Дипольд.

Взмах трофейного клинка. И голова – как лопнувшая тыква. Старик выпустил недоуздок. Рухнул на землю. Вывалил мозги под копыта гнедого.

Конь попятился. Шарахнулся в сторону.

– Куда!

Дипольд что было сил саданул пятками по мокрым лошадиным бокам. Поддал шенкелями.

– Пшел!

Жеребец дернулся. Всхрапнул. Прянул ушами. И – через конюха. Помчал, понес. Туда, куда гнал всадник. К лесу.

Сзади, на стенах замка загремели ручницы. Из бойниц, из-за каменных зубцов ударили арбалеты.

«Господи, убереги!» – взмолился Дипольд.

Короткие болты летели вслед за беглецом. Но все они вонзались в землю слишком далеко от цели. Куда унеслись свинцовые кругляши-бондоки, выплюнутые хандканнонами – и вовсе не понять.

Мимо куда-то унеслись.

Мимо! Мимо! Мимо!

Все – мимо!

Совсем уж ни к чему бухнула крепостная бомбарда – орудие вовсе не предназначенное для стрельбы по одиночной мишени.

Тоже – ми-мо!

Господь уберег.

Спас!

Помог!

Сохранил!

Господь свое дело сделал. А теперь дело за ним, за Дипольдом Славным. И Дипольд делал все, что от него зависело.

Стрельба и без того подстегнула разгоряченного гнедого, но гейнский пфальцграф все погонял и погонял коня. Пятками – в бока. Криком – в уши. Беглец не щадил гнедка, и каждое мгновение удаляло его от зловещей громады оберландского замка на длину конского скока.

Крепость за спиной Дипольда все сильнее и гуще окутывалась туманом – от пожара в подвале, от магических испарений в замковых мастераториях, от порохового дыма на боевых площадках… Только главная башня-донжон с развевающимся над крышей полотнищем – серебряный оберландский змей на синем фоне – возвышалась над клубящимися облаками, словно незыблемая твердь во взволнованном море. И даже разноцветные струйки колдовского дыма, уходящие вертикально вверх, сейчас ее не заслоняли.

Будто специально раздвинутые чьей-то незримой рукой.