Текст книги "Крестовый дранг"

Глава 23

– Это не морок, княже, – спокойно ответил Бурцев. – Вещь, которую ты держишь в руках, создана специально, чтобы приближать к оку то, что недоступно простому взору. С ее помощью можно разглядеть вражеское войско на таком расстоянии, на котором его не различит даже самый зоркий глаз. Ну, а если взглянуть с обратной стороны, тогда даже человек, стоящий вблизи, покажется недостижимо далеким. Но с обратной стороны смотреть неудобно. Потому как не предназначена эта вещь для того.

– Морок! Морок! Морок! – сварливо твердил недоверчивый боярин.

Упрямца оборвал здоровяк с булавой.

– Помолчи, Игнат. Даже ребенку ведомо: чтобы навести морок, нужно время. И заклинания нужно творить. А этот, – кивок в сторону Бурцева, – не двигался и молчал, покуда князь смотрел. Даже губами не шевелил – я специально наблюдал.

– Он мог произнести свои поганые колдовские слова заранее, – не унимался тот, кого называли Игнатом. – Ты славный воин, но плохо знаешь коварных ведьмаков, Гаврила, свет, Алексич.

У-пс! Еще одно знакомое по школьной программе имя. Еще один герой Невской битвы? Тот, что прямо на коне ломился на шведскую ладью по сходням, пока его не сбросили в воду. Кучу знатных рыцарей завалил в той рубке витязь Гаврила. Вроде как даже свейские епископ и воевода от его руки пали. А от такой ручищи падешь, пожалуй.

Бурцев покосился на грозное оружие Алексича. Хм, если он и на Невском берегу орудовал своей булавушкой, тогда понятно, зачем к кораблю полез. Такому детине, верно, под силу проломить и днище шведской посудине, и борт где-нибудь пониже ватерлинии.

– Так, по-твоему, Василий заранее знал, что князь возьмет из его рук эти кристаллы для глаз и станет в них смотреть? – спросил, нахмурясь, Гаврила боярина.

– Сатанинскому отродью, коим является все колдовское племя, известны соблазны, перед которыми трудно устоять.

– Ты хочешь сказать, Игнат, что князь наш Александр Ярославич, истинный оплот веры православной и земли святорусской, падок до соблазнов нечистого?

В голосе Гаврилы зазвучала нехорошая хрипотца вскипающей ярости. Безразмерная ладонь богатыря легла на рукоять булавы. Алексич медленно приподнялся. Вскочил и сидевший подле него бугай с топором и рогатиной. Паренек, поразивший Бурцева сходством с князем, тоже уже стоял на ногах. Лез вперед Савва с обнаженным мечом.

Лицо Игната вмиг сделалось белым и каким-то размазанным, будто известковые разводы на стене. Что, боярин, сгоряча ляпнул недозволенное? До смертоубийства, однако, дело не дошло.

– Ти-хо! – прикрикнул на спорщиков Ярославич. Да так прикрикнул, что вздрогнули все присутствующие. И Бурцев – чего уж там – вздрогнул. Правду, блин, писали летописцы о трубном гласе Невского – не соврали, не покривили душой пергаментомараки.

Впрочем, Александр не только кричал, но и действовал. Одной рукой отпихнул назад – за спину – слугу-оруженосца. Другой схватил и без лишних церемоний силой усадил на лавку вспыльчивого юнца.

– Стой, где стоишь. Савва! А ты, Андрей, не лезь поперек старшого брата! Гаврила, ты тоже сядь! Сядь, говорю, не то сапоги ярловы отниму!

Неожиданная угроза возымела действие: богатырь с булавой занял прежнее место. Спешно упрятал ноги под лавку – подальше от глаз разгневанного Александра.

«А сапожки-то, в самом деле, непростые, – усмехнулся про себя Бурцев, – у шведского ярла отобранные! Дорожит, видать ими Гаврила, ох, дорожит».

– И Мишу посади, – рыкнул князь напоследок. – Пусть среди пешцев своих норов показывает, в сече с ворогом, да в кулачных боях на Волхве, а не в княжьем шатре. Здесь ему не свейская ладья!

Лапа Гаврилы цапнула за пояс воина с рогатиной, оттащила обратно, шмякнула пятой точкой об лавку – аж дерево затрещало. Бурцев снова улыбнулся – незаметно, едва-едва, лишь уголками губ. Кажись, Мишу этого он тоже знает. Писали и о нем летописи: кулачный боец, что со своей пешей дружиной потопил в Неве три шведских корабля. Ба, как говориться, знакомы все лица!

В шатре, тем временем, сделалось тихо необычайно. Александр снова угрюмо взирал на Бурцева:

– Продолжай… Говоришь, не насылал морока-то?

– Нет. Никому морочить голову я тут не собирался. То, что видел ты, князь, увидит и любой другой. Пусть попробует кто-нибудь из твоей свиты. Я ведь не мог заготовить заклинания для всех сразу. Я и понятия не имел, кто будет сидеть сейчас рядом с тобой.

– А ведь верно… – Ярославич обвел взглядом соратников. – Ну, кто смелый?

Первым заглянуть в «магические кристаллы» решился Савва. Ничего страшного с ним не стряслось. Разве что переменился в лице княжий оруженосец, как громом пораженный, да перекрестился спешно. Остальной народ был заинтригован. Потянулись руки. Бинокль пошел гулять по лавкам. Охи, вздохи, восклицания… Громче всех дивился несдержанный молодший брат князя. Дольше всех гитлеровскую оптику вертел в руках княжеский писарь. Озадаченный не на шутку, он в глубокой задумчивости передал бинокль соседу.

Бурцеву оставалось лишь надеяться, что полезную трофейную вещицу здесь не разобьют. Не разбили. Даже вернули. И уставились со всех сторон, ожидая дальнейших объяснений. А что объяснять-то.

– Здесь магии нет, – развел он руками Как-то даже виновато вышло – будто оправдывался…

Бояре и военачальники боялись кашлянуть. Князь молчал, прислушиваясь к своим мыслям. Зато шевельнулся задумчивый писарь в монашеском одеянии:

– Позволь слово молвить, княже.

– Говори, Данила, – разрешил Александр. – Всегда рад твоему мудрому совету.

– Я думаю, это возможно – то, что речет Василий. Наверное, опытным стеклодувам под силу создать подобную вещицу. Но только очень опытным и искуснейшим из искуснейших в своем ремесле.

– В самом деле?

– Видел я однажды заморские диковинки, что привезли на торг венецианские купцы. Так вот, был среди них и стеклянный глаз для тех, кому очи на склоне лет не так верно служат, как в молодости. Этот прозрачный кусочек стекла, изогнутый особым образом, действительно, увеличивает и приближает, если смотреть через него. Не так сильно, конечно, как эта штука, в которую я смотрел сейчас, но все-таки… И создан был тот стеклянный глаз не колдовством, а ремеслом.

– Хорошо, – Александр снова повернулся к Бурцеву. – А твоя самоходная телега и невидимые стрелы тоже без колдовства сотворены?

– Тоже.

– А железный змей и гигантская птица, о которых рассказывал Юлдус?

– И они тоже. На самом деле, княже, нет ни драконов, ни невидимых стрел. Есть лишь человеческий разум и человеческие руки. А они способны на многое и без помощи колдовства творят как прекрасные вещи, так и вещи ужасные. Самоходные телеги и смертоносные птицы – тоже творение человеческих рук. Это всего лишь куча железа. Машины… ну, как осадные пороки или колесницы. И самострел, извергающий гром и пускающие невидимые стрелы – такое же оружие, как луки или арбалеты. Более совершенное, но, по сути, – железка железкой.

Александр Ярославич все еще смотрел недоверчиво.

– Как без магии можно сдвинуть с места телегу или железного змея? Как поднять в воздух плюющуюся огнем птицу? Как пустить в цель стрелу, которую не видно?

Бурцев взмок. Быстро и доходчиво описать князю тринадцатого века принцип действия двигателя внутреннего сгорания, рассказать об огнестрельном оружии, да в придачу популярно изложить законы аэродинамики и баллистики – задачка не из легких.

– Это сложно объяснить, княже…

– Так объясни просто.

Он попробовал:

– Самоходные телеги и железных драконов двигает сгорающая внутри нефтяная смесь, вроде той, что татары используют в своих огненных зарядах для осадных пороков. Невидимые же стрелы, на самом деле, вполне видимы и осязаемы. Просто они слишком маленькие – меньше наконечника стрелы – и летят очень быстро. А в цель их бросает взрыв порохового зелья.

– Зелье? – свел брови князь.

– Оно тоже известно татарам.

Александр глянул на Арапшу.

– Что скажешь, иптэш?

Арапша кивнул. Кочевник понимал по-русски и, как оказалось, неплохо говорил:

– Скажу, что думаю, отважный коназ. Огненная смесь сжигает целые города. Громовой порошок взрывает самые прочные стены. И лишь извечному небу-отцу Тенгри и всемогущей земле-матери Этуген ведомо, как еще можно использовать эту мощь. Возможно, тебе говорят вещи, близкие к истине.

Татарский военачальник замолчал. И Александр задал самый правильный в такой ситуации вопрос:

– Ты сможешь построить для меня железного змея или смастерить громовой самострел, Василь?

Бурцев покачал головой:

– Для этого нужны особые знания и умения, и большие мастерские, и много искуснейших ремесленников. У меня всего этого нет.

– А у ливонцев, значит, есть? – нахмурился Ярославич.

– И у ливонцев тоже нет. А вот у их союзников…

– Шведы? Датчане?

– Я имею в виду новых союзников, княже.

– Новых? – князь хмыкнул. – Ну да, доносили мне лазутчики, будто в ливонских землях ходят слухи о некоем небесном воинстве. Да только воинства того мои люди не видели и считают это выдумкой бискупов германских, чтоб страх в наши сердца вселить.

– Ошибаются твои лазутчики, княже. У крестоносцев, действительно, появился опасный и могущественный союзник.

– И откуда же он такой взялся, позволь узнать?

Бурцев пожал плечами:

– Из СС.

Если, конечно, это о чем-нибудь говорит тебе, князь.

Александр задумался:

– Хм, никогда не слышал о таких землях. А ты, Данила?

Монах-писарь только развел руками.

– Видишь, Василий, даже ученый книгочей Данила, которому, уж поверь, известно многое, в затруднении. Выходит, ты знаешь больше его?

– Просто я был… Я жил несколько ближе к СС, чем мудрый Данила.

«Во временном смысле, разумеется», – добавил он про себя.

– Что ж, ладно, странник Василий! – князь порывисто встал. Поднялись и остальные. – Пойдем, покажешь, на что способна самоходная телега небесного воинства. Потом решим, что делать с тобой и твоими друзьями.

Глава 24

Демонстрация состоялась тут же – у княжеского шатра. Сюда уже стянулась приличная толпа из свободного, не занятого обустройством и охраной лагеря народа. Люди пялились на самоходную телегу и глядели на чужаков. В первых рядах Бурцев заметил Бурангула и Дмитрия. Юлдус тоже маячил неподалеку. Там-сям мелькали волчьи тулупчики стрелков дядьки Адама. У этих ребят с собой были луки, а на луках – натянуты тетивы. Збыслав тоже пришел с мачужкой на плече и конем добжиньца в поводу. Верные вассалы рассчитывают в случае опасности устроить побег своему пану Освальду? Что ж, будем надеяться, до этого дело не дойдет.

Толпа негромко гомонила, толпа волновалась. Дружинники разных дружин, новгородские ополченцы и союзники Александра стояли бок о бок и тихонько передавали из уст в уста самые невероятные слухи. Одни утверждали, будто князь станет лютой смертию казнить немецких лазутчиков, другие поговаривали о якобы намечающемся сожжении колдуна, третьи же доказывали, что Александр Ярославич намерен чествовать героев.

Но аттракцион, которой устроил собравшейся публике Бурцев, превзошел все ожидания. Первым делом по повелению князя он завел «Цундапп». Шум мотоциклетного двигателя спугнул лесную тишь, над утоптанным снежком поднялся сизый вонючий дымок. Толпа вздрогнула, отступила, попятилась. Взметнулись в крестном знамении руки. Кое-кто, не сдержавшись, похватал оружие. Даже вои из ближайшего окружения Александра – те, кто сидел по лавкам в княжьем шатре – заметно побледнели.

Андрей Переславский изо всех сил тужился совладать с дрожью. Пешец Миша с рогатиной тоже нервничал. Савва опять тянул сталь из ножен. Впрочем, ему, как княжескому слуге, оруженосцу и телохранителю, по рангу вроде положено блюсти безопасность Ярославича.

Внешне невозмутимыми остались только Гаврила Алексич, писец Данила, татарский нойон Арапша и боярин Игнат. Сам князь тоже держался молодцом. То ли бесстрашней многих оказался, то ли гибкий хваткий ум молодого полководца хотя бы частично, но все же воспринял объяснения Бурцева, и Ярославич смог-таки отказаться от магической версии происходящего.

Александр ободряюще кивнул. Бурцев тронулся с места и неторопливо – чтоб не сеять без нужды лишней паники – протарахтел на трофейном мотоцикле вокруг шатра. Остановился. Заглушил мотор.

Круг почета на безлошадной рокочущей телеге привел собравшихся в восторг и смятения. Люди были напуганы, но и заинтригованы сверх всякой меры. Видя, что князь не призывает к немедленной расправе с хозяином чудо-транспорта, дружинники и ополченцы тоже понемного расслабились, придвинулись поближе. Лица вокруг были уже не испуганные – любопытные, как у малых детишек, наблюдающих в цирке за фокусами иллюзиониста.

– Хорошо, – кивнул князь. – Теперь покажи-ка, что это за невидимые стрелы такие?

– Да вот они, – Бурцев вскрыл пулеметную коробку, достал ленту, встряхнул перед князем. Выковырнул один патрон, протянул Александру, щелкнул пальцем по пуле:

– Видишь, маленькая и острая? Это та самая стрела и есть. Врага достанет издалека и никаким щитом от нее не укрыться.

– Ну, так уж и не укрыться? От махонькой-то такой!

– Хочешь проверить – распорядись поставить любой щит ну, хотя бы во-о-он к той сосне. – Бурцев выбрал дерево, за которым не наблюдалось шатров. – Только людей своих убери подальше – пусть никто за стволом не стоит. А то еще заденет ненароком.

– Даже так? – князь выглядел заинересованным. – Ладно… Савва, сходи в шатер. Возьми щит попрочнее и сделай, как сказано.

Оруженосец-телохранитель нехотя покинул господина. Выполнял поручение он без особого энтузиазма, то и дело поглядывая на Бурцева. Не доверял видать. Ладно, Савва, без обид – служба у тебя такая…

Княжеский слуга вбил нижний край щита в снег и опавшую хвою, верхний прислонил к сосновому стволу. Небольшой, но крепкий круглый кавалерийский щит – обитый железом и с прочным широким умбоном по центру здорово напоминал мишень в тире. Что ж, постреляем.

Бурцев взгромоздился в мотоциклетную коляску, прильнул к пулемету, усмехнулся про себя. Эх, Савва, Савва, какой смысл во всей твоей подозрительности, если сейчас новгородский князь совершено беззащитен. Было бы желание – развернул бы чуток ствол на турели, да в считанные секунды скосил бы и самого Ярославича, и всю свиту его, и дружинников с ополченцами, что толпятся вокруг. Но желания такого не возникало. Не подосланный убийца Бурцев и не зловредный колдун…

Он подождал, пока Савва отойдет от дерева. Поймал в прицел блестящую нашлепку умбона. Дистанция-то смешная. Тут и меткости особой от стрелка не потребуется. Так что прямой наводкой, да короткой очередью – пли!

Рявкнуло. Громыхнуло. Стрекотнуло. Сухо, резко лупануло по ушам. И пошло-поехало гулять по лесу долгое раскатистое эхо. И снова вздрогнули, снова ахнули люди. Храбрейшие воины спешно осеняли себя крестным знамением. Бежали отовсюду все новые и новые ратники, ржали испуганные кони: выстрелы переполошили весь лагерь.

Даже сам Ярославич в этот раз дернулся и побледнел. Нормальная вообще-то реакция для того, кто впервые очутился возле стреляющего пулемета.

Александр, однако, надо отдать ему должное, быстро совладал с собой. По крайней мере, дар речи обрел первым. Толпа вокруг еще молчала – ошарашенная и притихшая, а князь уже отдавал первый приказ:

– Савва, принеси щит.

Теперь оруженосец побежал резвее. Самому, небось, не терпелось посмотреть.

Обратно Савва возвращался с растерянным лицом. Протянул щит князю. Бурцев видел с коляски: его очередь в четыре-пять патронов прошила мишень навылет. Пули легли хорошо, кучно – в десяточку… Продырявили металлический умбон. И не только его.

– Там в сосне тоже дырки, княже, – озадачено проговорил Савва.

– Правда? А стрелы торчат?

– Нет, не видно стрел. Улетели куда-то или в землю ушли. Дерево-то насквозь пробито.

– Насквозь?!

Бурцеву стало смешно. Подумаешь, сквозные пулевые отверстия! Пробить сосну из пулемета с такого расстояния – плевое дело. Князь, однако, был изумлен и притом весьма. Александр подошел к мотоциклу, выковырнул из снега стреляную гильзу, осторожно – двумя пальцами поднял. Повертел задумчиво блестящий кусочек металла в руках. Не обнаружив пули, спросил:

– Отсюда улетела твоя стрела?

– Верно мыслишь, княже, – кивнул Бурцев. – Там внутри громовой порошок был. Порошок взорвался – стрела вылетела. Щит пробила, дерево пробила и дальше ушла.

– Быстро летела, потому и не видел ее никто, так, Василий?

За него ответил Арапша:

– Когда взрывается громовой шар, человеческому глазу тоже не дано видеть разлетающиеся осколки.

Ярославич кивнул удовлетворенно, направился к сосне – посмотреть. Склонился у ствола, разглядывая дырки, поднял щепу со снега. Бурцев лишь качнул головой. Опять прокол! Куда ж смотрит твоя хваленая охрана, князь? Этак ведь можно и пулю в спину получить. Будь он убийцей-наемником, не преминул бы нажать на спусковой курок.

А к дереву уже подтягивались знатные бояре и дружинники, гриди и ватажники-повольники, ополченцы и обозные мужики. Обступали Александра и свиту со всех сторон, наваливались.

– Гэть! – грозно рявкнул Савва.

Вдвоем с Гаврилой они попытались оттеснить любопытствующих. Безуспешно! Толпа настырно лезла к простреленной сосне. Задние напирали на передних и сладить с этой людской массой не было уже никакой возможности.

Особенно старался здоровенный детина с широким рябым лицом и в меховой шапке, надвинутой до самых бровей. Любопытный здоровяк протиснулся в первые ряды, растолкал саженными плечами и мужиков, и дружинников. Обошел сосну сзади, влез между двумя такими же упертыми и непонятливыми бородачами-ополченцами, встал почти вплотную к князю. Мощная волосатая ручища вдруг нырнула за пазуху овчинного тулупа. А когда вынырнула обратно…

Вот в этот момент Бурцев увидел и понял все. Узкое граненое лезвие подобно жалу блеснуло на солнце. Заточенное острие уже направлено в бок князю. Еще немного, еще один шаг… От такого стилета и кольчуга не спасет – прочный каленый металл пройдет меж звеньев, раздвинет, взломает плетеную сеть и утонет в мягкой податливой плоти по самую рукоять…

Убийца, по-видимому, намеревался, пользуясь суматохой, нанести смертельный удар и сразу отступить, скрыться в толпе никем не пойманным, не заподозренным. А кто поймает? Кто заподозрит? Все, даже бдительный Савва, смотрели сейчас на дерево, да на мотоциклетный пулемет. Кинжала не замечал никто, кроме Бурцева.

– Берегись, князь!

Он дал очередь поверх голов. Эффект – что надо! Толпа распалась, рассыпалась, отступила, вопя от ужаса. Плотная людская масса отхлынула прочь. Но не вся. У сосны остались сам Александр, несколько бояр и дружинников посмелее, пара упавших, барахтающихся в снегу ополченцев, да рябой громила с кинжалом.

– Бе-ре-гись! – снова заорал Бурцев.

Савва загородил Александра своим телом. Дур-рак! От пулемета загородил… Дружинники вокруг рвали мечи из ножен и бежали к мотоциклу. Никто по-прежнему не видел истинной опасности. А рука со стилетом уже чернела на фоне соснового ствола. Еще секунда, полсекунды – и будет поздно.

Бурцев выпустил вторую очередь.

В многострадальной сосне появились новые сквозные отверстия. Отлетевшая щепка царапнула князя по щеке. Длинный узкий клинок подлетел, кувыркнулся в воздухе, упал в снег. Убийца взвыл, обхватив правую руку левой, ринулся прочь – к спасительной толпе, где еще можно было затеряться, укрыться. За ним потянулась обличающая тропка кровяного крапа.

Уйти рябому не дали. Наперерез несостоявшемуся киллеру прыгнул Игнат. Встал с обнаженным мечом, преградил дорогу беглецу. Молодец, боярин, хоть один соображает тут, что к чему! Убийца отшатнулся, да куда там! Взмах короткого клинка – и рябая голова в шапке полетела к ногам князя. Обезглавленное тело окатило Игната с головы до ног алым фонтаном, рухнуло, задергалось…

Глава 25

– Кто таков?

Князь держал в руках оброненный стилет и взирал тяжелым взглядом на отрубленную голову. Голова уткнулась лицом в красный снег. Шапка сползла на одно ухо. У другого отсутствовала мочка. Грязные космы волос прилипли к кровавой луже.

Боярин Игнат – весь в бурых потеках – брезгливо тронул голову носком сапога. Голова перевернулась. Перепачканное кровью, облепленное снегом рябое лицо смотрело в небо распахнутыми глазами и разинутым в беззвучном крике ртом.

– Федька это… – произнес в мертвой тишине Игнат. – Федька Рваноух, мясник новгородский, что перед битвой со шведами против тебя, княже, вече подбивал. Каялся потом – вот даже, вишь, в поход пошел. Но теперь-то ясно зачем, ведомо теперь, какое лихо замышлял змей подколодный.

Александр скривился:

– Федька глуп и не настолько влиятелен, чтобы действовать в одиночку. Да и вообще, простому мяснику моя смерть без надобности. Кто-то должен стоять за ним. – Может, и стоит, – пожал плечами Игнат. – Мало, что ли, у тебя ворогов тайных осталось, которым дружба с немцем милее свободы Господина Великого Новгорода будет? Сейчас-то они притихли все, да затаились, но то до поры, до времени, княже.

– А может статься, просто ливонцы Федьку подкупили, – тихонько подал голос Савва.

До сих пор княжеский оруженосец и телохранитель стоял в сторонке сконфуженный, с опущенной долу очами. Не углядел убийцу, подпустил к господину – вот и переживал. Но теперь Савва встрепенулся, ожил и пытался вернуть благорасположение князя:

– Могли ведь посулить теплое местечко после захвата Новгорода. Или денег обещали за твою жизнь столько, что мясник не устоял перед соблазном. А что если не только этого иуду латиняне наняли? Сообщников Федькиных поискать бы? Дознание учинить, да расправу свершить над супостатами, пока не поздно, а, княже?

Александр пожал плечами:

– Что толку сейчас-то гадать о ворогах, Савва. Живым надо было брать Федьку – тогда, может, и указал бы он на своих хозяев, да дружков тайных.

– Так бежал ведь израдец поганый, – вмешался Гаврила Алексич. – Если б не Игнат – схватил бы коня, пока переполох – и в лес. А дозорам-то нашим останавливать своего не велено.

– Да и без Федьки ясно, как день: не он один на твою жизнь покушался нынче, княже, – разгорячился телохранитель.

– Что ты мелешь, Савва?

Слуга князя зыркнул на «цундаповский» пулемет. И на тех, кто был рядом. Бурцева, Освальда, Ядвигу и Сыма Цзяна, скучковавшихся у мотоцикла, обступало плотное кольцо дружинников. Всех остальных княжеские воины как-то незаметно оттерли в сторонку. Только теперь Бурцев понял – неспроста все это.

– У тебя кровь на щеке, княже. От невидимой стрелы, небось? Господь милостивый отвел сегодня смерть, но…

Александр поднял взгляд от мертвой головы. Угрюмо воззрился на Савву, потом – на Бурцева. Оруженосец умолк, не договорив. Бурцеву тоже стало неуютно.

– Савва прав, – подхватил Игнат. – И я с самого начала о том толкую: этот колдун смерть твою замыслил княже. Кто поручится, что на самом деле он не в тебя незримые стрелы метал? Даже если Василий не виновен, его казнь тебе не повредит. А коли виновен – спасет.

Князь по-прежнему молчал.

Вперед выступил Гаврила:

– Позволь проверить его, княже? По правде дедов наших – по Русской правде.

Бурцев насторожился: Польскую правду он однажды уже проходил.

– В Волхов здесь его не бросишь, – продолжал рассуждать Алексич, – но можно прорубить лед в озере Чудском, связать, да посмотреть – выплывет аль, нет. А то испытай, княже, каленым железом. Или, может, поединок устроить? А что? Пусть потешит… Дмитрий говорил, будто Василий этот горазд на кулаках драться. Выставили бы мы против него нашего Мишу. Его ведь до сих пор никто одолеть не мог. Коли Василь верх возьмет – так хотя бы убедимся, что не немец он. Немцы в кулачном бою хиловаты будут. Мишь, подь-ка сюда.

Толпу раздвинул богатырь с топором и рогатиной. Тот самый, из княжеского шатра.

Бурцеву стало совсем тоскливо. Надо же… Что Польская правда, что Русская – все едино. Везде приходится доказывать свою невиновность кулаками.

Александр покачал головой.

– Язычество все это, балвохвальство недостойное. Мне, как князю, должно судить и карать только виновных, а Василий ни в чем не повинен.

– Да как же так, княже?!.. – вскинулся Савва.

– Уймись! – строго приказал Ярославич. – И вы уймитесь, верные други мои. Знаю, что печетесь обо мне, как о животе своем печься не будете. Но сейчас ваше рвение излишне. Я жив, тать Федька мертв. Если б не Василий, было бы наоборот. А замысли он меня убить, – сделал бы это сразу и не промахнулся. Вспомните, как он метко вогнал свои невидимые стрелы в щит. Так что расступитесь. Живо!

Последние слова были обращены к дружинникам, теснившимся вокруг Бурцева и его спутников. Воины молча отошли. Бурцев благодарно кивнул. Вот это князь! Вот за это стоит уважать Ярославича.

Збыслав и дядька Адам, наблюдавшие неподалеку, расслабились. Дмитрий с Бурангулом – тоже.

– Верните им оружие, – отдал Александр новый приказ.

Вернули.

– У меня пленник был, – напомнил Бурцев. – Нельзя ли мне с твоего позволения, княже, держать его при себе?

В конце концов, танкист цайткоманды – это не кнехт какой-нибудь. Кто знает, может, эсэсовец еще на что и сгодится.

– Выкуп получить хочешь? – понимающе улыбнулся Александр, – Или обменять на кого? Да бери, жалко мне, что ли.

Дружинники притащили связанного и бледного как смерть Отто Майха.

– А теперь, Василько, кликни-ка своего мудреца, что татарам пороки строил. Поговорить с ним хочу.

Василько? Бурцев захлопал глазами. Ласков стал князь! Никак, окончательно за своего признал? А, собственно, почему бы и не признать. Кто, в конце концов, Ярославичу жизнь сегодня спас?

– Сема, – позвал Бурцев по-татарски, – Пойдем, поболтаем с князем.

Китаец приблизился. Растянул рот в улыбке, сложил руки на груди, отвесил Александру поклон.

Ярославич хмыкнул:

– Спроси своего умельца, под силу ли ему построить легкий порок? Такой, чтоб и везти в обозе за войском можно беспрепятственно, и чтоб рыло ливонской «свинье» разбить, когда та в атаку пойдет? Людей в помощь и все, что потребно я бы ему дал.

Бурцев перевел.

– Моя можется, – не колеблясь ответил китаец по-татарски. – Большой ну[18]18
  Прим: китайский арбалет


[Закрыть] делать несложно.

– Он сможет, княже.

– Хорошо. Тогда пусть твой ученый муж просит у Данилы, что нужно, и приступает к работе немедленно. Твои невидимые стрелы хороши, Василько, но, боюсь, их на всех супостатов не хватит.

– Это точно, – вздохнул Бурцев. – А сколько ж тебе пороков надо, княже?

– Чем больше, тем лучше, Василько.