Текст книги "Закрытые. Жизнь гомосексуалов в Советском Союзе"

Часть III
При Брежневе

Глава 13, в которой советские юристы пытаются декриминализировать «добровольное мужеложство»

Ленинград, 1966

14 октября 1964 года Никиту Хрущева, руководившего СССР в течение одиннадцати лет, сместили с партийных постов и отправили на пенсию те, кого он считал своими ближайшими соратниками. Однопартийцы обвинили Хрущева в нарушении принципа коллективного руководства, консолидации власти и формировании культа собственной личности. К счастью для Хрущева, его не расстреляли – и даже не осудили публично, просто вычеркнули из общественной жизни. В одночасье его имя исчезло из средств массовой информации и было предано забвению. Такой «мягкий» транзит власти свидетельствовал о растущей зрелости советского общества: насилие постепенно становилось пережитком сталинского прошлого. Если бы подобные обвинения были предъявлены Хрущеву при Сталине, расстрел и правда не заставил бы себя ждать.

На посту политического лидера страны Хрущева сменил Леонид Брежнев, один из его ближайших сподвижников. Начало эпохи Брежнева, продлившейся восемнадцать лет, ознаменовалось впечатляющим экономическим ростом. Беспрецедентно повысился уровень жизни советских граждан. Продолжалась начатая Хрущевым кампания по массовому строительству жилья, что позволило миллионам семей переселиться из тесных бараков и коммуналок в собственные квартиры. Благодаря усилиям правительства по сдерживанию цен и росту заработной платы рядовые советские граждане теперь могли позволить себе купить мебель, модную одежду, бытовую технику и даже автомобили. Несмотря на дефицит в магазинах, на брежневскую эпоху пришелся настоящий потребительский бум, который был особенно заметен в Москве и Ленинграде[184]184
  Chernyshova N. Soviet Consumer Culture in the Brezhnev Era. L.; N.-Y.: Routledge, 2013. С. 2–3.


[Закрыть].

В то же время Брежнев отступил от либеральных реформ своего предшественника и начал судебное преследование советских интеллектуалов, осмелившихся критически высказываться о советской власти. В 1966 году в Москве прошел показательный суд над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем. За сатирические статьи о советской жизни, которые они публиковали под псевдонимами за рубежом, их обвинили в антисоветской агитации и пропаганде. Приговоры были суровыми: Синявский получил семь лет заключения в исправительно-трудовом лагере строгого режима, Даниэль – пять лет лишения свободы[185]185
  Rubenstein J. Soviet Dissidents: Their Struggle for Human Rights. Boston: Beacon Press, 1980. С. 31–44.


[Закрыть].

Наряду с подавлением инакомыслия, Брежнев замял антисталинскую кампанию в прессе и стал постепенно восстанавливать репутацию Сталина. Отчасти он делал это, чтобы заручиться поддержкой старых членов партии, которых в свое время напугала атака Хрущева на Сталина – для них она означала утрату идеологического контроля партии, а также угрозу их собственной власти и влиянию.

Впрочем, политические репрессии и оды Сталину не отбили у советских диссидентов желания протестовать. Несмотря на свою малочисленность и отсутствие сильной политической организации, сторонники реформ оставались хронической головной болью для властей и КГБ. Советские диссиденты умудрялись издавать на Западе работы с критикой режима, устраивали акции протеста и выпускали подпольные периодические издания о нарушениях прав человека и состоянии политической оппозиции в стране. КГБ делал все возможное, чтобы подавить это движение, преследуя диссидентов, запугивая и вынуждая эмигрировать. Некоторых даже заключали в тюрьму или помещали в закрытые психиатрические клиники для принудительного лечения[186]186
  Там же. С. 63–97.


[Закрыть].

Брежнев также стремился продемонстрировать Западу, что СССР не потерпит никаких прокапиталистических настроений или призывов к демократическим реформам в своих сателлитах из Восточного блока. Когда в 1968 году новоизбранное правительство Чехословакии во главе с Александром Дубчеком объявило о планах демократизации страны и ослабления советского контроля над внутренними делами, Брежнев направил туда советские танки, подавив Пражскую весну. Десятки словаков и чехов были убиты, многие получили тяжелые ранения. Дубчек, призвавший народ не сопротивляться, был отстранен от руководства страной, и Советы восстановили политический контроль над Чехословакией[187]187
  The Prague Spring and the Warsaw Pact Invasion of Czechoslovakia in 1968 / ed. by G. Bischof, S. Karner, P. Ruggenthaler. Lexington Books, 2009.


[Закрыть].

Что касается советских гомосексуалов, многие из них выиграли от продолжающегося строительства нового жилья. Многоквартирные комплексы, появлявшиеся в городах, позволяли советским гомосексуалам собираться и встречаться друг с другом в частных квартирах, избегая пристального внимания соседей. Несмотря на то что люди по-прежнему знакомились в общественных туалетах, на вокзалах и в банях, частные квартиры были куда безопаснее и реже привлекали внимание милиции.

Гомосексуалы со всех уголков страны продолжали стекаться в два крупнейших города – Москву и Ленинград – за более высоким уровнем жизни и широкими профессиональными возможностями, недоступными в провинции. Особенно привлекательной казалась Москва, и, чтобы получить московскую прописку, гомосексуальные мужчины и женщины из других городов, – впрочем, как и гетеросексуальные, – стремились жениться на ком-то из столицы[188]188
  Healey D. Russian Homophobia… С. 98.


[Закрыть].

Благодаря политическим переменам впереди забрезжила перспектива изменить законодательное регулирование гомосексуального поведения совершеннолетних. Развитие криминологической науки и активное участие ученых-юристов в формировании советской политики, начавшееся еще при Хрущеве, сохранилось и в брежневскую эпоху. Стремясь повысить качество следственной работы, ученые выпускали пособия, в которых объясняли, как законно проводить допросы и собирать доказательства, и даже разбирали неоднозначные статьи советского Уголовного кодекса, которые неопытным следователям было трудно понять. Особенно проблематичной была статья 121.1, предусматривавшая наказание за гомосексуальные отношения по обоюдному согласию между двумя совершеннолетними мужчинами, – следователи просто не знали, как подступиться к таким делам, ведь добровольный характер отношений подразумевал, что оснований для возбуждения уголовного дела просто нет. Запутанность закона и трудности в расследовании подобных преступлений, на которые жаловались многие следователи, породили среди советских ученых дискуссию о том, нужен ли вообще такой законодательный акт.

В 1965 году правовед из Саратовского юридического университета Михаил Хлынцов опубликовал пособие «Расследование половых преступлений». В нем он разбирал именно половые преступления и объяснял следователям, как собирать доказательства, допрашивать подозреваемых и вычислять преступника в ходе расследования. Несмотря на неоднозначность статьи 121.1, Хлынцов пытался обосновать ее сохранение в советском Уголовном кодексе:

Особая опасность этого преступления заключается в том, что оно посягает на нравственные устои общества, деморализующе воздействует на психику членов общества… Склонность к мужеложству у отдельных лиц можно объяснить в некоторых случаях отсутствием возможностей для нормальной половой жизни, а в других случаях – пресыщенностью некоторых лиц нормальными формами удовлетворения своей половой страсти, поисками новых ощущений, что говорит о развращенности этих лиц и пренебрежении их к нравственным нормам…[189]189
  Хлынцов М. Н. Расследование половых преступлений. Саратов: Приволжск. кн. изд-во, 1965. С. 145.


[Закрыть]

Как показывает практика, если мужеложство совершается на добровольных началах, то педерасты не ограничиваются одной встречей с целью совершения мужеложства и продолжают встречаться, и в дальнейшем у некоторых из них развивается своего рода привязанность друг к другу, переходящая в длительную противоестественную связь. Как правило, склонность к мужеложству переходит в привычку, и человек, который ей поддается, становится закоренелым педерастом[190]190
  Там же. С. 141–147.


[Закрыть].

Преследование таких людей по статье 121.1, сетовал Хлынцов, – довольно сложная задача, поскольку зачастую отсутствуют свидетели, а главные подозреваемые не хотят сотрудничать со следствием, ведь им обоим грозит тюремное заключение[191]191
  Там же. С. 145.


[Закрыть]. Если гомосексуалов не удавалось поймать с поличным, Хлынцов рекомендовал следователям собирать информацию об их «моральном облике», опрашивать окружение, выяснять наклонности и хобби. Соседи тоже были полезными источниками оперативной информации, поскольку могли указать на подозрительные особенности в поведении предполагаемых преступников, доказывающие их склонность к мужеложству.

Кроме того, Хлынцов рекомендовал допрашивать жен подозреваемых. Гомосексуалы в СССР, как и в других странах, женились на женщинах по многим причинам, в том числе чтобы скрыть свою ориентацию и соответствовать ожиданиям общества. Если жены подозреваемых сообщали, что мужья пытались склонить их к «извращениям», например оральному и анальному сексу, эти сведения могли служить веским доказательством склонности к гомосексуальному поведению[192]192
  Там же. С. 152.


[Закрыть].

Помочь могло и медицинское освидетельствование, но лишь в отдельных случаях. Хлынцов отмечал, что судебно-медицинским экспертам крайне редко удавалось найти следы мужеложства на теле подозреваемых, а при осмотре «активных» гомосексуалов это бывало и вовсе практически невозможно. У «пассивных» гомосексуалов следы мужеложства, например анальные разрывы или даже кровотечения, встречались чаще, но и в этом случае на подобные доказательства нельзя было безоговорочно полагаться – их стоило рассматривать лишь в совокупности с другими.

Пока Хлынцов старался дать практические советы по расследованию дел о мужеложстве, другие юристы не видели в этом смысла и предлагали вообще отказаться от статьи 121.1. Московские юристы одними из первых усомнились в ее целесообразности. Среди них был, например, и выпускник МГУ Алексей Игнатов, читавший лекции в нескольких московских вузах. Для него было очевидно, что, если мужчины вступили в сексуальные отношения по обоюдному согласию, преследовать их бессмысленно. Его идеи подкреплялись и тем фактом, что в социалистических странах Восточной Европы врачам и юристам удалось добиться отмены соответствующих законов. Одной из таких стран была Чехословакия, где медики убедили чиновников, что добровольные гомосексуальные отношения между совершеннолетними не представляют опасности для общества и больше не должны считаться преступлением. В 1961 году власти Чехословакии декриминализировали гомосексуальные отношения по обоюдному согласию[193]193
  Seidl J. Decriminalisation of Homosexual Acts in Czechoslovakia in 1961 // Queer Stories of Europe / ed. by K. Verdins, J. Ozolins. Newcastle upon Tyne: Cambridge University Press, 2016. С. 174–195.


[Закрыть].

Игнатов считал, что исключение статьи 121.1 из Уголовного кодекса можно представить как доказательство, что в СССР терпимо относятся к меньшинствам, а это могло бы принести пользу международной репутации страны. В то же время он осознавал, что на этом пути существуют препятствия. Политический истеблишмент придерживался крайне консервативных взглядов на секс и, скорее всего, не оценил бы предложения узаконить половые связи между мужчинами. Партийные чиновники также вряд ли поддержали бы декриминализацию мужеложства, опасаясь, что распространение гомосексуальных отношений только усугубит острую демографическую ситуацию в стране.

Игнатов отдавал себе отчет, что столь смелая инициатива может испортить его профессиональную карьеру, поскольку его самого могут обвинить в мужеложстве. Как и у многих других успешных университетских преподавателей, у Игнатова были недоброжелатели, готовые распустить слухи о его склонности к гомосексуализму – не только чтобы подсидеть его и занять место в университете, но и чтобы исключить его из партии за аморальное поведение и лишить возможности работать.

Тем не менее он просто не мог закрывать глаза на то, что многие судьи наказывали мужчин за любые формы гомосексуального поведения. Согласно статье 121, вне закона было только мужеложство, или анальный секс, – другие действия, например поцелуи или оральный секс, в тексте не упоминались и поэтому не могли считаться запрещенными. Однако многие суды игнорировали это определение или просто не хотели строго следовать тексту закона и выносили обвинительные приговоры за оральный секс и прикосновения.

Игнатов поднял этот вопрос в своей монографии «Ответственность за преступления против нравственности» (1966): он осудил подобную практику и призвал судей и следователей провести четкую грань между теми, кто занимается оральным и анальным сексом, утверждая, что в соответствии с существующим законодательством преследоваться должны лишь последние:

Нельзя признать правильной попытку отдельных судов расширить понятие мужеложства, относя к нему любое удовлетворение половой страсти мужчины с мужчиной. В случае добровольного совершения мужчинами друг с другом развратных действий и удовлетворения таким путем своей половой страсти уголовная ответственность наступать не должна, поскольку подобные действия не предусмотрены советским уголовным законодательством в качестве преступления[194]194
  Игнатов А. Н. Ответственность за преступления против нравственности: Половые преступления. М.: Юридическая литература, 1966. С. 180.


[Закрыть].

Многие советские граждане не согласились бы с Игнатовым. В их глазах всё за рамками «традиционного» вагинального секса было извращением – и, следовательно, подлежало наказанию или по крайней мере осуждению. Многим оральный и анальный секс, даже между мужчиной и женщиной, сам по себе казался чем-то предосудительным, поэтому призыв Игнатова считать невиновными мужчин, которые такое практикуют, не встретил бы сочувствия у гомофобных судей и следователей.

Игнатов не единственный оспаривал статью 121.1. В 1960‐х годах молодой аспирант Ленинградского университета Павел Осипов также высказывал мнение о том, что ее следует исключить из советского Уголовного кодекса. В своей диссертации, смело озаглавленной «Половые преступления», он писал:

Во-первых, стремление к гомосексуальному удовлетворению своей половой потребности может иметь прирожденный характер, то есть быть обусловленным биологическими особенностями организма, «капризом природы», приводящим к тому, что для лиц, наделенных этой аномалией, гомосексуализм является естественной формой полового удовлетворения. Поэтому нельзя признать обоснованным широко распространенное утверждение о том, что мужеложство всегда является результатом моральной развращенности соответствующих субъектов[195]195
  Осипов П. П. Половые преступления: общее понятие, социальная сущность и система составов: дисс. на соиск. уч. степ. канд. юрид. наук. Л., 1966. С. 202.


[Закрыть].

Осипов также ссылался на зарождавшиеся в СССР сексологические исследования, в которых гомосексуальность рассматривалась в основном как медицинская проблема:

Спрашивается, какую цель может поставить перед собой законодатель, преследуя ненасильственный гомосексуализм, если речь идет о лицах с биологически искаженной направленностью полового инстинкта? Вряд ли можно сомневаться в том, что с помощью уголовного закона невозможно исправить эту биологическую аномалию и побудить соответствующих лиц к гетеросексуальному удовлетворению половой потребности.

В советской юридической литературе ни разу не предпринимались попытки подвести прочную научную базу под уголовную ответственность за добровольное мужеложство, а единственный довод, который обычно приводится (моральная развращенность субъекта и нарушение им правил социалистической нравственности), нельзя признать состоятельным, так как отрицательные свойства личности не могут служить основанием для уголовной ответственности[196]196
  Там же. С. 202–203.


[Закрыть].

Осипов заявлял, что бессмысленно навязывать гетеросексуальность гомосексуалам, поскольку они все равно могут практиковать гомосексуальное поведение в уединении своих квартир, где милиция не может им помешать. Если из-за нехватки жилья в сталинскую эпоху заниматься сексом в квартирах и комнатах было рискованно и неудобно, то благодаря массовому строительству брежневской эпохи и растущей доступности частного жилья теперь гомосексуалы могли встречаться в относительной безопасности. Осипов призывал милицию смириться с этим и привести устаревшее законодательство в соответствие с реальностью:

Учитывая сугубо интимный характер действий, направленных на удовлетворение половой потребности, препятствующей осуществлению эффективного контроля за поведением обязанных субъектов, уголовно-правовое запрещение гомосексуализма не может выполнить своего назначения, то есть быть надежным средством предотвращения нежелательных для общества способов удовлетворения половой потребности и стимулирования людей к должному поведению[197]197
  Там же. С. 204–205.


[Закрыть].

Яков Яковлев, правовед из Таджикской ССР, также утверждал, что мужская гомосексуальность не должна рассматриваться как преступление. В своей статье «Ответственность за мужеложство по советскому уголовному праву» (1968) он признавал, что гомосексуальные отношения противоречат социалистической морали, но предлагал бороться с ними не репрессивными методами, а с помощью полового воспитания:

Мы также считаем, что эта ответственность [за добровольное мужеложство] должна быть отменена по следующим соображениям. Безусловно, гомосексуальные отношения не соответствуют нашей социалистической морали, и с ними необходимо вести борьбу даже в тех случаях, когда они не нарушают половую свободу и половую неприкосновенность взрослых лиц или нормальные условия воспитания подрастающего поколения.

Однако борьба с гомосексуализмом при отсутствии отягчающих его обстоятельств должна вестись не в форме уголовной репрессии, а путем надлежащей постановки полового воспитания в семье и школе и применения мер медицинского характера к тем гомосексуалистам, половое извращение которых вызвано патологическими изменениями их организма[198]198
  Яковлев Я. М. Ответственность за мужеложство по советскому уголовному праву // Вопросы криминалистики и криминологии. Душанбе, 1968. С. 45.


[Закрыть].

Несмотря на то что подобные взгляды высказывали авторитетные ученые, в 1960‐е годы эти голоса звучали еще слишком слабо, чтобы власти приняли их во внимание и тем более – инициировали изменения в законодательстве. В отличие от США, где гомосексуалы к тому моменту уже активно самоорганизовывались, противостояли дискриминации и выступали за перемены, советские гомосексуалы 1960‐х годов оставались в большинстве своем молчаливыми жертвами государственного угнетения, и лишь горстка просвещенных правоведов время от времени пыталась завуалированно вступиться за их права.

Глава 14, в которой супружеская пара пытается спасти свой брак

Горький, 1968

Надежда была в отчаянии[199]199
  Эта глава основывается на истории болезни бывшего пациента Яна Голанда Андрея Тарасова, в 1968 году прошедшего психотерапию от гомосексуальности (далее – Тарасов, отчет). В главе также использованы воспоминания жены Андрея Надежды (далее – Отзыв Надежды), зафиксированные в сентябре 1968 года, после того как Андрей прошел курс психотерапии. Оба документа находятся в частной коллекции Яна Генриховича Голанда и используются с его разрешения. Все имена изменены.


[Закрыть]. Ее терпение подходило к концу. Их брак с Андреем разваливался, а ему, казалось, не было до этого дела. Почти сразу после свадьбы стало ясно, что любви между супругами нет. Надежда поняла, что замужество оказалось серьезной ошибкой. Даже дружеские беседы не клеились, и большую часть времени, что они проводили вместе, Андрей обращался с Надеждой как с прислугой. Не было ни поцелуев, ни объятий, ни ласк, не говоря уже о сексуальной близости. В первые месяцы супружеской жизни Надежда объясняла это застенчивостью мужа, но вскоре стала проявлять нетерпение. Всякий раз, когда она пыталась инициировать секс, Андрей отталкивал ее, а если она настаивала, выходил из себя [200]200
  Отзыв Надежды. С. 1–4.


[Закрыть].

Когда по воскресеньям они ходили на танцы в городской клуб, Андрей никогда не танцевал с Надеждой. Очень часто он просто оставлял ее одну и уходил в соседнее кафе пить пиво со своими приятелями, среди которых Надежда никогда не замечала женатых мужчин с опухшими от выпивки лицами – сплошь молодые красавцы.

Через пару месяцев ей пришла в голову мысль, что у Андрея роман с другой женщиной. Она пыталась добиться от него признания и затевала ссоры, но Андрей всё решительно отрицал. Надежда вскоре и сама отмела подозрения: в конце концов, как у него могла быть другая женщина? Они жили в маленьком городке, и, если бы у Андрея была любовница, Надежда бы об этом узнала[201]201
  Там же.


[Закрыть].

На самом деле в глубине души Надежда не верила, что Андрей мог изменять ей с другой женщиной. Его, казалось, больше интересовали дружеские отношения с молодыми мужчинами. Иногда в воображении Надежды даже рисовались определенные образы, но она гнала эти мысли прочь. Правда, видя Андрея в исключительно мужском окружении, она невольно снова и снова возвращалась к своим подозрениям и каждый раз пыталась их развеять.

После четырех месяцев семейной жизни, устав от постоянных ссор, Надежда прямо спросила Андрея, любит ли он ее. Это произошло в постели, после очередной неудачной попытки Надежды инициировать секс. Лицо Андрея исказилось от ярости, он вскочил с кровати, выбежал из комнаты на крошечную кухню и пригрозил провести там всю ночь.

– Прекрати задавать все эти вопросы! Неужели ты не видишь, что достала меня? – простонал он, и на этом разговор закончился[202]202
  Там же.


[Закрыть].

После дневной смены на химкомбинате Андрей шел в местный театр, где подрабатывал помощником режиссера. Там он проводил почти все вечера, возвращаясь домой очень поздно, чтобы избежать общения с женой. Однажды ночью, снедаемая мрачными мыслями о неверности мужа, Надежда решила нанести ему неожиданный визит прямо в театре. Увиденное ошеломило ее. В темноте, за сценой, среди декораций, Андрей лежал в объятиях другого мужчины. Они долго и страстно целовались и оба, казалось, были пьяны.

– Что здесь происходит? – закричала Надежда в ужасе. – Андрей, что ты делаешь? Кто это? – Она указала на мужчину, которого муж крепко обнимал.

При виде ошарашенной жены Андрей вскочил на ноги и оттолкнул мужчину.

– Пойдем домой, – резко сказал он. – Я только пальто возьму.

Андрей скрылся за декорациями. Надежда перевела взгляд на мужчину, который все еще корчился на полу, пытаясь натянуть брюки и заправить рубашку. Наконец он поднялся на ноги, вытер рот и с ухмылкой сказал:

– Он мне признался, что парней любит больше, чем женщин[203]203
  Там же.


[Закрыть].

Надежда застыла от шока, в голове проносились тысячи противоречивых мыслей. Она чувствовала себя одновременно оскорбленной и униженной. Появился Андрей с пальто и, схватив Надежду за локоть, вывел ее из театра. Домой они шли молча и не разговаривали несколько дней. Андрей предпочитал игнорировать случившееся и отмалчиваться, а Надежда никак не могла успокоиться, снова и снова задаваясь страшными вопросами. Что с ее мужем? Неужели с ней что-то не так? Неужели она была настолько ужасной женой, что Андрей предпочел компанию других мужчин? К кому обратиться за помощью?

Поначалу она была в полной растерянности, но затем, в надежде понять, что случилось, решила обратиться к медицинской литературе в местной библиотеке. Листая Большую советскую энциклопедию, она наткнулась на статью, которая точно описывала происходившее с Андреем. Статья называлась «Гомосексуализм». В ней говорилось: «Половое извращение, выражающееся в противоестественном влечении к лицам своего пола. В СССР предусмотрено уголовное наказание за мужеложство».

В панике перечитывая статью, Надежда пыталась перевести дух. Она подозревала, что Андрей нездоров, но даже в минуты самого страшного гнева не могла предположить, что его «болезнь» – преступление. Осознание, что муж был преступником, потрясло Надежду. Что же ей делать? Первой мыслью было заявить на него в милицию, но от этой идеи Надежда быстро отказалась: пусть Андрей и обращался с ней плохо, она все равно любила его и хотела помочь.

В тот же день Надежда решила вывести мужа на откровенный разговор. Она знала, что допрос вызовет у него раздражение и приведет к новой ссоре, но ей было нечего терять: всё зашло слишком далеко, и было необходимо внести ясность. Вечером, когда Андрей молча лег в постель и уже собирался выключить прикроватный светильник, Надежда повернулась к нему и спросила:

– Ты гомосексуалист?

– Что? – Муж напряженно посмотрел на нее, и Надежда поняла, что он вот-вот взорвется.

– Тебе нравятся мужчины?

– Да, нравятся, – ответил он после небольшой паузы. Смысла скрывать это не осталось, всё было совершенно очевидно.

– Ты должен прекратить видеться с этими мужчинами… Если я снова тебя с ними увижу, заявлю в милицию, – предупредила Надежда[204]204
  Там же.


[Закрыть].

Андрей не воспринял угрозы жены всерьез и, несмотря на ее предупреждения, продолжил встречаться с мужчинами. Однажды Надежда застукала его на вечеринке в объятиях молодого человека. Они целовались. На этот раз она не стала требовать объяснений, хотя была рассержена и расстроена. Она утешала себя тем, что, хотя ее любовь к мужу не взаимна и он нагло ей изменяет, по крайней мере, благодаря этому несчастливому браку у них есть свое жилье. В случае развода государство, скорее всего, отобрало бы квартиру и Надежде пришлось бы вернуться в переполненное общежитие.

Но вскоре терпение Надежды иссякло: однажды вечером она пришла домой и застала Андрея в постели с другим мужчиной! Андрей пытался объяснить, что они с молодым человеком просто друзья, но Надежда не позволила снова себя обмануть[205]205
  Там же.


[Закрыть]. Инцидент быстро перерос в бурную ссору: Надежда упрекала Андрея в бесчувственности и неверности, назвала его больным человеком и обвиняла в том, что он ломает ей жизнь. Андрей в ответ обзывал ее уродиной. После продолжительного обмена оскорблениями Андрей наконец сдался:

– Я импотент… У меня не получается с женщинами. Ты можешь просто оставить меня в покое? У нас с тобой никогда не будет близости! Я просто не способен на это! Ни с тобой, ни с какой-либо другой женщиной[206]206
  Там же.


[Закрыть].

Вся злость тут же прошла: слова Андрея прозвучали как крик о помощи, и это глубоко тронуло Надежду. Он был болен, ему нужна была помощь, и Надежда, по-прежнему любившая мужа, хотела помочь ему и спасти их брак. Она тут же предложила найти врача, и Андрей, к ее удивлению, согласился. От подруги, работавшей медсестрой в местной больнице, Надежда узнала о Яне Голанде, молодом и перспективном специалисте по сексуальным проблемам. Он жил и принимал пациентов неподалеку, в Горьком.

Надежда купила билет на автобус до Горького и вскоре оказалась в кабинете Яна Голанда, высокого широкоплечего врача с широкой улыбкой. В нем было что-то магическое и эксцентричное: едва услышав фамилию доктора, Надежда невольно подумала о Воланде, герое мистического романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»[207]207
  Впервые знаменитый роман Булгакова был напечатан в СССР незадолго до описываемых событий, в 1966–1967 годах (в журнале «Москва» вышла версия со значительными купюрами). Полноценная редакция увидела свет в 1973 году.


[Закрыть]. Голанд, безусловно, обладал таинственной аурой. Он говорил убедительно, его низкий и гулкий голос звучал уверенно и авторитетно. Надежда почувствовала, что этот человек может помочь ее мужу, и рассказала о своей проблеме. Голанд делал пометки и понимающе кивал.

Доктор выслушал рассказ Надежды, после чего попросил ее привести Андрея на прием. Он также пообещал ей, что всё, о чем они будут говорить, останется строго конфиденциальным. Вскоре в кабинете Голанда сидел уже сам Андрей.

– Пожалуйста, расскажите мне всё, что происходит между вами с женой, – попросил Голанд.

Несмотря на то что Андрей не собирался рассказывать всё и планировал опустить неудобные детали, обозначив свою проблему лишь в самых общих чертах, Голанд сумел его успокоить. Андрей рассказал Голанду абсолютно всё о своем влечении к мужчинам и о том, как ему трудно жить с Надеждой. Этому великану в белом халате каким-то образом удалось вселить в Андрея уверенность, что медицинское вмешательство может ему помочь, а Надежда не зря уговаривала его обратиться к специалисту. В конце концов, необходимость вести двойную жизнь и находиться в постоянном страхе изнуряла Андрея. Голанд заверил его, что гомосексуальность можно скорректировать с помощью психотерапии, но только при условии, что он будет добросовестно и регулярно выполнять психотерапевтические упражнения, а главное – порвет все любовные связи с мужчинами. Андрей пообещал Голанду следовать всем рекомендациям.

Для начала Голанд поручил Андрею написать автобиографию, уделив особое внимание сексуальным фантазиям, эмоциям и связям, подробно описав, когда и как он впервые почувствовал влечение к мужчинам и в чем оно проявлялось. Поначалу Андрей чувствовал себя неловко: «А вдруг кто-то найдет эти записи и прочтет их?» – думал он. Что, если Голанд решит сдать его милиции и использовать записи как доказательство его гомосексуальности? В конце концов, мужеложство оставалось преступлением, и настолько подробный отчет о гомосексуальных похождениях мог привести ко многим нежелательным последствиям. Когда Андрей высказал свои опасения Голанду, доктор развеял его страхи: «Просто опустите все личные данные. А еще лучше дадим вам псевдоним. Вы говорили, что работаете на химкомбинате? Вот и назовем вас химиком. Пусть это будет названием вашей автобиографии – так никто не узнает, что это вы».

Голанд поспешил заверить Андрея, что не намеревается передавать его правоохранительным органам и что, оказывая медицинскую помощь гомосексуалам, он сам в известной степени рискует.

Как и многим другим советским гражданам, Андрею и раньше приходилось писать автобиографию – например, при поступлении в университет, – но текст, который попросил написать Голанд, давался ему нелегко. Сложнее всего было назвать и описать свои желания и эмоции по отношению к мужчинам: Андрей еще никогда не задумывался об этой стороне своей жизни, не размышлял о своем гомосексуальном влечении и тем более не писал о нем. Когда ему было трудно перенести свои чувства и эмоции на бумагу, он часто консультировался с Голандом, и тот подсказывал ему нужные слова и полезные медицинские термины. Именно в процессе написания автобиографии Андрей наконец-то узнал название своего заболевания – «гомосексуализм». Теперь он знал, что ему не нужно корить себя за свои желания, ведь в этом нет его вины: он просто болен. К тому же он всё делал правильно – обратился к специалисту, что, несомненно, должно было ему помочь. Вскоре автобиография Андрея была готова.

Девочки мне начали нравиться с четвертого класса, причем я всегда добивался взаимности. В своих привязанностях я был постоянен, и романы обрывались лишь с переездом в другой город (за десять лет учебы я сменил пять школ). Но с тринадцати лет я, наряду с девчонками, стал «влюбляться» в своих товарищей по дому, по классу, причем тоже был постоянен. «Любил» обычно двоих: девочку и парня, обоих одинаково сильно, но если девчонок я любил как мальчик, то для ребят мне хотелось бы быть девчонкой. Такое раздвоение чувств продолжалось несколько лет.

В то же время я не задумывался над своими странными чувствами, считал, что симпатии к мужчине – вещь вполне обычная: есть же у человека один лучший друг, которого он отличает от массы приятелей. Тем более что у меня тогда было естественное влечение к девушкам.

Но это влечение в институте пропало. Я объяснял это тем, что не мог найти своего идеала. Имел случайные связи с женщинами, в основном знакомился на танцах, но полного удовлетворения не получал, на эти половые акты смотрел как на «дань моде», «держал марку». И только на четвертом курсе я полностью осознал аномалию своих влечений.

Занялся изучением этого вопроса, прочел много специальной литературы – отечественной и переводной. Хотел даже обратиться к психиатру за консультацией, но местный психиатр – мой знакомый, поэтому я отказался от такой мысли.

В 1965 году после распределения по окончании университета приехал в город К. Город был небольшой, все работали на химкомбинате и знали друг друга в лицо. Первое время боялся раскрыть себя в К. Стал участвовать в художественной самодеятельности. Товарищи по работе стали интересоваться, почему не женат. Жизнь в условиях маленького городка, где все друг друга знали, заставляла быть осторожным, и всячески приходилось маскироваться под обычного мужчину.

Меня стали знакомить с девушками. Иногда у меня возникали надежды, что смогу наладить семейную жизнь. Во дворце культуры познакомился с гомосексуалистом, который посоветовал мне жениться, чтобы иметь великолепную ширму от ненужных вопросов.

Стал ухаживать за участницей драмкружка, который посещал. Женился в 1966‐м. С большим трудом пытался удовлетворить жену. Половой акт с женой не удавался. Не помогало даже то, что я представлял мужчин.

После года совместной жизни жена решила, что я импотент, и предложила лечиться. Первое время я разубеждал ее в этом. Продолжал поддерживать гомосексуальные контакты. Однажды после семейной вечеринки жена отметила, что я был оживлен и с большим удовольствием целовался с юношами, которых пригласил на вечер. Затем я признался жене, что я гомосексуалист и поэтому половая жизнь с ней не могла случиться[208]208
  Тарасов, отчет.


[Закрыть].

Голанд перепечатал эти рукописные заметки, чтобы использовать их в лечении будущих пациентов. История успешной терапии Андрея могла бы стать для них источником вдохновения и положительным примером. Голанду также было важно предъявить коллегам письменные доказательства эффективности своего метода лечения гомосексуальности.