Текст книги "То ли свет, то ли тьма"

6

Наконец, по мобильнику декану сообщают, что все ответы студентов проверены. Он говорит об этом председателю комиссии, и они направляются в лекционный зал. Подходят к этому времени в лекционный зал и некоторые профессора – члены государственной экзаменационной комиссии.

Всех на этот раз с любезной улыбкой встречает заместитель декана. Если перед началом тестирования его лицо и глаза выдавали неуверенность и беспокойство, то теперь по его улыбке, которую он не в силах скрыть, было видно, что тестирование прошло успешно, о чем он и докладывает председателю комиссии.

Председатель выслушивает его серьезно. О чем же он думает в это время, известно только ему.

– Это хорошо, что все студенты справились с заданием. У вас сильный вуз, – говорит он.

– Мы входим в десятку самых лучших медицинских вузов России. На первых местах у нас, разумеется, столичные вузы, на втором – Санкт-Петербург, далее Новосибирский медицинский университет, а уж потом мы, – хвалится декан.

Председатель комиссии просит заместителя декана дать ему в абсолютных числах: сколько студентов написали тесты на отлично, на хорошо и на удовлетворительно. Эти цифры ему нужны для отчета.

– То, что все студенты сдали тесты, нет ничего удивительного, – поддерживает разговор заместитель декана. – Тех студентов, которые не проходят аттестацию, мы из года в год не допускаем до тестирования и государственных экзаменов.

– И правильно делаете. Я об этом напишу в отчете, как о передовом опыте, который следует распространить на другие вузы, – говорит председатель комиссии.

– А те, кто допущен, у нас готовятся к тестированию в течение двух месяцев до умопомрачения, зубрят хирургию, терапию и акушерство, не поднимая головы от учебников, день и ночь.

– Поэтому и результат налицо, – совершенно серьезно говорит председатель.

Чтобы объявить результаты тестирования, в аудиторию запускают студентов.

Пока преподаватели проверяли ответы, многие из них нервничали. Они еще окончательно не верили, что бывают на свете чудеса. Как можно, к примеру, ответить всего на десять вопросов из ста и получить положительную оценку.

Студенты занимают в зале свои места. На глаз видно, что трети из них, так же как, впрочем, и профессоров – членов ГЭК, нет в зале. Они не стали дожидаться результатов тестирования и разбежались кто куда по своим делам.

Председатель, посовещавшись несколько минут с деканом и его заместителем, встает за трибуну. На него устремлены более сотни глаз студентов. Он уже свыкся с тем вниманием, которое оказывается ему и воспринимает это как должное. В его манерах появилась уверенность, и он о тестировании думает: «Не так страшен черт, как его малюют!»

– Уважаемые студенты, позвольте мне в столь ответственный для вас день огласить результаты тестирования.

Председатель делает паузу. В зале устанавливается абсолютная тишина.

– Сегодня приняли участие в тестировании сто пятьдесят пять студентов. Из них на отлично сдали тесты пятьдесят шесть студентов, на хорошо – семьдесят пять, на удовлетворительно – двадцать четыре студента. На «неудовлетворительно», – председатель делает театральную паузу. Студенты замерли в ожидании. – Таковых нет.

По залу проносится вздох облегчения, а затем раздаются дружные, как в театре после удачного выступления актера, рукоплескания.

– Тише, тише, – выйдя вперед, словно дирижер оркестра, жестикулируя руками, говорит проректор по учебной работе. – У нас не концерт, а серьезное рабочее мероприятие.

Но студенты не могут успокоиться. Глядя на них, не скрывают улыбок ни председатель, ни члены ГЭК, ни преподаватели.

– Таким образом, позвольте вас поздравить с успешной сдачей самого сложного экзамена. Вы все допускаетесь к государственному экзамену, и я надеюсь, что вы так же как к тестированию, серьезно подойдете к этому не менее важному мероприятию и получите в итоге высокие оценки. Все свободны. Всего вам доброго! – напутствует студентов председатель[1]1
  Возможно, господа профессора, прочитав роман, с обидой выскажут мне упрек в том, что я слишком уж требовательно подхожу к описанию изложенных в романе событий; что не учитываю человеческих слабостей, что описания мои тенденциозны и не лишены субъективизма. В ответ на это я позволю себе сослаться на великий авторитет А. С. Пушкина, который в тридцать первом письме к князю Вяземскому писал: «Никто так не любит, никто так не знает, как самого себя. Предмет неистощимый. Но трудно писать о себе. Не лгать можно; быть искренним – невозможность физическая. Перо иногда становится, как с разбега, перед пропастью, на том, что посторонний прочитает равнодушно». (Прим. автора).


[Закрыть].

7

Не понаслышке зная, как проводится преподавание в ведущих медицинских университетах Америки и Европы, руководство нашего университета решило с некоторых пор приобщиться к цивилизации.

В главном учебном корпусе, в правом крыле подвального этажа, где раньше располагались захламленные комнаты, сделали перепланировку и евроремонт. Там сейчас располагается кафедра, где обучают практическим навыкам, и можно с уверенностью сказать, что это первая подобная кафедра в России.

Если теперь университет посещает какая-либо делегация или же проверяющая комиссия, то гостям обязательно показывают это ноу-хау.

Здесь все сияет и блестит, здесь созданы все условия, чтобы студент на третьем, четвертом и пятом курсах обучался методам перкуссии, пальпации, аускультации, чтобы студент мог, к примеру, определить размеры печени, ее край и консистенцию. Учат здесь, к примеру, как определить, постукивая пальцами по передней поверхности грудной клетки, размеры сердца, подвижность нижнего края легких; как диагностировать, не прибегая к рентгенологическим методам обследования, пневмонию; как провести реанимационные мероприятия при внезапной остановке сердца; как на муляже провести роды при том или ином положении плода. Помимо этого здесь учат и многому другому.

На кафедре практических навыков имеются учебные комнаты и вестибюль, где можно заниматься с группой студентов в двадцать пять человек, есть также маленькие комнатки, где принимается экзамен у студентов. Из мебели в этих комнатках – кушетка для больного, журнальный столик и три стула – для студента, экзаменатора и члена ГЭК. В углу под потолком – глазок. Все, что происходит в экзаменационной комнате, можно наблюдать по монитору в комнате наблюдения.

Поскольку кафедра практических навыков располагается не в клинике и больных здесь нет, то их роль играют бывшие актеры – пенсионеры казанских театров. Среди них – певцы, драматические актеры и одна балерина. За свою работу они получают в среднем по сто долларов в месяц.

Кроме того, на кафедре практических навыков имеется комната, где, используя современную аппаратуру, студентам показывают учебные видеофильмы. Словом, созданы для студентов все условия. Только учись!

Основной штат кафедры – всего четыре человека. Заведующий – доктор медицинских наук, средних лет, высокий, спортивный, красивый, с проседью на висках мужчина. У него, как теперь говорят, хобби – летание на воздушных шарах. Он даже участвует в различных международных соревнованиях по воздухоплаванию и выигрывает нередко призы. Помимо него, на кафедре в штате методист и два технических работника, а преподают практические навыки студентам преподаватели с клинических кафедр.

Ближе к Троице, когда пришло время госэкзаменов, на кафедральном совещании шеф наш в ряду прочего сказал:

– В этом году руководство университета ввело новшество: практические навыки у студентов лечебного факультета будут приниматься не только у постели больных в клинике, но и на кафедре практических навыков. От нас требуется в качестве экзаменаторов два преподавателя.

Выбор пал на Салавата Зарифовича и меня.

На кафедре практических навыков заведующий встретил нас радушно. Он, словно экскурсовод, по уши влюбленный в свое дело, провел нас по своим владениям и все, что нам попадалось на глаза, не без гордости восторженно нахваливал.

– У нас во всем превосходство формы над содержанием, – в конце экскурсии заметил я.

Заведующий с недоумением посмотрел на меня и, подумав, отбросив в сторону дипломатию, ответил:

– Моя задача создать условия для преподавания, а если некоторые студенты не имеют элементарных знаний, то я считаю: с такими студентами ничего не поделаешь – хоть вывернись перед ними наизнанку – горбатого только могила исправит.

Затем он провел нас в свой кабинет, где стояли различные призы, полученные им на соревнованиях по воздухоплаванию, и продолжил:

– Технология приема экзаменов у студентов, а над ней мы долго ломали голову, будет такова: студент заходит в вестибюль и подходит к столу. За столом – наш методист. Он, в зависимости от того, кто из экзаменаторов свободен, направляет студента или к терапевту, или к хирургу, или к акушеру-гинекологу, или к реаниматологу. В терапевтической комнате его встречает кто-то из вас и артист, то бишь больной. Сюрпризом для студента будет то, что он при вас возьмет билет по терапии, а билеты будут разложены у вас на столике, и сразу же будет отвечать. Мы ему не дадим времени для подготовки по билету, то есть для списывания. Практические навыки и неотложку он должен знать как таблицу умножения, назубок. В билете три вопроса, два по практическим навыкам, один – по неотложному состоянию. Каждый вопрос вы оцениваете не в оценках, а в баллах. Отлично ответил – пять баллов, на хорошо – четыре балла и так далее, а если ничего не знает – ноль баллов. Таким образом по трем терапевтическим вопросам максимально студент может получить пятнадцать баллов. Сдал студент терапию, вновь подходит к нашему методисту. Он его направляет к свободному экзаменатору, например, по хирургии. Всего студент должен ответить по всем дисциплинам на двенадцать вопросов. В конце экзамена баллы суммируются. Если студент отвечает менее чем на семьдесят процентов вопросов, то получает двойку, если, к примеру, девяноста, то – пятерку.

– А какая установка? – спросил его Салават.

Заведующий на него с неодобрением посмотрел, затем, видимо, не желая говорить на эту тему, произнес:

– Видите ли, я первый год замужем, госэкзаменов не проводил, еще не вошел во все тонкости.

– Тут не тонкости, – заметил я. – Обычно, если на экзамене по практическим навыкам в клинике студент у постели больного молчит как пень, ему все равно не принято ставить двойку.

– У нас установки свыше нет, – без тени сомнения сказал заведующий. – Скажу более того, когда ректор и проректор по учебной работе принимали решение о приеме госэкзаменов по практическим навыкам на нашей кафедре, то исходили из того, что студенты справятся с заданиями и получат высокие оценки. Ведь преподаватели их натаскивали у нас на третьем, четвертом, пятом курсах, а затем на шестом курсе эстафету в клинике подхватываете вы. Так что полный вперед. Скажу более того, и ректору, и проректору, и декану даже интересно, какие будут оценки без мухлевки.

– Сидя в своих кабинетах, они витают в облаках, – заметил Салават.

– Что ж, чудесно, только некоторым студентам мы наставим нулей, – сказал я.

– Нуль – это когда студент вошел к вам в кабинет, прочитал про себя три вопроса и не открыл рта. А если он что-то произнес, то за смелость – один балл, – внося в разговор элемент свободы и непринужденности, сказал заведующий.

– А на вас это не отразится? – спросил Салават.

– Никоим образом. Я же им не преподавал. Еще раз говорю: не бойтесь, если студент не знает, ставьте ему то, что он заслуживает. За колы и нули не переживайте. Если возникнет внештатная ситуация, из нее всегда можно будет вывернуться. Так что ждем вас завтра в восемь тридцать без опозданий.

8

В день экзаменов по практическим навыкам многие студенты пришли на кафедру загодя, и у дверей в вестибюль была толпа. Преподаватели же стали подходить на экзамен за пять-десять минут до начала экзаменов. Студенты перед ними, пропуская к двери, расступались и подчеркнуто вежливо здоровались. Это обычное явление, а как пройдут экзамены, то иной студент пройдет мимо преподавателя и сделает вид, что его не заметил.

Кафедра практических навыков к госэкзаменам подготовилась основательно. Здесь продумали все до мелочей. В вестибюле поставили большой, накрытый белоснежной простыней, стол. На нем разложили билеты. Хозяйкой за столом была методист кафедры, а на время экзаменов секретарь – красивая, с приятным звонким голосом девушка. У нее восточный тип лица и в честь такого дня – высокая, оригинальная прическа. Она свободная девица и ей явно хочется понравиться парням. На пальцах у нее два с дорогими камешками золотых кольца. Для студентов секретарь – чуть ли не главное лицо. Кое-кому она подсунет нужный билетик, только при сдаче студентами практических навыков она этой возможности будет лишена.

Встречая экзаменаторов и членов государственной экзаменационной комиссии, секретарь мило улыбалась, а заведующий кафедрой практических навыков, крепко каждому жал руку. Обстановка перед экзаменами была доброжелательная.

Билеты на столах у экзаменаторов разложены, один к одному, в четыре столбца. Их много, но сдать экзамен по практическим навыкам несложно, ибо содержание вопросов в билетах не держится от студентов в тайне. Материал знакомый и проштудированный не на одном курсе, объем его не столь велик, как при сдаче теоретического экзамена в один день по терапии, хирургии и акушерству. Нужно только иметь мало-мальские способности и подзубрить. Только беда в том, что у большинства наших студентов со способностями проблемы, а есть и такие, кто приходит сдавать государственный экзамен, как говорят студенты, «на шару». Они даже не интересуются вопросами билетов и не заглядывают в учебник, ибо какую они получат оценку, для них все равно, к тому же они знают, что никто у нас на госэкзаменах за многие годы не получал двойку и не был отчислен из университета. У нас, если студент допущен к госэкзаменам, то он получает диплом.

Ровно в восемь тридцать заведующий кафедрой собирает в вестибюле всех экзаменаторов и членов государственной экзаменационной комиссии и громко говорит:

– Все экзаменаторы в сборе, начинаем студентов запускать, прошу занять рабочие места. Будем надеяться, что первый блин не будет комом.

9

В комнатушке для экзамена по терапии я увидел белокурую старушонку, которая посмотрела на меня выцветшими, но живыми, веселыми глазами.

Она бодро для своих лет встала с кушетки и, артистично протягивая сухонькую ручку, представилась:

– Неля Ирековна. Сегодня я буду разыгрывать перед вами больную.

Мы разговорились. Неле Ирековне восемьдесят лет, но с виду не скажешь – живая, сухонькая и полна оптимизма. Года наложили отпечаток на ее лицо, но постарела она ровною здоровою старостью: ни болезненных пятен, ни глубоких нависших над глазами и ртом морщин, ни тусклого, скорбного взгляда.

Видно было, что ей живется не богато, но хорошо, что она если и борется, но не дает одолевать себя жизни, а сама одолевает жизнь и тратит силы в этой борьбе скупо. Голос у нее со старческой хрипотцой, но ходит она без клюшки и не горбится. Блещущий добротой взгляд озаряет ее лицо. Я в ней сразу распознал близкую мне по духу артистическую натуру.

Она бывшая балерина Татарского театра оперы и балета.

Мы поговорили о том о сем, а затем я ее не без живого интереса неожиданно спросил:

– Как вы оцениваете состояние современного балета?

Собеседница с удивлением вскинула на меня глаза.

– Мне здесь еще никто не задавал подобные вопросы. – По ее губам пробежала легкая улыбка, лицо оживилось, и она продолжила: – Недавно я смотрела по каналу культуры передачу об Игоре Моисееве. Запись двухтысячного года. Он говорит о том, что ему год от года работать с молодежью даже в плане дисциплины все труднее и труднее. Раньше к нему в труппу приходили девушки и парни из художественной самодеятельности до самозабвения преданные, влюбленные в искусство. В народном танце главное не техника, а душа, и эта аура влюбленности в корневое искусство передавалась зрителям. Теперь же душа, если она и сохранилась, то только отдельными отблесками, и это чувствует зритель. На первое место вышла техника, но и она подводит. Игорь Моисеев своих учеников спрашивает: «Почему вы плохо танцуете?» А ему они отвечают: «Мы танцуем так, как нам платят». А платят у нас за истинное искусство, сами знаете как. Да раньше бы ни у кого не повернулся язык нечто подобное сказать. Каждый был счастлив уже тем, что он прикоснулся к народному танцу, что он на сцене. То же самое происходит и в балете, и в опере, и в драматическом театре. Я часто вижу: бегают балерины по сцене, машут руками, прыгают, а глаза пустые.

– Врачи, кстати сказать, тоже говорят, что мы работаем так, как нам платят, – заметил я. – На первое место вышли деньги.

– Да. Теперь по центральным каналам не показывают серьезное искусство. Все заменила глупая, хорошо оплачиваемая, эстрада. Все для нетребовательного зрителя: хи-хи, да ха-ха. Грустно.

– Нечто подобное можно сказать и про наших студентов, – сказал я. – Год от года их интеллектуальный уровень становится все ниже и ниже. Мало кто из молодых людей смотрит канал «Культура», редко кто развивает в себе эстетическое чувство. Классику почти никто не читает.

– Учение – это чтение, еще Пушкин говорил.

Дверь в нашу комнатушку открывается, входит студентка и сразу становится словно светлее.

– Терапию сдать можно?

– Пожалуйста, проходите, присаживайтесь.

Студентка садится на стул всего лишь в метре от меня. Округлый овал лица, черные, живые умные глаза – они малость косят, но это красит ее – прямой нос, чувственные губы, вдумчивость и серьезность, смешанная с необыкновенно молодым, почти детским выражением лица.

– Ваша фамилия?

– Рахматуллина Роза, – студентка сделала паузу и добавила: – Марсовна. Билет номер семнадцать.

Я вношу фамилию, инициалы студентки и номер билета в экзаменационный лист.

Девушки, так же как и ребята, на шестом курсе считают себя вполне взрослыми, многие предпочитают распределиться по окончании вуза так, чтобы жить отдельно от родителей, но материально почти все зависят от них. Девушек на занятии я называю девочками, а некоторые молодые преподаватели обращаются к студентам по имени-отчеству.

– Отвечать можно? – спрашивает Роза, блестя красками молодости и живой веселостью глаз. Она открыто, даже с некоторым кокетством смотрит на меня, ибо знает, что она мне нравится.

Мысленно я уже настроился поставить ей на все вопросы по пять баллов. Посредственные студенты ведут себя совсем не так.

– Мы вас внимательно слушаем, – говорю я и переглядываюсь с Нелей Ирековной, которая доброжелательно и с интересом смотрит на девочку.

– Первый вопрос: определить наличие свободной жидкости в брюшной полости.

– Показывайте и поясняйте.

«Больная», понимая, что требуется от нее, сняла пижаму и легла на спину, нисколько не стесняясь своего худенького старческого тела. Студентка между тем подошла к раковине, чтобы помыть руки, но горячей воды не было.

– Почему-то у всех студентов пальчики холодные, – сказала Неля Ирековна, когда студентка дотронулась до нее.

– Волнуемся, при этом преобладает тонус симпатической нервной системы, происходит спазм периферических сосудов, – сказала Роза.

– А у вас руки умелые. Я по рукам могу, как преподаватель, поставить студенту оценку.

Студентка стала показывать, как следует определять наличие свободной жидкости в брюшной полости. Она толково комментировала свои действия, а я с интересом слушал и смотрел на нее, не задавая дополнительных вопросов. При этом в моей голове, как обычно в подобной ситуации, шевельнулась мысль: «Что ни говори, а в нашей профессии есть нечто привлекательное».

Роза обстоятельно ответила на первый вопрос и посмотрела на меня.

– Пожалуйста, продолжайте.

– Вопрос второй: определение методом перкуссии границ сердца.

– Как вы будете определять границы сердца: в положении больного лежа или стоя? – спросил я, желая побеседовать со студенткой.

– Можно лежа, а можно и стоя. Границы сердца от положения больного не изменяются.

– А при каком заболевании границы будут изменяться?

Роза задумалась и нахмурила брови, что очень шло к ее лицу.

– При скоплении… – направляя в правильное русло ее мысль, произнес я.

– Жидкости в полости перикарда, – поймала студентка подсказку на лету.

– А теперь определите верхнюю границу сердца.

Студентка блестяще справилась с заданием и стала отвечать на вопрос по неотложному состоянию: мероприятия при анафилактическом шоке?

– Вы нас порадовали ответом, – в заключение сказал я.

– А что вы мне поставите? – кокетливо спросила она. Изучение наук не наложило отпечаток на ее женственность.

– Конечно же, пятерки. Скажите, какие у вас планы на будущее? Вы куда распределились?

– Если повезет, поступлю в ординатуру по терапии.

– А если не повезет?

– Тогда пройду интернатуру и вновь постараюсь попасть в ординатуру. Мне еще хочется учиться. Моя мечта поехать учиться в Америку или в какую-то европейскую страну, но для этого нужны деньги. Я знаю языки.

Перед тем как уйти, студентка одарила нас милой улыбкой, а я подумал: «Это про таких людей, как она, Федор Михайлович Достоевский писал, что “есть натуры до того прекрасные от природы, до того награжденные Богом, что даже одна мысль о том, что они могут когда-нибудь измениться к худшему, вам кажется невозможною. За них вы всегда спокойные”».

– Смышленая девочка, ответила играючи, – сказала Неля Ирековна, когда мы остались одни.

Тайное умиление медленным лучом прошло у нее по лицу и застыло в задумчивых глазах.

– К сожалению, подобных студентов на потоке единицы.

– Для таких, как она, экзамен – праздник, а для большинства – мученье.

– Мне кажется, – сказал я, – если она станет работать врачом, то на фоне других докторов будет выглядеть белой вороной.

– На месте любого заведующего кафедрой я бы таких студентов сразу оставляла в аспирантуре. Со временем она бы стала квалифицированным преподавателем. Пока я здесь играю больную, то присматриваюсь не только к студентам, но и к преподавателям. К некоторым из них я бы на прием не пошла – ни интеллекта, ни культуры общения, ни ума, – заметила бывшая балерина.