Текст книги "То ли свет, то ли тьма"

10

Через несколько минут входит студент. Лицо у него смуглое, добродушное, улыбчивое, но непроходимо глупое, на голове – черная шапка давно не стриженных курчавых, как у цыгана, волос. Когда он не к месту улыбается, сверкают белые крепкие зубы.

«Тебе, парень, стоять бы за прилавком на базаре, продавать сухофрукты, а ты зря околачивался в университете в течение шести лет», – подумал я, глядя на него.

– Фамилия, номер группы?

– Дзакаев Михмед Анасович, двадцать первый билет, – отвечает студент тихо и робко, словно стыдится своей фамилии.

– Какие у вас вопросы?

– Паль-пи-ровать селезенку, – чуть ли не по слогам читает Михмед.

– Ну, так не теряйте времени.

Студент нахмурился, его черные, густые брови задвигались. Было впечатление, что таким образом он стимулирует мыслительный процесс.

«Больная», лежа на спине, расстегнула пижаму и оголила живот.

– Не стесняйтесь, показывайте.

Студент неловко сел на стул и неуверенно положил правую руку на живот «больной».

– Показывай, Михмед, показывай.

Михмед как-то странно стал шевелить пальцами.

– Дорогой, да ты ведь, как пропальпировать селезенку, не имеешь представления, живот не пианино.

Михмед поворачивает голову и смотрит на меня, словно собака, которая хочет что-то сказать, но не может. На его лице появляется жалостливая улыбка. И тут меня осеняет предположение о том, что за этого студента кто-то должен был меня попросить зачесть ему экзамен, но постеснялся и не попросил, а ему не понятно, почему я его спрашиваю по всем правилам. За таких студентов часто кто-то хлопочет.

– Зачитайте второй вопрос.

– Ха-рак-теристи-ка пульса, – неуверенно, чуть ли не заикаясь, читает студент. На лбу и висках у студента появляются капельки пота.

«Больная» садится на кушетку и кладет руки на колени с тем, чтобы студент нащупал и проверил на обеих руках симметричность пульса.

Михмед смотрит на меня, и вновь по его губам пробегает жалостливая улыбка. Он как бы хочет сказать, что очень сожалеет, что таким образом ему приходится сдавать экзамен.

– По глазам вижу, не знаете. Зачитайте третий вопрос.

– Неотложная помощь при парок-сиз-маль-ной желудоч-ковой тахикардии, – читает студент и, словно прикусив язык, молчит.

– Ну, этот вопрос вас спрашивать бесполезно. Я не могу вас вспомнить по циклу пульмонологии, скажите, вы мне сдавали зачет?

– Нет.

– По положению, вас не должны были допускать до госэкзаменов.

Михмед молчит, ему нечего сказать. Надо полагать в медуниверситет он поступил не по своей воле – пристроили родители.

– Кстати, откуда вы родом.

– Из Чечни.

– Идите, очень печально.

За каждый из трех вопросов я ставлю студенту по нулю.

– Я и раньше знала, что у нас многие врачи не на уровне, но не думала, что до такой степени. А ведь в медицинский очень большой конкурс, – с грустью говорит Неля Ирековна.

11

– Раньше от нас, как только началась перестройка, почти ежегодно один два ординатора или даже студента, – говорю я Неле Ирековне, – уезжали в Америку, учились там, становились докторами и даже получали гражданство, а теперь – это большая редкость – одаренных студентов раз-два и обчелся. Наш медицинский диплом в цивилизованных странах недействительный, и наших докторов не подпускают к больным, они еще должны там доказать свое право быть врачом.

– А что для этого надо?

– Если кто-то хочет устроить свою жизнь «за бугром», то он должен хорошо владеть английским и сдать экзамен по языку, но это не главное. Чтобы подтвердить врачебный диплом, претендент должен сдать тесты. Это около десяти тысяч вопросов по всем разделам терапии. Но это еще не все. Он должен также сдать экзамен по больным. Методика сдачи следующая: наш бывший студент входит в отдельную комнату, где на кушетке лежит больной. Больного играет актер. Экзаменующийся должен за пятнадцать минут побеседовать с больным – как мы говорим, собрать анамнез, затем больного прослушать, простукать, поставить ему верный диагноз и назначить лечение. За работой соискателя в соседней комнате по монитору наблюдают несколько профессоров. При этом они обращают внимание на все: как будущий доктор держится с больным, как собирает анамнез, как проводит обследование, не говоря уж о том, верно ли он ставит диагноз и назначает лечение.

– Почти все, как у нас, – говорит не без иронии Неля Ирековна.

– Отдаленно по форме, но не по содержанию. Там к аттестации врачей подходят очень серьезно, поэтому среди них практически не встречается плохих докторов. Доктор – это престижная, социально значимая, хорошо оплачиваемая профессия. За одно ночное дежурство в американском госпитале доктор получает семьсот долларов. А вот выйти удачно замуж нашим девушкам там сложно.

– А у нас, как в народе говорят, дураков бог кормит.

– И контроль за докторами на каждом шагу: почти каждая операция и роды записываются на камеру.

– А у нас, если что, не найдешь концов.

– Экзамен у них длится несколько дней. За это время будущий доктор должен проэкзаменоваться на семнадцати больных. Они страдают различными заболеваниями; сложность обследования и постановки диагноза, а также тяжесть состояния у всех больных разная.

– Неужели наши выпускники выдерживают такой экзамен?

– Представьте себе. Но это же лучшие из лучших, можно сказать, единицы. В цивилизованных странах нет такого понятия, как сдать экзамен за взятку или по блату. Если студент, сдавая экзамен, списывает и это заметят другие студенты, то на него доложат, и это считается признаком хорошего тона. У нас же в студенческой среде – корпоративная солидарность. Лет восемь назад к нам в университет приезжал из Америки профессор-нефролог. У нас со всего потока сколотили группу из десяти самых лучших студентов. Все они владели английским. Профессор в течение нескольких дней проводил с этими студентами практические занятия, а когда его спросили: понравились ли ему наши студенты, то он ответил, что у него временами было впечатление, что перед ним не российские, а американские студенты. Что бы он, интересно, сказал, если бы ему пришлось позаниматься с обычной группой!

– А что сказали наши студенты об американском профессоре?

– Сказали, что он ведет занятия оригинально, интересно и вовсе не по учебнику. Еще их очень удивило то, что держался он с ними очень свободно и просто. Наши, кстати, профессора в отличие от американцев не ведут со студентами практических занятий. Они отнеслись к американскому профессору очень прохладно.

– У нас, видимо, только в хореографических училищах – все по – честному. Мало иметь фигуру, но нужны еще способности и желание трудиться и трудиться. Все у нас на виду.

– Поэтому и дипломы хореографических училищ России котируются по всему миру. А в нашей системе здравоохранения можно работать всего лишь, мало – мало грамотным. Если на шестом курсе провести госэкзамен по американским или европейским меркам, то трудно даже представить, сколько студентов у нас его не сдадут.

– А мы больные страдаем, – говорит Неля Ирековна и глубоко вздыхает.

12

В первый день экзаменов по практическим навыкам кафедру посетили ректор и семенящий за ним во всем ему угождающий проректор по учебной работе.

Три года назад, когда была плановая лицензионная аттестация университета и понаехало к нам много проверяющих профессоров не только из Москвы, но и из других вузов России, гостей неожиданно приятно удивили: их провели по всем учебным комнатам вновь созданной кафедры практических навыков. Здесь все тогда было с иголочки и сияло белизной, словно в операционной. Это произвело на уважаемых профессоров впечатление. Представительная комиссия по достоинству оценила казанское ноу-хау на иностранный манер. В пространном отчете организация кафедры практических навыков была упомянута отдельной строкой как передовой прогрессивный опыт, который следует внедрять во всех медицинских вузах России.

И вот теперь руководство университета в канун очередной плановой аттестации, которая проводится в медицинских вузах России один раз в пять лет, решило вновь всех удивить – удивить тем, что госэкзамены по практическим навыкам студенты у нас сдают не только в клинике у постели больных, но и на кафедре практических навыков, то есть в два этапа.

Когда ректор и проректор вошли в вестибюль, секретарь, приветствуя их, встала во фронт, а затем побежала докладывать заведующему кафедрой, о том, что на экзамен пожаловало высокое начальство.

Приветствуя ректора, встали со стульев и члены государственной экзаменационной комиссии, профессора с кафедры рентгенологии, истории России, организации здравоохранения, патологической физиологии и председатель лицензионной комиссии Минздрава Республики Татарстан. До прихода ректора они, сидя не в экзаменационных комнатах, приятно проводили время, рассказывая друг другу байки не только на медицинские темы.

Словно соревнуясь в преданности и любезности, склоняя убеленные сединой головы и, насколько позволяет приличие, сгибаясь в пояснице, они поздоровались с ректором и проректором, крепко пожимая им руки.

– Пройдите пока за дверь, – тихо сказала в это время секретарь двум студентам, которые подошли к ее столу.

Профессора встали вокруг ректора в полукруг, а он, будучи в хорошем настроении, но, не показывая этого, стал сухо рассказывать, как ему в голову пришла идея создать эту кафедру, и какая при этом им была проявлена производственная смекалка, и во сколько это университету обошлось.

Профессора внимательно слушали ректора и часто кивали в такт его речи головами, но каждый при этом думал о своем: проректор о том, что идею создать кафедру практических навыков подсказал ректору он, но он об этом почему-то запамятовал. Профессора же думали о том, что кафедра была создана на полученные от студентов коммерческие деньги, которые ректор мог бы пустить на зарплату им, профессорам и тем преподавателям, кто занимается со студентами, что статус профессорско-преподавательского состава в университете как никогда принижен, зато в почете те люди, через руки которых проходят деньги. «Нам шиш, – думали они, – а себя-то ректор, небось, не обижает, и проректоры у него на контракте. А о декане коммерческого факультета и говорить нечего – она катается как сыр в масле».

Поспешной деловой походкой подошел заведующий кафедрой практических навыков и остановился в двух шагах от ректора как вкопанный. Ректор, не желая прерывать свою речь, чувствуя приятное щекотание в правой ноздре, чуть заметно кивнул ему, он испытывал тихое удовлетворение от интонаций своего начальственного голоса. Ему нравилось, что все с почтением внемлют ему.

Ректору было под семьдесят, но он еще держался – среднего роста, можно сказать, не толстый и не худой, с суховатой ноткой в голосе. В разговоре с ним многие испытывали чувство неуюта. Его голова не была полностью седой, на лице – маска, позволяющая скрывать мысли. Особенно подавлял его взгляд, холодный, отчужденный, как бы безразличный, но теперь, когда он пришел осматривать свое детище, в них теплились огоньки. Будучи в душе чиновником, внешне он ни в чем не любил вольностей, вот и теперь, несмотря на то, что на дворе была жара и все мужчины – экзаменаторы и члены ГЭК были в рубашках-безрукавках и без галстуков, на нем был сшитый по заказу, отлично сидящий строгий черный костюм.

– Доложите, как проходит экзамен? – обратился, наконец, ректор к заведующему кафедрой практических навыков.

– Слава богу, сбоев в организации экзаменов нет. Мы все продумали до мелочей. Члены госкомиссии могут подтвердить, – уверенно ответил завкафедрой, безошибочно улавливая при разговоре с ректором нужный тон.

– Со стороны членов государственной экзаменационной комиссии нареканий нет, – заметил заведующий кафедрой истории России.

– Ильяс Исламович, вот смотрите, как четко здесь все продумано, – обращаясь к ректору, сказал проректор. – Студент подходит к столу, берет талончик по тому предмету, по которому освободился экзаменатор, отвечает экзаменатору…

Ректор с удовлетворением выслушал проректора, никоим образом не выказывая своего отношения к организации экзамена, но когда его пригласили пройтись по комнатам, отказался.

– Не будем вмешиваться в экзаменационный процесс. Это будет отвлекать и экзаменаторов, и студентов, и может повлиять на объективность оценок, – сказал он. – Пройдемте в комнату наблюдений. У нас ведь есть техническая возможность наблюдать с экрана как проходит экзамен.

В течение получаса ректор и члены госкомиссии, обмениваясь репликами, наблюдали, как проходит экзамен и по терапии, и по хирургии, и по акушерству с гинекологией, и по реанимации. Только на экране телевизора изображение не всегда было четким и звук фонил, но эти погрешности словно никто не замечал. Ректор был доволен, и все были довольны.

– У вас нет еще результатов, как студенты сдают? – спросил ректор заведующего.

– Ведомости у экзаменаторов. Мы их соберем в конце экзамена. Обработаем результаты на компьютере и получим итоговую оценку.

– Судя по всему, на хорошо и отлично, – заметил, желая угодить начальству, заведующий кафедрой истории России.

– По всему видно, первый блин не вышел комом, – сказал заведующий кафедрой рентгенологии.

– Все очень достойно и на самом современном уровне, – произнес заведующий кафедрой организации здравоохранения.

Когда ректор покидал кафедру практических навыков, то обернулся к следующему как тень за ни, проректору и назидательно сказал:

– При очередной аттестации университета мы удивим комиссию в очередной раз и создадим впечатление, утрем нос москвичам. Насколько я знаю, еще нигде в России госэкзамен по практическим навыкам не проходит в два этапа.

– Всем пустим пыль в глаза, – подхватил мысль ректора проректор. «Скоро ректору будет за семьдесят, а это – возрастной ценз, освободится кресло!» – думал он.

Кстати сказать, принимали госэкзамены в цивильных условиях мы всего лишь несколько лет. Еще краска не потеряла блеск, а уж на кафедре практических навыков вновь начали ремонт. В ряду прочего размонтировали современные батареи отопления и куда-то их увезли. Вместо них привезли допотопные чугунные радиаторы, известные еще со сталинских времен.

Последние два года госэкзамен по практическим навыкам проводится на кафедре топографической анатомии. Кафедра эта располагается в здании, которому уже более ста лет. Примечательно еще это здание тем, что даже старожилы кафедры не припомнят, когда здесь проводился ремонт. Вдобавок ко всему, в коридоре стоит каталка, на которой мумифицированный труп. По нему студенты четвертого курса изучают предмет. Полы давно здесь вытерлись до такой степени, что не поймешь, из какого они были сделаны материала первоначально, по стенам трещины, уже не раз с потолка падала штукатурка, вся мебель – давно списанный хлам, но более всего впечатляет допотопная некрашеная деревянная лестница с первого на второй этаж. В свое время это, судя по всему, был черный ход. Когда по лестнице поднимаешься, она скрипит, шатается и накреняется. «Страх божий! – сказала экзаменатор по акушерству, когда я с ней поделился впечатлениями. – Как по этой лестнице поднимешься, хоть и не веришь в Бога, то обязательно перекрестишься. Здесь только снимать фильмы ужасов, а мы принимаем госэкзамен, и никто не знает, когда на этой кафедре будет ремонт».

13

К часу дня экзамен по практическим навыкам у всех студентов был принят. Я пробежал глазами по экзаменационной ведомости. Из восемнадцати студентов четверо по терапии получили неудовлетворительные оценки. Это при том, что в первый день из трех групп сдавало экзамен две сильные группы. В каждой из них по пять студентов шли на красный диплом, но из отличников только трое сдали на пятерки. Аналогичные результаты были и у Салавата Зарифовича. По хирургии, акушерству и реанимации требовательность экзаменаторов была более низкой, к тому же они по инерции ставили вместо двоек положительные оценки, и, соответственно, студенты по этим дисциплинам получали более высокий балл, но и у них у некоторых «незащищенных» студентов были двойки.

Как только экзамен сдал последний студент, секретарь собрала у экзаменаторов ведомости и внесла результаты в компьютер. Всего каждый студент получил двенадцать оценок. От их сложения и деления полученной суммы на двенадцать получалась итоговая оценка.

Просматривалась тенденция: студенты, сдавшие терапию на двойки, как правило, по остальным дисциплинам получали более высокий балл и в итоге получали тройки. Так студент Закаев, не набравший по терапии ни одного балла, в итоге сдал экзамен на тройку. Надо полагать, его покровители ко мне постеснялись подойти и не замолвили за него слово, а вот по другим дисциплинам он сдал экзамен на положительные оценки.

Средний балл всех студентов, сдававших экзамен по практическим навыкам в первый день, на полбалла не дотягивал до четверки, тогда как обычно средний балл из года в год после сдачи экзамена студентами по больным и билетам был не менее четырех и пяти, то есть на балл с лишним больше.

Более того, студентка Лебедева не набрала должного количества баллов и получила двойки.

По положению студент, не получивший по практическим навыкам положительную оценку, не допускается к сдаче экзамена по билетам. Считается, что он не сдал государственный экзамен.

Заведующий кафедрой практических навыков был явно озадачен.

Как быть? При этом никто из членов госкомиссии и преподавателей не мог припомнить, чтобы у нас кто-либо из студентов в прошлые годы не сдал госэкзамен. Завязалась дискуссия. При этом профессора, как только были озвучены оценки студентов, стали делиться впечатлениями.

– Лебедева – фамилия распространенная, на слуху, – заметил представитель Минздрава.

– Уж не главного ли врача Республиканского кожно-венерологического диспансера? – сделал предположение заведующий кафедрой организации здравоохранения.

– Нет, не его. У него единственный сын, а не дочь, – ответили ему.

– Так что же будет делать? – обратился заведующий кафедрой практических навыков к профессорам – членам госкомиссии.

Ответ заведующего кафедрой истории России был лаконичен:

– Как скажет начальство.

Заведующий кафедрой практических навыков вприпрыжку побежал к проректору по учебной работе, благо его кабинет находился в этом же здании двумя этажами выше.

– Лебедева? – переспросил проректор и подумал: «А уж не дочь ли она директора полиграфического комбината? Она у него должна окончить в этом году наш университет. К нему нам часто приходиться обращаться, чтобы он напечатал то пригласительные билеты, то брошюрки, то различные программы». – Какие у студентки инициалы? – спросил он, найдя фамилию директора комбината у себя в записной книжке, но заведующий кафедрой такой информацией не владел.

– Уточните по телефону у секретаря, – попросил проректор.

– Лебедева Валентина Васильевна, – созвонившись с секретарем, сказал завкафедрой.

«Нет, не его дочь, инициалы не сходятся, но чудес на свете не бывает, наверняка она дочь какого-то начальника, надо только выяснить, а то опростоволосишься, обидишь нужного человека!» – подумал проректор. Он явно был недоволен тем, что студентка завалила экзамен. Недоволен он был и тем, что с этим вопросом вышли на него. «Все возникающие во время госэкзаменов недоразумения, – полагал проректор, – должны разрешать дипломатично члены ГЭК, на то она и комиссия!» Но в то же время он был доволен, что профессорами можно было управлять, что они ручные. «Было бы гораздо хуже, – полагал он, – ежели бы у комиссии было свое, принципиальное мнение. Тогда бы она наломала дров».

Чтобы разрешить возникшее недоразумение, проректор по учебной работе в сопровождении завкафедрой практических навыков направился к членам госкомиссии.

– Давайте с решением допускать или не допускать в дальнейшем студентку Лебедеву к госэкзамену не будем торопиться, – сказал проректор, обращаясь к профессорам. – Выслушаем поначалу экзаменаторов. Кому она сдавала терапию?

– Мне, – сказал Салават Зарифович. – У нее был вопрос по оказанию неотложной помощи при инфаркте.

– Трудный вопрос, – заметил профессор-рентгенолог.

– Инфаркт миокарда студенты изучают и на четвертом, и на пятом, и на шестом курсе, но она мне ничего по сути вопроса не сказала. Кроме того, она не смогла пропальпировать печень, не смогла измерить давление на нижних конечностях. Если вы думаете, что я принял экзамен необъективно…

– Нет-нет, об этом речи не идет и никто переэкзаменовку Лебедевой проводить не собирается. Просто мы должны обстоятельно и объективно разобраться в ситуации, – сказал проректор. – Кому она сдавала хирургию?

– Хирургию – мне, – сказала уверенно доцент с кафедры хирургии – женщина средних лет с круглым, обрызганным веснушками лицом. – Она не знает инструментарий: не смогла отличить иглодержатель от зажима, но я не стала ее топить, поставила ей по всем вопросам три балла.

– То, что студентка не может отличить иглодержатель от зажима – это не принципиальный вопрос, – подыгрывая проректору, заметил заведующий кафедрой истории России.

По губам экзаменаторов и членов ГЭК пробежала легкая ироническая улыбка, но проректор нахмурился, а историк добавил:

– Значит, она не будет хирургом, станет неплохим акушером-гинекологом.

– А у нас, особенно в гинекологии, так же как и в хирургии, ни один день не обходится без операции, – заметила акушер-гинеколог, немолодая женщина с помятым годами лицом.

Ее замечание вызвало среди преподавателей и членов ГЭК оживление. Только у проректора лицо продолжало оставаться серьезным.

– Тогда студентка Лебедева будет организатором здравоохранения, – поправился историк.

Заведующий кафедрой организации здравоохранения, изменившись в лице, покосился на историка, но ничего ему не сказал.

– Уважаемые коллеги! Давайте не будем выяснять, кем в дальнейшем будет работать студентка Лебедева. Ей еще нужно сдать экзамен. Кому она сдавала реанимацию? – направляя обсуждение в нужное русло, спросил проректор, обращаясь к экзаменаторам.

– Я и так и сяк, а она, словно прикусила язык, что я мог сделать – молчит, – встав со стула, сказал реаниматолог, молодой самонадеянный, с правильными чертами лица, голубоглазый мужчина. – Один вопрос у нее был по неотложным мероприятиям при внезапной остановке сердца. Она не смогла на муляже показать, как провести искусственное дыхание и непрямой массаж сердца.

Проректор, глядя на реаниматолога, ничего не сказал, но лицо его стало более озабоченным.

– У меня какие вопросы были, – продолжила акушер-гинеколог, как бы рассуждая сама с собой и, вспоминая, сделала паузу. – Ах да! Она не смогла мне ответить, что нужно предпринять, чтобы остановить маточное кровотечение, и не смогла на муляже показать, как следует вести роды при ягодичном предлежании плода. А ведь этим вопросам мы и на четвертом и на пятом, не говоря уж о шестом, курсах уделяем самое серьезное внимание.

Воцарилась тишина.

– Давайте пригласим студентку, посмотрим на нее. Выясним в чем причина. Иногда ведь бывают случаи, при стечении обстоятельств: глядишь, студент хорошо, даже отлично в течение года занимался, а на экзамене заклинивает его, напрочь отшибает память, – подал голос заведующий кафедрой организации здравоохранения.

– Нужно пригласить, побеседовать, почему так произошло, – поддержал предложение представитель Минздрава.

– Иногда даже по внешнему виду студента можно поставить оценку, – заметил профессор-рентгенолог.

Проректор возражать не стал.

Завкафедрой практических навыков поспешно направился к студентам, которые ожидали результатов госэкзамена за дверью и вскорости вернулся.

– Студентка Лебедева не стала дожидаться результатов экзамена, ушла, – сказал он, выдержал паузу и добавил – Студенты говорят, что она на сносях, на ранних сроках беременности, недавно лежала на сохранении.

– Надо войти в положение, поступить по-человечески, а то не дай бог произойдет оказия: разволнуется студентка и родит недоношенного, – сказал заведующий кафедрой истории России.

– Студентка Лебедева выполняет важную государственную программу по улучшению демографических показателей России. У нее, случайно, не двойня? – спросил на полном серьезе заведующий кафедрой организации здравоохранения.

– Может, и двойня, я не уточнял, студенты об этом не сказали, – ответил заведующий кафедрой практических навыков.

– У беременных женщин, как правило, притупляется, вследствие изменения гормонального фона, восприятие научной информации, – заметил заведующий кафедрой патологической физиологии.

– Вот видите, все, оказывается, имеет свое объяснение. А мы не хотели допускать студентку до теоретического экзамена. К тому же, коллеги, я об этом почему-то сразу не подумал: ведь студенты в этом году у нас сдают экзамен в два этапа, и, возможно, завтра в клинике у постели больного Лебедева сдаст экзамен на четыре или даже на пять – вот и будет у нее итоговая оценка по практическим навыкам тройка. Так что будем считать, что ничего неординарного не произошло, – сказал проректор.

У него оживилось лицо. Такой развязкой он был явно доволен и с удовлетворением пробежал глазами по лицам профессоров, которые поддержали его, затем добавил:

– За дверью студенты ждут объявления оценок, но мы их официально объявлять не будем. Объявим итоговую оценку по практическим навыкам, когда они сдадут экзамен у постели больного.