Текст книги "Белые лилии"

Глава 22

Когда я впервые увидел Скайлар, мне показалось, что из комнаты выкачали весь воздух. Когда ее изумрудные глаза встретили мой взгляд, я перестал дышать. Я никогда не испытывал ничего подобного – даже когда познакомился с Эрин. Даже когда работал с самыми известными топ-моделями в мире.

Она так волновалась. Было заметно, что она храбрится и хочет показаться крутой. Но когда она заговорила, и с ее полных губ слетели мягкие мелодичные звуки, я подумал, что никогда не слышал ничего милее.

Потом, когда она упала со стула прямо ко мне в объятия, клянусь богом, я почувствовал всю ту фигню, которую показывают в слезливых девчачьих фильмах. Я не понимал, что происходит. Я был счастлив. Я был счастлив, потому что у меня была прекрасная жена и работа моей мечты. Мне не нужна была другая женщина. Я не хотел другую женщину. Я не искал другую женщину. Какой бы сильной ни была моя физическая реакция, я знал, что не пойду у нее на поводу. Эрин – моя жена. Она – вся моя жизнь.

Я понимаю, что повел себя по отношению к Скайлар как мудак, когда сказал ей, что мой взгляд был невинным, хотя это было очень далеко от правды. Я даже с удивлением обнаружил, что ревную к ее бурному прошлому. Это было просто смешно! У меня не было никаких прав на эту девушку. Но я понимал, что не хочу провести девять месяцев или даже больше, испытывая то, что я к ней испытывал. Я хочу сказать, что я всего лишь человек.

Я собирался сразу положить конец всей этой истории, но тут Эрин заговорила о судьбе. Она хотела ребенка. Она так его хотела! Мы пытались усыновить уже несколько лет, а до этого ей потребовалось еще несколько лет, чтобы меня убедить. Я так и не был до конца согласен завести ребенка. Я был единственным ребенком в семье – и полюбуйтесь, что произошло с моей чертовой семьей. Может случиться что угодно, любая фигня. Люди умирают. Отцы уходят. Я не хотел рисковать, взваливая на ребенка такую ношу. Но Эрин так этого хотела. А кто я такой, чтобы лишать Эрин чего бы то ни было? С того дня, как мы познакомились, я был абсолютно ей предан. И она знала, что так будет всегда. Что бы ни случилось.

Так что к концу встречи я решил смириться и вести себя как мужчина. Все равно мое участие будет сведено к минимуму. Беременность – это женское дело. Я просто буду держаться на расстоянии, а потом Скайлар исчезнет из нашей жизни, подарив Эрин ребенка, о котором она так мечтает.

Я и не думал, что Эрин и Скайлар станут лучшими подругами. Я никогда не видел, чтобы Эрин так к кому-то привязывалась. Сначала я подумал, что это из-за ребенка. Но чем больше я общался со Скайлар, тем лучше я понимал, как она притягивает к себе людей. Во многих отношениях она была противоположностью Эрин. И не только внешне. Каждая клеточка ее тела излучала авантюризм, независимость и готовность дружить. Она была дерзкой и откровенной. Она всегда без колебаний говорила то, что думает. И, черт побери, когда она ругалась, я хотел накрыть ее пухлые губы своими. Это была просто пытка.

В первые несколько месяцев у меня хорошо получалось держаться на расстоянии. Но потом Эрин начала сводить нас вместе. Я решил, что она сошла с ума, раз заставляет меня проводить время с прекрасной женщиной, вынашивающей моего ребенка. Я пытался найти этому логическое объяснение, говорил себе, что мое влечение к ней обусловлено генетически – просто потому, что она беременна моим ребенком. Но чем больше времени мы проводили вместе, тем больше меня к ней влекло. А Эрин говорила о ней не переставая. Рассказывала, какая Скайлар прекрасная. Каким очаровательным становится ее растущее тело. Какой верной подругой она стала.

Потом, когда Эрин сбросила на нас бомбу, рассказав о том, что у нее терминальная стадия рака, и поведав о своем последнем желании, я был уверен, что каким-то странным образом я был виновен в ее болезни – из-за своих крамольных желаний, которые я бы никогда не воплотил в жизнь.

Где вы видели жену, которая разрешает своему мужу завести интрижку со своей лучшей подругой? С другой стороны, наша ситуация с самого начала была необычной. Я понимал просьбу Эрин. Я знаю много детей, которых растил только один родитель. Она не хотела такого будущего для Эрона. Поэтому я ей пообещал. А потом нарушил свое обещание.

Впервые в жизни я подвел Эрин и сбежал.

Дверь в номер открывается, и я вздрагиваю. Мейсон заходит внутрь, а я качаю головой.

– Они что, дали тебе чертов ключ? А есть что-то, чего ты не можешь заполучить?

Мейсон смеется.

– Ну что я могу поделать, если женщины сами на меня бросаются? – Он показывает мне вторую карточку. – Вообще-то она дала мне два ключа. Сказала, что в двенадцать у нее перерыв, и мы можем встретиться.

Я открываю рот от изумления.

– А что такого? Как будто тебе ни разу не давали ключи от номера. – Мейсон закатывает глаза и выбрасывает второй ключ в мусорную корзину. – Быть таким парнем, как мы с тобой, – это одновременно и благословение, и проклятие. За такую внешность приходится платить.

Я прекрасно его понимаю. Я слишком хорошо знаю, о чем он говорит. Он видит сына только по средам и два раза в месяц по выходным. А во время футбольного сезона и того меньше. Я меняю тему:

– Значит, в этом году без плей-офф?

– Ну а как ты думаешь? Я же не бросаю сейчас там мяч.

Это шутка, но он хмурится. Мы оба знаем, что в этом году Мейсон должен был стать стартовым квотербеком команды «Нью-Йорк Джайентс». Именно для этого его забрали с третьего курса в Университете Клемсона. Он не виноват, что Джонни Хенли в последний момент передумал уходить на пенсию. Но вместо того чтобы закатить истерику или попросить, чтобы его выпустили на поле, Мейсон смирился со своей позицией запасного квотербека, заявив, что он еще станет стартовым.

– Это обязательно произойдет, Дикс. И довольно скоро.

Мейсон кивает.

– Только январь выдался ужасно скучным. Ну и ладно, может, потусуюсь тут пару дней с тобой. Позагораю.

– Ты можешь тусоваться тут, сколько захочешь. Номер оплачен до конца месяца. – Я встаю и подхожу к столу, внезапно почувствовав голод. – А я возвращаюсь домой первым же рейсом.

Мейсон улыбается так, словно только что получил награду. Я знаю, что он сейчас начнет злорадствовать. И поднимаю руку, опережая его:

– Это из-за письма, а не из-за тебя, придурок.

Мейсон только ухмыляется в ответ:

– Из-за письма, значит? А вовсе не из-за «лучшего секса в твоей жизни»?

Я кидаю в него сухой вафлей.

– Ты правда не спал тут со всеми подряд? – спрашивает он.

Я качаю головой и отправляю в рот чуть теплую яичницу.

– Я хотел. Но каждый раз, когда что-то начинало получаться, я чувствовал себя так, словно я ей изменяю. – Я смотрю Мейсону в глаза. – Изменяю Скай. Представляешь, как все запущено?

– Скай? – Он приподнимает бровь. – Я думал, она терпеть не может, когда ее так называют.

Я смеюсь:

– Ага. Наверное, поэтому я ее так и называю.

– Вам обоим нравится гладить друг друга против шерсти, да? Похоже на настоящую любовь, – шутит Мейсон.

Любовь. Я вспоминаю слова в письме Эрин о том, что Скайлар в меня влюблена. Наверняка это очередная манипуляция с ее стороны. В половине случаев мне кажется, что Скай меня ненавидит. И я, наверное, поставил жирную точку, когда сбежал от нее, сказав, что это было ошибкой. Интересно, что мне теперь придется сделать, чтобы загладить свою вину?

– Она очень на меня злится?

– Злится? – переспрашивает Мейсон. – Я бы не сказал, что она злится. Она пытается справиться с ситуацией, как только может. Вам обоим был нанесен сокрушительный удар, но Скайлар осталась с ребенком, хотя она даже не предполагала, что он останется у нее.

Мейсон шумно выдыхает.

– Слушай, тебе лучше поскорее вернуться. Собирай вещи, поедем вместе в аэропорт.

– А как же загар? – спрашиваю я.

Мейсон смеется.

– Ты шутишь? Остаться здесь и пропустить то, что начнется, когда ты вернешься?

Я в недоумении хмурю брови.

– Ты же сказал, что она не злится.

– Ну, она-то, может, и не злится. Но я же не сказал, что все остальные не устроят тебе головомойку.

Я провожу рукой по волосам и иду в спальню паковать чемодан.

Мейсон способен спать где угодно. Однажды он заснул в метро в час пик. Он просто упал вперед и захрапел. А я… у меня в голове крутится слишком много мыслей. Каково мне будет в Нью-Йорке без Эрин? Кто я такой без нее? Где мне остановиться? Как меня встретят в моем доме?

Но пока я смотрю в иллюминатор на пушистые облака, больше всего я думаю о Скай.

Я вспоминаю, казалось бы, самые неуместные моменты. Как я держал ей волосы, пока ее рвало в мусорное ведро. Или как она завела руки мне за спину, чтобы завязать на мне фартук. Или как я обнял ее на бейсбольном стадионе, чтобы тот придурок отвалил. Все эти прикосновения были невинными, но при каждом из них я чувствовал, как сквозь все мое тело проходит электрический разряд. Каждое прикосновение было словно удар в живот, каждое заставляло думать, не сойду ли я с ума, если и дальше буду с ней встречаться.

Ну и, конечно, были прикосновения, которые чуть не сломали меня. Когда она положила мою руку себе на живот, и я впервые почувствовал, как Эрон шевелится. Это произошло всего за несколько минут до смерти Эрин. Всего несколько минут отделяют один из лучших моментов в моей жизни от одного из худших.

А когда мы переспали, я изо всех сил сдерживался, чтобы не излить ей свои чувства, как слюнявый кретин. Это было невероятно. Да, я был немного пьян, но это нисколько не притупило ощущений от ее прикосновений. Это не помешало мне получить невероятное наслаждение от ее молочно-белой кожи. Это не притупило воспоминаний о каждой черточке ее лица, каждом изгибе ее тела и каждом вкусе ее кожи.

Я сую руку в карман и нащупываю маленькую квадратную коробочку, завернутую в оберточную бумагу. Я все еще не уверен, что подарю его ей. Я даже не уверен, что собирался это сделать, но он был таким прекрасным, что я не мог его не купить.

Я лезу в сумку и достаю снимок с УЗИ, который я забрал из комнаты Эрин в день, когда уехал. На этом снимке малыш сосет палец. Я вижу морщинки на его личике и складки на крошечных пальчиках. Я провожу пальцем по изображению, глажу его лицо. Хорошо, что он еще не родился. Мне было бы очень жаль, если бы он был уже большим и понял, что я наделал. Я знаю, каково это – ненавидеть собственного отца.

Самолет приземляется в аэропорту имени Кеннеди, а у меня перед глазами все еще стоят рождественские огни района Куинс. Они вызывают у меня воспоминания об Эрин: она очень любила Рождество. Каждый год она выкладывалась по полной, украшая наш дом так, словно мы устраивали у себя светский раут, а не просто семейный ужин. Она клала красиво упакованные подарки под елку и подписывала их «от Санты». Каждый год я закатывал глаза, но она продолжала делать вид, что верит в него. Ей было не важно, что мы были одни. Это был ее любимый праздник.

Жаль, что она не дожила до еще одного Рождества. Весь день я пил, бродил в толпе, сидел на пляже, окруженный толпами отдыхающих. Я думал о том, как Эрон будет отмечать Рождество. Продолжит ли Скайлар традиции Эрин? А я? Буду посылать подарки в надежде, что он их откроет, а не выбросит сразу в мусор, как я поступал с подарками от отца?

Внезапно меня осеняет. Это озарение настолько сильное, что, если бы я сейчас не сидел, я бы упал. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы у моего ребенка была счастливая жизнь. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы Скайлар была частью этой жизни. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы выполнить последнее желание Эрин и стать семьей.

Глава 23

Когда спускается ночь, я стою на тротуаре и смотрю на ступеньки, ведущие к двери моего дома. Я наблюдаю, как хрустящий холодный нью-йоркский воздух превращает мое теплое дыхание в клубы пара, и остро осознаю, как сильно я волнуюсь. Свежий снег на веранде резко контрастирует с теплым пляжем, по которому я бродил еще вчера. Я разглядываю снаружи дом, который больше не ощущаю своим. Прошло всего два месяца. За два месяца многое может измениться. Снаружи дом выглядит точно так же, не считая большого венка, который все еще украшает входную дверь, несмотря на то, что уже середина января. Я улыбаюсь. Может, Скайлар любит Рождество так же, как его любила Эрин.

За все свои двадцать семь лет я ни разу не испытывал такого смятения, как сейчас, когда поднимаюсь по ступенькам. Через боковые окна пробивается мягкий свет – это дает мне надежду, что Скайлар дома. Я не предупредил ее, что приду. Я не хотел дать ей возможность помешать мне. Я только надеюсь, что она примет мои извинения и впустит меня обратно в свою жизнь.

На улице холодно, но я весь вспотел. Я перекладываю цветы из одной руки в другую и вытираю влажные ладони о джинсы. Потом вспоминаю про коробочку, которая лежит у меня в кармане. Не уверен, что подарю его ей. Рождество давно прошло. Может, оставлю на ее день рождения.

Вот блин! Я даже не знаю, когда у нее день рождения. Точно так же, как не знал, какие цветы принести. Мне многое предстоит узнать о Скайлар Митчелл.

Я делаю глубокий вздох и смотрю на темное небо. Не знаю почему, но это придает мне сил. Может, я попросил помощи у бога. Или у Эрин. В любом случае помощь мне не помешает.

Я звоню в дверь. Да, я все еще являюсь совладельцем таунхауса, но после того, что я сделал, думаю, у меня больше нет права открывать дверь своим ключом. Я напрягаюсь. Я словно мальчик-подросток, который пришел к своей первой пассии. Что со мной происходит?

Я заглядываю через боковое окно и вижу внутри движение. У меня перехватывает дыхание, когда Скайлар включает свет и я могу разглядеть ее целиком. Мой взгляд немедленно падает на идеальный круглый живот, затем возвращается на ее лицо. Не знаю, чего я ожидал. Я знал, что к этому времени живот вырастет, но я не ожидал, что она станет еще прекраснее. Она распустила свои длинные темно-русые волосы, и они колышутся у нее на плечах при каждом движении. На ней легинсы, в которых ее красивые ноги кажутся еще более стройными, а зеленая блузка, плотно облегающая ее растущую грудь, подчеркивает живот, который теперь размером с небольшой футбольный мяч.

На крыльце темно, поэтому она меня не видит. Это хорошо, потому что я не могу оторвать от нее глаз. Она чертовски прекрасна! Вдоль моего позвоночника пробегает дрожь, и я уверен, что дрожу не от холода.

Скайлар включает свет на крыльце и смотрит на меня через окно. Я не уверен, но кажется, она ахнула. Она кладет руку на живот и бросает быстрый взгляд за спину, потом смотрит мне в глаза. В этой блузке ее глаза кажутся еще зеленее, чем на самом деле.

Внезапно я испытываю острое желание ее сфотографировать. Такого желания у меня не возникало уже несколько месяцев. Последний раз я фотографировал за несколько дней до смерти Эрин.

Прямо в эту секунду я жду не дождусь, когда снова возьму в руки фотоаппарат. Пальцы зудят от желания навести фокус на Скайлар. Я хочу запечатлеть вот это выражение ее лица. Я не могу точно определить, что это за чувство, но думаю, что она борется с собой. Клянусь, что в ее изумрудных глазах я вижу одновременно два разных чувства. Облегчение и… злость? Чем бы это ни было, эти чувства противоречат друг другу.

Взгляд Скайлар падает на букет цветов, который я держу в руках. Ее лицо смягчается, и она, склонив голову, выдыхает и разглядывает белые лилии. Глядя мне в глаза, она отпирает замок.

Потом открывает дверь, и меня обдает волной тепла. Скайлар обхватывает себя руками – интересно, это от холода или для защиты? Мы оба молчим. В самолете я сотню раз репетировал, что ей скажу. Но теперь я стою здесь и не знаю, как заставить свой мозг произнести слова, которые она должна от меня услышать.

Скайлар в молчании приподнимает брови. Она упряма. Она не заговорит первой. И она права. Ей не за что извиняться. Это я во всем виноват. Я судорожно подыскиваю слова. Что сказать женщине, которую ты покинул и которая к тому была лучшей подругой твоей покойной жены, а сейчас носит твоего ребенка? Я делаю шаг вперед, сую ей цветы и выпаливаю:

– Давай попробуем.

Ее лицо омрачается. Она ожидала гораздо большего, а я снова ее подвел. Подвел их. Она переводит разочарованный взгляд на цветы в моей вытянутой руке. Я на секунду задумываюсь, чем вызвана ее грусть: белыми лилиями или мужчиной, который их принес? Не говоря ни слова, она закрывает дверь.

Но я успеваю вставить в проем ногу.

– Подожди! Это как-то само вылетело. То есть да, я хочу попробовать, но я должен извиниться. Сначала мне нужно попросить у тебя прощения. Прости, что сбежал от тебя.

Скайлар нервно оглядывается назад, потом подходит поближе к едва открытой двери.

– Ты сбежал, Гриффин, – она качает головой. – Я знаю, что ты любил ее, и у меня нет никакого права утверждать, что я горевала не меньше, чем ты. Уверена, что мое горе меркнет перед твоим. Но ты сбежал. Ты все сказал в своей записке. Это было ошибкой. Ты не можешь. А теперь, через два месяца, ты опять объявляешься после того, как я до смерти волновалась, что тебя найдут мертвым. Или что ты бросишь ребенка, которого Эрин так отчаянно хотела, – что ты по собственной воле его оставишь. А теперь ты просто возвращаешься и говоришь «давай попробуем»? И чего ты ожидаешь? Что я упаду к твоим ногам? Чего именно ты от меня хочешь, Гриффин?

Но я не успеваю ей ответить, потому что слышу скрипучий мужской голос. Я уже знаю, что возненавижу мужчину, которому принадлежит этот голос.

– Скайлар, все в горядке?

– Да, все хорошо.

Она открывает дверь и представляет нас друг другу:

– Джон, это Гриффин. Он жил здесь до смерти жены.

Я смотрю на мужчину, который, наверное, еще не понял, что только что стал моим соперником. Его короткие волосы доходят ему до ушей. У него светло-карие, ничем не примечательные глаза. Он ниже и коренастее, чем я. Он чисто выбрит, как военный, и я на секунду задумываюсь, может, Скайлар так больше нравится? Я заканчиваю его рассматривать и провожу рукой по своей гриве.

Джон вздыхает и протягивает мне руку для пожатия.

– Ох, приятель. Мне очень жаль.

У меня создается впечатление, что ему известно не все. Я хочу пристально посмотреть ему в глаза и велеть ему убираться отсюда. Сказать, что Скайлар вынашивает моего ребенка и что у него нет права быть здесь. Не знаю, почему я этого не произношу. Черт, я ведь уже отваживал мужчин от Скайлар таким образом. Но здравый смысл побеждает, и я не говорю ничего, что могло бы расстроить ее еще больше.

– Спасибо. Я… м-м-м… мне просто нужно забрать пару вещей. Фотоаппараты. Телефон. Можно?

Скайлар с облегчением выдыхает. Она боялась, что я все ему расскажу. Испорчу им свидание, или что там у них. Я вытягиваю шею и вижу в столовой стол со свечами, накрытый на двоих. Значит, свидание. Черт!

И почему я думал, что этого не случится? Потому что она беременна?

Она отходит в сторону и пропускает меня внутрь.

– Да, конечно.

Я вдруг вспоминаю про цветы у меня в руках, и чувствую себя полным идиотом из-за того, что вломился к ней без предупреждения. Я с невозмутимым видом кладу их на столик в прихожей.

Джон идет к задней двери.

– Пойду проверю стейки. Приятно познакомиться, Гриффин.

Я киваю ему, и странное ощущение пробегает по всему моему телу. Он выходит из моей задней двери в мой внутренний дворик проверить стейки, которые жарит на моем гриле. Больше всего на свете я хочу сейчас пойти за ним и размозжить его ничего не подозревающую голову о мою бетонную стену. Никогда в жизни я не хотел заявить на что-либо свои права так, как я хочу сейчас заявить их на нее. Она вынашивает моего ребенка, черт возьми!

Скайлар замечает, что у меня сжаты кулаки, и вопросительно смотрит на них, приподняв одну бровь.

Все мои силы уходят на то, чтобы разжать кулаки, когда я прохожу мимо нее.

– Я на одну минутку, – говорю я.

Я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и бегу в свою комнату. Чем быстрее я уберусь отсюда, тем лучше. На пороге хозяйской спальни я останавливаюсь как вкопанный. Комната совершенно преобразилась. Мебель, которая стояла здесь у нас с Эрин, исчезла, ее заменили какие-то предметы из комнаты для гостей, диван, который раньше стоял у меня в студии, и несколько предметов мебели из старой квартиры Скайлар. Я ненадолго закрываю глаза и вдыхаю слабый запах ее цветочных духов.

Мой взгляд падает на постель. Здесь мы занимались любовью. Простыни смяты, и я испытываю необузданную ярость при мысли о том, что здесь побывал Джон.

Потом замечаю на прикроватной тумбочке фотографию. Это фотография, которую я сделал на пикнике, когда волосы у Эрин и Скайлар были одинакового темного оттенка. Скайлар стоит и смотрит на Эрин – а та стоит перед ней на коленях, прижав руку к ее едва заметному животу. Обычно на подобных фотографиях муж любуется своей беременной женой. Но эта фотография красноречиво рассказывает об их особой дружбе. Думаю, Эрин была права: они со Скайлар и правда половинки друг друга. Эта фотография – хорошее тому подтверждение. Я профессионал, но даже я не не смог бы выбрать лучшую фотографию.

– Извини, – произносит Скайлар, подходя ко мне сзади. – Тебе, наверное, нелегко видеть здесь мои вещи.

– Все в порядке.

Если бы она только знала! Если бы она знала, что дело совсем не в этом! Если бы у меня хватило духу сказать ей, что моя реакция вызвана не тем, что это больше не комната Эрин, а тем, что больше всего на свете я хочу заключить Скайлар в объятия и провести с ней еще одну невероятную ночь. Только на этот раз я бы не сбежал. Я бы остался и отдал должное каждому сантиметру ее тела – снова и снова. Но я не произношу этого вслух. Особенно когда внизу находится он.

– Я попросила Мейсона перенести твои вещи в другую комнату, а одежду Эрин упаковала в коробки и перенесла на цокольный этаж.

Я оборачиваюсь к ней, и она заканчивает почти шепотом:

– Я не знала, что с ней делать.

– Знаю. Все в порядке.

Я прохожу мимо нее, бросая последний взгляд на постель. По пути в комнату для гостей я прохожу мимо детской. Я останавливаюсь в дверях и вижу, что комната ни капли не изменилась с тех пор, как Эрин ее обустроила. В комнате для гостей стоит моя мебель. Всю комнату занимает огромная дубовая кровать с балдахином. Эрин настояла, чтобы это было первым, что мы купим в наш новый дом.

Я смотрю на тумбочку со своей стороны кровати – это ведь еще моя сторона? – и у меня перехватывает дыхание, потому что там стоит фотография Эрин, когда она была молодой и проходила химиотерапию. Комната выглядит точно так же, как раньше. Вплоть до моего мобильного телефона, который все еще лежит на зарядке на книге, которую я читал.

Я забираю телефон и зарядку, потом открываю шкаф и беру несколько своих любимых рубашек. Потом выхожу из комнаты и замечаю, что Скайлар наблюдает за мной, прислонившись к стене.

– За остальными вещами я приду в другой раз.

Скайлар ничего не говорит, только кивает.

Спускаясь по лестнице, я разглядываю семейные фотографии, которые Эрин со вкусом развесила на стене. Скайлар не сняла ни одной из них. Фотография с нашей свадьбы все еще занимает главное место в центре. Зато в подборку добавились новые фотографии, включая снимки семьи Скайлар. И даже фотография, на которой мы с Эрин держим снимок с УЗИ. Это одна из последних фотографий Эрин, вскоре после этого она стала выглядеть по-настоящему больной и попросила больше ее не фотографировать.

Проходя через гостиную, я замечаю серебряную урну, которая так и стоит на камине, и замираю на месте. Я подхожу к ней и провожу пальцем по выгравированному имени Эрин.

– С ней я тоже не знала что делать, – слышу я тихий голос Скайлар у себя за спиной. – Я не смогла убрать ее вместе с ее одеждой. Я подумала, что это будет неправильно.

– Это идеальное место, пока мы не найдем места получше.

В последние месяцы я много думал о том, где лучше развеять ее прах. У меня есть одна идея. Но я не могу сам принять это решение.

Я смотрю на заднюю дверь – Джон делает вид, что поглощен стейками, которые к этому моменту уже, наверное, давно пережарились. Он вышел без куртки и теперь весь дрожит. Я размышляю, не сказать ли ему, что он может вернуться в дом, но решаю этого не делать. Пускай отморозит себе яйца. Отмороженные яйца, жесткий стейк, нежеланный гость. Так себе свидание, по-моему.

Я направляюсь на цокольный этаж. За несколькими исключениями, моя студия осталась нетронутой. Диван, который тут стоял, заменили на диван из моей спальни. На диване лежит моя фотография. Скайлар сфотографировала нас с отцом на пикнике. Рядом с ней лежит мой любимый фотоаппарат. Я абсолютно уверен, что не оставлял его там.

Я нахожу большую спортивную сумку и кладу в нее этот и несколько других фотоаппаратов. Потом разглядываю фотографии на стене. Фотографии Эрин. Фотографии Скайлар. Они вызывают у меня радость. Они вызывают у меня грусть. Я ищу глазами свою любимую фотографию, но ее там нет. Потом я замечаю ее на полу.

Точно, я уронил ее той ночью, когда начал целовать Скайлар. Она оставила ее на полу. Фотография два месяца пролежала на полу. Как мусор, который забыли выбросить. Вот что она почувствовала? Вот что она чувствует сейчас? Что я ее выбросил? Я смотрю на фотографию. Скайлар такая красивая: она лежит на траве, ее рука прижата к едва заметному животу. А ее лицо… не думаю, что мне когда-либо удавалось запечатлеть что-то подобное. Может, Эрон в этот момент в ней шевелился? Ни у кого больше я не видел такого умиротворенного лица.

Я поднимаю фотографию с пола и кладу ее в сумку.

Не то чтобы мне нужна была фотография, чтобы не забывать о Скайлар. Ее лицо в форме сердца. Ее волнистые волосы, которые хотят быть русыми так же сильно, как они хотят быть светлыми. Ее изумрудные глаза, с которыми не сравнятся даже самые драгоценные камни. Все это впечаталось в мою память.

Фотографии напоминают мне о предмете, который лежит у меня в кармане. Я достаю коробочку и глажу ее пальцами. Потом закидываю сумку на плечо и возвращаюсь к лестнице.

– Скайлар, может, мне лучше уйти? – спрашивает Джон, когда я поднимаюсь наверх.

Да, Джон. Уходи. Интересно, он чувствует напряжение между мной и Скайлар? Оно настолько сильное, что уж точно способно проникнуть даже сквозь его толстую кожу и гладковыбритое смазливое личико.

– Нет, останься. Гриффин уже уходит.

Черт. Она не использовала возможность от него избавиться. Может, разыграть карту «я отец ребенка»? И избавиться от него навсегда. Я заворачиваю за угол, готовый привести свой план в действие – и плевать на последствия! Потом я замечаю, что он поглаживает ее по руке, а она смотрит ему в глаза. Они друг другу нравятся. Это не первое свидание. Может, даже и не второе. Все мои мысли заняты тем, как бы врезать Мейсону в челюсть за то, что он меня не предупредил, что Скайлар с кем-то встречается. С кем-то, кто меня заменит. С кем-то, кто будет растить Эрона. Потому что он сейчас смотрит на нее так, как я хочу на нее смотреть. Он прикасается к ней так, как я хочу к ней прикасаться.

Скайлар замечает меня и отдергивает руку – к большому разочарованию Джона. Его взгляд бегает от нее ко мне и наконец останавливается на ее животе. Он что, только что все понял? Властной рукой он обнимает Скайлар за плечи, а она виновато смотрит мне в глаза. Что она пытается сказать мне этим взглядом? Что она с ним, но не хочет этого? Что она решила двигаться дальше, но не хочет это афишировать?

Может, он единственный, кто захотел связаться с одинокой беременной женщиной?

Я качаю головой, прогоняя от себя эту дурацкую мысль. Даже на двадцать восьмой неделе беременности к Скайлар, наверное, выстраивается очередь из желающих пригласить ее на свидание. Она обладает необъяснимой способностью притягивать к себе мужчин и очаровывать их. Она понятия не имеет о том, скольких мужчин мне пришлось от нее отпугнуть. Понятия не имеет о том, сколько глаз следят за ней повсюду. Понятия не имеет обо всех угрожающих взглядах, словах и даже тычках, которые я раздал, чтобы сдержать толпу поклонников.

Джон остается на кухне, а Скайлар провожает меня до входной двери. Прежде чем уйти, я кладу подарок на тумбочку в прихожей.

– Я случайно его заметил, и он напомнил мне об обеих «Эрин» в нашей жизни. Я подумал, что тебе может понравиться.

Она с опасением смотрит на коробочку. Потом кивает.

– Спасибо.

Я открываю дверь и выхожу на улицу.

– Позвони мне, когда будешь готова поговорить, Скай, – произношу я и ухожу не оглядываясь. Я не хочу знать, обрадовалась она или разозлилась оттого, что я назвал ее Скай. Не хочу знать, открыла ли она коробочку. Не хочу знать, вернулась ли она в объятия другого мужчины.