Текст книги "Танец судьбы"

9

– Боже мой, Блэр! Что случилось? – Услышав громкий стук в дверь, Пэм вышла и увидела на пороге свою лучшую подругу. Из воспаленных красных глаз Блэр текли слезы, размазавшие краску для ресниц и тени под глазами. Блэр втянула голову в плечи, словно стараясь защитить себя от беды.

– Шон у вас? Я видела здесь его грузовик.

– Да, он доделывает игровую комнату, но…

– Я не хочу показываться ему в таком виде, но мне нужно поговорить с тобой.

– Заходи, – быстро сказала Пэм. Закрыв дверь за Блэр, она провела ее узким коридором в спальню, расположенную в задней части дома.

– Малыш спит в своей кроватке. Остальные играют. Эндрю помогает Шону. Можно надеяться, что нам никто не помешает. – Пэм закрыла дверь и села на кровать рядом с Блэр. Блэр опустила голову и зарыдала.

Некоторое время Пэм молчала, даже не пытаясь успокоить подругу – пусть выплачется и расскажет, как прошла проба. Когда Шон приехал к ним, лицо его было мрачнее тучи, а глаза метали молнии. Пэм отважилась спросить его, отыскал ли Барни Блэр. Он буркнул «Да», а затем в самых грубых выражениях, каких Пэм никогда прежде не слышала от него, высказал все, что он думает о Барни, об этой пробе и о женщине, одержимой идеей и неспособной понять своего блага.

– Похоже, ты не одобряешь ее поездку в Нью-Йорк?

– Так и есть, черт возьми, – рявкнул он. – Дело кончится тем, что она станет калекой.

Поскольку Блэр явилась сюда без посторонней помощи, логично было предположить, что сейчас она страдает не от физической боли, но Пэм поняла, что она крайне чем-то удручена. Пэм погладила Блэр по спине: так она обычно утешала своих детей. После сказанных ею сочувственных слов горькие рыдания стали стихать.

– Расскажи обо всем, Блэр. – Голос Пэм был теплым и ласковым.

Блэр подняла на нее глаза, полные слез. Чтобы губы не дрожали, Блэр сжала их. Постепенно овладев собой, Блэр пожала плечами и еле слышно произнесла охрипшим голосом:

– Я не прошла пробу.

Пэм с трудом подавила вздох облегчения. Она, как и Шон, понимала, что Блэр не стоит возвращаться к танцам, не вылечив колени. Кто-кто, а Пэм хорошо знала этот каторжный труд – танцевать ежедневно по нескольку часов. Чтобы снова работать профессионально, Блэр должна полностью восстановить свои силы.

– Подвели колени?

Блэр мотнула головой.

– Нет, Пэм, дело не в этом – я хорошо их разогрела. И я танцевала лучше, чем когда-либо. Полностью выложилась на этой пробе, и… – Блэр судорожно вздохнула, удерживая слезы. – Мои ограниченные возможности по части пения тоже ничего не решали. Никто там не пел лучше меня. Хореограф и продюсер примерно из пятидесяти кандидаток отобрали восемь, в том числе и меня. Мне казалось, что я выдержала испытание. Я не могла проиграть. У меня больше опыта, чем у других, я более популярна. Я танцевала безупречно, даже вдохновенно. Но я на пять лет старше других конкуренток. Когда хореограф назвал пятерых отобранных счастливиц, меня не было в их числе.

– О, Блэр, дорогая, ты же понимаешь, что это еще не конец. Это просто не твое шоу. Ты ведь десятки раз терпела неудачи на пробах. Появятся и другие возможности.

Блэр горько усмехнулась.

– Я уже в это не верю. Чтобы поверить в себя, мне нужно было пройти именно эту пробу. Не спрашивай, откуда я знаю это, но это так. – Она крепко сжала руку Пэм. – Пэм! Я танцевала так хорошо, так хорошо!

– Дорогая, я очень тебе сочувствую. Но ты не повредила себе? – озабоченно спросила Пэм. – Как твои ноги? Не болят?

Блэр пожала плечами.

– Болят немного. Не больше, чем обычно.

Пэм попыталась перевести разговор.

– Шон совершенно обезумел, переживая за тебя. Но он, дурачок, больше всего боится, чтобы ты не упала, не покалечилась, не угодила в больницу.

Блэр вновь горько усмехнулась.

– Его бесит лишь то, что я не вняла его совету. – Губы Блэр снова задрожали. – Когда мне больше всего нужно было поощрение, он просто наорал на меня. Не очень-то это способствует развитию наших отношений. Да, видимо, все на этом и кончится. Шон сделает еще одну зарубку на своем ремне. На большее мне не стоит и рассчитывать.

– Не говори глупостей, Блэр, не то я рассержусь. Раскрой глаза! – вскричала Пэм. Блэр изумленно посмотрела на нее. За все годы их дружбы Пэм никогда не говорила с ней так резко. – Этот человек любит тебя. С ума по тебе сходит. И если бы в тебе была хоть капля разума, в чем я сильно сомневаюсь, ты придавала бы больше значения его словам. Он обезумел от тревоги за тебя, и его мало волнует, прошла ли ты этот проклятый отбор. Его беспокоит твое здоровье. Ты, конечно, можешь думать иначе, но мы с Шоном считаем, что это сейчас важнее всего остального. Шон был так расстроен, что позвонил Джорджу Силвертону просто для того, чтобы…

– Джорджу Силвертону? – перебила Блэр. – Продюсеру этого шоу? – Она вскочила с кровати.

Пэм с интересом наблюдала за внезапным оживлением Блэр. Чуть отодвинувшись от подруги, она ответила:

– Да.

– Откуда же Шон Гаррет знает Джорджа Силвертона?

Пэм нервно облизнула губы. Открывать ящик Пандоры или нет? Ей не нравился ни холодный блеск в зеленых глазах Блэр, ни то, как она внезапно вскинула подбородок.

– Он… он, хм-м, ремонтировал ему дом в прошлом году. С тех пор они на дружеской ноге, и я думаю…

– Извини, – перебила ее Блэр. Она кинулась к двери и, настежь распахнув ее, выбежала в холл. Пэм побежала за ней.

– Блэр, подожди. Тебе лучше не показываться ему, пока ты на взводе. Он…

– Я знаю, что он сделал, – крикнула та. Пытаясь справиться с задвижкой на двери, ведущей во внутренний дворик, Блэр осыпала ее проклятиями. Наконец открыв ее, она решительно прошла к месту строительных работ.

Шон стоял, широко расставив ноги, и большими гвоздями прибивал доски к каркасу из бруса. Услышав, что кто-то пролезает через недостроенную стену, он оглянулся. Изо рта у него нелепо торчали гвозди. Эндрю, не упускающий случая помочь своему кумиру, увидел Блэр и широко улыбнулся, но, заметив свирепое выражение ее лица, нахмурился.

– Мне нужно поговорить с тобой, – едва сдерживая гнев, сказала Блэр.

Шон не спеша вынул изо рта гвозди.

– Сейчас не могу. Я занят.

– Немедленно! – потребовала Блэр, топнув ногой.

Брови Шона угрожающе сошлись к переносице.

– Я занят, – твердо повторил он, – а кроме того, считаю, что сейчас не время и не место вьшснять отношения.

– Мне наплевать на то, что ты считаешь, и безразлично, слышит нас кто-то или нет.

– А мне – нет!

Прежде чем Блэр успела что-либо сообразить, Шон бросил гвозди, выпустил из рук молоток и, подойдя к Блэр, поднял ее и взвалил на плечо. От изумления у нее перехватило дыхание, но, придя в себя, она пронзительно завизжала:

– Кретин! Немедленно отпусти меня!

Блэр извивалась, пинала его ногами, царапалась, колотила по спине, но он словно не замечал этого. Шон крепко держал ее на плече, и Блэр это так обидело, что по лицу ее вновь потекли слезы. Едва она успела смахнуть их, как Шон бросил ее на кровать Пэм и закрыл дверь. Теперь они были вдвоем. Блэр вскочила, как разъяренная тигрица.

– Мне следовало давно догадаться, что у тебя инстинкты пещерного человека, варвара. Конечно, рано или поздно, они все равно проявились бы.

– Это не я устроил скандал, а ты, – заметил Шон. – И не собираюсь извиняться за то, что взвалил тебя себе на плечо, как мешок муки, который, кстати, разумнее, чем ты. Даже если ты готова ругаться со мной при Пэм, ты могла бы понять, что Эндрю совсем незачем слышать это. Он обожает тебя, но боюсь, как бы после этой сцены его отношение к тебе не изменилось.

– Не учи меня, как мне себя вести, – прошипела она. – Мне нужно узнать только одно. – От возбуждения ее грудь вздымалась. Она чувствовала, как кровь закипает в ее жилах, как темнеет в глазах и шумит в ушах. – Ты звонил сегодня утром Джорджу Силвертону, не так ли?

– Да, звонил, – спокойно ответил Шон, не моргнув глазом.

– Он что – твой приятель?

– Да. Когда он приезжает сюда на уик-энд, мы играем с ним в теннис. – Прямые и честные ответы Шона еще больше разозлили ее.

– Так, значит, это из-за тебя я потеряла все шансы танцевать в этом шоу?

– Нет.

– Не лги! – крикнула Блэр.

– Я и не лгу, – бросил он.

– Лжешь. Ты позвонил Силвертону и по-дружески попросил его не брать в труппу мисс Блэр Симпсон. Что ты сказал ему? Что я могу упасть во время представления? Что на мне как на танцовщице можно поставить крест из-за моих травм? Или ты кое о чем попросил его как мужчина мужчину? Сообщил, что спишь со мной, и потому мое возвращение к профессиональной деятельности для тебя нежелательно? Так что же именно ты сказал?

Шон нервно взъерошил волосы и выкрикнул несколько совершенно нецензурных слов. Он стоял, подбоченившись и опираясь на одну ногу. Его взгляд выражал изумление и бешенство.

– Ты и вправду так думаешь? – спросил он наконец, когда она, не выдержав его взгляда, отвела глаза. – Неужели после того, что было между нами, ты можешь думать, что я на это способен?

Его голос становился все резче. Откинув голову, он посмотрел вверх и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться и преодолеть гнев. Потом закрыл глаза, вздохнул и опустил голову.

– Нет, Блэр. Боюсь, ты не поверишь, но я ничего подобного не говорил, даже не называл твоего имени. Я позвонил Джорджу, которого действительно могу назвать своим другом. Зная, что он продюсер этого шоу, я спросил, что это за представление, и попытался выяснить, насколько трудно будет для тебя участие в нем. Вот и все. Это чистая правда.

– Я не верю тебе, – к его удивлению, ответила Блэр. – Я танцевала очень хорошо. Просто великолепно. Но почему-то не попала в число отобранных. И причина этого не в моем исполнении, а в чем-то другом.

– Я тут ни при чем. Зачем бы я стал мешать тебе? – В его голосе звучало искреннее возмущение. Казалось невероятным, что он способен так притворяться.

Блэр невесело рассмеялась.

– Как – зачем? Ты еще хочешь переубедить меня?! Да хоть для того, чтобы еще некоторое время позабав-ляться новой игрушкой.

Шон шагнул к Блэр с горящим от гнева лицом.

– За эти слова стоило бы наказать тебя.

– Это вполне в твоем духе, – отрезала Блэр, повернувшись к нему спиной.

– А еще лучше – швырнуть тебя на эту кровать и трахать до тех пор, пока ты не поймешь, что к чему, или хотя бы не заткнешься.

– Сломить меня таким образом? Уверена, что к этому ты и стремился.

– Не сломить, а убедить, уговорить, научить. Обогатить твою жизнь. Сделать так, чтобы в ней кроме танцев появилось бы и многое другое.

– Это не для меня.

– Ошибаешься. Именно для тебя. С той ночи, в прошлую пятницу, ты могла убедиться, что моя любовь дает тебе больше, чем танцы.

– Нет!

– Да! Я видел, как ты сияла от счастья. Слышал твой радостный смех. Ты просто излучала радость. А что теперь? Что дали тебе твои танцы? Ты плачешь навзрыд. А что, черт возьми, с твоими волосами?

Ошеломленная последним вопросом, Блэр схватилась руками за волосы.

– Я… я их завила.

– То есть ты сделала это специально? – удивился Шон.

Блэр гордо вскинула подбородок.

– Я так лучше смотрюсь на сцене и вообще выгляжу моложе.

– Моложе? Да, ты похожа на молодого барана.

– Я не желаю слушать оскорбления, – крикнула Блэр, направляясь к двери.

Шон схватил ее за руку железной хваткой и повернул к себе.

– Потрудись выслушать меня, – процедил он сквозь зубы, – и узнай, что я о тебе думаю. Ты, Блэр Симпсон, – такая отъявленная эгоистка, каких я в жизни не видывал. Ты любишь только себя и даже не замечаешь этого. Но я открою тебе глаза.

Блэр тщетно пыталась вырваться.

– Ты считаешь себя средоточием вселенной, и тебе кажется, что у других не бывает неудач. Может, ты полагаешь, что твой путь будет всегда усыпан розами? А вдруг ты не сможешь больше танцевать? Что тогда? Все для тебя будет кончено, и ты бросишься под поезд, как твой дружок Коул?

– Пусти меня! – Резко дернувшись, Блэр наконец освободила занемевшую руку. – Я не сдамся до тех пор, пока могу добиться успеха.

– Какого успеха? В танцах? Да ты двенадцать лет пользовалась успехом.

– Этого мало!

– Всегда будет мало, потому что один успех сулит славу и богатство, а другой зависит от твоей собственной теплоты, доброжелательности, сердечности. А с этим у вас, мисс Симпсон, серьезные проблемы.

Эти слова прозучали как пощечина. Из глаз Блэр снова хлынули слезы.

– Заткнись!

– Нет, это ты заткнись и слушай. Каких бы успехов ты ни достигла, они не сделают тебя счастливой, поэтому тебя всегда будет преследовать страх лишиться их. Ты стремишься к признанию, но оно и гроша ломаного не стоит, поскольку ты не способна трезво и правильно оценить себя. Вот что в тебе плохо, Блэр. Ты не нравишься себе.

Шон подошел к истине так близко, что Блэр нечего было возразить. Желая больнее уколоть его, она разразилась гневной тирадой:

– Как ты смеешь поучать меня? Что ты знаешь об этом? О неудачах и разочарованиях? Легко говорить об успехе, сидя в своем тепленьком гнездышке. Все, к чему ты прикасаешься, превращается в золото. Так скажи мне, царь Мидас, испытывал ты когда-нибудь разочарования, бывал ли когда-нибудь отвергнут?

– Восемь лет назад я обанкротился и потерял все.

Воцарилось молчание. Внутреннее напряжение Шона вырвалось наружу и передалось Блэр. У нее перехватило дыхание. Только что он просил ее замолчать. Теперь ей и в самом деле нечего было сказать. В смятении глядя на него, она с трудом постигала смысл его слов.

– Обанкротился? – наконец переспросила она.

– Сядь!

Блэр повиновалась без колебаний. Она подошла к кровати и села. Шон встал у окна, повернувшись спиной к Блэр.

– Мне было тридцать лет. Я строил паршивенькие Дома и разные хозяйственные сооружения. Мастерил их один за другим. На вырученные деньги покупал землю, а на ней строил новые дома. Все было так, как ты говоришь: я преуспевал и не знал горя. Но все же мне пришлось изведать его в полной мере.

Невыгодное размещение капитала, насыщенный рынок, высокая ставка ссудного процента, ограниченный кредит – короче, пошло-поехало. Покупать мои дома никто не хотел. Банки требовали возвращения ссуд. Полностью разоренный, я был вынужден признать себя банкротом.

Мои друзья по клубу, все, кто вкладывал деньги в мою работу, сразу забыли номер моего телефона, а заодно и меня. Любопытно, как проявляют себя люди, когда кто-то идет ко дну. Похоже, им кажется, что неудачи заразны. Так что встреча со мной никого не радовала. Мне пришлось продать парусную лодку, «кадиллак», шестерку лошадей и даже теннисную ракетку и клюшки для гольфа. – Шон засмеялся. – Я не шучу, так оно и было. Мой отец отошел от дел несколькими годами раньше. Он пришел в ужас от того, как я распорядился прекрасно поставленным строительным делом, в которое он вложил все силы. Но, к счастью, финансовое положение его и матери не пострадало.

Через суд я смог реализовать часть своих активов и начал выплачивать долги. Все это шло медленно, очень медленно. Большая часть кредиторов согласилась погасить долги из расчета по девяносто центов за доллар. Это позволило мне выкарабкаться и начать все сначала. Я начал работать плотником и понял, что это мне по душе.

Потихоньку я накопил деньги, купил себе дом и стал ремонтировать его по выходным. Потом купил еще один и, отреставрировав, продал его. Свой дом я показывал заказчикам, как пример того, во что можно превратить старое здание. Об остальном можешь догадаться сама. Мне повезло. Вновь замаячила удача, и я постарался не упустить ее.

Он обернулся и посмотрел на Блэр.

– Тебя интересовала женщина, на которой я хотел жениться? Когда мои дела стали плохи, она ушла. Ее ужасала мысль связать себя узами брака с человеком, который не сможет внести взносы в престижный клуб или похвалиться текущим счетом в солидном банке.

– И она бросила тебя?

Все время, пока Шон рассказывал, Блэр молчала. Узнав о том, что тот, кто казался ей столь удачливым и уверенным в завтрашнем дне, претерпел такие неудачи и тяжелые времена, Блэр чувствовала уже не гнев, а удивление и сочувствие.

– Да, и я тогда был рад этому, потому что не мог взять на себя ответственность за нее. Но меня взбесило, что она оставила у себя мое обручальное кольцо с бриллиантом. Я надеялся продать его. – Он чуть заметно усмехнулся.

– И ты больше никогда не видел ее?

– Видел. Через несколько лет после этих событий она вышла замуж за какого-то лондонского банкира, но тот оставил ее и сошелся с богатой разведенной женщиной. Тогда ей захотелось снова повидать меня. Приехав сюда, она охала и ахала, разглядывая отреставрированные мною дома. Я тогда только что купил «мерседес», и она поглаживала его своими маленькими ручками. В воскресном выпуске «Таймс» опубликовали очерк обо мне. Мои дела снова пошли в гору. Ей понравились мои дома, пришелся по душе наш городок. И она уже готова была снова полюбить меня, недоумевая, почему несколько лет назад вообразила, что я ей не нужен.

– И как же ты повел себя с ней? – спросила Блэр с явным отвращением к этой женщине.

– Никак. Я рассмеялся ей в лицо, посоветовал идти своей дорогой и пожелал удачной охоты. Как я слышал, красивая и хитрая, она до сих пор ищет богатого мужа.

Шон подошел к кровати и, сев рядом с Блэр, взял ее руку.

– Почти все люди среднего возраста, Блэр, испытали какие-то потрясения. Многие женщины теряют мужей и им приходится устраиваться на работу, нередко впервые в жизни. Мужчин увольняют, они уходят с завода, где они работали лет тридцать, и ищут другую работу. Домашние хозяйки теряют смысл жизни, когда их дети покидают родной дом. Чтобы выжить, мне пришлось начать все сначала. Я не надеялся вновь обрести счастье, но сейчас я счастливее, чем раньше. Моя теперешняя жизнь совершенно непредсказуема. То, что происходит со мной, – это дар судьбы.

Блэр вспомнила, как Пэм сказала ей в тот день, когда она приехала сюда, о том, что судьба творит с ней такие чудеса, о которых она и помыслить не могла.

– Я люблю свою работу и горжусь ею. Видя, как под твоими руками нечто никчемное обретает особый стиль, получаешь большое удовлетворение. Такого никогда не ощутишь, покупая, например, участок земли, – тебе просто вручают заверенный документ, вот и все. – Шон приподнял подбородок Блэр и заглянул ей в лицо. – Я говорил с тобой как последний дурак. Расчувствовался.

Блэр покачала головой:

– Ты говорил как мужчина, твердо стоящий на земле. Как человек, хорошо понимающий жизненные ценности и добывший это понимание тяжелым опытом. Как человек, переживший трудные времена и теперь довольный жизнью.

– Что-то в своей жизни я сумел спасти, но не все. В ней не хватает чего-то очень важного, – тихо сказал Шон и пригладил волосы.

Блэр закрыла глаза.

– Чего же в ней не хватает?

Блэр почувствовала, что Шон осторожно укладывает ее на постель и ложится рядом. Их ноги свешивались с кровати. Его губы коснулись ее щеки.

– Мне не хватает любящей женщины, которая, живя со мной, разделила бы все мои радости и невзгоды. Вместе с ней мы строили бы свое счастье. – Он провел языком по ее нижней губе. – Блэр, ты сегодня очень расстроена. Если бы только я мог утешить тебя! Но, может, все это к лучшему?

Блэр уже не могла ни о чем думать, так как язык Шо-на все скользил по ее губам. Однако что-то в его примирительном тоне все же настораживало ее.

– Почему же к лучшему? – спросила она.

– Потому что теперь ты не будешь так рваться на сцену.

Блэр повернула голову, сбросила его руку со своей груди и села, глядя прямо на Шона.

– Шон, я не изменю свои представления о жизни. И я ничего не забуду, особенно того, что касается моей профессии, танцев. – Шон приподнялся, опершись на локоть. – Ты битых полчаса толковал мне, как важно не падать духом, если тебя постигла неудача, а напрячь силы и преодолеть все трудности. Нет, я использовала еще не все возможности. Я должна во что бы то ни стало вернуться на сцену. Как только я свяжусь с Барни…

– Я не верю в это. – Шон вскочил, сжав кулаки. – Я говорил о возможности начать новую жизнь, а не продолжать цепляться за старое. Хватит глупостей, Блэр. До тебя доходит лишь то, что ты хочешь услышать, а потом ты все перекраиваешь на свой лад.

– Интересно, кто из нас пытается все перекроить на свой лад? Ведь все, о чем ты говорил, относится к твоей жизни, а не к моей.

– Твоя жизнь может стать моей, а моя – твоей.

Простота и ясность этой фразы испугали ее больше, чем попытки Шона давить на нее.

– Нет, Шон, этого не произойдет, во всяком случае, пока. Пока не…

– Пока ты не искалечишься так, что уже не сможешь танцевать? А может, даже и ходить? – вскричал Шон. Отвернувшись от Блэр, он шагнул к двери и рывком открыл ее. – Что ж, забудь все, куколка. И не мечтай о том, что, начав хромать, вернешься ко мне. Сломленная, исковерканная жизнью, ты не будешь нужна никому, в том числе и мне.

Эти слова Шона неотвязно звучали у нее в ушах, как проклятие, и это приводило Блэр в ужас. Блэр беспокойно ворочалась на своем неудобном диване. После ночей, проведенных с Шоном, сейчас ей было очень одиноко. На его широкой кровати они всегда спали, тесно прижавшись друг к другу. Дыхание Шона согревало ее лицо. Он обвивал ее шею своими руками. Его ладони…

Пэм привезла Блэр домой. Болтушка Пэм на этот раз была немногословна и всем своим видом выказывала неодобрение. Холодно простившись с Блэр, она сказала, что забирает свой автомобиль, поскольку он понадобится ей в ближайшие дни. Вернувшись от Пэм, Блэр не виделась с Шоном, но часто слышала громкий стук его молотка. Блэр казалось, что Шон колотит молотком с особой яростью.

Она не хотела признаться даже себе, что тоскует по Шону. Поразмыслив обо всем, Блэр решила, что ей нужно поскорее вернуться в Нью-Йорк. Нельзя жить в двух шагах от Шона, постоянно встречаться с ним, ощущая взаимную неприязнь, все усиливающуюся и угрожающую взрывом. Если этот взрыв произойдет, земля разверзнется под ними и поглотит обоих. Блэр тотчас начала складывать вещи. Она намеревалась на следующий день позвонить Пэм и объяснить ей, почему она больше не сможет вести танцевальные классы. Она должна быть в Нью-Йорке, где каждый день может появиться неожиданная возможность вроде последней пробы, а для этого следует быть там. Барни, которого она только что уведомила о своем намерении приехать, пришел от этого в бурный восторг.

Было и еще кое-что, в чем Блэр не хотела признаваться, – пульсирующая боль в коленях. Днем, переполненная эмоциями, Блэр почти не замечала ее, но, оставшись одна, почувствовала, что боль становится все сильнее Блэр прикладывала к коленям то грелки, то лед, но облегчения не было. Она проглотила целых три таблетки аспирина, а через два часа еще три. Все впустую. Она сердилась и плакала. Сегодня ей пришлось танцевать в полную силу – и все напрасно. Она исполняла программу в быстром темпе. И вот расплата. Шон, наверное, был бы рад узнать, что ей так плохо.

Шон. Шон. Шон. Почему она так тоскует по прикосновениям его рук – то успокаивающим, то возбуждающим страсть? Почему так соблазнителен для нее его рот, прикрытый пышными усами? Почему ее руки так томятся желанием обнять его спину, плечи, погладить мягкие волосы на его груди? Почему ее губы так страстно тянутся к его губам? Почему ее тело…

– Уймись же, черт возьми! – приказала себе Блэр.

Лицо ее было залито слезами. Почему Шон причиняет ей больше горя, чем ее больные колени? Его упреки подействовали на Блэр куда сильнее, чем неудачная проба. Отчего?

Блэр отказывалась сформулировать единственный ответ на все эти вопросы.

Блэр проснулась от пронзительного телефонного звонка. Она застонала и зарылась лицом в подушку. Заснуть было так трудно, а теперь кто-то осмеливается будить ее! Телефон продолжал звонить.

Блэр открыла глаза и, взглянув на часы, поняла, что уже совсем не так рано, как она думала. Одиннадцатый час! Спросонок Блэр никак не могла дотянуться до телефона.

– Сейчас, сейчас, – ворчала она, снимая трубку.

– Блэр!

Этот голос она больше всего хотела услышать. Он преследовал ее во сне. И вот наконец она слышит его, но…

– Блэр? – нетерпеливо повторил Шон.

– Д… да? Шон? Что…

– Пэм у тебя?

Ошеломленная, Блэр огляделась, словно и в самом деле могла увидеть Пэм у себя в комнате.

– Нет, откуда ей тут быть? Она…

– Ты видела ее? Знаешь, где она? – перебил ее Шон.

– Я… – Блэр не удивляло, что Шон все еще сердится на нее. – Шон! Что-то случилось?

– Мне нужны Пэм или Джо. Несчастный случай с Эндрю. Он расшибся.