Текст книги "Хроника моей жизни"

1852 год

Новый год благополучно встретил я под мирным кровом Знаменской обители вместе с любвеобильным настоятелем ее, отцом архимандритом Леонидом. Недолго оставался со мною под одним кровом мой добрый хозяин; вскоре после праздника Крещения он отправился в свою пустынную Вифанию, куда призывали его ректорские обязанности. Я же, оставшись один, предался своим обычным занятиям – описанию достопримечательных предметов Патриаршей ризницы и греческих рукописей Синодальной библиотеки. В то же время почти постоянно исполнял разные, важные и неважные поручения, возлагаемые на меня и родными, и посторонними лицами. Между тем не прерывались у меня и письменные сношения с друзьями и знакомыми.

27-го числа писал мне из Вифании мой почтенный хозяин, отец архимандрит Леонид:

«Прежде всего прошу вас быть снисходительным к этому письму, которое, вероятно, будет или коротко, или бессвязно, или то и другое вместе. Если угодно, объясню и причину. У меня на ноге лежит пластырь нарывной мази под вытягивающим пластырем: ногу щиплет и рвет и весь организм в некотором раздражении. В таком случае и мысль спокойна быть не может. Впрочем, прошу не заключать из этого, что я принадлежу к новой школе исторической, где все нравственные действия хотят решительно обусловить местными физическими влияниями. Я готов в этом отношении держаться середины: дать свободный полет духу, уступив нечто и физическим влияниям. В общем, это повернее.

Признаюсь вам, очень жалко мне было, что пропустил приятный случай провести с вами несколько дней; но это искупилось для меня тем спокойствием и добропорядочностью жития, какими пользовался я на 1-й неделе. Вы постоянный житель Москвы и к ней привыкли; для меня же она в тягость. Еду в Москву всегда с неохотою, в Москве обживаюсь, сдружаюсь с ней, а домой возвращаюсь с отягощением. Право, если бы можно, и на Светлую неделю не приезжал бы.

Очень утешительно для меня впечатление, произведенное на вас статьей о Слепцове. Оно послужит мне ручательством, что имя моего друга будет иногда и вами произнесено на молитве, преимущественно литургийной. Много с тех пор новых имен надобно мне присоединить к списку почивших… Но извините, чувствую прилив крови к голове и после припишу или теперь же докончу при пожелании вам всех милостей из сокровищницы Господа Иисуса Христа. Брата целую и вас обнимаю. Прощайте.

Февраля 29 числа. Прошу вас передать брату при свидании, что письмо его я получил и весьма благодарен. Оно должно было поколебать несчастную уверенность некоторых из здешних, охотно принявших известие, будто покойный Гоголь был в белой горячке. Как видно, слух этот распущен теми достойными христианами, которым все, что отзывается религиозностью, что носит печать христианства, представляется сумасшествием.

Здоровье мое, благодаря Бога, поправляется, но выходить боюсь: погода здесь пресквернейшая».

Так как мой добрый хозяин, отец архимандрит Леонид, не рассудил приехать на Светлую неделю в Москву, то я долгом почел поздравить его с праздником письменно, причем выразил недоумение, не мое ли продолжительное пребывание в его настоятельских покоях заграждает ему путь во вверенную ему обитель. Но это неосторожное с моей стороны недоумение вызвало сильный упрек со стороны благороднейшего отца Леонида. Вот что писал он мне от 6-го апреля:

«Воистину воскресе! Многоуважаемый и сердечно любимый отец ризничий святейших патриархов и Святейшего Синода!

С особенным чувством принял я к сердцу христианское приветствие ваше. Признаюсь, однако ж, что оно глубоко возмутило меня. По прочтении его внезапно посетила меня мысль, которою меня как варом обдало. Представилось мне, будто бы вы предполагаете, что не приезжал я на праздник Пасхи, а тоже и на Сырную неделю, опасаясь как вас стеснить, так и себе не найти простора. Желаю, чтобы я ошибался в этом, чтобы вовсе не было в вас подобной мысли; если, к сожалению, она посетила вас, то прошу и умоляю вас изгнать ее без всякой пощады и верить, сколько можете вы иметь доверия к искренности моих чувств к вам, что никогда, ни на минуту не посещала меня эта мысль и что я приношу большую жертву, лишив себя случая к сближению с вами, что я желал бы не для вас, а для себя всяких замедлений в перестройке ваших келий, замедлений, которые доставили бы мне возможность провести с вами лето, как провел две-три недели зимы. Причин у меня много: одни вам известны, другие не стоят известности; но все вместе они стали стеной между моими Вифанскими кельями и Москвой. В ожидании личного свидания надеюсь видеть вашу благородную душу и ваше расположение ко мне в тех письмах, которыми вы, конечно, не оставите время от времени утешать меня. Желаю вам, чтобы вся ваша жизнь казалась вам светлой неделей и была зарей света невечернего, которого всех нас да не лишит Светодавец.

Душевно преданный вам архимандрит Леонид».

10-го июля писал я в Абакумово своему другу отцу Граменицкому:

«Спешу, не дожидаясь оказии, удовлетворить вашему давнему желанию: вот вам, наконец, и Введение в богословие знаменитого Макария: читайте, наслаждайтесь и назидайтесь им.

Письмо ваше от 15-го июня и при нем бурак (бурак – сосуд из бересты цилиндрической формы. – Примеч. ред.) куриных произведений я получил 20-го числа. За то и другое приношу усерднейшую благодарность: первое приятно, а последние оказались очень вкусны. Благодарность за первое принадлежит неоспоримо вам; а признательность за последние, без сомнения, должна относиться к Александре Васильевне.

Епископ Леонид (Краснопевков)

Нового о себе скажу вам то, что, пользуясь свободным временем, я совершил нынешней весной два путешествия: в Лавру и Новый Иерусалим. В Лавре я был в последней половине мая: погода была чудеснейшая. Там пробыл я 8 суток: все видел и со всеми виделся; провел время приятнейшим образом; в академии и в Вифании приняли меня так, как я не мог и воображать: так были все ко мне внимательны и обязательны! А сверх всего этого, я удостоился там, паче всякого чаяния, получить награду. Мой приезд в Лавру случился в один день с прибытием туда высокопреосвященного митрополита: 25-го мая, в Неделю Всех святых, владыка, назначив меня с собой на служение в Троицком соборе и во время службы заметив, что у меня нет при бедре духовного меча, распорядился тут же препоясать меня оным. Не столько важна, конечно, награда, сколько дорого внимание архипастыря.

Спустя недели три по возвращении из Лавры я отправлялся дня на три, не более, в Новый Иерусалим и Звенигород. Какое дивное здание этого храма Воскресения! Памятник, вполне достойный великого Никона! Быть в Воскресенске я считал священною для себя обязанностью, как блюститель памятников патриарших. А обитель святого Саввы Звенигородского – что это за чудное место по своему местоположению и окрестностям! Признаюсь, побывши там, почти не хотелось возвращаться в Москву: так понравилась мне эта тихая, уединенная обитель.

Но, увы! после таких отрадных путешествий я снова погрузился в прежнюю суету: опять те же занятия, иногда довольно мелкие и пустые, та же шумная и рассеянная жизнь, хотя, конечно, не в такой степени, как это было прежде и скоро будет опять в Кремле. Впрочем, переселение мое в Кремль едва ли еще скоро будет, разве к глубокой осени: работы наши идут что-то очень медленно.

Что у вас? Думаю, еще не убрались с покосом. На беду православных поселян и бездельных москвитян, погода-то стоит не совсем благоприятная: у первых остановились, конечно, работы, а у последних – гулянья. Что до меня, то я почти рад такой погоде: не пыльно ходить в Кремль и не душно сидеть в келье и заниматься делом.

Желаю вам благополучно окончить полевые работы и скорее приняться за книжное дело…»

28-го числа писал мне из Вифании отец ректор Леонид:

«Высокопреподобнейший и многолюбезнейший батюшка, отец ризничий их святейшества!

Скоро, как кажется, буду иметь удовольствие пожить с вами в доказательство, что в вас никакого стеснения для себя не находил, не нахожу, если только для вас стеснителен не буду. В Москву зовут обязанности и сердце, здесь удерживают обязанности и сердце. Что ж делать? Думаю покончить здешние обязанности и ехать к Московским. А что до людей с добрым, расположенным к ним сердцем, – их-то (простившись с родными) приеду искать в Знаменский монастырь: так велит опыт. А пока примите уверение в искренности моих чувств, в которых надеюсь не измениться».

10-го числа писал я в Абакумово священнику М.Д. Граменицкому:

«Честь имею приветствовать вас с праздником; желаю вам радостно его встретить и проводить благополучно. Хотел бы я прислать на праздник гостинец, но, к сожалению, нет ввиду оказии, а послать через почту, как показал опыт, не совсем удобно. Вот какого рода дело: на днях поступил в продажу 4-й том Догматики Макария; я поспешил, разумеется, приобрести один экземпляр и на вашу долю, но как его доставить вам – вот в чем вопрос. Потрудитесь уже сами представить мне случай к пересылке вам помянутой книги.

Я все еще в Знаменском, но, кажется, уже скоро переселюсь в свой священный Кремль. Есть надежда, что моя квартира в текущем месяце будет устроена совсем: в октябре, может быть, не буду ли уже я там. Прошу тогда жаловать ко мне на новоселье. Квартира за мной оставлена та же, какая была и прежде, хотя сначала было предположено поместить меня в другом месте. Патриаршая молельня, в которой вы провели ночь, устроена будет в лучшем виде: приезжайте, хотя еще раз побываете в ней, пока я нахожусь в настоящей должности».

1-го октября, в день моего ангела, имел я удовольствие получить от своего гостеприимного хозяина, отца архимандрита Леонида, следующее послание:

«Приятно мне, что могу в самый день вашего ангела поздравить вас, возлюбленнейший отче! Живо воспоминаю я и первые ваши именины – день пострижения вашего и прошлогодние.

В послании вашем спрашиваете моего мнения в прогулке на выставку. Скажу не обинуясь: и в церковь иду с предосуждением для себя, если хочу сделать в храме Божием выставку из себя, но и с выставки в манеже могу возвратиться без всякого предосуждения, если мое монашество ходило туда со мною. Мы монахи, но по положению своему не пустынники; нам невозможно и даже не должно вовсе бегать от столкновений с миром; но должно соблюдать себя неоскверненными от мира. Урок наш труден; но кто знает, был ли бы другой легче для нас. Вот мое искреннее мнение, по нашему требованию высказанное: судите, не осуждайте. Христос посреди нас ныне и вовеки.

Брата обнимаю от всей души и поздравляю с блистательным успехом выставки, которая так справедливо занимала его.

Простите и будьте уверены, что и заочно я усерднейший и преданнейший ваш гость».

В ноябре переселился я наконец из Знаменского монастыря в свою кремлевскую обитель и водворился в обновленных келиях святейшего патриарха Никона.

24-го числа прислал мне приехавший из Вифании в Москву на праздник, мой странноприимец отец архимандрит Леонид записку следующего содержания:

«Вчера вежды мои так отяжелели сном, что увлекли за собою и уста, которые и не выполняли потому обязанности, возложенной на них моим искренним желанием – пригласить вас, если будете вы свободны, завтра откушать ко мне. Теперь же просил бы вас прислать мне “Фому Кемпийского” и тот № Ведомостей, в котором слово владыки “иди и ты твори такожде”».

Само собою разумеется, что я не мог отказаться от чести разделить с моим высокопочтенным другом его праздничную трапезу. Но вот какой курьез случился с нами в первый день праздника. Так как у меня не было казенного экипажа, то отец Леонид пригласил меня ездить с собой для приветствий с праздником общих наших знакомых. Долго мы ездили по Москве; приезжаем наконец в монастырь; он требует, чтобы подавали обед, но ему отвечают, что обеда не приготовлено, так как не было приказания, да и повара нет на кухне – ушел со двора. Что делать? Оставалось ради праздника удовлетвориться сухоядением. К счастью, я вспомнил, что у меня на столе осталась приличная праздничная закуска, которую я предлагал, по обычаю, своим гостям после литургии в Синодальной церкви 12-ти Апостолов и которую должен был оставить на столе, спеша на молебен в Чудов монастырь. Таким образом, от Знаменских ворот мы сделали поворот и направились к Кремлю, где и обрели, чем утолить глад. Долго после этого мы с дружеским смехом вспоминали о званом Знаменском обеде.

После двулетних, не беспрепятственных впрочем, занятий я составил наконец по воле преосвященнейшего митрополита «Краткое описание замечательнейших предметов, хранящихся в Московской Синодальной (бывшей Патриаршей) ризнице и библиотеке». Рукопись, на 18-ти почтовых листах, представлена была мною на благоусмотрение его высокопреосвященства. Владыка внимательно прочитал мой первоначальный археологическо-библиографический труд и сделал на рукописи карандашом несколько поправок. Вот некоторые из них:

Написано у меня: «на серебряном плаще надпись».

Поправлено: «на серебряной дщице».

Написано: «Крест с серебряною рукояткой».

Поправлено: «с серебряным рукоятием».

Написано: «Внутри панагии – капля млека Пресвятой Богородицы».

Слова эти зачеркнуты.

Написано: «По древнему обычаю, при таинственном освящении мира в память общения нашей отечественной Церкви с восточной прибавляется из алавастра в состав мира несколько капель (преждеосвященного мира)».

Слова «в память общения…» заменены словами «в знамение непрерывности таинства в Православной Церкви».

Одобрив вообще выбор предметов, мною описанных, владыка заметил только, что описание довольно сухо; нужно бы его оживить. Это замечание побудило меня внимательнее заняться порученным мне делом. Я принялся снова за труд. О результатах этого труда речь будет впереди.

1853 год

Новый, 1853 год благополучно встретил я в своем новообновленном жилище. С новым годом начались и потекли обычной чередой мои прежние занятия, мои прежние сношения со старыми друзьями, с близкими и дальними родными.

5-го числа писал я в Абакумово своему другу, отцу Граменицкому:

«Приветствую вас со святой Четыредесятницей; душевно желаю вам беспреткновенно прейти сие поприще святого поста и в радости достигнуть светлого дня Воскресения Господня. Много трудов предстоит вам на сем поприще по долгу вашего пастырского служения, но да поможет вам Господь Своею благодатию благоуспешно совершить эти труды, ко славе Его Пресвятого имени и к душевной пользе ваших пасомых.

В настоящую Четыредесятницу предстоят и мне немалые труды и подвиги по случаю принесения и приведения в надлежащий порядок Патриаршей ризницы и по делу мироварения. Впрочем, эти труды, особенно последнего рода, для меня очень приятны. Мысль, что я тружусь здесь для целой почти Православной Русской Церкви, воодушевляет меня и облегчает все труды и заботы, сопряженные с делом мироварения. Не утешительно ли, в самом деле, быть главным распорядителем и потом раздаятелем той святыни, чрез которую сообщаются дары Святого Духа каждому верующему в таинстве Миропомазания? Если у вас есть под руками (а мне помнится, что есть) Письма о богослужении Восточной Церкви господина Муравьева, то потрудитесь прочесть там статью об освящении мира; и вы получите понятие о том, какие важные и приятные труды суждено нести мне при настоящей моей должности.

Все прочее идет у меня обычной чередой. Особенного ничего нет; здоровье мое, слава Богу, хорошо.

Вы просили выслать вам 2-й том катехизических бесед Яхонтова: с удовольствием исполнил бы я вам поручение, но дело в том, что не 2-й том вышел этих бесед, а только 2-е издание 1-го тома, который у вас имеется. Вместо бесед Яхонтова я послал вам 5-й и последний том Догматического богословия Макария и уверен, что вы давно получили его. В настоящее время есть в продаже кое-какие сочинения духовного содержания, и я, при настоящей благоприятной оказии, желал бы что-нибудь выслать вам, но не знаю, мог ли бы я на сей раз сделать удачный выбор. Прочтите сами объявление о книгах, продающихся в лавке Москвитянина в прибавлениях к № 27 Московских Ведомостей: если найдете там что-нибудь интересное для себя, напишите мне, я не замедлю исполнить ваше поручение».

10-го числа писал мне абакумовский друг отец Михаил Граменицкий, который, не довольствуясь иметь меня другом, захотел иметь меня еще и кумом:

«На ваше благочестивое приветствие провести мне святую Четыредесятницу во благочестии имею честь ответствовать тем же благожеланием от искреннего сердца и вам, благоуспешно и душеспасительно проведши оную в радости духа, увидеть светлый день Воскресения Христова… Сверх сего желаю вам успеха в делах ваших в приведении в порядок Патриаршей ризницы и в святом действии мироварения. Да подкрепит Господь Бог ваши силы на дела благая к славе Его Пресвятого имени и к пользе любезных наших соотчичей!

Простите меня, что до сих пор не извещал вас о получении 5-го тома вожделенной Догматики. Усерднейше благодарю вас, дражайший друг мой; какая сладкая пища для души! – жалко только того, что кончился труд знаменитого теолога, желательно бы еще все видеть продолжение.

Публикации о книгах в 27 № Московских ведомостей пересматривал – хочется иметь для образца что-нибудь из сочинений Иннокентия[35]35
  Борисова.


[Закрыть], архиепископа Херсонского, думаю, что не ошибусь, если попрошу вас потрудиться приобресть для меня из его сочинений Падение Адамово или беседы на Великий пост; еще Пастырское богословие Антония[36]36
  Амфитеатрова, скончавшегося в сане архиепископа Казанского в 1879 году.


[Закрыть], ректора Киевской духовной академии. Если вы выбор мой найдете не совсем справедливым, то вас самих прошу покорнейше придумать, что для меня нужнее и полезнее; верно, вы перечитывали все сии публикуемые книги, а поэтому и знаете достоинство каждой. На каковой предмет и прилагаю при сем пять рублей серебром.

Еще, любезнейший друг, хочу открыться вам в одном намерении. Сверх давнишнего нашего знакомства и теснейшего дружества, не позволите ли мне иметь вас и духовным родственником? Ожидаю разрешения от бремени жены моей, если Господь Бог поможет ей благополучно освободиться от оного; не благоволите ли меня осчастливить – изъявить ваше согласие быть восприемником имеющего родиться и кумом моим? Не поставьте себе в труд хоть в строчке единой ответить на мое дерзновенное предложение с сим же письмоподателем.

У меня особенного доколе нет ничего, все по-старому. Мои катехизические Поучения у владыки, – не знаю, что последует».

Получив это письмо 12-го числа, я в тот же день отвечал на него в следующих выражениях:

«С удовольствием исполнил ваше поручение. Извольте получить и Падение Адамово, и Пастырское богословие, но только не Антония, а Кирилла – это будет гораздо интереснее и полезнее для вас. Богословие Антония не более, как руководство для учеников семинарии, и притом вышла оного только первая часть; за книги заплачено 4 рубля 50 копеек, а 21 копейка и еще рубля полтора серебром прежних остаются у меня на покупку для вас книг.

Что скажу вам на ваше приглашение меня в восприемники? Отказываться и совестно и грешно; но и принять оное не совсем легко. Впрочем, если Господь дарует вам мужеский пол, готов принять на себя обязанность восприемника, хотя за точное исполнение ее отнюдь не ручаюсь.

Нового у нас то, что, во-первых, сгорел Большой театр вчерашнего дня и, во 2-х, вчера же приехал к нам из Питера почтенный гость господин обер-прокурор Святейшего Синода. Сегодня имел я честь, в числе прочих, представляться к его сиятельству. Он принял меня очень благосклонно и наговорил мне немало комплиментов, – что он-де слышал обо мне добрые отзывы и от преосвященного митрополита, и от многих других еще прежде, в Петербурге. 14-го числа, в субботу, обещался посетить Патриаршую библиотеку и, вероятно, заглянет в мою келью.

Пока довольно. Боюсь, чтобы не задержать вашего почтенного ктитора. Будьте здоровы и благополучны».

5-го числа писал мне из Абакумова отец Михаил Граменицкий:

«От искреннего сердца все имеем честь поздравить вас с приближающимся праздником Христова Воскресения, желаем оный сретить и провести в радости душевной.

Извините меня, любезнейший друг мой, что я в прошедшем письме так дерзко осмелился изъявить вам свое давнее желание вступить с вами в родство духовное. Вы в своем ответе благосклонно изволили изъявить на сие ваше согласие, если родится мужеск пол. Прошедшего марта 21-го дня Бог действительно даровал нам сына, которого, в память вашего прежнего имени, и нарекли мы Иоанном и при таинстве Святого Крещения имели вас заочно восприемником с лично присутствующей Елисаветой Сергеевной. Итак, удостойте, любезнейший друг мой, быть крестным отцом новорожденного: более ничего не желаем, как быть к вам как можно ближе по сердцу и молить Бога, чтобы добрые качества души вашей сколько-нибудь отразились в вашем крестнике.

Слышали мы, с прискорбием, что у вас является прежняя эпидемия, – да сохранит вас Господь Бог от праведного гнева Своего! А у нас страдают многие от сильного кашля, особенно дети, – почти все подвержены ему. Мой Дмитрий от Сырной недели мучится от оного и днем и ночью. Думаем, что нет ли причины сему в атмосфере.

P. S. От сего письмоподателя – ямщика Ивана, вам уже известного, – удостойте принять к празднику бурак с яйцами.

P. S. Нижайше благодарю вас, любезнейший друг мой, за ваши хлопоты в присылке мне пищи и духовной и телесной. Действительно, Пастырское богословие Кирилла – книга назидательная для нашего брата, об Иннокентии и говорить нечего; а сахар, – что за сахар – лед, ребятишки все зубы изломали, – душевно благодарим вас, просим покорнейше и впредь не оставить подобными милостями, если будет вам возможно».

Получив это дружеское послание 8-го числа, я в тот же день отвечал своему другу и куму:

«С искренним удовольствием приемлю на себя звание восприемника для вашего новорожденного сына. Да будет это залогом еще ближайших и искреннейших отношений между мной и вами. Возращайте же и воспитывайте вашего и моего по духу сына до лет отрочества, пока он не сделается способен принимать внушения и вразумления и от отца своего крестного, если только Господь продлит жизнь сего последнего. В благословение и в залог усвоения себе посылаю новорожденному сыну крестному моему тот самый крест, который я носил на себе, когда именовался Иоанном. Спасительная сила крестная да охраняет юное чадо мое от всех нападений вражеских отныне и до конца дней его!

Любезнейшая кумушка Александра Васильевна! Приветствуя вас с новорожденным сыном, душевно желаю вам доброго здоровья для воздоения и возращения вашего и моего по духу дитяти. Примите при сем уверение в моем искреннем уважении к прекрасным качествам вашей души, а в залог сего уважения примите от меня посылаемый при сем образ Ростовских чудотворцев, коих молитвами да сохранит вас Господь Бог.

Прошу вас свидетельствовать мое искреннейшее почитание достопочтеннейшей Елисавете Сергеевне, и поздравьте ее от меня с крестным сыном, а равно поблагодарите ее, что она благоволила принять на себя исполнение тех обязанностей, которые при крещении общего нашего восприемного сына надлежало бы исполнить мне.

Действительно, есть опыты умирающих у нас от холеры, но эта смерть бывает следствием большей частью собственной каждого неосторожности.

Что касается до меня, то мне теперь некогда и думать о холере: так много хлопот и забот. А отсутствие мнительности есть одно из предохранительных средств от настоящей болезни. Впрочем, в животе или смерти да будет надо мною воля Божия.

Принося вам усерднейшую благодарность за приветствие с праздником Воскресения Христова, равно и вас со всем семейством вашим приветствую с тем же.

За присланные от вас яйца посылаю вам 2-й выпуск катехизических бесед Яхонтова, который на днях только поступил у нас в продажу.

Извините, что так небрежно пишу: ждут люди и дела».

14-го же числа писал мне из Петербурга бывший там на чреде ректор Костромской семинарии архимандрит Агафангел[37]37
  Соловьев, впоследствии архиепископ Волынский († 1876).


[Закрыть]:

«В Костромской семинарии открывается место инспектора и профессора богословских наук. Я весьма желал бы, чтобы оно было занято вами. Мне кажется, вам лучше служить на ученом поприще; в ваших летах, при ваших способностях, вы могли бы больше оказать пользы просвещению духовному и церкви, чем на настоящем месте. Но без вашего согласия я не решаюсь представить свои желания начальству. Почему прошу вас покорнейше уведомить меня, не противно ли будет вам мое ходатайство о назначении вас на инспекторскую должность, нельзя ли прислать это уведомление с первой почтой, потому что уже требуют моих мыслей[38]38
  Московский митрополит Филарет в письме от 25-го января 1851 года писал к архиепископу Казанскому Григорию: «Костромской ректор Агафангел имеет довольно ума; но есть странности в его поступках и отношениях к начальству. Подобное можно сказать о Ярославском ректоре Никодиме» (Чтения в Обществе любителей духовного просвещения. 1877, декабрь. С. 169).


[Закрыть].

Получив это неожиданное для меня письмо 19-го числа, я отвечал на оное 22-го:

«Приношу вам мою искреннюю благодарность за ваше благосклонное ко мне внимание. Приглашением меня на службу под вашим начальством и руководством вы делаете мне очень много чести; и я при других обстоятельствах с радостью поспешил бы воспользоваться столь лестным для меня вниманием вашего высокопреподобия. Но вам, кажется, небезызвестно, что на настоящую мою должность я избран по непосредственному изволению его высокопреосвященства, высокопреосвященного митрополита, хотя, конечно, и не без моего собственного на то согласия. Следовательно, изъявить желание, согласно предложению вашего высокопреподобия, на перемещение меня к должности инспектора и профессора в Костромскую семинарию значило бы с моей стороны нарушить волю его высокопреосвященства, столь для меня священную. Притом я не имею никаких особенных побуждений так скоро еще оставлять настоящую мою должность: она не представляет для меня ни особенных затруднений, ни других каких-либо невыгод. Напротив, здесь для меня та особенная выгода, что я, на каждом шагу, при всяком недоумении, могу пользоваться непосредственным советом и наставлением такого мудрого и великого архипастыря, каков наш высокопреосвященный митрополит. Впрочем, во всяком случае я, как монах, в силу данного мною обета безусловного послушания, не могу и не должен сам себе назначать и определять тот или другой род служения, а почитаю для себя священной обязанностью неуклонно следовать воле и распоряжениям высшего начальства».

18-го июля прибыла в Москву вдовствующая королева Нидерландская Анна Павловна[39]39
  Скончалась 17 февраля 1865 года.


[Закрыть]. На другой день был торжественный выход ее величества из большого кремлевского Дворца в Успенский Собор, где она встречена и приветствована была речью от митрополита Филарета. Но при этом произошла следующая особенность: едва митрополит скажет несколько слов, как августейшая гостья тотчас же отвечает ему, и так до конца речи.

Речь эта, не помещенная во втором собрании слов и речей (1861 год) митрополита Филарета, напечатана была в свое время в Московских ведомостях № 88. Она читается так:

«Благоверная Государыня!

Присутствие здесь Вашего Величества есть радостное для нас свидетельство того, что судьба, давшая вам другое отечество, дабы вами и вашими чадами украсить и укрепить тамошний Престол, не отделила вашего сердца от вашего первого отечества.

Можем свидетельствовать, что и Православная Россия не престает усвоять вас себе. Она каждый день возносит о вас молитвы.

И теперь, преданный своему царю, а по нем и всему царскому роду, сей древлепрестольный град гласом радости призывает вам благословения от Всеблагого и Всещедрого, из Негоже всяко отечество на небесех и на земли именуется»[40]40
  Эта, равно как и другая речь, сказанная митрополитом в Троицкой Лавре, напечатаны в Дополнительном томе «Собрания мнений и отзывов митрополита Филарета» (№ 94. М., 1887. С. 349–351). См. также: Сочинения Филарета митрополита Московского и Коломенского. Т. 5. М., 1885. С. 530–531.


[Закрыть].

24-го числа, в 11 часов утра, королева удостоила своим посещением Патриаршую ризницу и библиотеку.

13-го числа писал мне из Тифлиса наставник семинарии, игумен Моисей (Рыбальский):

«Слыхали ли вы, что я переведен в Тифлис еще в 1852 году в октябре месяце и прибыл сюда в декабре, – переведен на должность наставника же в Тифлисской семинарии. Жить в Тифлисе мне очень весело. Начальники меня любят и товарищи по службе друзья. Я, слава Богу, здоров и благополучен. Чего же еще желать на службе среди разноплеменных народов вдали от родины? Остается благодарить Господа да стараться всеми силами быть достойным Господних милостей ко мне, недостойному Его милостей.

Долгом считаю известить вас о случившихся со мною переменах в области честолюбия.

С 15-го марта по 1-е июня я был в командировке. По вниманию начальства к моей службе и поведению, меня экзарх Грузии[41]41
  Архиепископ Исидор (Никольский), впоследствии митрополит Новгородско-Санкт-Петербургский, первенствующий член Святейшего Синода. Скончался 7 сентября 1892 года.


[Закрыть], по указу Святейшего Синода, посылал к Императорской миссии в Тегеран, столицу Персии, куда я съездил, – с помощью Божией исправил свои дела и благополучно возвратился в Тифлис к своей должности. Два раза представлялся в Персии персидскому шаху, которому почему-то я так понравился, что он при ноте, в знак высочайшего своего ко мне благоволения, пожаловал мне палку, драгоценными камнями украшенную. Министр князь Долгорукий подарил двое золотых часов из Кабинета его величества и множество других дали мне подарков. В Персии мое дело было исправить все христианские требы, какие случатся, – служить на Пасху и прочее. В числе замечательных треб в Персии – это присоединение супруги князя Долгорукого, реформатки, к Православной Церкви. Таинство Миропомазания совершено над нею 12-го апреля, а все прочее было обыкновенно.

По возвращении в Тифлис за удовлетворительное исполнение поручения начальства милостью Божией 8-го июня в семинарской церкви высокопреосвященным экзархом Грузии архиепископом Исидором возведен в сан игумена, награжден палицею, после Божественной литургии вручил мне игуменский посох, а вслед за сим представлен к награждению наперсным крестом. Стыдно мне пред своими сверстниками по службе, да что делать – так, верно, Богу угодно, без воли Которого ничто в жизни нашей не случится.

Скажите от меня мое глубочайшее почтение отцу Игнатию[42]42
  Рождественскому.


[Закрыть], ректору семинарии архимандриту Евгению[43]43
  Сахарову-Платонову.


[Закрыть], Василию Михайловичу Сперанскому и сообщите им о случившемся со мною. Как же вы поживаете? Здоровы ли, благополучны ли? Не случилось ли и с вами чего особенного? Нет ли новостей в академии нашей? Здоров ли высокопреосвященный митрополит Московский Филарет?

Все, что только знаете интересного, перебросьте ко мне чрез Кавказ, чем премного обяжете меня».

Получив письмо из Абакумова от кума моего, отца Михаила Граменицкого, я на другой же день отвечал на него в следующих выражениях:

«…на новосельи живу по-старому: те же занятия и те же суеты. Не пройдет одного дня, чтобы у меня не побывало несколько человек в ризнице. Впрочем, между посетителями бывают и такие, коих посещением надобно дорожить, не говоря уже о посещениях высочайших особ: их посещение должно поставлять себе за великое счастье. И нынешним летом не раз уже я удостоился сего счастья. Так, в июле изволила посетить Патриаршую Ризницу и библиотеку ее величество, королева Нидерландская Анна Павловна. Она со мною была очень милостива и благосклонна. На прошедшей неделе я имел счастье принимать у себя ее высочество принцессу Нидерландскую, родную сестру нашей государыни императрицы. При выходе из библиотеки ее высочество, выразив чрез переводчика благодарность мне, вместе с тем изъявила сожаление, что не могла объясняться со мною по-русски.