Текст книги "Хроника моей жизни"

Но обращусь к прежнему – к истории своей жизни в деревне. Самая грустная история: во-первых, 13 июня со мною был припадок, вследствие чего я и остался еще на две недели сверх срока; во-вторых, я окончательно разошелся с братом. Виною 1-го несчастия был отчасти я сам. Однажды брат увлек меня в гости к одному управляющему. Вы, может быть, знаете хоть по слухам, как в деревнях кутят, особенно управляющие и такие господа, каков мой брат. Меня вынудили выпить до 3-х рюмок водки, а главное, продержали до 5-ти часов утра. К 6-ти мы возвратились домой. Потом следовала до 7-ми часов мучительная бессонница, а в 10-м – увы! – припадок. После этого я 5 дней не вставал с постели. Затем, немного оправившись, поехал в Ливны, отослал в архив рапорт, и вот по возвращении оттуда целую неделю живу опять у брата, будучи занят, поглощен одними неудовольствиями, неприятностями, сплетнями и проч. и проч.

Теперь позвольте попросить вас выслушать и другую грустную повесть. Отношения мои с братом были дурны и прежде, были дурны всегда. Отношения его к маменьке и дочери были еще хуже. В настоящую свою поездку я мечтал все эти отношения уравнять и устроить, т. е. и отношения его к себе самому, и отношения его к семейству. Но, увы!..

И вот теперь, несмотря на то что жить семейною жизнью для меня будет тяжело, несмотря на то что в маменьке семейство брата теряет очень много и много, – я все-таки беру ее с собою. Оставить ее здесь было бы с моей стороны решительно бесчеловечно.

Извините меня, что я так долго занимаю вас описанием моих отношений к брату, изображением положения маменьки. Это единственный живой вопрос, который занимал и занимает меня, особенно в последние три недели. Голова моя до того подавлена, до того наполнена, занята положением брата и его несчастного, совершенно без вины гибнущего семейства, что я, кажется, ни о чем другом не могу ни думать ни рассуждать, ни говорить ни писать.

Прощайте, не знаю, когда доставлено вам будет это письмо. С искреннею любовью и почтением остаюсь навсегда преданный и навсегда благодарный вам А. Викторов».

Исправив и дополнив разными сведениями и объяснениями, согласно замечаниям высокопреосвященного митрополита Филарета, составленное мною в 1852 году краткое описание замечательнейших предметов Патриаршей ризницы и рукописей библиотеки, я снова представлял оное на благоусмотрение архипастыря, и он, одобривши мой труд, благословил представить оный на рассмотрение в Цензурный комитет. Посему я препроводил 14-го августа свою рукопись в Московский комитет для цензуры духовных книг, находящийся при Московской духовной академии, при прошении следующего содержания:

«Представляемую при сем, с соизволения его высокопреосвященства, Святейшего Синода члена, высокопреосвященнейшего Филарета, митрополита Московского и кавалера, рукопись: Указатель для обозрения Московской Патриаршей (ныне Синодальной) ризницы и библиотеки, покорнейше прошу рассмотреть и, если не окажется ничего противного правилам цензуры, одобрить к напечатанию».

На другой день, т. е. 15-го числа, писал я по этому случаю к одному из членов Цензурного комитета, отцу инспектору академии архимандриту Сергию – моему восприемному отцу по монашеству:

«По сыновнему дерзновению, осмеливаюсь беспокоить вас покорнейшею просьбою. Благоволите принять на себя труд рассмотреть представленную мною, с соизволения высокопреосвященнейшего митрополита, в ваш Цензурный комитет рукопись под заглавием “Указатель для обозрения Московской Патриаршей ризницы и библиотеки”. Это – труд, предпринятый и совершенный мною по воле его высокопреосвященства.

К вашему высокопреподобию обращаюсь с моею покорнейшею просьбою о рассмотрении этой рукописи, между прочим, и потому, что, в случае могущих встретиться при чтении оной каких-либо недоумений, вам удобнее, нежели кому-либо другому из членов Цензурного комитета, для разрешения этих недоумений обратиться к достопочтеннейшему А. В. Горскому, к советам коего не раз прибегал я при составлении моего Указателя, и которому известны замечания, какие изволил сделать мне высокопреосвященнейший митрополит, когда я представлял свое произведение на благоусмотрение его высокопреосвященства».

6-го числа сентября имел я честь получить от преосвященного митрополита записку следующего содержания:

«Примите, отец ризничий, труд доставить мне соборный свиток 1667 года, который нужно мне иметь пред глазами для исполнения предписания Святейшего Синода.

Сентября 6, 1854 года. Филарет, митрополит Московский».

Примечание. Соборный свиток 1667 года понадобился митрополиту, конечно, для исполнения указа Святейшего Синода от 19-го августа (№ 520) относительно обращения, по Высочайшему повелению, одной из моленных, находящихся на Рогожском кладбище, в православную или единоверческую церковь (см.: Собрание мнений и отзывов митрополита Филарета. Т. III, СПб., 1885. № 397. С. 562 и след.).

11-го октября писал мне из Московской академии бакалавр отец Порфирий:

«Ваша рукопись уже недели с полторы как отослана в Синод с объявлением, что нет причин, препятствующих к отпечатанию. Отец инспектор говорит, что он исправил некоторые только выражения, которые у вас, может быть, имеют технический смысл, но которые для благочестивого чувства представляются несколько возмутительными, например: “Спаситель или апостолы вышиты золотом или серебром”. Он отыскал еще неверность в разысканиях ваших о митре будто бы святого Иоанна Златоуста. У Карамзина действительно допускается это мнение. Но в летописи, на которую он ссылается, сделано пояснение, что надобно разуметь монастырь Иоанна Златоустого, а не лицо его, или, иначе, что она принадлежала Иоанну Новгородскому, а не Иоанну Златоустому. Это сомнение высказано также и в представлении Синоду».

Титульный лист «Указателя»

19-го числа писал мне профессор Вифанской семинарии Г.П. Быстрицкий:

«Другой уже месяц, как мы простились с Москвой, и в это время нередко мне приходило на мысль переслать к вам несколько строк хотя состоящих из одних благопожеланий, за неимением других предметов. Но все как-то не приводилось – то занятия, то, признаться сказать, леность мешали мне исполнить желаемое; притом и прошел день вашего ангела, и тут я не воспользовался прекрасным случаем. Простите меня своею обычною снисходительностью.

Но вот совершилось важное событие и в моей жизни. Я не могу не известить вас о своей радости: Господь благословил нас сыном Петром; вот две недели его жизни. Родился в самый день празднования святителям и чудотворцам Московским 5-го числа в 11 часов утра; здесь его рождение сопровождалось колокольным звоном (потому что только что кончился молебен). Видно, будет святителем… Но он родился так слаб, мал и худ, что нечего было взять в руки, потому что недоносок. Мы радовались и радуемся, что явился на свет по крайней мере живым. Оттого и крещение совершено было на другой день. Восприемником был наш отец ректор, а крестною – маменька, которую второпях мы выписали из Москвы. Младенец живет, а, по милости Божией, может быть, и жить будет. Мы надеемся; говорят, живут и недоноски.

К сожалению, у меня классов прибыло; видно, должности будут приращаться с семейством. Прибавка классов, впрочем, дело не важное; а главное – занятия умножились; составляю теперь лекции по церковной русской археологии. Еще ничего бы, если бы вдоволь было источников и пособий, а то надо довольствоваться самым малым».

Обращался я к настоятелю Воскресенского (Новый Иерусалим) монастыря отцу архимандриту Клименту[73]73
  Мажарову, магистру Санкт-Петербургской духовной академии выпуска 1831 года, в 1856 году уволенному на покой. Ср. Отзыв митрополита Филарета о нем в: Письма митрополита Филарета к Высочайшим Особам и другим лицам. Ч. II. Тверь, 1888. С. 32–33.


[Закрыть] с вопросом о дне тезоименитства святейшего патриарха Никона, коего память я особенно чтил, как великого и знаменитого иерарха Русской Церкви. И вот какой получил ответ от 1-го ноября:

«Честь имею уведомить вас, что день тезоименитства святейшего патриарха Никона празднуется 23 марта, в день священномученика Никона и учеников его.

За P.S. благодарю. Но напрасно еще не приписали чего-нибудь, например, о военных действиях. Дошел до меня темный слух, будто было генеральное сражение – и наши победили. Давно бы пора. Лучше разом много потерять, да кончить дело, нежели в несколько раз терять больше – и не видать конца».

21-го числа писал мне из Абакумова отец Михаил Граменицкий:

«Много прошло времени с тех пор, как я ничего не слыхал об вас и не давал знать о себе. Что касается до моего быта, то и теперь за новое сказать нечего, все то же, что и прежде. Только надобно воссылать благодарение Господу Богу, Который Своею Божественною благодатию хранит и милует нас в благополучии, – да, как я, так и все мои домашние живы и здоровы! Дай Бог, чтобы я услышал и об вас то же! Но от вас сверх этого надеюсь услышать и еще что-нибудь новенькое, ведь ваша позиция – не моя и ваша столица – не то, что угрюмое село Абакумово: мы слушаем только налетающих ворон, сорок и галок, – а у вас есть от кого и есть что узнать и услышать. Надеюсь, по-дружески и по-прежнему поделитесь и со мною чем можно и сколько можно – только чтобы это было вам не в тягость.

Еще до вас просьба покорнейшая. О чем? О том же, о чем утруждал и прежде. Не вышел ли в печати IV выпуск катехизических поучений Яхонтова, потрудитесь прислать мне его; и еще не имеете ли в виду каких книг поинтереснее – и поближе к моему делу, а дело мое теперь остановилось на 8-м члене Символа веры. В следующий год буду писать о Святом Духе и о церкви: не придумаете ли для обличения моего скудоумия чего годного на сии предметы – не оставьте выслать – деньги же перешлю вам после нового года.

Благоволите принять сей мёд в знак моей к вам признательности. Он был приготовлен для вас в августе, еще свежий, – но не удалось переслать доселе – вкусите хотя уже отвердевшего».

Получив письмо это 24-го числа, я в тот же день отвечал на него:

«Письмо ваше, и при нем от пчел сот, мною получены 24-го сего ноября. За то и другое приношу вам мою благодарность.

IV выпуска катехизических поучений Яхонтова в продаже еще нет: как скоро появится, не замедлю выслать вам. Не помню, посылал ли я вам катехизические поучения Киевского протоиерея Скворцова; если нет, то извольте получить их; если же вы имеете уже их, то прошу эту книжку возвратить мне: она не излишня и для меня самого.

При сем прилагаю вам брошюру – произведение знаменитого нашего писателя А.Н. Муравьева: примите ее от меня в знак искреннего моего к вам расположения.

Спрашиваете меня о новостях? Но что могу сообщить вам нового – право, не знаю. Из Крыма особенных известий, кроме тех, которые уже сообщены в газетах, не слышно никаких. По части церковной нового то, что открылось недавно два места архиерейских – одно в Пензе, другое в Архангельске. Преосвященный Пензенский Амвросий[74]74
  Морев.


[Закрыть] скончался, как это объявлено было уже и в Ведомостях Московских. Преосвященный Архангельский Варлаам[75]75
  Успенский. Он не был уволен на покой, а перемещен на Пензенскую кафедру. Скончался на покое в 1876 году в сане архиепископа Тобольского.


[Закрыть], как слышно, уволен на покой. Теперь надобно ожидать значительного движения в нашей ученой сфере.

В моей области все мирно и спокойно. В настоящее время я занят преимущественно хлопотами по церкви. Слава Богу, мало-помалу устройство нашей церкви приходит к окончанию. После нового года, может быть, наконец я буду иметь утешение видеть освящение нашего храма. После трехлетнего беспокойства в отношении к церковному богослужению как сладостно и приятно, думаю, будет совершать богослужение в благолепном храме. Да, церковь наша устроена теперь очень хорошо.

Что вы так давно не бывали в Москве? Или она вам не понравилась? Приезжайте, пожалуйста, да привозите с собою и крестника моего: ведь надобно же его когда-нибудь показать мне. Я очень рад, что он живет у вас и прыгает. Посылаю ему Божие благословение. Матушке Александре Васильевне и всему вашему семейству – мое усерднейшее почитание.

С искреннею любовью и почтением к вам имею честь быть…»

27-го числа писал мне ректор Вифанской семинарии архимандрит Нафанаил:

«Пользуясь случаем, почитаю долгом засвидетельствовать письменно мое всеусердное и искреннее высокопочитание вашему высокопреподобию.

Яков Ильич[76]76
  Владыкин.


[Закрыть] наш не может отправиться к вам за получением книг, назначенных к обременению семинарской библиотеки. Просим вас передать оные Ивану Сергеевичу Хитрову для доставления в семинарию. Желательно, чтобы они достаточно были закупорены – в ящики, или коробья, или зашиты в рогожи, так чтобы ямщик, имеющий везти книги, не знал, что везет книги. А то, признаться, я боюсь, как бы раскольники не пронюхали и не отбили на дороге. От них чего не станется? Расписку от Ивана Сергеевича можете получить или на копии каталога, или на отношении нашем к вам. Как поживаете и спасаетесь? При первом свидании скажите от меня, прошу вас, усерднейшие поклоны отцу ректору[77]77
  Архимандриту Леониду (Краснопевкову).


[Закрыть] и отцу инспектору[78]78
  Иеромонаху Игнатию (Рождественскому).


[Закрыть] Московской семинарии. Простите! Христос посреди нас. С истинным почтением и совершенною преданностию вашего высокопреподобия покорнейший слуга архимандрит Нафанаил.

Григорий Петрович[79]79
  Быстрицкий.


[Закрыть] благодушествует с супругою. Птенец их пищит, стараясь доказать, что он жив».

По распоряжению правительства с некоторого времени стали, чрез полицию, отбирать у раскольников как печатные книги, не согласные с учением Православной Церкви, так и рукописи сомнительного содержания. И все эти книги и рукописи, отбираемые у раскольников в какой бы то ни было епархии, велено было присылать в Москву для хранения в Синодальной библиотеке. К концу 1853 года собралось этих сокровищ так много, что их негде было уже и помещать. Не знаю, кому пришло на мысль раздать собранные и хранившиеся в Синодальной библиотеке раскольнические книги и рукописи в учебные заведения. Вследствие сего, поручено было бакалавру Московской духовной академии Никите Петровичу Гилярову-Платонову, при моем участии, разобрать, описать и распределить их между двумя академиями, Московскою и Казанскою, и двумя семинариями, Московскою и Вифанскою.

7-го декабря писал мне из Ставрополя на Кавказе смотритель духовного училища И.Б. Акимов, между прочим, следующее:

«Мы, живущие близко к театру войны, каждый раз получаем столько новых слухов о ходе ее, о храбрости наших христолюбивых воинов и о мудрой политике князя Меньшикова[80]80
  Алексея Сергеевича († 19 апреля 1869 года).


[Закрыть], что почти каждый день поем: с нами Бог, разумейте языцы и покоряйтеся…

На днях получены следующие известия: шестьдесят два корабля различных наименований и форм погибли от бури, бывшей 2-го ноября. Часть сего упомянута в газетах; более 5 000 тел выкинуто из моря на берегах Крымских. Неприятель будто бы от 19-го ноября снял осаду и спешит удрать, но мудрый военачальник – князь зорко стережет свою добычу, и многое множество слухов, самых отрадных и утешительных для нас.

Теперь у нас самые большие трусы не трусят уже и не опасаются за Севастополь.

Шамилю тоже недавно сбили рога на Кумыкской плоскости и на Лабинской линии, а то было он начал пакости деяти во многих местах, так что близ Ставрополя таскались его шайки и делали разбои верстах в пятидесяти и даже двадцати от Ставрополя. А в Моздоке увезли двух учеников училища среди белого дня. Они вышли на Терек, саженей 100 от Моздока, рыбы поудить, и теперь еще нету.

У нас зимы еще ничуть не было и все еще зелено, как будто весною, – и вот только теперь идет маленький снежок.

От всей души желаю вам всего лучшего».

21-го числа писал мне Абакумовский священник М.Д. Граменицкий:

«Приношу мою усерднейшую благодарность за присланную вами книжицу против западной церкви господина Муравьева. Чудное изложение! Великие мысли при этом малом объеме! Благодарю вас всенижайше за сей подарок. А катехизические поучения Скворцова обращаю вам назад, ибо они, тоже для меня очень интересные и полезные, были вами высланы мне еще в июле месяце, и я пользуюсь ими с усерднейшею к вам благодарностью, очень приятно и полезно. Сей же 2-й экземпляр оных благоволите принять себе обратно.

Если какие книги поинтереснее найдете по своему вкусу полезные для меня, благоволите выслать: в Великом посте поедет наш церковный староста в Москву, и я за оные вышлю вам деньги с моею величайшею благодарностию.

Ужасно хочется мне повидаться с вами лично, но не знаю, когда это случится. Разве не удастся ли побывать мне в Москве следующею весною, но и это еще предположение под влиянием обстоятельств.

Мои домашние все вам свидетельствуют всенижайшее почтение.

Да, позвольте еще вам выразить наши искренние ожидания: пора бы, думаем мы, вам уже получить степень архимандрита, вы давно оную заслужили; от души желаем вам поскорее получить оную – то-то бы приятно было для меня особенно услышать, что прежний мой искренний друг и теперь мой любезнейший кум – архимандрит! Но извините меня в излишней откровенности, я пишу как к другу и надеюсь, что все прикрыто будет снисходительностью».

Благожелание моего сельского друга относительно сана архимандрита совпало с мыслями моего столичного благожелателя, Успенского протопресвитера В.И. Заболотского-Платонова. Он, как член Синодальной конторы, не раз напоминал высокопреосвященному митрополиту о представлении меня к сану архимандрита; но владыка медлил этим представлением, выжидая, когда семинарское начальство будет ходатайствовать пред ним о награждении тем же саном его двоюродного внука, моего товарища по академии, инспектора Московской семинарии иеромонаха Игнатия.

Получив 19-го декабря от Кохомского зятя Ивана Ивановича Чужинина известие о тяжкой и безнадежной болезни его жены, а моей сестры Анны Михайловны, я писал ему в ответ от 22-го числа:

«Письмо ваше, посланное с господином Чаяновым, получено много 19-го сего декабря. Неутешительную весть сообщаете вы мне в письме своем.

Боже мой! какое тяжкое испытание для человека, когда, при его бедности, в его убогое жилище водворится еще тяжкая болезнь, и притом без видимой надежды исцеления! Где искать ему помощи, откуда ждать утешения? Искренно сочувствую и состражду вам, добрый мой Иван Иванович, в вашем затруднительном положении. Но чем помочь вашему горю? Какой совет могу подать вам? Обратиться к врачебным пособиям? Но знаю, что в вашем положении это дело не весьма легкое; впрочем, если есть возможность и удобность пользоваться советами какого бы то ни было врача, не теряйте времени и употребите для этого все усилия. Какие требуются в сем случае издержки, обратитесь с просьбою от моего имени к Петру Григорьевичу Безянову; он, надеюсь, снабдит вас нужным; а я, при первом же его прибытии в Москву, с благодарностию возвращу ему, что следует.

Но прежде и паче всего обращайтесь почаще с усердною верою и теплою молитвой к небесному Врачу душ и телес и тогда уповайте, что молитва веры, по обетованию Божественного Писания, спасет болящую. К вашей усердной молитве потщусь присоединить и я свои грешные мольбы к Господу о даровании здравия болящей сестре.

Во всяком же случае, да будет над нею и над вами всеблагая и премудрая воля Божия!

Приветствуя вас со всем семейством вашим с великим праздником Рождества Спасителя и усердно желая вам утешения от Господа, остаюсь с братскою к вам любовию».

В тот же день писал я и к ивановским родным:

«Приветствую вас с праздником Христовым, желаю благополучно встретить его и провести в радости душевной.

Получил я из Кохмы известие, что сестра наша Анна Михайловна крайне нездорова; и, сколько могу судить по описанию признаков ее болезни, она должна страдать чахоткою. Опасная и с трудом исцеляемая болезнь, особенно если она глубоко уже водворилась в тело. Что же остается нам делать с нею? Конечно, прежде всего надлежит обратиться с молитвою о помощи к Богу, но затем не мешает испытать и земные врачебные средства. Я знаю, что в Кохме нет ни врача, ни лекарств: нельзя ли найти это в Иванове? Здесь, кажется, есть и доктора, и аптека. Употребите, пожалуйста, со своей стороны какие можете меры; а денежные издержки пусть будут на мой счет. Об этом я пишу в письме к Ивану Ивановичу, которое при сем прилагается и которое прошу переслать к нему без замедления. Ведь грешно было бы нам не употребить зависящих от нас средств к возвращению здоровья бедной сестре.

Что до меня, то я, благодарение Господу, здоров и благополучен. Был, правда, немного болен простудою, но эта болезнь не к смерти: стоило только несколько дней посидеть дома, употребив приличные средства, и болезнь миновалась. В положении моем особенного пока ничего нет, но после нового года, может быть, что-нибудь и случится».

27-го числа писал мне отец Нифонт и между прочим, по секрету, сообщал следующее:

«Отец Феодор, от коего недавно я имел счастие получить письмо, задумал непременно проситься от учительской должности, чтобы жить на покое в Раифской обители, недалеко от Казани. Как бы в этом деле его приостановить? На следующей почте я буду писать к нему, и вас прошу в этом принять участие по любви к нему, – только не давайте вида, что вы об этом получили от меня сведение, а укажите на кого-либо, хотя на какого странника или как сочтете лучшим, только не на меня».

Архимандрит Феодор (Бухарев), о котором пишет отец Нифонт, в сентябре 1854 года был переведен из Московской академии в Казанскую на кафедру догматического богословия. По пути в Казань отец Феодор остановился у меня, и я его провожал в дальний путь.

Высокопреосвященный митрополит Филарет, сделав представление о возведении в сан архимандрита сверстника моего по академическому образованию, хотя и много младшего меня по летам, инспектора Московской семинарии иеромонаха Игнатия, предложил Синодальной конторе ходатайствовать пред Святейшим Синодом о награждении и меня тем же саном. Вследствие сего Московская Святейшего Синода контора вошла от 31-го декабря 1854 года № 1661 в Святейший Синод с донесением следующего содержания:

«Московская Святейшего Синода контора имела рассуждение, что Синодальный ризничий иеромонах Савва, по возведении в Московской духовной академии на степень магистра будучи определен по указу Святейшего Синода 1850 года августа 22 дня в настоящую должность, в продолжение оной оказал особенную деятельность и усердие к службе, а именно: 1) по перенесении из прежнего помещения Синодальной библиотеки в новое привел в совершенный порядок как рукописи сей библиотеки, так и находящиеся в оной во множестве раскольнические книги; 2) отчетливо заведывал значительным денежным сбором с жильцов Синодальных певческих домов с 1850 года по сентябрь 1853 года; 3) при возобновлении Синодальной 12 Апостолов церкви трудился над составлением проектов для написания икон и стенной живописи и за правильным исполнением сего доныне неутомимо надзирает; 4) по настоящее время составил вчерне описание до 200 греческих рукописей Синодальной библиотеки и 5) составил историческо-археологическое описание замечательнейших предметов, хранящихся в Патриаршей ризнице и библиотеке, под заглавием “Указатель для обозрения Московской Патриаршей ризницы и библиотеки”, каковое сочинение, как известно, быв одобрено Комитетом цензуры для духовных сочинений при Московской духовной академии, представлено в Святейший Правительствующий Синод. Определено: с прописанием сего и приложением послужного списка о Синодальном ризничем иеромонахе Савве представить донесением Святейшему Правительствующему Синоду, не благоугодно ли будет, во уважение примерной деятельности и особых трудов его, ризничего, равно честного поведения, возвести его лично в сан архимандрита. О чем Святейшему Правительствующему Синоду Московская Синодальная контора сим благопочтеннейше и представляет, препровождая послужной список о Синодальном ризничем.

На подлинном подписали:

Филарет, митрополит Московский.

Архиепископ Евгений.

Новоспасский архимандрит Агапит[81]81
  Введенский. Скончался 28 мая 1887 года.


[Закрыть].

Успенский протопресвитер В. Платонов».

29-го числа писал я в Муром теще Прасковье Степановне Царевской:

«Приношу вам и, в лице вашем, всем родным мою усерднейшую благодарность за приветствие меня с праздником. В свою очередь поздравляю вас и всех родных с наступающим новым годом. Да сохранит вас Господь в грядущем лете здравыми и благополучными!

После нового года, кажется, случится в моем положении некоторая перемена. Синодальная контора, по предложению высокопреосвященного митрополита, представляет меня за 4-летнюю службу к некоей награде. Но, признаюсь вам откровенно, не столько утешает меня ожидаемая награда, сколько милостивое внимание архипастыря. Он сделал обо мне, в присутствии конторы, такой лестный отзыв, который приятнее для меня всякой награды. Вообще, за милостивое и постоянное ко мне внимание высокопреосвященного митрополита я не знаю, как достойно возблагодарить Господа».