Текст книги "Хроника моей жизни"

– Можно и этого послушника постричь в монашество и произвесть в иеродиакона, так как он окончил курс и ему уже 25 лет.

– Да так только англичане вербуют в чужих-то владениях, – грозно возразил мне владыка.

– Я искал в ставропигиальных монастырях, и не мог найти никого, – смиренно отвечал я.

– Да кроме моей епархии пятьдесят епархий есть.

– Но когда же, владыко святый, обращаться мне теперь в епархии? Ведь коронация уже приближается.

– Да со мной и Синод так не поступает. Но мне некогда теперь с тобой говорить. Ступай…

Вышедши от митрополита, я снова отправился в Новоспасский монастырь к отцу Агапиту с убедительной просьбой указать мне какого-нибудь кандидата на должность моего помощника, но тот решительно отказал в моей просьбе.

Оставалось передать дело в волю Божию.

Чрез два-три дня опять поехал я на Троицкое подворье к митрополиту по каким-то другим делам. Владыка, прочитавши мои бумаги и написавши на них резолюции, благословляя меня, с благосклонною миною говорит: «Ну, возьми послушника-то да поскорее представь его к пострижению и посвящению».

Возблагодаривши от всего сердца за такую милость архипастыря, я немедленно приступил к делу. По исполнении всех формальностей избранный мною или, вернее, дарованный мне Провидением послушник Иван Левицкий 16-го числа августа пострижен мною в Синодальной церкви в монашество с именем Иосифа в честь преподобного Иосифа Волоколамского (9-го сентября) и вслед за тем рукоположен в иеродиакона с зачислением в братство Синодальной 12-ти Апостолов церкви и с назначением ему особого штатного жалованья[101]101
  Отец Иосиф впоследствии стал и Синодальным ризничим. В 1883 году в сане архимандрита он отправился в Иерусалим, а оттуда на Афонскую Гору, приняв там пострижение в схиму.


[Закрыть].

Такова история учреждения новой должности помощника Синодального ризничего.

Возвратимся, однако, назад.

26-го мая писал я в Иваново к родным:

«Давно уже не слыхал я ничего о вашем положении; еще давнее, кажется, не сообщал я вам никаких вестей о своем житье-бытье. Пора, наконец, хоть вкратце побеседовать с вами. Следовало бы мне поздравить вас с праздником светлого Воскресения Христова, но тогда у меня было столько хлопот и забот по случаю мироварения, что посторонними делами решительно некогда было заняться. К тому же случилось тут еще одно обстоятельство, которое отняло у меня и остальное сколько-нибудь свободное время: это кончина моего доброго сослуживца и благоприятеля, Успенского собора отца протопресвитера.

Праздник Пасхи прошел у меня благополучно, но довольно шумно и также не без забот по причине бесчисленного множества посетителей в ризнице. После праздника настали обычные нескончаемые занятия, с обычными так же развлечениями со стороны посетителей.

В первых числах текущего месяца решился я наконец дать себе некоторый отдых. После четырехлетнего безвыходного пребывания в Москве я предпринимал недалекое, хотя и довольно продолжительное, путешествие в Богоспасаемую Лавру преподобного Сергия. Там пробыл я 8 суток».

1862 год

1-го ноября получен был мною из Синодальной конторы указ следующего содержания:

«По указу Его Императорского Величества Святейшего Правительствующего Синода контора, во исполнение Высочайше утвержденного Его Императорским Величеством в 14-й день минувшего октября воеподданнейшего доклада Святейшего Правительствующего Синода об открытии при Московской митрополии второго викариатства и о назначении на оное вас, архимандрита, с предоставлением вам именоваться епископом Можайским – слушали предложение его высокопреосвященства Филарета, митрополита Московского, от 30 октября о том, чтобы наречение вас во епископа Можайского назначить 2-го числа сего ноября, в пятницу, в 11 часов утра, в конторе Святейшего Синода, a посвящение в воскресенье, 4 ноября, в Большом Успенском соборе. Приказали: совершить наречение вас, архимандрита, во епископа Можайского в конторе Святейшего Синода, 2-го числа сего ноября, в пятницу, в 11 часов утра, а рукоположение в Большом Успенском, соборе в воскресенье, 4-го ноября. Почему к вам, архимандриту, послать указ с тем, чтобы вы прибыли в те числа к наречению, в мантии, a к посвящению, в Успенский собор в благовест к литургии, с облачением».

Получив этот указ, я писал в тот же день преосвященному Леониду:

«Я желал бы повидаться с вашим преосвященством, но чувствую маленькую простуду и потому опасаюсь выезжать, a между тем я не знаю, не следует ли мне сегодня съездить на Троицкое подворье принять благословение первосвятителя на завтрашний день; или я могу это сделать завтра, пред отправлением в Синодальную контору? Благоволите разрешить мне эти вопросы и недоумения».

На это получил я от его преосвященства следующий ответ:

«Eсли бы не опасение за ногу, я побывал бы у вашего высокопреподобия; оберегая же ее для всего, что ей предстоит, сим ответствую: поберегитесь, и если хотите взять благословение, то завтра, после его литургии (но не засиживайтесь)».

Я в точности поступил по этому братскому совету.

2-го числа, в пятницу, в 11 часов утра, совершено было по установленному чину в присутственной комнате Синодальной конторы наречение меня во епископа Можайского.

Вот какой порядок соблюдается при сем в Москве.

Когда соберутся в присутственную палату Синодальной конторы архиереи, находящиеся в Москве, и члены Синодальной конторы, два старшие архимандрита, приняв благословение от первенствующего архиерея, идут в особую палату, где находится избираемый во епископа, и, приведши его, поставляют пред столом, за которым сидят архиереи и члены конторы. Тогда избираемый, сделав поклонение святым иконам, идет и принимает благословение от всех архиереев, с прочими же целуется взаимно в руку и потом кланяется на стороны присутствующему тут же старшему духовенству. После сего архиереи восстают, и старейший в малом облачении начинает: Благословен Бог наш… и по аминь, поют Царю Небесный. Затем архимандрит с протопресвитером читают Трисвятое, Отче наш, и по возгласе от первенствующего все поют Благословен еси Христе Боже наш… слава и ныне, Егда снисшед языки слия… Потом секретарь Синодальной конторы объявляет избираемому волю государя и определение Святейшего Синода касательно назначения его во епископа, и он по печатной форме изъявляет свою покорность сему избранию и назначению. После сего он садится на уготованное для него место. Наконец первенствующий архиерей читает сугубую ектению, на которой поминает государя со всею царскою фамилией, Святейший Синод и новоизбранного во епископа. По возгласе протодиакон возглашает многолетие царской фамилии, Святейшему Синоду, первенствующему архиерею, всему освященному собору и новоизбранному епископу. После сего новоизбранный говорит речь. Наконец первенствующий архиерей, по отпуске, осеняет его святым крестом и кропит святою водою. 3aтем новоизбранный, приняв благословение от всех архиереев и прочее, удаляется.

При наречении во епископа произнесена была мною следующая речь, которая предварительно просмотрена была преосвященнейшим митрополитом:

«Милостивейшие архипастыри и отцы!

В настоящие, многознаменательные для меня минуты естественно и невольно приходят мне на мысль слова псалмопевца: судьбы Господни бездна многа (Пс. 35, 7), и другие: от Господа исправляются стопы человеку (Пс. 36, 23).

Поистине, когда обращаю взор на протекшие дни моей жизни и на разнообразные пути ее, не могу не исповедать сердцем и устами исполнения надо мною дивных судеб Божиих.

Прежде всего, не мимо меня прошло слово того же псалмопевца: отец мой и мати моя остависта мя, Господь же восприят мя (Пс. 26, 10). Смерть отца предварила мое рождение; материю оставлен я в летах отрочества, но приемляй сира и вдову (Пс. 145, 9) принял и меня в дом Свой, соделал единым от служителей дому Своего, то есть Церкви Святой.

Рано Господь судил разрешить меня от семейных уз. В этом посещении Божием, в этом сильном приражении скорби к моему сердцу нельзя было не уразуметь особенного звания Божия.

И я, вняв гласу сего Божественного звания, поспешил оставить мир и водвориться в пустынной обители высшего духовного просвещения, под благодатным кровом преподобного Сергия. Оттуда, быв поставлен близ сего великого храма хранителем священных древностей, возлюбил было я искать в них следов и воспоминаний древней церковной жизни; но после девятилетних здесь трудов твоим, архипастырь первопрестольного града сего, изволением переведен я на служение духовному просвещению сначала в здешнем духовном вертограде, a затем в той обители высших наук, где и сам получил образование.

При сих постепенных переходах от одного служения к другому чем менее имело места мое собственное желание, тем более и яснее усматривал я волю Божию.

Наконец, когда всемилостивейшим соизволением благочестивейшего самодержца и благословением богопоставленного священноначалия я призываюсь ныне к почести высшего звания (Флп. 3, 14), в дому Божием, к епископскому служению в Христовой Церкви, могу ли тем паче не признать и не исповедать в сем призвании особенную благопромыслительную о мне волю Божию.

Но, слыша сие звание и избрание Божие, что реку и что возглаголю? Дерзну ли рещи: готово сердце мое, Боже (Пс. 107, 2)? Но, с одной стороны, помышление о высоте и трудности епископского служения, с другой – искреннее сознание моих духовных немощей и недостатков запечатлевают уста мои.

Подлинно, когда представлю, чем должен быть пред Богом и человеками облеченный саном епископства; когда помыслю, какая потребна для него чистота сердца, дабы достойно тайнодействовать и неосужденно преподавать другим дары благодати; какая потребна духовная мудрость, дабы невежествующих просвещать, заблуждающих обращать, противящихся обличать; какая самоотверженная любовь к пасомым, дабы изнемогающего подъять, болящего уврачевать, падшего восставить, погибшего взыскать, – когда все это представлю, то невольно должен воскликнуть с апостолом: к сим кто доволен? (2 Кор. 2, 16). Мне ли удовлетворить столь великим требованиям святительского служения? Если такие светильники веры, каковы Григорий Назианзин и Иоанн Златоуст, с трепетом уклонялись от епископского служения; если и великий подвижник благочестия Сергий не считал себя довлеющим для епископского сана, говоря: “Выше меры моея есть дело cиe”, – то что должен помыслить о себе я, недостойный, призываемый ныне к сему многотрудному служению в Христовой Церкви?

Воистину страшусь за немощь мою; но Господь источник силы: уповаю, что и в немощи моей совершится Его сила.

Верую и дерзаю надеяться, что сия Христова сила, немощная врачующая и оскудевающая восполняющая, тайнодейственно снидет на главу мою с возложением рук ваших, христолюбивые архипастыри, – снидет, и почиет, и воздействует во мне, если только не воспрепятствует моя греховность.

К тебе, первостоятель Московской митрополии, наипаче обращаю мое сердце и мое слово! Ты приемлешь меня другого к соучастию в трудах по управлению обширною паствою, не столько, впрочем, по собственной нужде, сколько по желанию блага Святой Церкви, дабы под твоим мудрым руководством сколько можно более могло образоваться достойных пастырей словесного стада Христова. Благоволи же руководить меня твоею высокою мудростию на новом поприще моего служения, и твоя многолетняя опытность да поставит меня, малоопытного, со временем искусна пред Богом, делателя непостыдна, право правяща слово истины (2 Тим. 2, 15)».

Ha это в ответ Московский первосвятитель сказал:

«Одну мысль, приписанную мне тобою, боголюбезный брат, могу признать действительно моею, – ту мысль, что не для себя желал я найти второго сотрудника моему служению церковному.

Ничего для себя, все для Бога, и для Церкви Его, и для блага чад ее – таково должно быть наше общее правило, хотя никто из нас не может поручиться за исполнение оного, если не призрит милосердно Бог действуяй в нас и еже хотети, и еже деяти о благоволении (Флп. 2, 13).

Если же и позволить бы себе что-нибудь для себя, то мне, находящемуся у предела, которым само слово Божие ограничивает сию временную жизнь или за которым указывает не столько жизнь и деятельность, сколько труд и болезнь (Пс. 89, 10), – мне и ближе сего предела не незнакомому с трудом болезненности, мне, и словом изнемогшим не достигающему до слуха собирающихся в церкви и, может быть, только влекущему, a не подъемлющему и носящему бремя церковных попечений, – время бы искать совершенного от них освобождения, чтобы малые остатки сил и дней обратить единственно к единому на потребу (Лк. 10, 12), которого, если не усвоим себе в данное нам краткое время, поздно будет искать в вечности.

Но наши отцы учили нас, что и добрая, по-видимому, собственная воля не благонадежна и не безопасна, если не будет подчинена вышней всесозидающей и всесохранящей воле, как и Господь поучает: обаче не моя воля, но Твоя, Отче Небесный, да будет (Лк. 22, 42).

И посему, с одной стороны, не позволяя себе собственною мыслию увлекаться с поприща, с другой – страшась, чтобы от моего изнеможения не страдало дело служения Церкви Божией, должен я был, хотя и пользуюсь уже доброю братскою помощию, желать усиления и усугубления сей помощи. И благословен Бог, преклонивший к сему благоволение священной и державной власти.

Господу Богу и Святой Православной Церкви Его, в блaгоговейной преданности, в единодушном общении, как смиренная добровольная жертва, да будут посвящены твои начатки, вместе с моими останками священноначальственной деятельности, и на сию жертву, по молитвам освященного собора, да снидет невидимый огнь Духа истины, оживотворяющий[102]102
  Вот какой отзыв сделан об ответной pечи митрополита Платоном, епископом Костромским: «С особенным утешением и назиданием я прочел ответ митрополита Филарета Савве при его наречении. Это слово мужа апостольского. Какой чудный, благодатный дух веет в нем!» (Душеполезное Чтение. 1882, февраль. С. 183).


[Закрыть] мертвенность нашу, просвещающий тьму нашу».

3-го числа мне присланы были от высокопреосвященного митрополита следующие дары: 1) серебряная панагия с прекрасным на финифти изображением Успения Божией Матери; 2) полное архиерейское облачение белого глазета; 3) малое облачение, то есть малый омофор, епитрахиль, поручи и сулок; и 4) мантия[103]103
  О дарах для меня по этому случаю митрополит писал к наместнику архимандриту Антонию (№ 1465) от 25-го октября: «Не думайте, что я скуплюсь дать викарию из моих облачений. Я готов дать, и дам; но, вероятно, не многие можно дать, ибо иные нельзя дать или по особому их устроению, или по несоответствию росту викария, или потому, что вкладчики еще смотрят, употребляю ли я оные. Пока всмотрюсь, не требую от вас».
  Здесь, кстати, замечу, что сверх пожалованных мне владыкою в дар облачений и утвари мне передано было, по распоряжению его выcoкопреосвященства, из кафедральной ризницы Чудова монастыря для употребления при священнослужении три полных облачения, в том числе прекрасное бархатное пунцового цвета с золотыми крестами, Высочайше пожалованное митрополиту по случаю торжества в августе 1839 года на Бородинском поле, в память происходившей на этом поле в 1812 году кровавой битвы. Торжество это обстоятельно описано В.А. Жуковским в обширном письме его от 5-го сентября 1839 года к великой княжне Марии Николаевне, напечатанном в «Русском Архиве» (1895. Кн. 8. С. 433–440).


[Закрыть].

4-го числа, в воскресенье, я сподобился воспринять в Большом Успенском соборе, при бесчисленном множестве народа, архиерейскую хиротонию.

Это происходило таким образом.

Пред начатием благовеста на Ивановской колокольне к литургии нареченный во епископа архимандрит и с ним два других архимандрита, по назначению митрополита, в мантиях и в особом каждый экипаже должны явиться на Троицкое подворье и оттуда сначала вслед за владыкою, a потом, с известного пункта, вперед его ехать в собор для встречи его высокопреосвященства.

Посреди собора заблаговременно постилается большой ковер с изображением на нем града и одноглавого орла. Град изображается в знак епископства рукополагаемого во граде, a орел – в знамение чистого, правого и высокого богословия.

Собравшиеся в Успенский собор архиереи по облачении восходят на амвон посреди собора, a прочие власти становятся внизу амвона по обе стороны. 3aтем архиерей повелевает протопресвитеру и протодиакону призвать имеющего хиротонисатися. Они же, приняв от всех архиереев благословение, входят в алтарь, и откуда чрез царские врата выводят архимандрита и приводят его до нижнего края орла, где он, остановившись, трижды поклоняется архиереям. Протодиакон же громогласно возглашает: «Приводится боголюбезнейший, избранный и утвержденный хиротонисатися во епископа Богоспасаемого града (такого-то) священноархимандрит (такой-то)».

Первенствующий архиерей говорит:

«Чесо ради пришел еси и от нашея мирности чесого просиши?»

Избранный отвечает:

«Хиротонии архиерейския благодати, преосвященнейшие».

Архиерей вопрошает:

«И како веруеши?»

Избранный велегласно произносит святой Символ «Верую во единого Бога» и проч…

По произнесении сего архиерей, благословляя его, глаголет:

«Благодать Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа и Святого Духа да будет с тобою».

Затем избранный приводится до средины орла, a протодиакон опять провозглашает:

«Приводится Боголюбезнейший» и проч.

Архиерей, обращаясь к избранному, говорит:

«Яви нам еще пространнее, како исповедуеши о свойствах триех ипостасей непостижимого Божества».

Избранный чтет по книге пространное изложение о личных свойствах трех ипостасей Божества.

Архиерей, благословляя рукополагаемого, говорит:

«Благодать Святого Духа да будет с тобою просвещающая, укрепляющая и вразумляющая тя во вся дни жизни твоея».

Избранный приводится до главы орла, a протодиакон повторяет прежнее провозглашение.

Архиерей же глаголет избранному:

«Яви нам еще пространнее, како исповедуеши яже о вочеловечении Сына и Слова Божия и како содержиши каноны святых апостол и предания и установления церковныя?»

Избранный читает положенное в книге о содержащихся в вопросе предметах[104]104
  Печатный чин исповедания и обещания apxиeрейского подписан был мною внизу по листам таким образом: «Аз Московскаго Высокопетровскаго монастыря архимандрит Савва, ныне нареченный епископ Mожайский, викарий Московский, ныне сия, зде написанная и подписанная моею рукою, приемлю и вручаю пред Святым Евангелием, отцем и братиям моим: преосвященным митрополитам, apxиепископам и епископам и всему священному собору, в Богоспасаемом граде Москве, в великом храме Пресвятыя Богородицы, честнаго Ея Успения, лета Господня 1862, ноемврия месяца 4-го дня». А наверху по листам тот же чин подписан был преосвященными архиереями, участвовавшими в хиротонии, и препровожден в Святейший Синод. У меня же в руках остался другой экземпляр этого чина, не подписанный архиереями.


[Закрыть].

По окончании чтения первенствующий архиерей возглашает:

«Благодать Святого Духа, чрез мою мерность‚ пропреводит тя, боголюбезнейшего архимандрита (такого-то), избранного епископа богоспасаемых градов (таких-то, a если посвящается в викария, то богоспасаемого града такого-то)».

Избранный же покланяется архиереям трижды и, подошед, целует их десные руки. Когда же отойдет от амвона, архиерей, знаменуя его рукою крестообразно, глаголет:

«Благодать Пресвятого Духа да будет с тобою».

После сего возглашается многолетие в том же порядке, как было при наречении.

Избираемый отводится в алтарь, a межу тем начинается Божественная литургия.

Во время пения Трисвятого протопресвитер и протодиакон изводят избранного из алтаря южными дверьми и поставляют его пред царскими вратами, a в царских вратах принимают его архиереи и подводят к престолу, пред которым он преклоняет свои колена и на который полагает руки и главу; между тем архиереи, разгнувши Евангелие, письменами полагают на его главу, а первенствующий возглашает:

«Избранием и искусом Боголюбезнейших архиереев и всего освященного собора.

Божественная благодать, всегда немощная врачующи и оскудевающая восполняющи, проручествует тя, Боголюбезнейшаго архимандрита, избраннаго во епископа богоспасаемаго града (или богоспасаемых градов таких-то). Помолимся убо о нем, да приидет на него благодать Всесвятаго Духа».

И глаголют архиереи: «Господи, помилуй» трижды. A первенствующий творит на главе рукополагаемого три креста с словами: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, ныне, и присно, и во веки веков».

Все архиереи полагают на главу хиротонисуемого руки, и между тем как первенствующий тайно читает молитву, в которой просит Господа рукополагаемого укрепить, архиерейство его непорочным и святым показать и прочее, второй архиерей тихо читает ектению, a прочие поют «Господи, помилуй»[105]105
  Участниками в моей хиротонии, кроме митрополита Филарета, были: член Святейшего Синода архиепископ Евгений (бывший Ярославский), епископ Дмитровский Леонид и епископ Фиваидский Никанор (впоследствии патриарх Александрийский).


[Закрыть]. После того первенствующий архиерей читает вслух положенную молитву, затем налагают на хиротонисуемого саккос, омофор и панагию при возглашении аксиос. По окончании сего продолжается обычным порядком Божественная литургия при участии новорукоположенного епископа. По совершении литургии и по разоблачении первенствующий архиерей возлагает на новорукоположенного епископа с осенением руки, архиерейскую рясу мантию и прочие одежды. Затем первенствующий архиерей восходит на облачальный амвон и вручает новорукоположенному пастырский жезл с приличным поучением.

Вот какая речь сказана была мне в день моей хиротонии высокопреосвященным митрополитом Филаретом:

«Преосвященный епископ Савва!

Святый апостол Павел, преподавая наставления епископу Тимофею для его священного служения, между прочим писал в своем послании: воспоминаю тебе возгревати дар Божий живущий в тебе возложением руку моею (2 Тим. 1, 6).

Таким образом, богодухновенный муж свидетельствует, во-первых, что в священно-таинственном рукоположении преподается дар Божий; во-вторых, что это не просто дар, положенный в волю приемлющего, но живущий и, как свойственно живущему, имеющий собственную силу и действие.

И вот что совершилось над тобою, боголюбезный брат. Ты приял дар Божий; отныне живет в тебе дар Божий, простирает в тебе вышнюю силу и действие на естественные человеческие силы и действия; светит уму твоему к усмотрению истинного, праведного и спасительного для душ и для всей Церкви, укрепляет волю твою для подвигов за истину и правду во спасение.

Но в то же время, как Богомудрый апостол, в лице Тимофея нас поучающий, подает нам высокое утешение и великую надежду, он возлагает на нас и великую заботу. Воспоминаю, говорит, тебе возгревати дар Божий, живущий в тебе возложением руку моею. Это значит, что если не будем возгревати дар Божий в нас, то его действие может в нас угаснуть или отступить в таинственную глубину, из которой хотя не престанет простираться чрез нас в совершении таинств, но не будет проливаться собственно на нас и на нашу жизнь; и тогда мы останемся с одними естественными, расстроенными грехом силами, недостаточными даже для обыкновенных христианских, а тем более для высших церковных обязанностей.

Посему словом апостольским, во-первых, воспоминаю себе, а потом и тебе завещаваю возгревати дар Божий или, яснее сказать, возгревать и воспламенять в себе ревность и усердие, чтобы силою и помощию дара Божия верно и неослабно действовать ко спасению своему и вверенных нам. Как возгревать и воспламенять? Молитвою веры, примирения твердых подвижников за славу Божию и благо Церкви, паче же всего мысленным и сердечным созерцанием Господа Иисуса, положившего душу Свою за искупление бедных душ наших от адского плена, – созерцанием, которому весьма естественно перейти в благоговейную любовь к Божественному Искупителю и в сострадательную любовь ко всем душам, оцененным так дорого, а с сею любовию, если нужно будет спострадать благовествованию Христову, так много ныне страждущему и от враждебных ему помыслов, и от недостойной его жизни, можно в самом страдании со Христом найти чувство блаженства еще на пути к блаженству вечному.

С таким напутствием вступи на путь служения, пред тобою открывающегося, и жезл силы да послет тебе Господь от Сиона (Пс. 109, 2)».

Из собора, по обычаю, я поехал в одной карете с владыкою-митрополитом, оба в мантиях, на Троицкое подворье, где приготовлена была, на его счет, роскошная трапеза, к которой были приглашены высшие столичные власти.

По возвращении с Троицкого подворья в свой Высокопетровский монастырь я встречен был в святых вратах братиею и, вошедши в Сергиевскую церковь, приложился к святому престолу и местным иконам. Затем, преподавши первое apxиeрейское благословение братии и собравшемуся в немалом числе народу, вошел в свои настоятельские кельи крайне утомленный.

Тут мне подано было письмо от почтенной генеральши A.Б. Нейдгарт, в коем она первая приветствовала меня с новым саном в следующих выражениях:

«Ваше преосвященство!

Посреди шумных ликований и общих приветствий, обращаемых к вам, пусть и мой скромный голос доберется до слуха вашего, чтобы изъявить вам чувства радости и умиления, которые одушевляют меня в настоящее время.

Приветствую вас от души, новопоставленный святитель наш! Да излиет на вас Господь Бог всю благодать Свою, а душа ваша да радуется всегда о Господе!

Преосвященный владыка Савва знает искренность чувств моих; они всегда останутся постоянными в душе преданной ему Анны Нейдгарт.

С нетерпением буду ожидать святительского благословения вашего».

Высокопетровский монастырь в Москве

После краткого отдохновения я слушал в своих покоях всенощную, приготовляясь к совершению на другой день литургии на Саввинском подворье, в качестве ставленника, под наблюдением и руководством старшего моего брата и участника в моей хиротонии преосвященного епископа Дмитровского Леонида. Между тем в этот же день вечером мой возлюбленный о Господе брат занимался, под влиянием впечатлений дня, письменным собеседованием с одним из своих светских знакомых, именно с А. А. Озеровым, одним из воспитателей великого князя Константина Николаевича. И вот что было предметом его дружеского собеседования:

«В 1848 и 1849 годах я проходил в Московской духовной академии должность бакалавра (адъюнкта) и помощника библиотекаря. Между студентами, особенно часто посещавшими библиотеку, приметен был один молодой священник с светлыми волосами, чрезвычайной худобы в теле и с приятной смесью чего-то кроткого, серьезного и добродушного в лице. Его, переходящего, с книгами в руках, от шкапа к шкапу, и его короткую рясу я врезал в память навсегда. Этот священник поступил из Владимирской епархии, где он был иереем Муромского собора. Овдовев, он возвратился к науке, и недаром: его скоро поставили в числе первых десяти студентов. Мои лекции были, вероятно, хуже прочих, однако и их он посещал усердно и слушал внимательно. Это мне памятно потому, что одежда резко отличала его от прочих слушателей и он садился впереди. В академии же принял он монашество с именем Саввы, и помню, как накануне всякого праздничного дня, пред всенощною, приходил он к нам, монашествующим бакалаврам, предлагать служение литургии с о. ректором. Мы сажали его, иногда потчевали чаем, и, сказав несколько приятных слов, отпускали с миром. Привычка видеть его в определенное время делала самое ожидание его приятным. Я уже был ректором в Вифании, когда он окончил курс со степенью магистра и определен был Синодальным ризничим, т. е. ему поручены были домовая, во имя 12 Апостолов, церковь патриархов, патриаршая ризница и библиотека. В 1851 году патриарший дом перестраивался. Отец Савва поместился на жительство в Знаменском монастыре, в моих настоятельских келлиях. Когда приезжал я в Москву, то проводил с ним все свободное время и очень сблизился. Тут-то в день Рождества он развлекал меня, больного, своими разговорами, и, не зная моих отношений к генералу Слепцову, кавказскому герою, неожиданно поразил меня известием о смерти этого любимейшего товарища моего детства; это был единственный случай, что о. Савва, и то невольно, огорчил меня. В 1853 году я переселился в Москву. После владыки и родных посещать отца Савву мне было наиболее утешительно. Во многих лучших домах я был принят родственно, но у о. Саввы я был как дома. Как часто бывало, в день воскресный, отслужив литургию в Заиконоспасском монастыре, я еду в Кремль. По высоким лестницам Патриаршего дома поднимаюсь к его келлиям, служившим летними внутренними комнатами Никону. Портреты патриархов и великое множество книг новых и древних были украшением его жилища. И в комнатах, и в нравах хозяина отличительными признаками были чистота, простота, теплота. Мы обедали, шли в Успенский собор к вечерне, гуляли по набережной кремлевской горы, пили чай, иногда заходили в ризницу, чтобы подышать стариною священною; и покойно, и отрадно было возвращение мое в семинарию, к нелюбимым занятиям школьного управления. С ним я совершал погребение матушки моей. Мы вместе ездили за город, вместе посещали знакомых. Он исповедовал меня в самый день хиротонии моей, так как в продолжение нескольких лет был моим духовным отцом. Должность ризничего проходил он 9 лет, и проходил ее превосходно. Возлюбив, говорю его словами, в священных древностях искать следов и воспоминаний древней церковной жизни, он изучал их, не щадя трудов и издержек. Ученые обращались к нему как специалисту, и его Описание Синодальной ризницы было увенчано Демидовскою премией. Готовность всякому служить своими знаниями, своим временем, своими учеными связями делали библиотеку и ризницу общедоступною сокровищницею старины, и лицо Синодального ризничего поставили в общем мнении так высоко, как никогда не возвышалось оно. И русские не могли довольно нахвалиться им, и ученые иностранцы, особенно которые могли с ним говорить по латыни, делали о нем великолепные отзывы в своих журналах. Императрица Мария Александровна и великая княгиня Елена Павловна беседовали с ним. Владыка, при всей мудрой умеренности в похвалах, говорил о нем: “Он порядочно проходит свою должность” и называл его «хорошим человеком». Архипастырь отличал его явным расположением. Он известен был и многим иным иерархам. Как теперь гляжу: в 1856 году, в день коронации, в его небольшой приемной келлии восседают 14 архиереев в мантиях между литургиею и обедом в Грановитой палате, и o. Савва угощает их чаем. Когда в апреле 1859 года сделали меня епископом, о. Савву назначили ректором Московской семинарии, a в январе 1861 года ректором академии. Мы стали видаться реже, хотя и не прекращалась между нами добрая связь.

Иным казалось, что, уклонившись в специальность археологии, он не поднимет бремени ректорства. Оказалось противное. Умом просвещенным, характером открытым и твердым, без жестокости, он совершенно овладел своею должностию, и давно не было в академии ректора, которого бы с такими искренними, благодарными чувствами провожали, как его, не только наставники и студенты академии, но и власти монастыря. Он тяжел был только для врагов порядка: певчие синодальные содержатся для Успенского собора и патриаршей церкви; но прокурор, заведующий ими, рассылая их по разным церквам, где им выгоднее, оставлял для синодальной церкви самых дурных: формальные жалобы на этот беспорядок то и дело шли в контору Синодальную от имени ризничего. Прокурор над прежними ризничими властвовал; этого боялся и избегал. В семинарии завелись было профессоры с либеральными тенденциями: он смело ограничивал их; был, конечно, непопулярен в семинарии, но поддержал порядок: в академии студенты развольничались – он усмирил их рассудительностию спокойною, твердостию непреклонною и оставил академию в наилучшем устроении, в спокойствии, в полной гармонии частей и указал верный путь преемнику. 2 ноября было наречение отца Саввы, архимандрита Высокопетровского, во епископа Можайского; он сказал речь свою с чувством и получил трогательный ответ от владыки. Нареченный воспомянул в ней свою протекшую жизнь, начав с того, что смерть отца предварила его рождение, а матери лишился он в отрочестве. Владыка говорил о своей старости, о слове изнемогшем, не достигающем до слуха собирающихся в церкви, и о том, что он, может быть, только влечет, а не подъемлет и не несет бремя церковных попечений.

4-го ноября в Успенском соборе совершена хиротония владыкою-митрополитом, архиепископом Евгением и епископами Никанором Фиваидским и Леонидом Дмитровским. Слезы струились из глаз первосвятителя, когда у престола над главою коленопреклоненного поставляемого читал он тайные молитвы, a Евангелие и руки архиереев возлежали на ней. Речь владыки пред вручением жезла из текста воспоминаю тебе возгревати дар Божий и прочее прекрасно заключила торжество. В тот же день на торжественном обеде у владыки высшие представители московского общества, духовного и светского, приветствовали нового преосвященного викария желанием многих лет.

Так дивны пути Промысла святого. Сирота прежде рождения, достигает и высшего образования, и почестей высшего звания в Церкви; на 32-м году жизни отец Савва только что оканчивает курс академический, a 43-х он архиерей; при самом выходе из академии сходит с дороги училищной службы и делается впоследствии ректором академии; действует с такою прямотой, что, по-видимому, разрушает свое внешнее благополучие и, однако ж, прежде многих старейших призван к высшему служению Церкви.