Текст книги "Хроника моей жизни"

Из славянских рукописей государыня рассматривала: Изборник Святославов 1073 года, Служебник преподобного Сергия, Евангелие XVI века с красивыми заставками (№ 62), Евангелие, писанное, по преданию, царевною Татианою Михайловною, и некоторые другие.

Выходя из библиотеки, ее величество изволила милостиво сказать мне: «Благодарю вас, батюшка».

Итак, 4-е число сентября 1855 года есть день примечательнейший в истории Синодальной церкви и Патриаршей ризницы с библиотекою. Едва ли бывало здесь когда-нибудь в один раз так много высочайших посетителей. В этот благословенный день я преисполнен был живейшей радости.

13-го сентября писал мне инспектор Московской духовной академии архимандрит Сергий, рассматривавший мою рукопись:

«Очень был я рад, что мог послужить вам просмотром вашей рукописи, но был немало опечален, когда увидел, что не все ее страницы остались неприкосновенными, по воле высшей цензуры. Ответ, данный вами нашему архипастырю, был совершенно верен. Чтобы вам лучше знать ход вашего дела, прилагается для сего список с указа о вашей рукописи, полученного Комитетом. В силу сего указа сделаны в ней исключения, о чем известить вас я просил в свое время отца Порфирия.

Дополнительные строки в истории библиотеки я не усомнился бы утвердить цензурною подписью, если б вы утвердились в намерении припечатать их.

С вашим желанием приготовить ко 2-му изданию книги рисунки обратитесь вы к преосвященнейшему нашему владыке. Если даст он вам благословение их изготовить, то я решусь пропустить их в печать без нового представления вашей книги в Святейший Синод. Изображения некоторых вещей, хранящихся в Синодальной ризнице, кажется, были печатаемы. Наведите вы справки, где и на каком основании это делалось. Если о том не было представления Святейшему Синоду, то тем легче будет для меня одобрить к печати ваши рисунки.

Почитаю излишним напоминать, чтобы рисунки были исполнены в приличном и верном виде: вероятно, вы найдете для сего дела искусного художника.

Желая совершенного успеха вашим полезным предприятиям и прося не забывать меня в молитвах ваших, остаюсь вашим преданнейшим слугою…»

Получив рукопись еще в августе, я немедленно приступил к ее печатанию.

14-го числа удостоила своим посещением Патриаршую ризницу и библиотеку ее высочество великая княгиня Елена Павловна († 21 января 1873 года). В библиотеке, при рассматривании греческих рукописей, высокая и высокообразованная посетительница имела со мною серьезный разговор о потребности перевода Священных книг на русский язык[96]96
  О великой княгине Елене Павловне см. статью в: Русский архив. 1881 г. Ч. III, 2. С. 300.


[Закрыть].

27-го числа писал из подмосковного имения графа Шереметева, села Останкина, А.Н. Муравьев:

«Не будет ли милости вашего высокопреподобия навестить меня в Останкине завтра утром (когда хотите), привезти с собою Макариевскую Четью-Минею – житие святого апостола Андрея – для сличения с греческим найденным мною текстом? Мне сказал А.В. Горский, что у вас есть два списка сего жития в Минее Макария, совершенно особых от других (по некоему Епифанию). И мне любопытно их сличить при вас же самих. Если же вам нельзя в Останкино, то приезжайте с книгами завтра к владыке около 4-х часов. Я туда приеду, и мы займемся с вами у него в секретарской. Сделайте, как вам лучше, а в Останкине свободнее».

1-го октября – день своего ангела – после церковного Богослужения, я проводил в небольшом кругу только самых близких ко мне лиц.

В конце сентября моя рукопись была уже напечатана в Университетской типографии, и я просил цензора, отца инспектора академии архимандрита Сергия, поспешить высылкою в типографию билета на выпуск оной книги. И вот что получил от него в ответ от 4-го октября:

«Всегда я рад содействовать успеху ваших добрых предприятий, но не всегда в своем к вам участии счастлив. И теперь с удовольствием выслал бы я билет на вашу книгу; но Университетская типография доселе не высылает нам узаконенных экземпляров. Почти неделя прошла, как я получил ваше письмо, и – напрасно ожидаю вашей посылки. Остается мне уверить вас, что как скоро оригинал и экземпляры будут получены, по первой же почте я вышлю в типографию билет.

Я уверен был, что в ваших замечаниях исторических о священных внешних принадлежностях и отличиях лиц духовного сана ничего нет погрешительного. Если б теперь вам угодно было издать сии исторические сведения отдельной книжкой, то я без всякого сомнения и немедленно пропустил бы эту рукопись в печать».

В половине октября явился, наконец, в печать первый опыт моих археологическо-археографических трудов под заглавием «Указатель для обозрения Московской Патриаршей (ныне Синодальной) ризницы и библиотеки». Появление на свет первого литературного произведения производит в авторе его такие же живые и радостные чувства, какие испытывают родители при появлении на свет первого детища. Подобные чувства, признаюсь, испытал и я, когда доставлены были мне из типографии печатные экземпляры моего первого литературного произведения.

Первым делом моим, по получении из типографии книг, было отдать несколько экземпляров в переплет для поднесения разным лицам. Прежде всего я поспешил, разумеется, представить свое произведение главному виновнику моей первоначальной учено-литературной деятельности – высокопреосвященнейшему митрополиту Филарету, который принял мое приношение с отеческою любовию и признательностию за оказанное мною послушание.

Затем я развез по Москве множество экземпляров своей книжки разным духовным и светским лицам, преимущественно ученым любителям церковных древностей. Когда я привез свою книгу преосвященному архиепископу Евгению, управлявшему Донским монастырем, он, принявши благосклонно мое посильное приношение, сказал мне такой комплимент: «Ну уж, батюшко, как сегодня расхвалил вас в Синодальной конторе митрополит: такого-де ризничего у нас еще и не бывало. Поздравляю вас с таким лестным отзывом архипастыря».

Оделивши своею книгою московских властей, друзей и знакомых, я решился, с соизволения владыки, послать несколько экземпляров этой книги и в Петербург к высочайшим особам и некоторым высокопоставленным лицам духовным и светским.

2-го ноября писал мне из Московской духовной академии бакалавр отец Порфирий:

«Приношу вам усерднейшую благодарность за Указатель к Синодальной ризнице. Я теперь гораздо живее представляю себе все то, что показывали вы мне из хранимых вами драгоценностей. Да и тем, которые в первый раз собираются в ризницу, конечно, гораздо лучше обозревать ее по прочтении уже вашей книги. А между тем сколько отыщется еще таких людей, для которых ваш указатель может заменить личное посещение ризницы. Не всякий же имеет возможность быть в Москве, но всякий и издавна хочет зреть все достопримечательности столицы. И вот для этих-то несчастных ваша книга – какое дорогое сокровище!

Так же рассуждают и все те лица, которым я от вашего имени доставил ваше произведение. Все они усердно благодарят вас за ваш подарок.

Напрасно вы браните меня за равнодушие к Москве. Душою своею я всегда готов лететь к вам, но многие обстоятельства сильнее железных цепей удерживают меня в академии».

3-го числа получил я письмо из Мурома от П.С. Царевской. Она писала от 29 октября:

«Приносим вам усерднейшую нашу благодарность за присланное. Молим Господа, да даст вам доброе здоровье и всякое благополучие за ваши к нам чувства, весьма для нас приятные.

Книжки ваши нами розданы кому следует, по адресам. Все получившие книжки просили нас изъявить от лица их вам благодарность, обещаясь, впрочем, каждый особенно, поблагодарить вас письменно.

Очень приятно для нас, что Господь вызвал вас на такой труд, который поставил вас в сношение с разными знаменитыми особами. Конечно, редкие этого достигают».

9-го числа писал мне ректор Вифанской семинарии архимандрит Нафанаил:

«Более недели тому назад имел я честь получить от отца Порфирия составленный вами Указатель для обозрения Московской Патриаршей ризницы и библиотеки. Приношу вашему высокопреподобию за то искреннюю благодарность и утешаюсь мыслию, что вы добрую память имеете о мне, недостойном и многогрешном. Да умудрит и да укрепит вас Господь на дальнейшие также многополезные труды».

9-го числа имел я честь получить от господина министра народного просвещения Авраама Сергиевича Норова письмо следующего содержания:

«Имев удовольствие получить при письме вашего высокопреподобия от 26 минувшего октября экземпляр изданной вами книги под заглавием “Указатель для обозрения Московской Патриаршей ризницы и библиотеки”, я считаю приятною обязанностью принести вам искреннюю благодарность за сообщение мне экземпляра этой книги, столь полезной для любителей отечественных древностей.

Поручая себя молитвам вашим, покорнейше прошу вас принять уверение в совершенном моем почтении и преданности».

31-го числа получил я от своего доброго товарища по академии, чиновника архива министерства иностранных дел А.Е. Викторова записку следующего содержания:

«Человек предполагает, а Бог располагает – верное слово. Я предполагал ныне быть у вас, чтобы видеться с отцом Климентом, а между тем еще со вчерашнего дня заболел и едва хожу по комнате. В архиве 3 дня я сильно простудился, и потому, когда возвратился от вас, у меня открылся сильный жар, головная боль, кашель, боль в груди в ногах – все атрибуты сильной простуды. Не знаю, оправлюсь ли я к концу недели, чтобы можно было выходить.

Если будет у вас отец Климент, скажите ему то, что я говорил вам, т. е. что я очень рад ездить к ним каждую неделю на субботу и воскресенье и готов начать поездки хоть с пятницы следующей недели. Об условиях, конечно, теперь трудно и говорить, не зная объема работы; но я уверен, что они дадут мне должное вознаграждение, и потому заранее согласен на все, что они предложат».

Архимандрит Климент, настоятель ставропигиального Воскресенского монастыря, приглашал чрез меня господина Викторова заняться описанием рукописей монастырской библиотеки.

10-го числа избран был я в члены-соревнователи Московского Императорского общества истории и древностей Российских. О чем извещен был я официальным письмом от 31-го января 1856 года, за № 143, следующего содержания:

«Императорское общество истории и древностей Российских, отдавая справедливость и уважение вашим полезным трудам по части русской библиографии, а также вашему всегдашнему усердию и готовности споспешествовать обществу и его членам в отношении к пользованию рукописями Московской Синодальной библиотеки, вследствие предложения моего, в заседании своем 10-го декабря прошлого года по учиненной баллотировке большинством избирательных шаров избрало вас в свои соревнователи и определило выдать вам на это звание диплом, который, по напечатании, и будет к вам доставлен без замедления.

Уведомляя вас о том, имею честь быть с истинным почтением и совершенною преданностию вашего высокопреподобия покорнейшим слугою, Иван Беляев»[97]97
  Иван Димитриевич. Скончался в 1873 году.


[Закрыть].

22-го числа писал я отцу архимандриту Воскресенского (Новый Иерусалим) монастыря Клименту:

«Препровождая при сем к вашему высокопреподобию принадлежащую вашей обители рукопись, приношу вам усерднейшую благодарность за одолжение ее. Заключающееся в ней житие святейшего Никона не новое для меня: оно напечатано, и я читал ее прежде, хотя при сей верной оказии не преминул прочитать оное снова; но имеющиеся вслед за житием грамоты, и в особенности грамоты Никона к Паисию Газскому и Дионисию, патриарху Константинопольскому, составляют археографическую редкость: их не только нет в печати, но и в списках, кажется, немного. Еще раз приношу вам искреннейшую благодарность за сообщение мне этих любопытных статей».

26-го числа писал мне отец инспектор Московской академии архимандрит Сергий:

«Примите хотя несколько умедленное, но совершенно искреннее мое слово признательности за присланные вами мне пять экземпляров “Указателя”, из которых один в прекрасном переплете. Этот последний я оставил для себя навсегда, согласно с надписью, какую вы на нем сделали; остальные разослал моим родственникам и благодетелям. Это был для меня от вас весьма приятный подарок.

Напрасно думаете, что своим поручением ввели меня в труды и беспокойства. Мне приятно было заняться вашей дельной рукописью, как теперь по временам нужно брать в руки вашу полезную книгу. Прошу вас обращаться ко мне с братскою доверчивостью, ежели опять будут вам потребны услуги цензорского ремесла. Желаю искренно, чтобы цензорская подпись снова скорее понадобилась вам. Дай Бог, чтобы новый год, с которым вас приветствую, принес вам новые успехи в наших добрых предприятиях».

31-го числа почтил меня своим архипастырским посланием приснопамятный иерарх высокопреосвященнейший Филарет, митрополит Киевский, в коем он выражал мне благодарность свою за поднесенный мною его высокопреосвященству экземпляр «Указателя».

1856 год

1856 год, еще более, чем предыдущий, достопамятен для меня по тем необычайным событиям, коих я был свидетелем и отчасти участником. В своем месте будет речь об этих событиях, а между тем я буду описывать обычное, ежедневное течение моей жизни и моих сношений с ближними и дальними друзьями и приятелями.

28-го числа получил я от своего духовного сына, отца архимандрита Леонида, записку следующего содержания:

«Завтра, по архипастырской резолюции, должно мне освящать храм в Рогожской. Если угодно вам отслужить позднюю литургию в нашем монастыре, то мы будем очень рады. Во всяком же случае прошу позволить мне приехать к вам часу в девятом ради исповедания, чем много душу мою утешили бы».

17-го февраля писал я в Хотимль сестре Прасковье Михайловне:

«На многократные письма и просьбы твои до сих пор я не отвечал тебе никогда письменно, но теперь решился наконец написать тебе несколько слов. Прежде всего извини, я буду объясняться с тобою попросту, без излишней вежливости барской, но с искренностью братской.

Ты просишь у меня денег на свои нужды; я готов исполнить твою просьбу, но не без условия с твоей стороны. Ты знаешь, что я не отказывал тебе в просьбах, пока не узнал о твоем гибельном равнодушии к церкви Божией и спасительным ее таинствам. Я пришел в ужас, когда услышал в первый раз, что ты весьма редко бываешь в храме Божием при Богослужении, а у исповеди и святого причащения почти никогда.

Бедная сестра! понимаешь ли ты, чего ты лишаешься чрез сие? Знаешь ли, какая страшная опасность предстоит твоей душе, если продолжится твоя беспечность и твое нерадение о душевном спасении? Если бы ты почаще посещала храм Божий или ведала отца духовного своего, ты услышала бы когда-нибудь в церкви или из уст своего духовного пастыря слова Спасителя, написанные в Его Святом Евангелии: аще не покаетеся, вси погибнете; и еще: аще не снесте плоти Сына человеческого, не пиете крови Его, живота не имате в себе. Знаешь ли, что значат сии слова Спасителя? Они значат, что кто не кается в своих грехах, кто не исповедует их пред отцем своим духовным, тот неизбежно готовит для себя душевную погибель, тот неминуемо осужден будет на вечные, нескончаемые мучения. Далее, – кто не вкушает пречистого Тела и Крови Сына Божия Иисуса Христа или, иначе, кто не причащается Святых Таин, тот не имеет в себе жизни духовной, тот мертв душою, хотя и живет телесною жизнью.

Итак, скажи мне, пожалуйста, несчастная сестра моя, – почему ты не бываешь у исповеди и святого причащения? Ужели ты думаешь, что нет за тобой никаких грехов? Но аще речем, яко греха не имамы, учит нас святой Апостол, себе прельщаем и истины несть в нас. Итак, ты находишься в совершенном заблуждении, когда почитаешь для себя излишним быть на исповеди. Впрочем, я никак не думаю, чтобы ты почитала себя безгрешною, и потому не нуждаешься в исповеди; но что же, скажи пожалуйста, побуждает тебя пренебрегать этою христианскою обязанностию? Что удерживает тебя от исполнения, наряду с прочими христианами – твоими соседями, этого необходимого долга христианского? Далее, можешь ли ты по справедливости называться христианкою, если ты не соединяешься духом с Христом чрез причащение Его Пречистого Тела и Крови, если ты, напротив, чуждаешься Его, бегаешь от Него. А если ты не можешь назваться христианкою, кто же ты такая? Подумай ты об этом хорошенько, посоветуйся с кем-нибудь из грамотных людей, а всего лучше обратись к своему духовному пастырю. Вот наступает святая Четыредесятница – Великий пост, когда добрые люди, твои соседи, пойдут в церковь Божию, будут очищать свои души от грехов исповедию и причащением Святых Таин; не отставай от них в этом добром деле, принеси искреннее раскаяние пред Богом и пред Его служителем – священником – во всех своих прегрешениях, оживотвори свою душу причащением Святых Таин; а потом и в последующее время не ленись ходить в церковь Божию, по крайней мере в великие праздники Господни.

Что же? Ужели ты не захочешь внять моему братскому совету? Ужели отвергнешь мою искреннюю просьбу? Ведь ты можешь, кажется, понять, что я болезную сердцем о твоем заблуждении и желаю искренно тебе блага, и блага вечного.

Если ты послушаешь моего совета и исполнишь мою просьбу – будешь в нынешний Великий пост у исповеди и святого причастия, ты этим доставишь мне истинное утешение; и я, получивши известие о твоей исповеди от твоего отца духовного, немедленно поспешу прислать тебе денег на твои нужды. А до того времени, не прогневайся, ты не получишь от меня ни копейки, как это я уже не раз и объяснял тебе. Подумай сама, какое имеешь ты право требовать от меня денег, когда сама не хочешь сделать для удовольствия моего того, что служит к твоему же собственному благу.

Я желал бы от тебя еще одного: чтобы ты примирилась со своим семейством и вела бы себя, как прилично доброй жене и чадолюбивой матери».

18-го числа писал мне из Хотимля отец Иоанн Успенский:

«Поздравляю вас, дражайший братец, с Великим постом и желаю вам благодатных препровождений оного.

Что сообщить вам о сестрице вашей Прасковье Михайловне? Опасаюсь, чтобы это сообщение не принесло вам какого-либо огорчения. Но, как бы то ни было, я по справедливости должен все сказать по ряду. В письме, посланном вами ко мне, было письмо и Прасковье Михайловне. Я, прочитав свое письмо, по просьбе вашей должен был распечатать письмо, присланное к ней, и прочитать ей; но, к прискорбию, письмо это нимало не подействовало на нее и без денежного вклада не сделало в ней никакого лада. Я, читавши это письмо, как ни объяснял вашу к ней жалость, сопряженную с братскою искреннею любовию и желанием ей исправиться (кто ни был тогда у меня – все только плакали), она нимало не слушала; а как видно было из ее телодвижений и изменения ее лица, она только огорчалась и в душе своей, просто сказать, бранила, что после и оправдалось самым делом. Нет дома, нет места, где она имеет вход, чтобы она об этом не говорила самым оскорбительным и укорительным тоном, объясняя свое неудовольствие и ропот на вас, а особенно желая всю свою злобу излить на меня, потому что подозревает меня, будто бы в письме вашем были присланы ей деньги, а я оные утаил и будто бы от нас вышло, что вы отказали ей в денежном пособии. Что еще? Кроме нас, и другие добрые люди сколько ни внушают ей об исполнении христианского долга исповеди и святого причастия – ей все нипочем. Одно в ней какое-то грубое закоснелое самодовольство и самоуверенность в своей праведности, а более нелепое самонадеяние, что она до смерти причаститься не думает не по своему недостоинству, а по неуважению к недостоинству пастырей. Нет ныне, говорит она, хороших попов, – я пошла бы исповедаться и приобщилась бы, если бы был отец Василий Сапоровский. Только, по ее мнению, и попов было хороших.

Вот вам на ваши и мои внушения ей ответы! А с ними какие ругательства, по справедливости сказать, невыносимые она от себя постоянно отпускает, страшно и глаголати. Лучше же умолчать, чтобы более не оскорблять вашего сердца. Наши песни, спротяженно сложенные, пети для нее нам не удобно есть. Одно только, наконец, разве придется сказать: Сам, Господи, обрати ее к Себе и исцели ю.

Всею душою преданный вам, Хотимльский отец Иван».

Получив это грустное письмо 25-го марта, я отвечал на него 29-го числа, и вот что писал я отцу Иоанну:

«Очень вам благодарен за исполнение моего поручения касательно личного вручения и прочтения письма моего к заблудшей и неразумной сестре моей. Теперь ясно, что мне не остается ничего больше делать по отношению к ней, как молчать и предоставить ее себе самой. Я сделал ей приличное вразумление, исполнил по отношению к ней братский долг, и – спокоен. Впрочем, как ни неприятно подействовало на нее письмо мое, как ни сильно возбужден был на меня гнев ее, она, как видно, не помнит долго зла; прислала письмо, в котором нижайше кланяется мне и просит по обычаю денег на хлеб и, между прочим, на причастие Святого Духа: так, вероятно, разумеет она таинство Причащения.

Какое темное и грубое невежество! Но, судя по вашему письму, я вижу в этом не более, как обман с ее стороны. Если она действительно располагается говеть, но затрудняется недостатком денег, то, я думаю, не отказался бы снабдить ее деньгами в таком случае муж ее: ведь, конечно, не Бог знает какая значительная сумма требуется на эти издержки. А если бы и отказался муж, то пусть она одолжится у кого-нибудь, и я с удовольствием готов заплатить за нее кому бы то ни было – только пусть удостоверит меня в этом не она сама, а ее кредитор или, всего лучше, отец ее духовный. Но до тех пор, пока я не удостоверюсь в действительном исполнении ее христианского долга, я не намерен посылать ей ни копейки денег.

Что сказать вам о себе? Благодарение Господу, мы с Петром Иванычем[98]98
  Успенским, сыном отца Иоанна.


[Закрыть] пока здравствуем; делами своими занимаемся с должным усердием, живем мирно и, кажется, не скучаем. Занимаемся между прочим приготовлением мира. Сегодня, ранним утром, пожаловал к нам батюшка-царь; в 12 часов пойдем в Успенский собор встречать его. Целью приезда его – празднование столетнего юбилея одного из гвардейских полков, находящихся теперь в Москве, и дарование знамени 3-му кадетскому корпусу.

Других особенных новостей у нас, кажется, нет никаких: все по-старому.

За сим, приветствуя вас с приближающимся светоносным праздником Воскресения Христова, имею честь быть с братскою к вам любовию и душевным участием архимандрит Савва».

29-го числа писал мне преосвященный Иустин[99]99
  Михайлов.


[Закрыть], епископ Владимирский:

«Ваше высокопреподобие, милостивый отец архимандрит!

Приношу вам искреннюю мою благодарность за присылку мне опыта ваших трудов по должности, вами занимаемой.

Я никогда не видал Патриаршей ризницы и имел об ней скудные сведения, почерпнутые из книг. Ваш Указатель значительно восполнил запасы моих сведений по сему предмету. Может быть, я когда-либо побываю в Москве. Тогда, надеюсь, вы покажете мне все сокровища ризницы.

Примите уверение в чувствах братской моей к вам любви и почтения, с которыми честь имею быть вашего высокопреподобия покорнейшим слугою, Иустин, епископ Владимирский.

Примечание. Святое миро в Киеве приготовляется не при Печерской Лавре, как замечено в Указателе, а при Софийском кафедральном соборе. Может быть, мироварение совершалось при Лавре в то несчастное время, когда Софийским собором владели униаты. Но мне не случалось нигде об этом читать. Если вы имеете об этом сведение, то прошу сообщить мне оное при удобном случае».

28-го числа писал я во Владимир преосвященнейшему епископу Иустину:

«Письмо вашего преосвященства от 29-го минувшего марта имел я честь получить 2-го текущего апреля. В письме этом, между прочим, ваше преосвященство изволили сделать мне замечание касательно приготовления святого мира в Киеве: с чувством глубочайшей благодарности я принял оное как свидетельство вашего милостивого внимания к моему произведению и спешу признаться вашему преосвященству в допущенной мною ошибке касательно места приготовления мира в Киеве. Действительно, по наведенным мною справкам, оказалось, что не в Киево-Печерской Лавре, как сказано в моем Указателе, приготовляется миро, а при Киево-Софийском соборе, как ваше преосвященство изволите утверждать. Свидетельство об этом встретил я и в печатной книге, именно в письмах о Богослужении Восточной церкви А.Н. Муравьева, и слышал на днях из уст одной особы, не раз бывавшей в Киеве при мироварении. Но каким образом допущена мною ошибка в рассуждении сего предмета, объяснить теперь удовлетворительно никак не могу. Помнится мне, когда я занимался составлением своего Указателя (а это было в 1851–2 годах), я спрашивал кого-то из Киевских о месте приготовления там мира; и, вероятно, мне дан ответ не совсем точный и ясный; не сказали ли, быть может, мне, что святое миро только хранится в Киево-Печерской Лавре и оттуда раздается, а я понял, что оно там и приготовляется. Но как бы то ни было, только теперь, по милости вашего преосвященства, я сам вижу свою ошибку и в следующем издании книги непременно исправлю ее.

С душевною признательностью готов был бы я принять подобного рода замечания и от других читателей моей книги, но, к сожалению, до сих пор, кроме вашего преосвященства, никто не почтил меня такою внимательностью, хотя и весьма многим представлена была мною книга[100]100
  О месте приготовления святого мира в Киеве см.: Указатель Патриаршей ризницы. Изд. 5. М., 1883. С. 34, примеч. б.


[Закрыть].

Ваше преосвященство изъявляете желание видеть сокровища Патриаршей ризницы: я был бы очень счастлив, если бы имел случай доставить вам это удовольствие. Но я уверен, что в будущем августе представится мне этот благоприятный случай.

За сим, испрашивая вашего святительского благословения, имею честь быть, вашего преосвященства, милостивого отца и архипастыря, нижайший послушник Синодальный ризничий архимандрит Савва».

Далее я просил его преосвященство обратить милостивое внимание на бедственное положение семейства Царевских, описав подробно это семейство и мое к нему родственное отношение.

Относительно мироварения в Киеве я лично удостоверился в 1870 году, что оно в настоящее время совершается в Лавре, а не в Софийском соборе.

В первой половине мая (с 9-го по 17-е число) путешествовал я в Троицкую Лавру для поклонения святыне и для свидания с академическими и Вифанскими друзьями. Во время моего пребывания в Лавре, мимоездом в Петербурге, для присутствования в Святейшем Синоде, был там преосвященный Нил, архиепископ Ярославский, и посетил ризницу, где преимущественно интересовался, как любитель и знаток по части минералогии, драгоценными каменьями на утварях и облачениях. По прибытии в Москву он также желал видеть драгоценные сокровища Патриаршей ризницы, но без меня он не мог проникнуть в ризницу. Когда я возвратился из Лавры в Москву и явился на Троицкое подворье к митрополиту, владыка встретил меня такими словами: «А здесь, без тебя, был преосвященный Ярославский и хотел быть в Синодальной ризнице, но не мог». Когда я объяснил владыке, что преосвященный Нил интересуется не столько священными древностями, сколько драгоценными каменьями, он с ироническою улыбкою заметил: «Да, он славный натуралист…»

Ввиду предстоящей коронации государя императора и предполагаемого по сему случаю многолюдного стечения в Москву высоких особ и знаменитых представителей разных наций, я не мог не предвидеть крайнего затруднения в своем положении, не имея при себе благонадежного помощника. Поэтому я решился обратиться предварительно со словесною просьбою к высокопреосвященному митрополиту о назначении мне официального помощника по должности Синодального ризничего.

– А кого ты имеешь в виду себе помощником? – спросил меня владыка.

Я отвечал:

– Кого угодно будет назначить начальству.

– У нас нет запасного депо для тебя помощников. Сам ищи.

Я и пошел искать себе помощника. Прежде всего обратился к благочинному ставропигиальных монастырей Новоспасскому архимандриту отцу Агапиту. Тот сказал, что у него нет в виду благонадежных и способных для такой должности монахов. Впрочем, указал на одного послушника в Донском монастыре из окончивших курс семинарии. Я обратился к преосвященному архиепископу Евгению, управлявшему тогда Донским монастырем.

– Владыко святый, – говорю ему, – дайте мне помощника из братии вашей обители.

– А кого вам угодно, – отвечает мне старец-святитель: такой-то иеродиакон малограмотен; такой-то любит долго спать; такой-то часто уходит за монастырские ворота; такой-то придерживается рюмочки. – Выбирайте любого. Вот разве не захочет ли письмоводитель-послушник, окончивший курс семинарии, поговорите о нем с наместником.

Я к наместнику. Тот призывает к себе указанного послушника. Смотрю – вялый болезненный юноша; спрашиваю его, захочет ли он быть моим помощником. «Нет, не могу», – получаю от него в ответ.

Итак, мои поиски были бесплодны. Между тем время проходит. Что делать? Откуда взять помощника? Но вот как будто Сам Бог указал мне помощника.

В один прекрасный июльский вечер добрый товарищ мой, инспектор семинарии отец Игнатий, приглашает меня прогуляться в подгородний Николо-Перервинский монастырь. Приезжаем к вечерне. Из церкви приглашает нас на чай игумен. Идя к игуменским покоям, я увидел на монастыре московские извозчичьи дрожки. Любопытство подстрекнуло меня спросить игумена, кто это приехал из Москвы. «Вероятно, отец Стефан приехал к сыну», – отвечал игумен. «Кто его сын?» – «Послушник, окончивший курс семинарии и занимающийся печением просфор». – «А каков он?» – «Прекрасный, тихий, скромный, благонравный». Слова эти я принял к сведению.

На другой же день отправляюсь на Троицкое подворье к отцу Стефану, который там был чередным иеромонахом и который мне известен был еще в академии.

– Отец Стефан, – говорю ему, – есть у вас в Перервинском монастыре сын, окончивший курс семинарии?

– Есть. А что вам?

– Отдайте мне его.

– А на что вам, батюшка?

– Он будет помощником мне.

– Нет, батюшка, какой он вам помощник! Он у меня такой смирный, застенчивый, куда ему идти на такую должность.

– Однако ж покажите мне его: может быть, и годится.

Чрез день или чрез два является ко мне отец Стефан с сыном. Смотрю – юноша лет 25-ти, благообразный собою, скромный и действительно застенчивый. Ввожу его в ризницу, показываю ему драгоценные древности. Спрашиваю его: нравятся ли ему эти вещи и желает ли он служить при мне? «Желаю», – был ответ. Прекрасно; теперь, стало быть, дело только за согласием митрополита, так как Перервинский монастырь приписан к кафедральному Чудову монастырю.

Раз утром являюсь ко владыке и докладываю, что я нашел себе помощника.

– Кого? – спрашивает владыка.

– Послушника в Николо-Перервинском монастыре, окончившего курс в Вифанской семинарии.

– Да тебе нужен в помощники иеродиакон, а не послушник.