Текст книги "Гений романтизма. 220 лет Александру Дюма"

– Отец, возьми меня с собой на войну, – просился Тимер-бек, помогая Рефату готовить амуницию.

– Нет, сынок, ты остаешься за старшего мужчину в доме! Теперь ты будешь оберегать мать и сестру. Я надеюсь на тебя и верю, что ты справишься!

– Я постараюсь, отец! Не волнуйся за нас!

– Вот и яры (хорошо)! Помни, что ты из рода гордого и мудрого князя Кугуша! Будь смелым и справедливым, сын!

Ранним ноябрьским утром воины нового улуса отбыли в Наровчат для соединения с основными частями войска.

* * *

Вот уже несколько месяцев, как десятки тысяч бывших русских пленников возвращались в родные плодородные поволжские земли из Казани и Астрахани. Много новых и полезных хозяйственных навыков для развития земледелия несли они с собой. Переселенцы оседали на окраинах селений и в новых местах, быстро обживаясь и налаживая ремесленное дело. В это славное время Россия приросла огромными территориями Астраханского ханства, частью Башкирии и Прикаспийскими районами до нижнего течения реки Яик (Урал). Земли Ногайской Орды, государства, находящегося между Казанью и Астраханью, стали принадлежать России. Война с Казанским ханством продолжалась несколько лет. Не раз собиралось русское войско воевать Казань. Надежна была крепость, и сильны духом были ее защитники. Однако русские воеводы, да и само войско, набираясь военного опыта, приобретая всё новые стратегические и тактические навыки, смогли все-таки взять город. Жесток был Иван-царь! Но жестокими были и его противники! Практически все жители Казани были убиты.

Спустя некоторое время вместо уничтоженного стотысячного населения города были завезены семь тысяч русских семей, зодчих, строителей и мастеровых, которые и составили основу для населения новой Казани. Вокруг бывшего прекрасного города – столицы Казанского ханства на многие версты образовалось кольцо из выжженных и покинутых селений, вскоре разделенное царем среди русской знати и активно занимаемое переселенцами из России. Хитро спланированный подкуп чувашей и части марийцев – черемисов, населявших территории вдоль реки Свияги, – обещание им за принятие русского подданства свободы от податей на три года и богатые подарки сделали свое дело. Многие марийцы и чуваши присягнули на верность русскому царю. Царь же Иван распорядился проверить инородцев в бою и держать их безоружными впереди русского войска. Шквал стрел обрушивался на первые ряды, но ни один из присягнувших иноверцев не покинул поле боя, проявив мужество, воинскую честь и верность данному слову.

Астраханское ханство царь Иван стремился подчинить без войны. Его мечта победить без кровопролития сбылась. Одержать сто побед в ста битвах – это не вершина воинского искусства, считал он, а повергнуть врага без сражения – вот вершина! Государь не должен поднимать оружие из-за своего гнева, а полководец не должен вступать в бой из-за своей злобы, так считал русский царь. Войну начинать надо тогда, когда это выгодно. Победа над Казанским и Астраханским ханствами, добровольная присяга Большой Ногайской Орды, присоединение новых земель укрепили безопасность Русского государства на юго-востоке и открыли пути для прямых торговых связей с восточными странами. С этого времени великая и полноводная река Волга, связующая Европу и Азию, на всем своем протяжении стала русской. Все эти события вызывали резкое недовольство султана Османской империи, хоть он и писал русскому царю хвалебные письма о том, что русские знамена наводят страх на многие народы. Крымский хан, подстрекаемый им и польским королем, не раз совершал набеги на русские земли и разорял их. Промышляли набегами на русские вотчины и ногайские отряды, образовавшиеся из не признавших власть Москвы и откочевавших в пределы Крымского ханства ногайцев. Несмотря на это, Российское государство активно развивалось. Территориальные владения русского царя увеличились почти в два раза. Вырос и его авторитет в стране и за ее рубежами.

Однако присоединение всего Поволжья к России не решало крымской проблемы. На юге Крымское ханство, более сильное, чем Казанское и Астраханское, за спиной которого стояла могущественная Турецкая империя, осложняло мирную жизнь Русского государства. Сражаться с таким врагом у царя Ивана не было возможности, да и сил. Для затруднения крымских набегов в глубь русских земель недалеко от Тулы и Переяславца Рязанского, южнее реки Оки, началось строительство Большой засечной черты. Работа кипела днем и ночью. Тысячи бывших рабов из казанских и астраханских земель были вовлечены в строительство засечных укреплений. Появлялись все новые городки-остроги с гарнизонами из стрельцов и казаков.

Неспокойные годы продолжались почти десять лет. То тут, то там поднимались восстания объединенных отрядов татар и примкнувших к ним марийцев и удмуртов против произвола и истребления инородцев русскими войсками. Однако силы были неравными. Подавляя восстания, русские воеводы уничтожали города и селения, ровняя их с землей. Указом царя было предписано казнить всех зачинщиков, поднявших меч против Русского государства, а женщин и детей уводить в плен.

* * *

Холодным мартовским вечером, греясь у очага в тесной сторожевой землянке, сооруженной на окраине поволжского Дикого поля, бывалые воины Тутай и Тимур-кутлуг вспоминали родные просторы и погибших в последней стычке с ногайцами товарищей.

– Как скажу я моему старшему брату Касыму, что не сберег я его сыновей? – понурив голову, рассуждал Тутай.

– Касым-ака сам воин был, знает, куда сыновья его пошли, – не в поле на коне скакать, а врагов убивать! Ты выкинь плохие мысли из головы, пока явызлык (злой дух) не овладел твоим сердцем, Тутай!

– Вон сколько полегло людей! Сколько крови, Тимур-ака! Брат брата убивал, кровь проливал! Ногайцы совсем звери стали. Всех без разбору секли. Ну и мы не сплоховали. Конница наша как клинком полоснула их и опрокинула.

– Да, наши и служивые русские вместе ногайцев ладно рубили. Видал я, как ловко бился Онуфрий. Хоть он и рус мужигы (русский мужик), а наловчился, дрался с двух рук на коне, как мишарин. Жалко его, сугышта югалган (пропал в бою). Коли бы погода улеглась, может, нашли бы его среди убитых.

– Да, якшикеше (хороший человек)! – задумчиво ответил Тутай, заматывая раненую ногу. – Может, не погиб? Столько людей и коней в поле полегло! Волки пируют, братьев своих зовут, слышишь ли?

– Слышу, ветер воет и волк поет, – тихо сказал Тимур-кутлуг, поправляя шапку.

– Вот утихнет непогода – завтра в то место доедем, где в последний раз видали его. Конь-то его в поле ускакал. Не вернется теперь, – подкладывая дрова в каменный очаг, сказал Тутай. – Смелый батыр этот Онуфрий, Собакин сын!

Вечер клонился к ночи. Тепло очага и походная еда согрели промерзших воинов. Задремал Тутай на соломенной подстилке. Вдруг совсем близко с землянкой послышался шум. Тимур-кутлуг бесстрашно отодвинул дверной заслон, сооруженный из кустарника и мха, изнутри покрытый коровьей шкурой. В землянку ввалились двое раненых, один из которых был без чувств.

– Братцы, спасайте! Еле дошли до вас. На дымок шли. Я-то еще ничаво, а вишь, сотенный наш вот совсем слабый, еле доволок его до вас, – укладывая окровавленного воина на пол, сказал ратник. – Копьем его проткнули, однако. Молодой он у нас ишо, можа, оклямается, – добавил он и откинулся к стене.

– Гляди, Тимур-ака, вроде на Солтанбека похож, – смывая мокрой тряпицей кровь и грязь с лица раненого, сказал Тутай.

– Шулай бар (Так и есть), Солтанбек! Давай, помогай мне снять доспехи с него. Промоем отваром ему рану.

– А если рана смертельная? Если он умрет у нас тут? Как нам быть? Какой он веры? Может, зря говорили, что он принял православие? – взволнованно говорил Тутай, впервые в жизни не знавший, как ему поступить.

– Керэшен (Крещеный)! Христиан (Христианин)! Вот крест муенда эленеп тора (на шее у него висит)! Что делать будем, если помрет, потом решим, давай помогай, Тутай-ака! – снимая доспехи с воина, торопил Тимур-кудлук своего близкого друга.

Бесчувственное тело Солтанбека, старшего сына Касыма, было послушным и безвольным, словно тряпичная кукла. Раздев его и обнаружив в левом плече колотую рану, из которой все еще сочилась кровь, Тимур-кутлуг промыл ее отваром трав и присыпал дубовой золой из очага. Уложив тяжелораненого на солому в углу землянки, воины-мишари вознесли молитвы Всемогущему Тенгри о спасении молодого князя Кугуша.

Ранним утром следующего дня Тутай и Тимур-кутлуг обнаружили бездыханное тело Солтанбека.

– Не стал спасать Великий Тенгри бедного сына Касыма! Обиделся Всемогущий Тенгри на неразумного! Земля ему пухом! Нужно похоронить его, Тутай-ака, – сказал Тимур-кутлуг.

– Эх, жалко сотенного нашего! – сказал служивый, очнувшийся ото сна. – Хоть и сердитый он был, да справедливый. Не обижал своих воинов. Говорили, будто он отца своего убил, а потом крещение принял, чтобы грех замолить, да я в это не верю. Не мог он отца убить.

Тутай и Тимур-кутлуг, переглянувшись, не проронили ни слова. Не пожелал Тутай признать себя князем татарским Кугушем. Не захотел он, чтобы узнал служивый, что его сотенный был ему родным племянником. Не готов был Тутай смириться с тем, что Солтанбек предал Великого Тенгри и своего отца Касыма.

Собрав все доспехи, снятые с Солтанбека, трое воинов приготовили для храброго сотенного последнее пристанище и похоронили его без молитв и излишних слов. Только служивый, прошептав что-то и перекрестившись, поклонился могиле.

* * *

Вот уже несколько месяцев люди пронского воеводы охотились за отрядами ногайского хана Назира. То тут, то там появлялись ногайцы в окрестностях мордовских и рязанских земель. Отбившиеся от основного войска князя Юсуфа, дошедшего по Крымской дороге до Оки и отраженного в районе Серпухова – Каширы, отряды Назир-хана долгое время промышляли налетами и грабежом. Обосновавшись в непроходимых мордовских лесах, самопровозглашенный хан мечтал умножить и укрепить свое войско пленными из мордвы и мишар.

– Ногайцы! – крикнул Тимер-бек, забегая в дом. – Эни (Мама), прячься!

В это время по новому улусу скакали всадники, крича и размахивая саблями. Кто не успел спрятаться в тайные места в лесу, тех согнали в центр улуса. Румия, успевшая укрыться с сыном в яме во дворе дома, со страхом вслушивалась в звуки, доносившиеся с поверхности земли. Материнское сердце подсказывало, что беда постучалась в ее дом. Дочь ее Нигар еще утром отправилась в лес, и кто знает, где она сейчас.

– Стой! Куда бежишь? Куда спешишь? Матур (Красивая), чибэр кыз (хорошая девушка)! – говорили всадники, кружа на разгоряченных конях вокруг Нигар, вышедшей с корзиной ягод из леса.

– Не трогать ее! Я ее Назир-хану подарю! Он мне рахмэт скажет. Назир-хан корни пустить хочет, семью хочет, сильных сыновей хочет! – цокая языком и внимательно рассматривая девушку, громко сказал подъехавший ногаец в дорогом халате.

Неожиданно схватил он Нигар и закинул на своего коня перед собой. Всадники сорвались с места и помчались по просеке в глубь леса. Остальные налетчики грабили жителей улуса, не гнушаясь ничем.

– Аллах сине сакларга, элбэттэ (Храни тебя Аллах), Назир-хан! Смотри, что я нашел для тебя! Смотри, какую лань я привез своему хану! – хвастаясь, говорил ногаец, снимая с Нигар покрывало, закрывавшее ее с головы до пят.

Назир-хан, моложавый ногаец крепкого телосложения с красивыми карими глазами и небольшой бородой, с любопытством рассматривал девушку.

– Исемен ничек (Как зовут тебя)? – спросил он, коснувшись пальцами правой руки подбородка Нигар.

Она смело посмотрела ему в глаза и сказала:

– Минем исемем Нигер (Мое имя Нигар), мин Кугуш кенэз кызы (я дочь князя Кугуша).

– О как! Хорошие корни – сильное дерево! Ну что же, теперь ты будешь второй женой Назир-хана! – ответил он и, развернувшись, пошел к своему столу. – Приготовь ее сегодня, – сказал он слуге, все это время стоявшему возле входа.

Девушка понимала, для чего ее привезли сюда. Гордая и смелая Нигар не могла смириться с участью наложницы, но быть женой – это другое!

* * *

Долгим был путь отряда под руководством татарского князя Рефата Кугуша в составе русского войска к городу Чалым, где под предводительством Мамич-Бердея восстали луговые марийцы. Не хотели марийцы платить ясак казанскому наместнику русского царя Ивана. Собрав вооруженный отряд, восставшие перешли на сторону арских людей, именовавших себя «тугаевы дети со товарищи», и, объединившись, выступили против сбора ясака, убив несколько сборщиков. Казанские воеводы отправили на битву с восставшими несколько конных казачьих отрядов, но восставшие смогли разделить эти отряды и перебить казаков. Меж тем по всей Казани лютовала вспыхнувшая эпидемия чумы.

На помощь казанским воеводам поспешало русское войско из рязанских, новгородских да мордовских земель. Луговые марийцы соорудили большую земляную крепость в нескольких десятках верст от Казани, в верховьях реки Меши, где к ним примкнули побережные люди. Повстанцы отличались ловкостью и находчивостью. Большинство из них были умелыми охотниками. Атакуя казанские конные отряды на заснеженной местности, внезапно появлялись они на широких снегоступах и лыжах, громили отряды казанских казаков и скрывались в заснеженных лесах. На реке Вятке повстанцы грабили суда, захватив волжские переправы. Воинственные луговые марийцы пытались не раз осаждать Казань и Свияжск – вторую по важности крепость в регионе, совершали набеги в земли Мурома и Нижнего Новгорода. Непокорных марийцев следовало угомонить, что и требовалось от воинов, в числе которых был отряд Рефата Кугуша.

– Рефат-ака, поспал бы хоть немного, – сказал верный друг-мордвин, подъезжая к Рефату.

– Не до сна мне, на душе неспокойно, брат! Вон уж и дым виднеется от марийских костров да землянок. Гляди, вот и воевода наш Фёдор Умной-Колычёв впереди войска стоит, далеко глядит. Готовит, видать, план сражения.

– Кто тут татарский князь Кугуш? К воеводе на совет тот же час! – выкрикнул гонец, направляясь к следующему отряду.

– Вот и поспал! – усмехнувшись, сказал Рефат своему давнему товарищу и, пришпорив коня, поскакал к шатру воеводы.

– Други мои, – начал свою речь воевода Умной-Колычёв, – пришли мы сюда по велению царя-батюшки – отстоять земли наши исконные. Земли древние, Руси принадлежавшие – Тартарией называемые, да защитить от вероломных марийцев со ногайцами казанские земли тож. Царь Иван материнские земли вернул во владения свои с Божьей помощью да силой оружия нашего. Не посрамим же мы чести отцов и братьев старших, обломаем мы крылья черные воронью поганому!

– Не посрамим, батюшка-воевода! – отозвались командующие казачьими отрядами.

Долго шел совет у воеводы, каждому отряду дано было свое задание и определено свое положение.

– Тебе, князь Кугуш, особое задание. Твои воины-мишари храбры и ловки в ближнем бою. Знаю я твоего старшего брата Касыма, добрый боец, лихой удалец твой брат. Вижу и в тебе изрядную удаль и хитрость, князь. Поведешь свой отряд левой руки на штурм столицы марийской. Не щади живота вражеского! Предводителей в плен бери, мятежников на куски руби. С тем и расстанемся с тобой.

Вышел из шатра Рефат и, глядя в ночное небо, сказал Великому Тенгри:

– Благодарю Тебя, о Всемогущий Тенгри, за честь быть воином. Дай мне и моим братьям по оружию силы духа и мужества в боях предстоящих. Пусть стрелы врагов мимо меня и мимо моих воинов летят, а наши стрелы врага разят. Пусть великий страх войдет в сердца врагов наших! Пусть будет быстрой победа наша и скорейшим будет возвращение к домашнему очагу. Не прошу наград земных себе, прошу милости Твоей для воинов моих и семьи моей.

Впереди были многие битвы. Не сдавались и не уступали марийцы в бою. Стремление отвоевать свою независимость и вернуть часть казанских земель придавало сил марийским воинам. Однако мудрое руководство русскими войсками, включавшими три отборных полка, мужество воинов, смекалка и находчивость позволили одержать победу в двадцати сражениях, взять штурмом и сжечь дотла столицу повстанцев на Меше. Были убиты более десяти тысяч мятежников-марийцев. После этого марийцы арской степи и прибрежных районов под началом Усеина и Сарый-батыра прибыли с повинной к русским воеводам. Луговые же марийцы, оставшиеся в живых и рассеявшиеся по степи и прибрежным районам, так и не объявили покорности русскому царю.

По возвращении русского войска в родные земли царь Иван наградил участников похода золотыми медалями и ценными подарками.

– Что ж, князь Кугуш, – сказал воевода Фёдор Умной-Колычёв, вручая золотую медаль Рефату и подарки Белого царя за верную службу да братскую дружбу, – не готов ты еще принять добровольно крест? Царь-батюшка велит поспешать с целованием креста мишарским татарам. Гляди, не опростоволосься. Не завсегда царь ласков да на подарки горазд. Мой тебе сказ: подумай да решайся. Все равно Бог един. Мать Его Мария у татар – Мирьям, сын Его – Иисус, а у татар – Иса, пророк Михаил-Архангел, а у татар – Мухаммед. Так что подумай хорошенько да определяйся с семейством своим. А пока ты до дома не отбыл, зашел бы ко мне, дело есть. Тут говорить не могу.

Рефат, приняв подарки и выслушав пронского воеводу с вниманием и уважением, крепко задумался над словами его.

На закате, когда православные церкви отзвонили к вечерне, стал Рефат собираться к воеводе на разговор.

Доброжелателен и внимателен был воевода. Не касался уж он вопроса православия. Про житье-бытье поговорил, про семью спросил.

– Знаешь ли ты, князь, что в наше отсутствие шалил ногайский Назир-хан по нашим улусам и селам? Много набедокурил он! Много люду побил, в плен захватил. И все-то под носом у царя нашего батюшки!

– Слыхал, но не много знаю, – ответил Рефат.

– Так вот, знай, князь, что увезли твою дочь ногайцы уж больше года назад и стала она женой Назир-хана. Не мне учить тебя, как быть. Прошу лишь не горячиться и одному под стрелы ногайские не лезть. Дочь ведь – она отрезанный ломоть. Кто знает, может, у Бога свои мысли на ее счет. Донесли мне, что уж дите у нее есть. Девки, они ведь без доброго отношения мало когда детей родят. Кто знает, может, Назир-то хан не враг ей – жене своей.

Словно кипятком обожгло сердце Рефата от таких слов воеводы. Молча встал он из-за стола и, поклонившись, вышел из гостей. В ту же ночь собрался Рефат в дальний путь. Отряд его пошел за ним по старым степным дорогам да лесным тропам в сторону мордовских лесов, в его новый улус. Много разных мыслей роилось в голове великого воина. Но не было среди этих мыслей гнева и желания мести.

* * *

– Смотри, как прекрасен наш сын! – ласково глядя на младенца, сказал Назир-хан своей молодой красавице жене Нигар. – Он вырастет крепким батыром, смелым и сильным, как его отец, и красивым, как его мать.

– Пусть он будет мудрым, как его дед – князь Кугуш! – смело ответила Нигар.

– Зачем обидеть меня хочешь? Я что же, не мудрый, по-твоему? Я еще какой мудрый! Вон какую красавицу себе в жены взял!

– Ты меня взял? Это я тебе позволила меня взять. Если бы я сама не захотела, не получил бы ты меня в жены, не было бы у тебя такого красивого и сильного сына-батыра! – гордо и смело ответила Нигар. – Не знал ты, что на поясе моем был нож, когда я впервые увидела тебя. Если бы ты мне не приглянулся, перерезал бы мой нож той ночью твою могучую шею.

– Ах ты, моя пантера! – расхохотался Назир-хан, нежно обнимая свою гордую и смелую жену. – Слышал я, что вернулись войска русского царя с победой. Марийцы присягнули Белому царю, большие ногайцы тоже. Все опаснее становится жизнь! Не ровен час, распорядится русский царь изловить мои отряды, и тогда вся наша жизнь закончится. Мои воины все чаще говорят об этом вслух, а думают, похоже, постоянно. Несколько человек ушли из отрядов тайком, подались в степи на вольные хлеба.

– Боишься, значит, а говорил, что никого не боится твое сердце! Зачем обманывал меня? – с грустью спросила Нигар.

– Раньше не боялся, теперь боюсь. Не за себя боюсь – за тебя боюсь и за сына нашего боюсь. Не настолько кровожаден и жесток твой Назир, как говорит молва. Есть и в моем сердце тайное место, в котором поселилась любовь и нежность. Я долго мечтал о семье и сыновьях, мечтал пустить крепкие корни в землю там, где Всевышний подарит мне настоящую любовь и даст мне силу любить. Без воли Всевышнего не поет птица, не гремит и гром. Всему живому на земле, каждой травинке корень нужен для жизни. Без корня и полынь в степи не растет. Вот и я, раз уж пустил корни тут, хочу жить с тобой и сыном нашим среди лесов богатых и степей вольных.

– Мудрые твои слова, минем мэхэббэтем (любовь моя)! Если все так, как ты говоришь, давай поедем к отцу моему, расскажем ему о нашей любви, покажем сына нашего, попросим помощи у него. Он мудрый человек и поможет советом нам.

– Хорошая мысль! Может быть, это выход, – сказал задумчиво Назир-хан.

Спустя несколько дней Назир-хан велел собираться в поездку к татарскому князю Кугушу и в сопровождении ехать только шестерым воинам отряда, чтобы никто не посчитал его визит нападением.

* * *

– Отец, смотри, к нам гости! – сообщил Тимер-бек Рефату, войдя в его покои. – Это же сестра моя – Нигар! Живая! Смотри, отец! Эни (Мама), где ты? Смотрите, она живая!

Рефат и Румия вышли из дома вслед за сыном навстречу гостям.

– Здравствуй, великий воин князь Кугуш! – поклонившись, сказал Назир-хан. – Прости, что непрошеным гостем пришел я в твой дом! Прости, что мои служивые выкрали твою дочь Нигар! Прости, если можешь, за все! Вот пришел я к тебе не один, а с женой своей и сыном своим. Прими нас в свой дом и свой мир, если есть в тебе отцовская любовь. Прогони, если в сердце твоем гордыня и гнев. Твое решение – закон для меня – Назир-хана.

– Исэнме (Здравствуй)! Тынычлык бэлен кер (Входи с миром)! – поприветствовал Назир-хана Рефат. – Тормыш катлаулы нэрсэ (Жизнь – сложная штука)! – добавил он и обнял по-отцовски Назир-хана.

Долгими были разговоры двух батыров той ночью. Рассказал Рефат о том, что все сложнее и опаснее становится жизнь иноверцев внутри русского государства. Многие из татар принимают православие во спасение семей своих и живота своего. Охота на ногайские отряды, промышляющие разбоем в мордовских краях, близ Нижнего Новгорода, Рязани и других мест, усиливается. Есть указ Белого царя Ивана вырезать всех ногайцев-отщепенцев по всей земле русской, коли не преклонят колено и не примут власть царя добровольно.

– Что же делать мне, как спасти мне семью мою и людей моих от неминуемой смерти? – спросил Назир-хан.

– Можно в душе хранить веру Тенгри, приняв православие во спасение душ близких. Так многие сделали, время такое. Русские православие тоже приняли, сохранив веру в языческих своих богов. Мы должны сохранить наш род, нашу кровь, а вера, она от нас не уйдет. Тенгри не осерчает на нас, Он видит все и знает наперед. Придет время – потомки наши примут свое решение, но важно, что они будут жить на этой земле! – рассуждал Рефат.

– Я готов принять это предложение, лишь бы уберечь моего сына и мою семью от смерти лихой.

– Ну, раз так, поедем с тобой к пронскому воеводе да скажем о нашем решении. Коли сами придем, судить тебя и твоих людей, которые с тобой придут, за прошлые ошибки царь не повелит, есть на то его указ. Кто старое помянет – тому глаз вон!

* * *

Так было решено и так было совершено несколько столетий назад. Спустя годы весь род татарских князей Кутушевых принял православие, и стали они керэшен татарлары – кряшенами, крещеными татарами, исповедующими православие.

19 апреля – 8 мая 2022 г.