Текст книги "Гений романтизма. 220 лет Александру Дюма"

С воем «У-у-у» в комнату с улицы залетели новые вихри. Они завертели в комнате, закрутили все, что попадалось. Раздался резкий женский визг. Вместе с ветром закружилась и Ашаханум. С ее плеч сорвался белый саван, открывая перед окаменевшим хозяином все прелести ее тела.

– Ха-ха-ха!

Душераздирающе рассмеялась, разбежалась, раскинув руки для полета. Вместе с вихрем вылетела вон из окна. Ставни с грохотом ударились друг о друга. Задрожали, зазвенели оставшиеся в рамах стекла. И все стихло.

Хватаясь за сердце, Амаци бросил помутневший взгляд в проем окна, упал на пол. Успел повернуться в сторону горящего очага. Чувствовал, видел, как его тело покидает душа. Она вырвалась из его похолодевшей груди, закрутилась в комнате, потянулась в сторону очажной трубы.

Вокруг него закружилась комната, очаг. Он судорожно схватился за грудь и задергался.

Хозяин пролежал в постели без движения трое суток. Лежал ни живой ни мертвый, с парализованным телом, с окостеневшим языком. На четвертые сутки, к рассвету, испустил дух…

* * *

После смерти отца Али до неузнаваемости переменился. Стал нервным, замкнутым, избегал друзей, отдалялся от родных. О нем в семье заговорили с болью, тревогой. Сначала в семье, среди друзей решили, что Али переживает потерю отца, но когда он не переменился и после того, как справили сорок дней, члены семьи, друзья, жители аула задумались. Об Али по аулу пошли разные слухи. С каждым днем менялся, становился все мрачнее и непредсказуемее.

Одно время Али заперся в своей комнате, больше никого к себе не впускал. У него появилась привычка часами разговаривать с самим собой. Ночью не спал, после полуночи ходил по комнате, о чем-то бесконечно спорил с несуществующим собеседником.

Недоброжелатели злословили, что он общается с шайтанами. Тронулся умом. Его сердце, мягкое, нежное, отзывчивое, как детский смех, вдруг окаменело. А глаза стали холодными. Иногда без всякой причины впадал в такое безумство, что друзья и близкие недоуменно сторонились. Домашние страшились, друзья стали его избегать. Даже любимая сестра-близнец старалась не попадаться ему на глаза.

Душа, сердце Али изо дня в день менялись. Его нервы так расшатались, что, когда злился, случались эпилептические припадки. С пеной на губах, закаченными глазами, с впавшим в гортань языком долго бился в конвульсиях. Казалось, сделает последний вдох – Богу отдаст душу. После таких припадков первые дни он много и без разбору ел, долго восстанавливал утраченные силы.

Али сам заметил, что у него случаются припадки. Стал осторожным. Когда ощущал, что у него начинаются симптомы эпилептического припадка, уходил из дома. Прятался на сеновале, в чулане, кладовке – где угодно. Лишь бы в этом состоянии его никто не застал. После того как приходил в себя, отсыпался сутками, ел много, без разбору. Затем на несколько дней куда-то исчезал. Куда и к кому он уходил, с кем искал встречи, оставалось тайной. Только в саклю он возвращался весь испачканный грязью, исцарапанный, с ободранными коленями, обломанными ногтями на руках, с запахом диких животных, пещеры.

К Али прикрепилась кличка – странник. Некоторые жители аула по секрету передавали друг другу, что странника приметили в галерее пещер, расположенных в долине притока реки Рубас, разделяющей два района. Что он ищет в этих пещерах, никто выяснить не мог.

Али становился похожим на затравленного волка. С кулаками, а то и с холодным оружием набрасывался на человека, вставшего на его пути. В бешенстве мог искалечить, убить кого угодно. В семье на всех злобно огрызался, кроме матери; безумно рычал, доводя сестер, свою сестру-близнеца до нервного срыва, умопомрачения.

В доме покойного Амаци поселилось новое горе. Когда после долгого отсутствия Али приходил домой, своим видом, дикостью до такой степени пугал сестер, что они от страха теряли дар речи. Одна мать, бесстрастно сидя у очага, принимала Али со спокойным выражением лица. Ее волнение выдавала лишь еле заметная дрожь пальцев рук, занятых вязанием, тревожный перезвон стальных спиц. Мать спокойно, без упреков, лишних расспросов принимала сына. Сама мыла ему руки, ноги. Затем расстилала перед ним скатерть, ставила еду. При матери Али старался сдерживать себя. Но на еду набрасывался как дикарь. Когда мать на скорую руку собирала еду, у него не хватало терпения – вырывал из ее рук. На мясо набрасывался как зверь, кости с мясом ломал руками, все грыз, впихивая в рот.

Когда он ел, сестры старались не нарушить его покой. Если кто из сестер случайно пикнет, бросался на нее, рыча, скрежеща зубами. Мать успокаивала сына. Она клала его голову себе на колени, гладила, часто распевая колыбельную. Сын успокаивался, довольно урча, заглядывая ей в глаза, облизывал ее руки.

То, что сын душевно заболел, не было секретом для матери, всей семьи. Друзья стали понимать, что с Али происходит что-то непоправимое.

* * *

Али вновь ушел из дома. Не возвращался больше недели. На седьмые сутки явился после полуночи. В это время дома никто не спал; сестры в страхе затаились за спиной матери. Только близнец Гузель как заколдованная застыла перед ним. Его кровавые глаза впились в лицо сестры. Он возбужденно затрясся. Глаза Али перед матерью, оцепеневшей Гузель стали менять цвет, становясь желтыми, светящимися. В нем быстрыми темпами стали происходить какие-то внутренние преобразования. Лицо стало как звериное, на лбу образовались светящиеся горошины пота. Пальцы на руках скрючивались. Ногти, заостряясь, превращались в когти. Он сделал резкое движение к сестре. Сестра не успела среагировать, как оказалась в его руках.

Мать заплакала:

– Сынок, побойся Бога! Она же твоя сестра!

Али страшно зарычал на мать. Не слыша ее мольбы, ревущей сестры, с ней на руках выбежал в коридор, оттуда к порогу. Резким ударом ноги выбил створку двери, выскочил во двор. Оттуда сгинул в ночную тьму…

* * *

Охотники нашли Гузель на следующий день по следам, оставленным похитителем на пушистом снегу, выпавшем за ночь. Следы Али вели в сторону природного моста Мучри, в один из узких и длинных подземных гротов, где покойный Амаци девятнадцать лет тому назад похоронил его мать.

Приемная мать знала, где покоится его биологическая мать. Этот секрет ей накануне смерти открыл муж. Мать рассказала следопытам, где сын с похищенной сестрой может скрываться.

Мать не ошиблась. Тело девушки нашли в одном из подземных гротов. Она лежала так, будто минуту назад повалилась на мягкий мох, постеленный под ней. Платье на теле девушки было разодрано в клочья. На груди, плечах, животе остались страшные следы от зубов, когтей. В промежности, на бедрах виднелись струйки запекшейся крови… Чуть продолговатое лицо Гузель застыло в немом вопросе. Руки стыдливо закрывали еще не созревшую девичью грудь…

Это преступление Али стало свидетельством того, что род странников не искоренился. Черные колдуны продолжают творить на земле свои колдовские деяния.

После свершенного черного деяния Али исчез. Охотники с фонарями обошли все окрестности природного моста. Заглянули во все известные им потайные места, пещеры, подземные гроты, лазы, углы. Обследовали все щели, лазейки. Он словно растворился.

Только на снегу отчетливо сохранились отпечатки его тяжелых босых стоп, ведущие с ношей в грот. А следы из грота не отпечатались. Из грота выходил только один след – волчий, легкий, скользящий, как язык ветра по снегу…

* * *

Родственники, охотники аула не прекращали поиски убийцы Амаци и его дочери. К поискам странника за очень большое вознаграждение привлекли опытных следопытов, охотников округа. Они обошли весь район. Рыскали в соседнем районе. Убийцу искали повсюду. О нем везде и всюду наводили справки, особенно у охотников, чабанов, пастухов, лесников. Его где-то видели, но в тех местах уже не находили.

Наконец напали на след беглеца. Случайный охотник из соседнего района рассказал, что в одном из аулов соседнего района объявился человек другой национальности, смертельно раненный, весь покрытый язвами, ссадинами. Говорят, он все время молчит, только воет, как волк, скулит и плачет. Родственники поняли: это приемный сын покойного Амаци. Не теряя времени, охотники направились в тот аул.

Но к тому времени странник в том ауле успел натворить множество бед и исчезнуть.

Его искали повсюду. А он, ускользая от преследователей, по ночам, как правило, прятался в гроте, где была предана земле его биологическая мать… С тех пор след странника затерялся надолго. Решили, что он погиб, загрызли дикие звери.

Вскоре его еле живым нашли в снегу под священным дубом в соседнем районе.

* * *

Аул и дуб спали под плотным снежным покровом. Над ними темно-синим куполом высился небосклон, освещенный медным подносом кровавой луны, вокруг которой образовалось несколько радужных сияний. Неожиданно этот умиротворенный покой нарушил резкий волчий вой, который раздался с кромки одной из террас, из-под островка колючей ежевики, усыпанной сверху плотным снежным настилом. В этом вое слышались голоса древнего рода волков, их вековая скорбь, боль, тревога и предостережения, посылаемые врагам.

Слышался не обычный вой волка. Обычный волк воет совсем по-другому. Он перед воем пробует свой голос, настраивая на нужный лад, а затем, входя во вкус, переходит на длинные, растянутые ноты, похожие на плач женщины. А этот волк не выл, не плакал, а надрывно ревел, ужасом оглушая окрестности.

Люди, умудренные опытом жизни, догадывались: воет волк-оборотень. Они были уверены, что это обернувшийся странник, который торжествует над еще одной загубленной им человеческой жизнью.

Оборотень долго выл на луну, запрокинув тупую морду на толстой сильной шее. Словно жаловался на свою судьбу, одиночество, на свое истерзанное сердце, на проклятие рода, внушая людям ужас. И еще думалось – он не просто волк-оборотень, а наказание духов Тьмы землянам за грехи, жадность, алчность, ненависть друг к другу.

Оборотень, нарушая покой спящей под снежным покровом земли, внушая ужас лесным обитателям, продолжал выть до утра. Он выл призывно, душераздирающе, отнимая у людей оставшиеся душевные силы, остатки сна. Под конец тяжело вздохнул, простуженно закашлял, затем завыл человеческим голосом.

Светало. С пробуждением нового дня земля свободно вздохнула, вселяя в сердца растревоженных за ночь людей надежду на избавление от этой страшной напасти хоть на один день.

* * *

Утром, как обычно, Муслим спустился в овчарню, чтобы накормить овец, и нашел их всех с перерезанными горлами.

Во дворе на снегу отпечатались следы босых ступней человеческих ног. А со двора в переулок вели следы волчьих лап.

– Странник! – взорвался Муслим. – Будь ты проклят! Чтобы твоя мать-колдунья в гробу перевернулась! Я убью тебя, даже если спрячешься в ее могиле!

Муслим был в ярости. Интуиция подсказывала, чтобы он начал поиски с дуба-великана. Каково же было его изумление, когда неожиданно зимой с предрассветного небосклона в сторону могучего дуба ударила молния. Она срезала одну из рогатин дуба, рикошетом ударила в скальную вершину за аулом. От удара задрожала земля. А от вершины скалы откололась и с грохотом покатилась в ущелье огромная глыба.

Муслим понял: это знамение небес. Они предупреждали, какая предстоит борьба с отпрыском темных колдунов. Муслим сегодня же пойдет на священную войну с ним. Отступать он не намерен.

* * *

Волчица-мать, прибыв на место кровавой расправы, увидела, что все ее волчата убиты. Они больше не встанут. Своими мокрыми мордочками никогда не прильнут к ее соскам. В ее мозгу стали происходить какие-то изменения. Она начала ощущать, что в материнской ярости в ней просыпаются невероятные силы, способные сокрушать все на свете. Осознала – виной всех ее несчастий стал человеческий приемыш. Немедля последовала за ним, желая расправиться. Но было упущено много времени. Человеческий приемыш скрылся. Спрятался в логове зверей, подобных себе.

Тогда рассерженная мать решила выместить злость на других представителях племени двуногих зверей. Но они оказались умнее, увертливее волчицы. Под угрозой страха за жизнь объединились, используя против нее огнестрельное, холодное оружие, капканы, приманки, яды. Они палили в нее из ружей, которые больно жалили. Ее травили собаками, охотились скопом, преследовали везде. Тогда она поменяла тактику борьбы. Стала осторожной. По ночам стала нападать на их скот, закрытый в загонах, резала, душила… Научилась нападать на одиноких людей, всадников.

Кровавые стычки волчицы с двуногими зверьми не всегда заканчивались в ее пользу. В одной из таких схваток двуногие звери лишили ее одного глаза. Чудом спаслась, укрывшись в подземном гроте, на который случайно наткнулась. Надолго затаилась там, не подавая признаков жизни. Высунулась только тогда, когда ее преследователи сняли кольцо облавы. Ушли.

Волчица ощутила тогда, что в гроте кроме нее есть еще кто-то другой. Обошла все его углубления, разветвления, но, кроме человеческих останков, ничего, достойного внимания, не нашла. Но странно, эти останки пахли запахом человеческого приемыша. Они принадлежали его родной матери.

Волчица легла рядом с костьми, заскулила, затосковала. Из головы не выходили детеныши, убитые двуногим зверем, которого она же сама спасла от смерти. С каким бы наслаждением сейчас вгрызлась в его тщедушную шею! Она найдет его даже в аду! Станет торжествовать, когда он будет харкать перед ней кровью.

Волчица, словно заколдованная, привязалась к этому гроту с останками матери ее человеческого приемыша. Своим невеликим волчьим умом не соображала, какую опасность таят в себе останки колдуньи, матери двуногого зверя. Эти останки хранили в себе страшную колдовскую силу.

В гроте витала душа колдуньи. Она видела все действия волчицы, все слышала. Колдунья догадывалась, насколько опасной для ее сына может стать страдающая по убиенным волчатам волчица. Ей надо усмирять волчицу, перенаправлять ее гнев, сделать защитницей и соратницей сына.

Колдунья проникла в мозг волчицы. Обернулась одним из ее детенышей, что со свернутой шеей лежал у реки. Пока заколдованная волчица в оцепенении принялась вылизывать волчонка, колдунья всю ее ярость сумела сконцентрировать, перенаправляя против врагов сына. Чтобы утроить страх людей перед одноглазой волчицей, колдунья намного увеличила ее глаз и переместила на середину лба. Глаз волчицы, большой, круглый, как фонарь, снабдила электрическим зарядом, способным вспыхивать фосфоресцирующим пламенем. Ее морду сделала шире, страшнее, вывернув резцы и клыки наружу так, чтобы они тоже в темноте вспыхивали зеленым фосфоресцирующим светом.

И закрутилась по округе карусель смерти. Закипела страшная волна материнской мести за погубленных детенышей. Колдунья-мать сумела объединить ярость матери-волчицы и отпрыска черных колдунов. Эту двойную энергию ненависти направила на врагов сына.

Очевидцы клялись, что по ночам видели, как по окрестностям аулов рыщет огромная волчица с большим светящимся глазом во лбу, фосфоресцирующей мордой, набухшими от молока большими красными сосцами, сея страх и смерть. По уверению очевидцев, цепочка ее следов тянется по снегу в долину реки Рубас. Там в скалах находится вереница пещер, гротов.

Теперь мало кто из охотников сомневался, что между странником и этим монстром со светящимся во лбу глазом и такой же мордой проложена какая-то мистическая связь.

Все утверждали: это странник Али натравил монстра на Курбана! Это с его подачи черная колдунья заколдовала, убила Амаци. Это одноглазый оборотень по наущению странника на днях ночью под дубом задушил односельчанина. Это с подачи странника одноглазая волчица по ночам душит скотину в ауле.

Накануне ночью жителей аула потрясло еще одно убийство. Неожиданно исчезла Джейран, жена Муслима, которая вечером вышла в коровник покормить скот.

* * *

Одиночные следы копыт лошади цепочкой тянулись ко двору Муслима. С его двора уходили в долину левого притока реки Рубас, в подземные гроты, пещеры.

Муслим, прихватив ружье, шашку, кинжал, с длинной веревкой, сеткой для ловли птиц и с верной собакой Арбасом пустился по следам лошади.

Тихая зимняя ночь стелется легким молочным туманом. Луна сквозь него матовым светом поливает снежный покров. Рыжая волчица огромной величины с короткой густой шерстью вышла из своего когда-то заброшенного логова на террасу, поливаемая лунным светом. Потянулась во весь рост. Оглядывая окрестности одним глазом, широко раскрыла пасть, зевнула. Единственным глазом изучала предстоящий маршрут. Легко ступила на замерзшую за ночь тропинку, начинающуюся от грота. После долгого лежания в теплом логове поежилась от ночного холода. Упирая огромный фосфоресцирующий глаз в ущелье, уверенно шла по тропе, ведущей к жилью двуногих зверей.

Она, похожая на тень луны, на ее оборотную сторону, беспрерывно нюхая воздух, передвигалась зигзагами, наводя ужас на окружающий мир.

Неожиданно ее чуткий нос уловил запахи: двуногого зверя, лошади и наездника. На тропинке уловила и другие запахи: двуногого самца, знакомый и противный, еще очень тонкий запах двуногой самки. Так это же человеческий приемыш, убивший ее детенышей!

Запах самки ей знаком. Человеческий приемыш везет ей свою добычу. Славный будет пир! Желудок забулькал, нетерпеливо закрутился, выделяя в пасть огромное количество сока. Сок из пасти стекал на высунутый шершавый язык, с него – под ноги. Волчица, оживляясь, довольно заурчала. Еще бы! Давно не ела парного мяса двуногой самки!

В предвкушении славной охоты становилась энергичней. В животе требовательно заурчало. Обострились обоняние, осязание, слух. Тенью перескочила тропу. Пробежала по кромке леса, ведущей в долину реки. Засела за огромным валуном. Застыла.

Волчица с шумом вдохнула чутким носом холодные струи воздуха, несущие ей информацию о тех, кто оказались на ее территории. В воздухе намного сильнее запахло человеком, потом четвероногого копытного существа, завораживая ее, усиливая приступы жажды крови. Нетерпеливо заурчала, прилегла на снег, прислушалась.

До ее ушей доносилась заунывная песня человеческого приемыша. Увидела: человеческий приемыш впереди себя в завернутой бурке вез женщину. Лошадь, чуя волчицу, засевшую недалеко, тревожно храпя, упиралась, не желая двигаться. Всадник с добычей приближался к тому месту, где засела волчица.

Странные перемены произошли с ней. Со дня посещения грота с человеческими останками волчица стала замечать за собой, что не она сама, а кто-то другой управляет ее инстинктами, желаниями, любовью, ненавистью. Это стало происходить с ней с того дня, когда нашла убежище в гроте, где покоились останки родной матери ее человеческого приемыша. С тех пор она стала меняться. Со дня гибели детенышей жаждала крови человеческого приемыша. Но вместо мести он стал ей товарищем. Не понимала, как это она его оставила в живых. Волчица задумывала пойти в одну сторону, а ноги несли в другую. Вместо того чтобы его растерзать, почему-то стала защищать. С тех пор часто именно этот человеческий приемыш устраивал ей славную охоту. Приводил в коровники, овчарни, на зимние отгонные пастбища, где зимует крупный и мелкий рогатый скот.

Но после того, как волчица отведала одну редкую траву в лесу, которую волки принимают при головных болях, ее сознание прояснилось. Вспомнила – это человеческий приемыш убил ее волчат. К ней вернулась прежняя ярость и жажда мести. И он сегодня сполна заплатит за ее горе!

До волчицы стали долетать резкие запахи ее кровного врага и аппетитной двуногой самки, завернутой в бурку. Вот он, душитель ее детенышей! Она спасла его от смерти, кормила, вылизывала раны. В своем логове доверила самое дорогое, что у нее было, – сосунков. А он их убил. Слышала, как человеческий приемыш дышит, пыхтит, плюется, сморкается. Все эти жесты и движения были ей привычны, знакомы с первого дня его пребывания в логове.

Волчица, умудренная опытом в жестоких столкновениях с чужими волчьими стаями, двуногими зверьми, ждала удобного момента для нападения. Убийца не успеет даже испугаться. Она молнией набросится на него, одним рывком сбросит его и самку со спины лошади, вонзит острые клыки в его тщедушную шею.

Вот он показался со своей драгоценной ношей. У него на руках добыча – пара ее кровного врага. Человеческий приемыш, увлеченный удачной охотой, не чувствовал беды, нависшей над ним. Только лошадь под ним нервно дергалась, храпела, упиралась, не желая двигаться дальше.

Волчица, готовая к прыжку, вдруг застыла, почуяв другого всадника, преследующего человеческого приемыша. Это он, муж самки, похищенной двуногим зверем! За всадником следовал ее извечный враг – собака, которая осложнит ей задачу.

* * *

У речки Арбас занервничал. С подозрением нюхал воздух, шерсть на гриве ощетинилась. Оглядываясь, отстал от хозяина, огрызался, чуя затаившегося грозного зверя. Волнение волкодава передалось и всаднику. Конь заупрямился, прядая ушами, вертя ими во все стороны, косясь туда, куда прокрадывался Арбас.

У Муслима ушки стали на макушке. Пальцы левой руки вжались в цевье ружья, правая ощутила ручку меча. Пытался сохранить хладнокровие, понимая: спешка может всё испортить.

Арбас разгребал передними лапами снег, глядя на хозяина, спрашивая его разрешения на атаку. Перед глазами наездника метнулась серая тень. Хозяин не успел дать команду «вперед», а Арбас молнией последовал за ней.

Неожиданно до ушей хозяина донесся глухой, отрывистый рев зверя. Конь под ним приостановился. Он понял – началось. Конь, издавая ржание, встал на дыбы. Зверь из леса зарычал на волкодава. Ответно зарычал волкодав. Звери набросились друг на друга. Но резко отскочили, получив первые раны. Спустя некоторое время Муслим услышал плач женщины, рев напавшей волчицы. За ревом послышались стоны, вопли женщины, зов мужчины, отбивающегося от зверя.

«Это волчица-оборотень! Она напала на странника с моей женой! Надо успеть, пока мою жену не загрызла! А куда делся Арбас? Почему замолк? О Аллах, защити мою жену от этой твари! Если жена останется живой, я буду вечным Твоим рабом! Я построю мечеть, рядом с мечетью открою школу, куда на воспитание соберу сирот со всего округа. Только помоги, защити мою жену от этого ненавистного странника и одноглазой волчицы!»

Конь, чувствуя волнение хозяина, переборов страх, стрелой устремился туда, откуда раздавались стоны. К рычанию волчицы, плачу, стонам женщины присоединился и лай волкодава.

Из темноты леса вновь послышались душераздирающие вопли мужчины и женщины. Это одноглазая волчица терзала своих жертв. Кажется, Арбас схватился с волчицей, захлебываясь в лае. Чуткие ноздри коня под седоком улавливали запах бьющей фонтаном крови. Он шарахался, храпел, упираясь, не двигаясь с места.

Муслим бросил его и побежал. Неожиданно оказался на открытой заснеженной поляне, залитой лунным светом. Они сразу бросились ему в глаза. Посередине поляны застал схватившийся насмерть клубок. Сцепившиеся животные с ревом катались по снегу, залитому кровью.

Муслим, воспользовавшись моментом, выстрелил монстру в ухо. Клубок замер. Все стихло…

* * *

Жена в разорванном в клочья платье, пропитанном кровью, лежала у кромки поляны. Он побежал к ней. И застыл в ужасе. У жены было вырвано горло, грудь залита кровью. Тело дергалось на снегу – билось в агонии. Из разорванного горла со свистом вырывались струи воздуха вперемешку с пузырчатыми струями крови.

Муж приподнял ее, прижал к груди и зарыдал:

– О Аллах! За что мне такое наказание?! Разве я не был прилежен и послушен Тебе?! Разве мы с женой не исполняли все Твои заветы?

У него закружилась голова, в глазах помутилось. Перестал соображать, где находится. Перед глазами образовались вращающиеся темные круги. Все вокруг него завертелось, потонуло в тумане…

* * *

Муслим пришел в себя от ощущения того, что кто-то мягкими бархатистыми губами треплет его по щеке. Он таращил глаза, оглядывался. Не понимал, почему лежит на снегу. Рядом стоял конь. Это конь, губами касаясь щек, привел его в чувство.

В его глазах в перевернутом виде отражалось темно-синее небо, деревья, растущие вокруг.

Все вспомнил. Вскочил. Недалеко лежал его волкодав, зажатый в тисках волчицы. Жена лежала в луже крови. Приподнял, уложил ее на свою черную бурку. Сел на корточки, читая Ясин.

Когда он дочитал последние слова Ясина, жена в агонии сделала последний вздох. Запрокинула набок голову, притихла, протянувшись всем телом. Закрыл ладонью ее остекленевшие глаза, концом бурки прикрыл лицо.

Встал, глазами ища странника. Того нигде не было. Только по снегу в сторону леса тянулась кровавая дорожка замерзших следов, оставленных босыми ногами. Муслим последовал за ними. Дорожка оборвалась под огромным буком. А сам странник там испарился.

На снегу остались лишь окровавленные отпечатки босых ног. Такие же следы отпечатались под забрызганными кровью кустами, под засохшими метелками папоротника. Но самого странника нигде не было. Только чуть поодаль, под высохшей корягой огромного дуба, следы его ступней перешли в размеренный шаг лап огромного волка…

«Он что, обернулся волком?»

Пораженный Муслим вернулся к телу жены. Надо возвращаться в аул, чтобы сегодня, до захода солнца, предать тело земле. Завернул ее в черную бурку, приподнял, уложил поперек седла. Под уздцы повел коня. По пути к ним присоединилась лошадь, на которой странник похитил его жену.

* * *

С телом жены Муслим прибыл в аул. Был поражен, когда его никто не встретил. Кривые переулки аула были пусты. Не видно ни души. Мечеть находилась рядом с дубом. Двери раскрыты. Завернул коня к мечети. Тело жены снял с коня, уложил на длинную массивную плиту, находящуюся под навесом. Перешагнул порог. Мечеть была пуста. Священные книги Корана разбросаны по полу. Он не понимал, что в ауле за время его отсутствия могло произойти. Из мечети направился к себе в саклю. Все двери сакли были распахнуты настежь. В ней не было ни души. Зашел к соседям. Там увидел ту же самую картину. Тем же опустошением его встретила сакля родителей. Входные двери распахнуты, многие вещи разбросаны по дому, во дворе. Такое ощущение, что на жителей аула кто-то напал и похитил.

А жители накануне, напуганные последними событиями, происшедшими в ауле, снялись и ушли в неизвестном направлении. Со своим скотом, живностью они ушли на зимние отгонные пастбища, где почти все семьи имели времянки. А о Муслиме с его похищенной женой словно все позабыли.

Осознав, что случилось, он замер. Ком подступил к горлу. Не знал, что делать с покойной женой, как ее похоронить. Их предали всем аулом. Могла же хоть мама оставить какой-то знак, обозначающий, по какой причине они покинули аул и куда ушли.

Пересилив душевную боль, Муслим отправился к мечети. Тело жены приподнял на руки, направился к дубу:

– Дуб, великий наш отец, ты нам дал жизнь, ты нас вырастил, ты нас защищал от врагов! А теперь забирай обратно мою жену, забирай и мою жизнь! Я передаю себя с женой на твой суд. Суд Небес! Кажется, что и я свой жизненный путь на земле отмерил. Я больше не хочу жить!..

Дуб затряс обрубками могучих ветвей. Муслим с телом жены на руках замер перед ним. Неожиданно валун с грохотом выпал из цепких корней дуба. Он скатился на поляну. Родник высох. Туда, откуда выкатился валун, Муслим уложил тело жены.

После валун с грохотом встал на место. А родник снова зажурчал.

Муслим исполнил намаз, прочел Ясин. Дуб, шелестя ветвями, все шептался с ним. Он подсказывал, куда ушли жители аула.

* * *

На верхушке седловины одиноко высится могучий дуб. А рядом сереют останки осиротевшего аула. На востоке зарождается заря. Дуб, простирая к небесам огромные обрубленные ветви, могуче возвышается над плато.

На крышах полуразвалившихся саклей, хибарок, сидя стаями, каркают черные вороны. Одни из них с шумом срываются с плоских крыш, взмывая в небо. Другие, делая крутые виражи над остовами, направляются в сторону кладбища.

Переулки аула, останки саклей заросли крапивой, бурьяном.

Карканье черных ворон на крышах саклей усиливает ветер, набежавший с гор. Карканье ворон эхом отражается в стенах осиротевших саклей…

2017 год, январь