Текст книги "Литературные раздумья. 220 лет Виктору Гюго"

Литературные раздумья: 220 лет Виктору Гюго. Сборник
Составитель Андрей Ложкин

© Интернациональный Союз писателей, 2023

Переплетая романтику с реальностью

Мы не знаем, виновен ли герой опубликованной в 1829 году повести «Последний день приговорённого к смерти», не знаем и его имени, знаем только, что сейчас его убьют «по закону» и он с нарастающим ужасом ожидает каждый очередной день…

На фоне романтических событий, происходящих в жизни главных героев Квазимодо, Эсмеральды и Фролло, описания быта, архитектуры и традиций Средних веков автор появившегося в 1831 году романа «Собор Парижской Богоматери» размышляет на темы красоты и уродства, желания и соблазна, веры и клерикализма…

В опубликованном в 1862 году романе «Отверженные» закоренелый преступник Жан Вальжан преображается в человека, способного ради других людей пожертвовать собой…

Наконец, – страшная история изуродованного компар-чикосами мальчика Гуинплена – героя опубликованного в 1869 году романа «Человек, который смеётся»…

Думаю, немного найдётся читателей, у которых при перечислении вышеизложенных произведений не возникнет в памяти имя французского прозаика, поэта и драматурга Виктора Гюго. В 2022 году мировая общественность широко отметила 220-летие со дня его рождения. Наше издательство, естественно, не могло остаться в стороне от этого знаменательного события и предложило современным отечественным писателям, продолжающим в своём творчестве разработанное Великим классиком направление, соединяющее в романе романтические и реалистические линии, принять участие в настоящем альманахе.

Начнём с романа живущего сейчас в Монреале алма-атинского писателя Анатолия Мухамеджанова (Амира Гаджи) «Тайные свидетели Азизы», отрывок из которого открывает альманах. Автор обращается к известному библейскому сюжету. Взяв в качестве эпиграфа выдержку из Главы 7 Послания к Евреям Апостола Павла: «Мелхиседек, Царь Салима, священник Бога Всевышнего, – тот, который встретил Авраама и благословил его…», писатель пытается по-своему взглянуть на события, гениально описанные Михаилом Булгаковым в «Мастере и Маргарите».

В романе бывшего рижанина, ныне израильского автора Ханоха Дашевского «Рог Мессии» речь идёт о драматических событиях Великой Отечественной, в частности, в публикуемом отрывке «Долина костей» – о Любанской наступательной операции января – апреля 1942 года, участником которой волею судеб оказался главный герой Михаэль.

Детство писательницы Натальи Каратаевой протекало на Енисее, что, видимо, повлияло на понимание ею могучей природы Сибири. Оттого в своём произведении «Радомир», пытаясь решить дилемму: что важнее «…истина, когда в мутной пелене событий, двигаясь наощупь, пытаешься выйти на её солнечный и единственно верный свет, или сам путь поиска в плотном тумане обмана и иллюзий», она приводит читателя к пониманию сегодняшних мировых проблем через глубинное языческое мировосприятие:

«Уповая только на самого себя, свой изощрённый ум, работающий на ублажение своих ежечасных прихотей и сиюминутных желаний, “венец природы”, однако, с трудом вписывался в саму Природу, не понимая ни своего предназначения, ни того мира, в котором пребывает в данный момент Вселенского Времени… Дух – самая крепкая связь между Создателем и человеком, проникновение Энергий Со-Творения и Восхождения… Но связь эта оказалась слишком слабой, чтобы стать связующим звеном между Создателем и совершенной формой “венца”, им созданной».

Читатель, вы заинтригованы? Тогда с неменьшим интересом познакомитесь и с остальными собранными в этом альманахе произведениями, в которых столь же искусно, как у Великого французского классика, переплетаются романтика и реальность.

Михаил Песин,

член Союза журналистов России, Союза писателей Москвы

Амир Гаджи

Анатолий Бариевич Мухамеджанов родился в 1949 году в Алма-Ате. Получив высшее юридическое образование в Омске, служил в уголовном розыске. Работал в комсомоле и различных государственных органах Казахстана. Ходил первым помощником капитана на судах загранплавания (порт приписки – Владивосток). Жил и работал в Китае. Со времён перестройки и до пенсии – частный предприниматель. Более тридцати лет изучал различные эзотерические техники. Практиковал с шаманами Западной Сибири, Тывы, Бурятии, Непала, Мексики, Гавайских островов, Аляски и Седоны (США), Перу, Боливии, Рапануи (остров Пасхи). Посетил более ста стран мира и Антарктику. В настоящее время живёт в Монреале (Канада).

Тайные свидетели Азизы
Отрывок из романа
Книга вторая

АДЕЛЬ autem gloria – conaturae[1]1
  Во славу женщины – венца природы. – Прим. авт.


[Закрыть]

Посвящается Газизе Магисовне – моей любимой женщине, заботливой жене, преданному другу и мудрому учителю.

Мелхиседек, Царь Салима, священник Бога Всевышнего, -

тот, который встретил Авраама и благословил его.

Которому десятину отделил Авраам от всего.

Он – Царь мира, без отца, без матери, без родословия,

не имеющий ни начала дней, ни конца жизни, уподобляясь

Сыну Божию, пребывает священником навсегда.

Апостол Павел

По иудейской традиции на праздник Песах, день памяти об исходе евреев из Египта, одному из приговорённых преступников даруется жизнь. В тот день был выбор между проповедником Иешуа из Назарета и вором и убийцей Вараввой. Толпа, буйствующая за стенами Иерусалимского дворца царя Ирода, превращённого в резиденцию римских прокураторов, отдала свой голос в пользу Вараввы. Среди этого необузданного скопища, жаждущего немедленного распятия Иешуа, поведение трёх человек с глазами санпаку[2]2
  Санпаку (яп. «три белизны») – особенность строения глаз, при которой белок виден не только по бокам от радужной оболочки, но и снизу или сверху. – Прим. ред.


[Закрыть]отличалось от остальных. Их рты орали те же проклятия самозванцу, что и другие рты. Их руки, сжатые в кулаки, как и кулаки любого из толпы, были готовы в любую минуту размозжить лжепророку голову. При этом взгляд этой троицы меченых не выражал ни гнева, ни сострадания. Они следили за каменным лицом Наблюдателя, ожидая его приказа. Несмотря на горячую атмосферу события, стоящий в стороне Наблюдатель оставался беспристрастно холодным, а его внимательные санпаку сканировали лица людей, определяя их намерения. Наблюдатель знал, что «зажечь» народ, превратившийся в толпу, легко и управлять ею нетрудно. Он держал ситуацию под контролем и в любую минуту мог направить энергию этой, на первый взгляд, неуправляемой массы в нужное русло. В то же самое время во дворце иудейские вожди ждали от Понтия Пилата ответа на свой вопрос: утверждает ли он, римский прокуратор Иудеи, решение Синедриона о смертной казни преступнику и самозванцу Иешуа из Назарета? Стражник передал записку для прокуратора от его жены Клавдии Прокулы: «Не делай ничего Праведнику тому; потому что я ныне во сне много пострадала за Него». Для Понтия Пилата мнение Клавдии было определяющим, он так бы и поступил, но, к сожалению, было поздно, решение уже принято.

В пятницу утром отвергнутый народом Палестины и приговорённый иудеями к смерти иври Иешуа из Назарета начал свой крестный ход от башни Антония в центре Старого города до Лобного места с еврейским названием Голгофа, что находится на северо-западе за стенами Иерусалима. Здесь казнят опасных преступников, всенародно распиная их на кресте. В это же самое время в скромной кошерной мисаде[3]3
  Корчма, трактир, едальня, то есть совр. ресторан. – Прим. ред.


[Закрыть], приютившейся напротив Судных врат, на пересечении базарной улицы Сукхан-эз-Зайн и дороги, по которой водят приговорённых на казнь, неприметный горожанин в поношенном традиционном халате и вязаной кипе на голове получил свой обеденный заказ. Это были: запечённый карп (гефилте фиш) с гарниром жареной моркови с черносливом (цимес), выпечка, сдобренная мёдом (тэйгэлэх), и свежевыжатый гранатовый сок в простой керамической кружке. Посетитель ел не спеша и с удовольствием. Закончив трапезу и расплатившись с хозяином, уверенной походкой вышел на улицу. Навстречу ему приближалась шумная процессия, сопровождающая осуждённого преступника. Вместе с возбуждённым народом шагал Наблюдатель, стараясь оставаться неприметным. Он увидел выходящего из харчевни человека ещё издалека. Наблюдатель узнал его, хотя и видел впервые. Это был Мелки-Цедек, или, как его называют в миру, Мелхиседек. У Наблюдателя было задание: не допустить его встречи с Иешуа. Но Мелхиседеку удалось протиснуться в толпе между Наблюдателем и Иешуа. Избитого, окровавленного, с терновым венком на голове, преступника Иешуа, несущего огромный деревянный крест, охраняло каре римских легионеров. Если бы не они, этот улюлюкающий, плюющий, горланивший проклятья и в бессильной злобе потрясающий кулаками обезумевший сброд человеко-животных в праведном гневе разорвал бы самозванца на куски. Этот народ, сейчас объединённый первородным инстинктом, жаждал крови несчастного Иешуа, приговорённого к смерти за статус пророка, что он самовольно присвоил себе, и вольнодумные речи о милосердии и всеобщем человеколюбии. Но Рим не допустит власти толпы. Рим чтит Закон, согласно которому этот человек будет публично распят на кресте в назидание другим. Он будет висеть на кресте несколько дней, а потом о нём все забудут навсегда. Сгорбленный под тяжестью собственноручно изготовленного креста, преступник неожиданно споткнулся и упал. Под одобрительные возгласы толпы Иешуа медленно встал и поднял на Мелхиседека залитое кровью и потом лицо. В его глазах читались скорбь и отчаяние, а сердце кричало о сокровенном. «Именно такой его страдальческий образ сохранят люди в своей памяти навечно», – подумал Мелхиседек. Их взгляды встретились лишь на одно мгновение, и этого бесконечно долгого времени было достаточно, чтобы передать Иешуа уверенность в правоте его поступков. Внешне казалось, что Мелхиседек остался равнодушным к безмолвным мольбам Иешуа, ибо каждый должен достойно нести свой крест, и потому, не глядя в лицо приговорённому к смерти, он пошёл вслед за ним, смешавшись с неистовствующей толпой. Наблюдателю не понравилось их переглядывание, и надо было что-то предпринять.

В это время процессия сделала остановку. Сегодня для Иешуа это была уже девятая остановка. Пользуясь случаем, Наблюдатель негромко сказал: «Раздеть его. Преступник должен быть голым». Трое меченых громко поддержали эту идею. Толпа, словно ожидавшая сигнала, немедленно разразилась: «Голым, голым, голым! Преступник должен быть голым!» Не дожидаясь особого приглашения, добровольцы скопом набросились на Иешуа, сорвали последние одежды и брезгливо швырнули их в подворотню. Вид голого иври лжепророка вызвал у экзальтированной толпы неописуемый восторг, граничащий с экстазом. Сотнеголовая толпа куражилась над несчастным, гогоча, приплясывая и тыкая в него пальцами, поэтому никто не заметил, как Мелхиседек бережно поднял окровавленные лохмотья, спрятал их за полами своего халата и скрылся в первом же переулке. Это заметил Наблюдатель, который последовал за ним. Он шёл за Мелхиседеком вплоть до Силоама в Восточном Иерусалиме, к югу от Старого города со стороны Кедрова, но упустил его из виду на Великой лестнице, ведущей к Храму, недалеко от Силоамского источника. Наблюдателю помешали многочисленные прокажённые, совершающие очищение в купели после выздоровления. Обычно здесь такая толкучка бывает лишь в еврейский праздник Суккот. Наблюдатель пробежал все шестьсот метров этой ступенчатой улицы и обследовал несколько близлежащих переулков, прежде чем понял, что сегодня ему предстоит неприятный разговор с теми, кто послал его наблюдать за этим человеком.

Мелхиседек не думал о слежке за собой, он спешил уединиться. Уже в три часа пополудни он сидел, закрывшись в номере дешёвой гостиницы. За окном накрапывал дождь – символ соединения Земли и Неба. Мелхисидек внимательно рассматривал одежды Христа. Наконец он нащупал то, что искал. Мелхиседек осторожно достал зашитую за подкладку перламутровую пластинку. Он знал о её существовании. Он знал, что это такое, и, разумеется, знал, что она значила для Иисуса Христа. В эти самые минуты распятый на кресте Спаситель человечества знал, что пластинку нашли. Сердце его наполнилось счастьем выполненного долга, потому что он знал, в чьих руках она сейчас находится. Мелхиседек держал в руках перламутровую панагию. На ней рельефной резьбой был создан искусным эмальером образ мудреца, сидящего на ступенях лестницы Иакова[4]4
  Лестница Иакова (Ветхий завет, Быт. 28) – Бог не отвергает нас от Себя после нашего грехопадения. Лестница является символом, соединяя нас с Богом. – Прим. авт.


[Закрыть], что, извиваясь, уходила высоко вверх. Мудрец держит в руках Мать-Книгу всезнаний. У него в ногах сидит ангел – восхищённый ученик. Маленькая панагия, размером пять сантиметров в длину и три сантиметра в ширину, обладала огромной созидательной силой. Это был ключ к памяти предков и квинтэссенция собственных перерождений. Тысячелетиями передаваемая от одного избранника Бога к другому, панагия наполняла их силой духа и мудростью, чтобы Пророк человечества до конца исполнил своё божественное предназначение.

В это же самое время Наблюдатель стоял у неприметной двери в высоком заборе, заросшем кустами разноцветного лантана, навечно безлюдной тупиковой улицы холма Ир Давид. Над дверью хамса – защитный амулет в форме ладони, какие есть в каждом доме. Мало кто бывал за этой дверью, и никто не знает, кому принадлежит этот дом, скрытый от посторонних глаз вековыми платанами. В небольшой нише в заборе, справа от двери, был выставлен старинный бронзовый канделябр в виде перевёрнутой пентаграммы с пятью зажжёнными свечами – тайный сигнал Наблюдателю, что его здесь ждут. На двери латунный кнокер в виде отвратительной химеры, вызывающей ужас и панический озноб. Это был крылатый дракон с косматой головой овцебыка, непропорционально большим носом и толстыми губами дромадера. Живот химеры был покрыт короткой шерстью, а спина – ромбической рыбьей чешуёй, переходящей в колючки. Две лапы, напоминающие человеческие ладони, имели по пять четырёхфаланговых пальцев без ногтей. Длинный чешуйчатый хвост заканчивался моржовым пенисом с огромным чёрным когтем на конце. В своих лапах это латунное чудище держало большую рыбу с головой собаки. Через полторы тысячи лет этот кнокер – символ нечисти – сорвётся с места и, переходя из рук в руки, начнёт свой разрушительный поход по городам и странам планеты, ломая души людей, неся им вирус сомнения, страха, раздора и ненависти к ближнему до тех пор, пока не остепенится, найдя приют на стенде музея «Метрополитен» в Нью-Йорке – столице мира.

А сейчас Наблюдатель дрожащей от страха рукой трижды ударил кованым когтем пениса по металлической подложке. Через минуту дверь открыл угрюмый слуга в сопровождении двух чёрных как смоль псов древней африканской породы басенджи. Хозяин дома не любил болтунов, поэтому держал породу собак, не умеющих лаять, и глухонемого слугу, который, наверное, уже лет сто без слов понимает, чего от него ждут. Все трое знали Наблюдателя в лицо, поэтому сразу проводили его в ажурную беседку на берегу небольшого искусственного пруда в глубине роскошного ухоженного сада. Слуга указал Наблюдателю на пуфик перед ширмой из эбенового дерева, отделанного великолепным китайским шёлком. Он сел лицом к ширме, по обе стороны которой, не сводя с него зловещих глаз, сели готовые к атаке басенджи. Ширма не столько скрывала лицо хозяина от посетителя, сколько подчёркивала разницу между ними. Вы разговариваете не с человеком, но с ширмой или с собаками, если вас это больше устраивает. Через несколько минут Наблюдатель услышал, как по другую сторону ширмы пришёл человек. Вернее, Наблюдатель понял, что за ширмой кто-то или что-то появилось. Выдержав паузу, Наблюдатель подробно рассказал о событиях последних дней, происходящих вокруг Иешуа из Назарета. Но, вероятно, его доклад не произвёл должного впечатления на того, кто находился за ширмой, потому что в течение рассказа это бесполое нечто не проронило ни слова. У Наблюдателя сложилось впечатление, что оно всё уже знало и без него. Даже знало больше, чем сейчас услышало. Поэтому Наблюдатель умолк на полуфразе. Ширма тоже молчала. Молчание длилось долго и даже стало тягостным. Вдруг ширма ровно и медленно заговорила. Именно ширма, потому что этот сиплый бесцветный звук мало походил на человеческий голос. Он шёл не из гортани смертного, рождённого женщиной, а аспидом выползал из глубокого колодца преисподней и, цепляясь за острые выступы каменной кладки, создавал небольшое эхо. У Наблюдателя от страха язык прилип к нёбу.

– Нельзя допустить, чтобы Мелхиседек вновь вручил панагию человеку.

В ответ Наблюдатель молчал. Он физически не мог говорить, у него просто-напросто не открывался рот. Но в его словах не было необходимости. Ширма легко читала все его мысли.

– Очень скоро власть предержащие познают свойства и силу толпы и, уверовав в свою безнаказанность, будут в своих меркантильных интересах беззастенчиво манипулировать безмозглой массой, направляя её на смертоубийство. Человек как личность исчезнет, и человечество уничтожит самоё себя. На Земле воцарится мир и гармония.

Ширма на минуту умолкла. Наверное, она сама осмысливала то, что сейчас наговорила Наблюдателю и двум несчастным собакам. Сейчас Наблюдателю было трудно представить себе будущую картину мира, которую живописала ширма, но не верить ей он не мог только потому, что то, что находится за ширмой, на самом деле управляет этим миром. Наблюдатель на секунду усомнился в правоте услышанного сейчас прогноза, уж слишком он был невероятен. Из ступора размышлений его вернул сиплый голос ширмы:

– В головах и сердцах мужчин и женщин главными словами останутся «я», «мне», «мой», «моё», «меня». Человек будет одержим только самим собой и перестанет замечать находящихся рядом. Мы расторгнем единение человека с Богом, и из всех природных ощущений, присущих человеку, останется единственное чувство – чувство полного одиночества.

Ширма сделала короткую паузу, давая Наблюдателю возможность глубже осознать услышанное.

– Человечество, уверовав в то, что Бог создал человека, а не наоборот, не способно к преображению. Люди до сих пор цепляются за земную жизнь, не понимая, что это и есть главный источник всех их зол. Они убеждены в наличии двух противоположностей: «Добро» и «Зло». Эти люди не в состоянии осознать, что за пределами этого мира, где «Добро» и «Зло» перестают существовать, и наступает настоящее блаженство. Таких тупиц надо физически уничтожить, и в этом есть высшая справедливость. Человек в теперешнем его виде не созрел для претворения в жизнь высоких замыслов Создателя. Нам надо закрыть очередной цикл – очистить эту планету от такой скверны, как человек. Искалеченная земная природа постепенно восстановит свой естественный баланс, и Земля снова станет раем для всего живого, какой она была до появления здесь человека. Повторяю, нельзя допустить, чтобы панагия попала в руки людям. Иначе они снова начнут пытаться преображать это негодное человечество. Человечество физически должно быть уничтожено. Тебя зовут Тонинадер. Запомни, Тонинадер. Смотри, Тонинадер, и наслаждайся Лилой – игрой Судьбы, торжеством всех пороков. Пришло время, когда всё выворачивается наизнанку и картины разложения этого человечества из Зазеркалья выходят наружу. Пришло время, когда блистательный Люцифер становится для людей Богом.

После этих слов из-за ширмы раздалась какофония – дикая, немыслимая смесь звуков: железа по стеклу, плача капризного ребёнка, шипения змеи и воя собаки. От этого противоестественного звука Тонинадера стошнило. Он мгновенно вспотел, и его тело покрылось гусиной кожей. Неожиданно для себя Тонинадер опорожнился. Вокруг него образовалось облако запахов рвоты, пота и человеческих фекалий. Почувствовав исходящий от Тонинадера адский запах, ширма рассмеялась с новой силой. Эта дьявольская какофония был смех ширмы, который продолжался, к счастью, недолго. Потом за ширмой всё стихло. Перед Наблюдателем предстал глухонемой слуга, делая знак рукой «следуй на выход». Басенджи зарычали, давая понять, что аудиенция закончена.

Мелхиседек подошёл к пещере ровно в полночь. Сквозь щель увидел, что тело Иисуса светится. Это было едва заметное мерцание, словно тело было покрыто тонким слоем флуоресцентной краски матово-белого цвета. Мелхисидек сел неподалёку от входа в пещеру в удобную позу лотоса и приготовился проводить Иисуса Христа в самый важный путь его жизни – к самому себе. Он был единственный, кто наблюдал за свечением, которое постепенно меняло свой цвет. Вначале оно было бледно-розовым и буквально на глазах изменилось до красного. Затем свечение стало оранжевым, как заходящее солнце в долине Нила, а через несколько минут приняло цвет шаройского лимона. При каждой смене цвета возрастала яркость свечения. Вот оно стало зелёным, потом голубым и синим. Наконец всё тело Иисуса засверкало фиолетовым цветом чистого аметиста. Помимо смены цвета тело Иисуса ещё и уменьшалось в размерах. Мелхисидек не впервые наблюдал подобное, но всякий раз был заворожён этим зрелищем. В этот момент тело Иисуса засветилось семицветной радугой. Примерно через час радуга, изгибаясь синусоидой, начала подниматься над плащаницей. В своей амплитуде краски радуги переплетались, скручиваясь в спираль. Их спектр при слиянии давал белый цвет. Радуга над телом начала вращаться вокруг своей оси, постепенно увеличивая скорость вращения. Этот вращающийся энергетический смерч – семицветная энергия Иисуса Христа – поднялся на двухметровую высоту и, пройдя сквозь каменный свод пещеры, превратился в ослепительно-белый столб, вокруг которого начало вращение одновременно в трёх направлениях огромное восемнадцатиметровое энергетическое поле сакральной Меркабы Иисуса Христа. Для Мелхиседека исчезли очертания Иерусалима. Земля вокруг города до самого горизонта слилась с ночным небом в нечто единое. Мелхиседек, чувствуя себя в безвоздушном пространстве, наблюдал на фоне звёздной бескрайности всё возрастающее вращение Меркабы. Вдруг Мелхиседек собственными глазами увидел, как небеса разверзлись, принимая белый энергетический смерч, который, растворяясь в таинственной бесконечности ночного неба, постепенно увлекал за собой радужное тело Сына Божия Иисуса Христа – Повелителя Вселенной, Вседержителя, Пантократора. Через час тело Христа вознеслось, оставив на плащанице собственный образ.

Иисус Христос осознанно и добровольно принёс себя в жертву ради благодати Господней – освобождения человечества от греха. Он навсегда сделал Иерусалим священной столицей мира. Мелхиседек подумал, что был единственным свидетелем того, как светлая душа Иисуса Христа воскресла, забрав с собой всё тело. Однако Мелхиседек дважды ошибся. Во-первых, он был не единственный свидетель божественного воскрешения Христа. Невдалеке, оставшись незамеченной, это чудо во всех его подробностях наблюдала пожилая женщина: та, которая тридцать три года благоразумно и терпеливо, выверяя каждый шаг, направляла Иешуа из Назарета на путь Мессии. Та, которая благословляла его на невыносимые страдания ради высшей цели – Спасения Человечества. Это была его мать. Во-вторых, не всё своё тело забрал вознёсшийся Иисус. По иудейской традиции крайнюю плоть милого Иешуа всю жизнь хранила у себя его мать – высочайший идеал женственности, будущая Дева Мария. Эта тщательно скрываемая от христианского мира тайна помогла ей сохранить препуций – интимную драгоценность Спасителя – от вандализма, от участи быть разобранной по всему свету верующими христианами на миллионы частиц, как это случилось с телами Пророков других мировых религий. Отныне благословенный лик Девы Марии будет проявляться в каждой женщине, взявшей на руки своего первенца.