Текст книги "Расчет вслепую"

Когда мы выходили с верфи, Скотто сказал:

– Я буду следить за лодкой. Спирмен смотрит на тебя как на прокаженного. Что происходит?

Он глядел на меня блекло-голубыми глазами – руки в карманах джинсов, шесть с половиной футов в высоту и три фута в ширину. Я секунду размышлял. В чем нуждаются те, на кого совершаются покушения, так это в телохранителях. Так почему бы и нет?

– Давай выпьем, – предложил я.

Мы поехали к «Русалке». Скотто заказал легкое пиво, а я пинту «Басса». Затем я рассказал ему всю правду о том, что случилось позавчера вечером.

– Да... – сказал Скотто, когда я кончил. – Для чего они это делают?

– Обычные приемы! – ответил я. – Когда я участвовал в Олимпийских играх в Монреале, некие предприимчивые люди нанесли слой свежего лака на мою лодку рано утром для того, чтобы, когда мы положим ее на галечник перед спуском на воду, ко дну прилипли камешки и всякая всячина, и в результате мы будем идти чуть медленнее. Нам повезло, мы вовремя заметили проделку и отчистили яхту. Но не всегда же везет. А тут речь идет о больших деньгах, поэтому люди, естественно, действуют более жестко. Так вот, я собираюсь в Ирландию на денек-другой, и когда вернусь, мне придется немного поразмышлять в уединении. В это время ты отвечаешь за «Колдуна».

Скотто потягивал пиво.

– Ладно. Взять мне пушку?

– Пушку?

– Я был в вооруженной охране на «Австралии-2» в Ньюпорте в восемьдесят третьем. У меня остался пистолет.

– Возьми металлическую палку и гляди в оба.

Крупное лицо Скотто изобразило разочарование. Затем он повеселел.

– Хорошо, – сказал он. – Приступим, не так ли?

На следующее утро стало ясно, что он честно спал на борту. Мы вышли в море и хорошо попрактиковались, меняя паруса. Вернувшись, устроили с командой обсуждение, а потом Скотто отвел лодку на верфь для установки нового киля. Я отправился домой, упаковал сумку, поехал в Плимут и сел в самолет рейса авиакомпании «Браймон Эруэйз» на Корк.

Глава 17

После приземления я взял напрокат машину и отправился в отель «Шэмрок» в Кинсейле. На следующее утро, поднявшись рано, я поволок свою головную боль к завтраку. Столовая была холодная и пустая, ее наполнял голубовато-серый свет, идущий от моря. Я сидел, кроша солодовый хлеб на тарелку, и размышлял, с чего мне начинать. Зал заполнился отдыхающими, завоняло перегаром от вчерашних портеров и сигаретным дымом, я решил обойтись без завтрака и пошел к телефонной будке.

Следовало начинать с Хегарти. Я нервничал. Хотелось верить, что истина заботит его больше, чем собственная репутация. Если это так, то он – уникальное явление в мире береговых гонок.

Я напрасно беспокоился.

– Конечно, черт возьми, – сказал он, когда я попросил разрешения прийти и поспрашивать его людей. – Я тебе организую стол, и ты можешь спрашивать кого угодно и о чем угодно, а им скажем, что ты собираешься предоставить нам работу к проверяешь нас. Ты ведь действительно можешь это сделать?

– Ближайший заказ, если он тебе подойдет, твой, – пообещал абсолютно искренне я.

Стол, который он мне выделил, находился в маленькой зеленой конторе. Первый, с кем я беседовал, был Шихи, механик. Маленького роста, с подергивающимися руками и шаркающей походкой, он производил впечатление исключительно нервного человека, пока вы не замечали его пристального взгляда из-под песочных бровей. Шихи наблюдал за всеми передвижениями лодок на верфи.

– "Аэ"! – сказал он. – После того как мы достали ее из воды, я самолично осмотрел ее килевые болты и сборку руля. Они находились в отличном состоянии. Это было, кажется, вечером в четверг, перед тем уик-эндом, когда руль у нее отвалился. – Он выпустил дым на свои квадратные беспокойные руки.

– Где она стояла ночью?

– Там, на верфи, на подпорках, – сказал Шихи. – Мы спустили ее на воду следующим утром.

– В какое время вы проверяли руль?

– Должно быть, часов в пять вечера. Крепко сидел, как натянутый барабан. – Он покачал головой, глаза его все время глядели на меня. – Чертовски странно, что полетели эти болты. На одном таком можно удержать целый поезд.

После него я переговорил со всеми служащими верфи, попросив их подтвердить то, что рассказал Шихи. Это они и сделали, ничего важного не добавив. Большинство из них были плотниками, или красильщиками, или такелажниками, и через их руки каждый год проходили сотни яхт.

По плазу меня водил механик-строитель – блондин из Голландии. Затем я прошел в красильню вместе с Уайтом, сморщенным, как грецкий орех, стариком, кашляющим из-за того, что в течение многих лет дышал парами растворителей. В заключение я осмотрел сборочный цех, где моим гидом был некто Деннис, с низко растущими черными волосами и поврежденным пальцем – по-видимому, в результате несчастного случая с каким-то инструментом. Это была очень славная и совершенно надежная верфь. Но я был здесь не для того, чтобы любоваться ею.

Последним, с кем я беседовал, был Гаррет, сторож, маленький смуглый человечек в грязном коричневом плаще и огромных сапогах.

– В какое время вы заступаете? – спросил я.

– В шесть часов вечера, – сказал Гаррет. – Но некоторое время я отсутствую.

– Почему?

– Археологическая ассоциация, – объяснил Гаррет. – Мы встречаемся в портовом бассейне каждый вечер. – Он посмотрел на меня тяжелым взглядом. – И пьем «Лукозейд»[58]58
  «Лукозейд» – безалкогольный напиток.


[Закрыть], если вас интересует.

– Интересует, – подтвердил я. – Как вы обеспечиваете охрану верфи?

– Я спускаю собаку.

– Собака свирепая?

– Может запросто оттяпать вам ногу, – сказал Гаррет очень спокойно.

– А не припомните, чтобы пес вел себя иначе?

– Только в ту субботнюю ночь, когда эта ваша лодка пришла со сломанным рулем.

– Раньше никогда?

– Никогда. Это, в общем, очень живая собака.

– Н-да... – Похоже, мое путешествие в Ирландию обернулось потерей времени. Я решил сделать еще одну, последнюю попытку: – Но до того, как лодка пришла со сломанным рулем, не вел ли пес себя странно?

– Не могу сказать, – ответил Гаррет.

– Понимаю. Ну...

– И причина, по которой я не могу ничего сказать, в том, что тогда я еще не имел удовольствия познакомиться с этой собакой. – Гаррет распрямился во весь рост. – Раньше в моем распоряжении была другая собака, Бриан. За два дня до ваших неприятностей с рулем Бриана нашли мертвым. Подозревали отравление. Он был очень свирепой собакой, и я не слишком удивился, что кто-то сильно на него осерчал.

Гарри смотрел на меня с торжеством, как будто я был капитаном соперничающей Археологической ассоциации, которую он только что разгромил во время дебатов.

– Когда была отравлена собака?

Гаррет посчитал на пальцах.

– Должно быть, в четверг.

– И вы не заметили ничего особенного на верфи?

– Не заметил.

– Очень хорошо, – сказал я. – Благодарю за вашу помощь.

– Не стоит. Я могу идти?

– Да.

Он вышел. Так, значит, собаку отравили в четверг ночью. Поговорив с рабочими, я составил схему передвижения служащих по верфи. Теперь предстояло пройтись по их – двадцати трем! – домам и подтвердить рассказанное мужьями беседами с их женами. При этом нужно исходить из вероятности, что диверсант работает на верфи. Это было, конечно, весьма вольное предположение.

Получилось совсем не так, как я думал.

В шесть часов Билли Хегарти просунул голову в дверь и спросил, как идут дела. Я рассказал. Он пожал плечами и пригласил меня на обед в Кинсейл. Я отказался под предлогом того, что мне надо еще поработать. По его виду я понял: он сомневается, что мне удастся что-нибудь узнать. В шесть тридцать я отправился в «Марин-бар», поел сандвичей с копченой семгой и выпил пинту «Мэрфи», лучшего крепкого портера в Ирландии. Затем вернулся на стоянку, залез в машину и посмотрел на первый адрес в своем списке. Это было в деревне Кросхевен. Я выехал на дорогу. Что-то мешало мне, упиралось в спину. Я переменил положение. Стало давить еще сильнее. Голос с заднего сиденья сказал:

– Продолжайте двигаться и делайте, что я буду вам говорить, иначе пожалеете.

Сердце мое будто подпрыгнуло и замерло. Неизвестный приказал:

– После почтового ящика поверните налево.

Я повиновался, вырулил на узкую дорогу, которая огибала крутой холм, поросший дубами. Я скосил глаза на зеркало заднего вида. Заднее сиденье было пусто. Он, должно быть, сидел на полу.

– Смотрите прямо перед собой, – сказал голос. В нем слышались нервозность и напряжение. Акцент северо-ирландский, но что-то в нем было не совсем так.

– Кто вы такой? – спросил я, с трудом стараясь говорить твердо.

– Не задавайте вопросов и не услышите вранья. Поверните направо в конце кирпичной стены.

Густая завеса из дубов стала немного реже, так что можно было видеть проселочную дорогу. Она вилась меж зарослей куманики. Где-то далеко мелькнул кусок голубого моря, большая возвышенность понтикума, покрытого розовато-лиловыми цветами. Во рту у меня пересохло.

– Налево, – сказал голос. Мы повернули от моря. Впереди были рододендроны, а за ними столбы и оконные рамы, увитые куманикой, – развалины большого дома. – Не делайте никаких глупостей, и чтобы я видел ваши руки.

Я вышел. В деревьях вздыхал ветер. Воздух был мягкий, с характерным ирландским запахом папоротника-орляка и недавнего дождя.

– Повернитесь, – приказали мне.

Я повернулся к дому, но лишь после того, как заметил его, выходящего из машины. В воздухе подуло холодом. Он выглядел, как те устрашающие фигуры, которые сопровождают гробы в Западном Белфасте. Черный вязаный шлем, закрывающий все лицо, с прорезями для глаз, черные шерстяные перчатки, в пуках ружье. Хотя и не из тех, что используется ИРА, – обрезанный дробовик.

– Что-то политическое? – решился спросить я.

– Заткни пасть, – рявкнул он.

Опять-таки, в акценте было что-то не так. Человек осторожно зажег сигарету, сунул ее в прорезь для рта. Это выглядело смешно. На мгновение страх отступил, и я стал мыслить более четко. В Англии существует представление, что Временная Ирландская Республиканская армия свободное время использует для грабежей и устрашения южан. Но я бывал в Ирландии достаточное количество раз, чтобы понять, что у «временных» есть занятия поважнее, чем запугивать отдельных граждан без всяких разумных причин.

Некоторая часть дыма попала в шерсть шлема. Человек закашлялся, а я улыбнулся.

– Что это вы смеетесь? – спросил он.

Я улыбнулся тому, что акцент был подделкой, он относился к графству Корк с попыткой походить на белфастский. Человек отбросил сигарету и двинул ружьем. Страх вернулся. Ружье выглядело достаточно реально, не так уж важно было, кто его держал.

– Чего вы хотите? – сказал я.

– Кое-кому не нравится, что вы суете свой нос туда, куда вас не просят.

– Кому именно? – спросил я.

– Вам незачем знать. – Его руки в черных перчатках нервно дернулись на стволе. Я внимательно наблюдал. Что-то странное было у него с одним пальцем. – Это первое и последнее предупреждение.

– Понимаю.

– Теперь, – сказал он, вытаскивая металлический инструмент из кармана и бросая его на землю у моих ног, – выньте клапаны из колес машины. – Подобрав инструмент, я пригнулся и отвинтил вентиль. Шины с шипением осели. – Больше нас не беспокойте. – Он направил дуло ружья мне в ноги. Я наблюдал, отчасти напуганный, отчасти заинтересованный: этот любитель из ИРА не ведает, что творит. Он даже не попросил вернуть свой инструмент.

Звук ружейного выстрела заставил меня чуть ли не выскочить из собственной шкуры. Он снова выстрелил, взрывая землю между нами. Я бросился за машину. Голуби разлетелись в стороны, и в тревоге закричал фазан.

– Убирайся, ты, британский ублюдок! – заорал он. Я пригнулся за машиной, дрожа. Может, он и был жалок, но ружье у него заряжено. – Тебя предупредили.

Он бросился к кустам рододендронов, все еще целясь в мою сторону. Затем нырнул в заросли. Я наблюдал, схватив большой камень. Он вышел из кустов, ведя мопед. Опять направил на меня ружье, поддерживая мопед бедром.

– Оставайся здесь, – сказал он. – Ничего не пытайся предпринимать.

Чувствовалось, что он на пределе, и северный акцент совсем куда-то делся. Он находился от меня футах в двадцати пяти. Я ничего не ответил, выжидая. Птицы вновь начали петь. Этот человек явно что-то знал. Я не мог позволить ему уйти.

Он начал выводить мопед боком, держа по-прежнему ружье нацеленным на меня. Я надеялся, что он действовать будет так же нескладно, как выглядит. Когда он очутился на расстоянии двадцати ярдов, он оседлал мопед, перекинул ружье через плечо и отчаянно закрутил педалями. Я побежал за ним, держа камень, как мяч в регби. Его фигура в черном и хаки выделялась на фоне кустов. Я чувствовал запах бензина из выхлопной трубы мопеда. Когда я находился в шести футах, мотор у него завелся и заурчал. Я бросил ему в спину камень.

Удар пришелся между лопатками. Его голова дернулась от неожиданности как раз в тот момент, когда переднее колесо мопеда попало в глубокую выбоину на дороге, и он перелетел через руль. Я продолжал бежать к нему и два последних шага просто пролетел. Белки глаз мелькнули в прорезях шлема. Я вскочил обеими ногами ему на живот. Воздух вырвался у него изо рта со свистом, ружье отлетело в кусты. Я схватил оружие и прицелился. Мотор мопеда чихнул и остановился.

Он лежал, переломившись, как складной нож, и его тошнило. Мирная обстановка в лесу восстановилась, голуби ворковали, пятна солнечного света передвигались вокруг его разинутого рта. Одна из перчаток слетела во время падения. Странно искривленный палец был теперь виден. Полногтя сошло, видимо из-за несчастного случая с инструментом. Палец принадлежал Ленни Деннису, который водил меня по сборочному цеху на верфи Хегарти сегодня днем.

Через какое-то время он повернулся на спину и с трудом принял сидячее положение.

– Снимите шлем, мистер Деннис, – сказал я.

Он послушался. Лицо было красным и отечным, и глаза бегали, как у пойманного животного.

– Сколько времени вы являетесь членом военизированной организации?

В ответ он зло выругался.

– Ну, поедем в полицию и расскажем им, что произошло? – спросил я. – Я думаю, что там вам будет безопаснее, чем со своими. ИРА может обойтись сурово с вольноопределяющимся.

Он снова выругался.

– Или вы просто объясните мне, зачем устроили этот спектакль, и тогда я решу, что с вами делать.

На сей раз он не стал браниться, а просто смотрел на меня глазами, в которых были гнев и угрюмость.

– Собираетесь отвечать? – спросил я. – Или спустимся вниз и поговорим с Билли Хегарти?

– Хегарти? – Его лоб внезапно побелел, и на нем выступил пот.

– А затем с полицией. Подумайте об этом.

Он подумал. И наконец выдавил:

– А если я расскажу вам?

– Я не скажу никому ни слова, если будете делать, что прикажу.

Глаза Денниса бегали по моему лицу, ища гарантий. Не знаю, нашел ли он, что искал, но говорить начал:

– Какой-то тип позвонил и сказал, чтобы я отравил эту собаку.

– Кто это был?

– Никогда раньше его не слышал. Англичанин какой-то.

– А почему он решил, что вы согласитесь?

– Сказал, что знает, как мне нужны деньги, что видел оценку моей кредитоспособности.

– Вашей кредитоспособности? А как он до нее добрался?

– Бог знает. У меня выдался неудачный год с лошадьми, и жена взбесилась из-за кредитной карточки «Аксесс», – сказал он жалобно. – Звонивший пообещал дать две сотни монет, наличными. И еще, я сам терпеть не мог эту чертову собаку.

– А другая собака?

– У меня не осталось яда, и я дал ей снотворное своей жены.

– Как этот парень с английским произношением заплатил?

– Банкнотами. По почте.

– Вы убеждены, что не видели его? Почему я должен вам верить?

– Ради Бога, – взмолился он, – у меня и конверт здесь. – Он вытащил смятый конверт из кармана. На лице его читались глупость и безрассудство доведенного до отчаяния человека.

– Ладно, – сказал я. – Ну а теперь по поводу маскарада с ИРА.

– После ваших расспросов на верфи я захотел вас припугнуть.

– Самостоятельная мысль? – спросил я. – Без всяких указаний по телефону?

– Без. – Руки его беспомощно висели вдоль тела, и он смотрел себе под ноги. Деннис вполне походил на человека, который может поставить на трехногую лошадь и терпеть жену, взбесившуюся из-за кредитной карточки.

– Больше ничего не можете сказать?

Он покачал головой.

– Потому что, если вы что-то скрыли, я за вами приду.

Он опять помотал головой. Я разгладил конверт на прикладе ружья и рассмотрел его. На нем был напечатан адрес Денниса и стоял почтовый штемпель Бандойля, графство Лонгфорд.

– Вам придется объясниться относительно машины в пункте проката, – сказал я. – Я возьму мопед. Если этот англичанин снова объявится, скажите ему, что позвоните позже, запишите номер и потом обязательно сообщите мне. – Я вынул патроны из ружья и забросил то и другое в заросли рододендронов. – И молитесь Богу, чтобы я нашел то, что ищу.

Какое-то время он пялился на меня, хлюпая носом. Глаза стали красными, и слезы побежали по лицу.

– Это ружье моего брата, – почти прорыдал он и бросился за ним в кусты.

Я сел на мопед.

Глава 18

На мопеде я проехал до самого Корка и оставил его на набережной Св. Патрика, где некий мистер Флинн неведомо почему оказался рад одолжить мне слегка пострадавший в аварии «опель-кадет». Было уже совсем темно, когда я пробирался по мрачным северным окраинам Корка, а «опель» едва слушался управления. Настроение мое было таким же светлым, как неприглушенные фары идущих навстречу машин. Появился еще один ключ к решению проблемы. Конечно, сведения довольно скудные. Но конверт подписан на компьютерном принтере, и человек, который организовал отравление собаки, имел доступ к данным о кредитоспособности.

Бандойль обозначен на карте как городок с населением от одной до двух тысяч жителей, вряд ли какое-либо предприятие в его пределах было настолько крупным, чтобы владеть компьютером такого типа или иметь данные о кредитоспособности.

Как выяснилось, Бандойль был расположен в нескольких милях к северо-востоку от Лонгфорда. По карте казалось, что потребуется часа четыре, чтобы туда добраться, но увечный «кадет» и дорога увеличили это время до шести. Лишь около двух часов пополуночи я съехал с дороги и часа три провел в беспокойном сне на стоянке.

В восемь я ехал через плоскую болотистую местность, а мелкий серый дождичек ограничивал поле видимости двумя сотнями ярдов. Из темноты выступил бетонный грот с бетонной же мадонной, затем двойной ряд серых, покрытых цементом домов, один из них с пластиковой вывеской «Гиннесс». Я был грязен и ужасно голоден. Забегаловка снаружи выглядела противно и вдобавок была закрыта. Но, с трудом расправив мышцы, я вылез из машины и постучал.

Через несколько минут толстая женщина в мужском клетчатом халате открыла дверь. Вскоре я сидел в баре с большой кружкой чая цвета красного дерева и ел поджаренный сандвич, который умудрился вместить не только сыр и ветчину, но и картофельное пюре.

Толстая женщина вернулась, на сей раз затянутая в корсет, чтобы забрать тарелки. Я показал ей конверт. Она сказала, что картинка славная, но не имела понятия, откуда могли отправить письмо.

– Мы спросим Томаса, – сказала она, наливая себе небольшой стакан пива из крана. Я собирался спросить, кто такой Томас и когда он появится, но в этот момент снаружи заскрипели тормоза, и в дверь просунулась голова в кепке с большим козырьком.

– Вам счет за телефон. Бог в помощь! – сказал почтальон.

– Входи, Томас! – закричала толстая леди. – У нас английский джентльмен, и у него некая загадка.

Я показал почтальону конверт. Он склонил голову набок, явно настраиваясь на беседу.

– Это один из них, компьютерных принтеров, ясное дело. Похоже, письмо из «Куррана».

– "Курран электрик", – пояснила хозяйка. – Они продают холодильники.

– Это милях в двух отсюда, – сказал почтальон.

– Кто там управляющий?

– Человек по фамилии Уайт.

– А мистер Курран?

– Нет никакого Куррана. Это только название.

– Хорошо. Думаю, я нанесу им визит.

– Уайта сейчас нет, – уверенно сказал почтальон. – Он в Англии, у дочери. Она сдает экзамены.

– А... – произнес я, слегка пораженный его осведомленностью. – Ну, в любом случае мне пора.

– Всего хорошего! – пожелал почтальон.

Компания «Курран электрик» находилась на окраине городка, ее здание было похоже на коробку из-под обуви, только из стекла и бетона. Я поставил машину на стоянке между двумя другими и толкнул вращающуюся дверь с надписью: «Приемная». В небольшом помещении имелись скамья, некоторое количество журналов и картина, изображавшая грузовик в горах. Секретарша подняла голову и вежливо улыбнулась. Она сидела за компьютером. Я подошел к столу.

– Здесь ли мистер Уайт? – спросил я, стараясь пробежаться глазами по письмам на столе.

Все они имели такой же вид, как и мой конверт.

– Мистер Уайт в Англии, – сказала секретарша. Она была хорошенькая, с темными волосами, римским носом и беспокойным взглядом породистой кобылицы. – А с чем связано ваше посещение?

– О, бизнес! – объяснил я несколько туманно. – Кредитный контроль.

– Мистер Уайт следит за этим, – заверила меня девушка.

– Ага. Не можете ли вы сказать мне, куда именно он поехал?

– Конечно. – Ее пальцы застучали по клавишам. Принтер заскрипел, и листок бумаги выполз из щели. – Вот.

– Благодарю.

Адрес был лондонский. Но что заставило мое сердце удариться о грудную клетку, когда я сел за руль «опеля», так это список директоров, напечатанный в конце листка. Его возглавлял Ф. Миллстоун (управляющий).

* * *

Я вернулся домой совершенно вымотанный и грязный. Единственным признаком жизни в доме был слабый запах детола, идущий с половины отца. На столе лежала записка, выведенная старинным паучьим почерком:

«Звонил Миллстоун. Он говорит, что не оставит попыток купить дом до тех пор, пока один из нас не согласится. Он ужасно мне надоедает. Не можешь ли ты поговорить с ним? Он меня очень утомил».

Не один отец утомился. Выпив чашку кофе, я набрал лондонский номер с фирменного бланка «Курран электрик». Мне ответили с ирландским акцентом.

– Мистер Уайт? – спросил я.

– У телефона.

– Я только что вернулся с «Курран электрик», – сказал я. – Меня зовут Чарли Эгаттер. Скажите, вы интересуетесь парусным спортом?

– Парусным? – удивился Уайт. – Нет. Наша компания выпускает электрические приборы. Что вы хотели?

– У вас в штате есть англичане? – спросил я.

– Нет. Мы все... Извините, кто вы такой? Почему вы меня об этом расспрашиваете?

– Потому что кто-то, имеющий доступ к данным о кредитоспособности, подкупает людей, чтобы они травили собак, и посылает деньги за услуги в конвертах «Курран Электрик». И это лицо говорит с английским акцентом. Что вы можете сказать, мистер Уайт?

– Это, надо понимать, какая-то шутка? – Голос Уайта был полон искреннего недоумения и раздражения. – Кто вы такой и что вам угодно?

– Я занимаюсь расследованием убийства.

– Убийства? – вконец изумился он.

– Скажите, – я постарался придать голосу угрожающую интонацию, – не припомните ли вы каких-нибудь неожиданных отлучек сотрудников вашего учреждения на последней неделе?

– Нет, – ответил он резко. – Мы только что провели заседание правления, все прошло как обычно.

– Понятно. – Я сделал паузу. – А мистер Миллстоун присутствовал?

– Да, – ответил Уайт.

– Я пошлю ему привет от вашего имени, – сказал я. – Спасибо за содействие.

Остальную часть утра я провел, стараясь сосредоточиться на огромном числе мелочей, связанных с подготовкой «Колдуна», а в половине первого пошел повидать Скотто и посмотреть новый киль. Там все оказалось в порядке. Посовещавшись, мы отправились перекусить в «Русалку».

– Обнаружил что-нибудь? – спросил Скотто.

– Да. – Я рассказал ему о «Курран электрик».

– Что это значит?

– Не знаю. Звонить Деннису могли и из Англии, а деньги переслал один из управляющих во время заседания правления, например Фрэнк Миллстоун.

Скотто одновременно засунул в рот два сандвича с крабами и нахмурился.

– Но зачем ему портить руль? Он ведь сам был на этой яхте. – Он не ожидал таких сложностей; могло быть что-то вроде обычной поломки руля, но не критическая ситуация. Когда мы там выделывались у маяка, Миллстоун сказал нечто весьма интересное. Он сказал следующее: «Я не думал, что ты захочешь все это проделать». Скотто обдумывал мои слова.

– Так ты считаешь, это сделал он?

– Не сам.

– По-твоему, он заставил Поллита? – Скотто запихнул в себя еще два сандвича и протолкнул их пивом. – Почему?

– Понятия не имею, – сказал я. В действительности у меня начали появляться некоторые соображения, но ни одно из них не имело достаточных оснований. – Мы не заскочим к Миллстоуну?

– Пошли.

Сначала я позвонил. Трубку взяла Джорджина, его секретарша. Я знал ее двадцать пять лет.

– Шеф на собрании, Чарли, – сказала она. – Но он хочет тебя видеть, во всяком случае, он тебе звонил.

– В самом деле?

– Можешь зайти десять минут третьего?

– Да.

* * *

Дом Миллстоуна стоял на южной стороне холма. Оттуда открывался прекрасный вид на Пултни. Дом был построен из бетона, стали и больших стеклянных панелей и прятался в саду размером в шесть акров, окруженном высокой стеной. Ворота заперты. Я ответил в переговорное устройство, и мы проехали мимо тщательно подстриженных лужаек к бетонированной стоянке. Я несколько раз бывал здесь, исключительно по делу, так как не принадлежал к кругу светских знакомых Фрэнка. И всегда у меня возникало какое-то дискомфортное чувство при виде этого невыразительного, как бы безглазого строения.

Человек, открывший дверь, был таким же крупным и крепким, как Скотто. Мы прошли в приемную. Джорджина Перн предложила нам кофе.

Точно в два часа десять минут Фрэнк Миллстоун подошел к двери своего кабинета с мокрыми волосами и в махровом халате. Улыбка его была широкой и жесткой. Он проигнорировал Скотто и сказал:

– Заходи, Чарли.

– Я ненадолго, подожди меня, – кивнул я Скотто.

Фрэнк погрузил свое крупное тело в кресло за большим письменным столом с четырьмя телефонами и экраном Рейтер.

– Давай для начала простим друг друга и забудем о приеме в яхт-клубе, – миролюбиво предложил он.

Я не отреагировал. Мой визит имел другую цель.

– Отец сказал мне, что ты пристаешь к нему насчет нашего дома.

– Я намерен добиваться этого, – сказал Фрэнк.

– Именно поэтому ты хотел меня видеть?

– Верно.

– Наш дом не продается. И не будет продаваться. Так сказал он, и гак говорю я.

– Чарли! – Он промурлыкал это слово, как большой кот, и глаза его как бы причмокнули. – Нам обоим не нужны какие-либо ссоры. Я сожалею, что у тебя не получилось с рулями. Я сожалею, что твой контракт с Арчером не удался. И я сожалею, если у тебя зародились мысли, что я не на твоей стороне. Я попросил тебя прийти, потому что хочу тебе помочь.

– Я не знал, что мне нужна помощь. Он подвинул к себе листок бумаги.

– У тебя большое превышение кредита, Чарли. Кроме того, ты должен выплатить два неприятных займа и еще содержать отца. И у тебя нет никакого дохода.

– Умно с твоей стороны все это выяснить. Как ты это делаешь? Он засмеялся и погладил поверхность стола большими крепкими руками.

– Мы называем это кредитным контролем.

– В самом деле? – сказал я мягко.

– Так что все, что ты имеешь, – это приглашение Алека Юрина провести свое летнее время на его старой лодке.

– Это хорошая лодка.

Он повернулся, все еще улыбаясь:

– Я делаю тебе предложение. Я хочу иметь твой дом для переоборудования в симпатичный отель, очень изысканный. Я заключу с тобой сделку. Ты получишь двести тысяч монет за него, а отец может оставаться там сколько угодно. Идет?

Соблазнительное предложение. Двести тысяч фунтов решили бы множество проблем. Но закавыка состояла в том, что, кажется, большинство моих проблем создал именно Миллстоун, а мне никогда не нравилось подвергаться шантажу.

– Дом не продается, – сказал я. – Еще в большей степени, чем раньше, так как я не заключаю сделок с людьми, которые пытаются запугать моего отца до полусмерти.

Глаза Миллстоуна стали серьезными.

– Послушай, – сказал он, – когда я появился в Пултни, это была маленькая грязная дыра. Запах рыбы разносился на мили. Я все изменил. Это дело моей жизни. Другие коллекционируют картины, я же пытался превратить Пултни в место, где люди получают удовольствие.

– Очень благородно, – сказал я. – Жаль только, что ты не спросил сначала тех, кто здесь живет.

– Будь практичнее, – посоветовал Миллстоун.

– Думаю, это мое дело, каким быть.

– Я беспокоюсь по поводу твоего разорения, – сказал Миллстоун серьезно. – Когда это случится, я все равно получу твой дом. Не лучше ли прийти сейчас к дружескому соглашению?

Я устал и очень разволновался. Лицемерие этого человека вызывало отвращение. Я потерял терпение.

– Ты называешь дружеским поступком организацию диверсий на моих лодках? – спросил я.

Улыбка сползла с его лица. Он нахмурился. Глаза перестали мерцать и стали жесткими, словно камушки.

– На твоих лодках не случилось никаких диверсии, – сказал он. – Рули сломались, потому что их плохо сконструировали.

– А не потому, что кто-то, положивший глаз на мой дом, решил помочь мне побыстрее разориться?

Миллстоун поднялся и наклонился над столом.

– Я знаю, ты многое перенес, Чарли. Если бы не это, ты, конечно, не предположил то, что, как я думаю, ты предполагаешь.

Я чувствовал, как гнев молотом бьет в виски. Я встал и пошел к выходу.

Миллстоун сказал:

– Я хочу получить твой дом, Чарли. Но если я услышу еще какие-нибудь обвинения в диверсии, то подам в суд и отсужу у тебя последний...

Я захлопнул дверь.

Джорджина проводила нас со Скотто по отделанному цементной штукатуркой коридору к выходу.

– Я слышала, ты получил лодку для отборочных соревнований, – сказала она. – Поздравляю.

Я поблагодарил. Затем мне пришло в голову, что не помешает предпринять небольшую разведывательную операцию.

– А Фрэнк покупает у Эда Бейса, я слышал?

Джорджина огляделась по сторонам и приложила палец к губам.

– Не так громко. Это конфиденциально, они все еще спорят.

Она решила, будто я узнал это от самого Миллстоуна.

– Славный бассейн, – сказал Скотто, когда мы проходили через холл.

Я заглянул в оранжерею, выгороженную стеклянными панелями. Внутри стояли тропические пальмы и красовался бассейн с голубой водой и белыми мраморными дельфинами. Около него с книгой в руке, одетая в супербикини, сидела Эми Чарлтон, демонстрируя свою ослепительно белую, характерную для рыжих, кожу и острые грудки.

– Предобеденное купание с Фрэнком, не так ли, Эми? – сказал я. – Ты в последнее время активно развлекаешься.

Она подняла голову:

– А, отвали ты, Эгаттер!

Когда мы шли к машине, подкатил голубой «мерседес», и из него вышел Джек Арчер. Как всегда, он был аккуратно и модно одет, в руке держал портфель из свиной кожи.

– А-а, – сказал он, – привет, Чарли. – Казалось, он несколько обеспокоен. – Я собирался позвонить тебе. Сожалею о результатах обследования «Эстета». Я... то есть если что-то заставит меня передумать... В общем, кажется, мне придется позаботиться о размещении заказов где-то в другом месте. Ты понимаешь. Если только у «Колдуна» дело не пойдет очень хорошо.