Текст книги "224 избранные страницы"

Охрана

Построили мы с женой дачку. Не Бог весть какую, но если разобрать по кирпичику, набегает приличная сумма!

А по зиме, сами знаете, с голодухи грабят избушки вплоть до крупы и наволочек!

Что ж выходит: десять лет строил, недоедал, – и все это без боя отдать?!

Естественно, народ на охране чокнулся!

Кто во что горазд: колючая проволока на заборе, волчьи ямы, капканы, ревуны...

Мне повезло. Сосед Михалыч, мужик смекалистый. Он себе и нам напридумывал всякого.

Пустил по проволоке ток, какое-то там реле с прерывателем. Все время потрескивает, и в ночи видно, как искра по проволоке мечется в поисках жертвы. Жуть!

Не скажу где, а то вы с места сорветесь, достал Михалыч взрывчатку. Заминировали туалет и подходы к дому.

На окошках секретки. Если кто решетку взломает, за раму схватится, там крохотная такая иголочка. А на кончике – яд!

Так что, милости просим!

Ну а кто замок выломает, в дверь войдет, его ждет сюрприз! Планочку заветную не отвел, – тут же гарпун на пружине сквозь тебя – фить! Так что, извини, друг, по второму разу не сунешься!

Словом, к зиме подготовились. Один только Петрович, старый лентяй, со своей хибарой как бельмо на глазу: ни решеток, ни замков, дверь на одной сопле держится!

На зиму уезжали спокойные. Только смертник, камикадзе к нам сунется!

По первому снегу в ноябре решили проверить.

Приезжаем. И чуем неладное!

На снегу следы. Вещи раскиданы.

Кинулись по домам.

С горя о предосторожностях позабыли!

Тимофеич на своей же проволоке сгорел, за искру ухватился!

Митрюхины на родном минном поле подорвались!

Сигналова в волчью яму ухнула. А там волк неделю без пищи!

Я к своей избе подбегаю. Окна выбиты! Обнесли!

Влетел на крыльцо, про гарпун-то забыл!

Дверь на себя рванул. Мама родная! Как он просвистел под мышкой и, кроме соседа, никого не задел, до сих пор загадка!

Бог ты мой, что внутри делалось! Все вверх дном! Будто искали чего-то! Но на первый взгляд вроде все здесь. Учитывая, что в принципе брать-то нечего! Последние деньги в охрану вбухали.

Смотрю, на столе записочка приколота ножом.

«Что ж ты, сука, столько нагородил, будто внутри все из золота, а ни хрена нету! Сволочь ты нищая!»

Короче, обнесли всех в садоводстве, у кого охрана была.

Один только дом не пострадал. У Петровича, как была дверь на сопле, на той сопле и болтается!

А он, ненавистный, хохочет:

– Когда у соседей охрана наворочена, считай, ты в полной безопасности!

Стакан воды

Думал, умру, так и не повидав заграницы. Нет, умру, повидав!

В Швецию съездил. Ничего не посмотрел, по распродажам ходил, торговался, чтобы на сто долларов, которые были, побольше купить барахла. Мороженого не лизнул, в автобус не сел, в туалет не сходил, на стриптиз с мужиками не пошел скрепя сердце. Потом они рассказали, показали – вспотел так, будто сам посетил!

Себе ничего не купил, жене – жвачку. Все – доченьке.

Вернулся, жена на стену полезла, где и сидит пятый день:

– Дурак старый! Сколько нам осталось! Так и умрем босыми, голыми! Умные барахла с распродажи привозят мешками, оденутся, да еще продадут, предыдущую жизнь оправдав! Говорят, на улице там баки здоровенные стоят – «Армии спасения», шведы туда все, что не надо, скидывают. А что им не надо, нам только давай! Соседка ночь в баке просидела с фонариком, оделась, как куколка! Да еще напродавала, купила автомобиль! Я ж тебе адрес бака дала! А ты все этой соплюхе!

Что с жены взять? Дура. Я знаю, что делаю. Видели бы, как дочка тряслась, щебетала, когда в тряпье копошилась. Я смотрю не на день вперед. Дальше. «Кому спасибо за все?» – «Тебе, папочка родненький!» Родненький! А до того – грубила как отчиму. Знает: по нашим меркам, если человек на тебя до копейки валюту потратил, ты в неоплатном долгу!

Говорю дочке:

– Теперь стакан воды поднесешь отцу, когда помирать буду?

Отвечает:

– Папочка, подносить буду до тех пор, пока не умрешь!

Во как! Но на всякий случай расписочку взял. «Обязуюсь на сто долларов носить воду по курсу и так далее».

Так что в старости ни в чем себе отказывать не буду!

Кто там?

Галя еще раз проверила закрыты ли окна, спички спрятала и, присев у зеркала, говорила, отделяя слова от губ движениями помады:

– Светочка, мама пошла в парикмахерскую. Позвонит приятный мужской голос, скажешь: «Мама уже вышла». Это парикмахер... Позвонит противный женский голос, спросит: «А где Галина Петровна?»... Это с работы. Скажешь: «Она пошла в поликлинику... выписываться!»... Не перепутай. Ты девочка умненькая. Тебе шесть лет.

– Будет семь, – поправила Света.

– Будет семь. Помнишь, кому можно открывать дверь?

– Помню, – ответила Света. – Никому.

– Верно! А почему нельзя открывать, не забыла?

– Бабушка говорит: «По лестнице нехорошие бандиты с топорами ходят, прикидываются водопроводчиками, тетями, дядями, а сами непослушных девочек топят в ванне!» Правильно?

– Правильно.

– А бабушка придет, ей открывать? – спросила Света, откручивая кукле ногу.

– Бабушка не придет, она на даче. Приедет завтра.

– А если сегодня?

– Я сказала: завтра!

– А если сегодня?

– Если сегодня, это уже не бабушка, а бандит! По домам ходит, деток ворует. Еще есть дурацкие вопросы?

– Нету вопросов! – ответила Света, внимательно глядя, куда мать прячет от нее французские духи.

– Вроде порядок. – Галя цепким взглядом таможенника ощупала отражение в зеркале. – Буду часа через два. Нет, через три!

– Так долго обстригать будут? Ты не слон!

– Не обстригать, а стричь. Это плохой мастер все делает тяп-ляп, а хороший мастер, – Галин голос потеплел, – настоящий мастер все делает хорошо, поэтому долго. Никому не открывать!

Мать чмокнула Свету и, хлопнув дверью, ушла.

Света достала из тумбочки французские духи, полфлакона опрокинула на голову кукле, приговаривая:

– Вымоем Дашке голову и будем обстригать. Не волнуйтесь, настоящий мастер все делает так долго, пока вам не станет хорошо!

Тут раздался звонок в дверь.

Света побежала в прихожую и звонко спросила:

– Кто там?

Хриплый голос ответил:

– Открой! Это я – твоя бабуля!

– Здравствуй, бабуля! А зачем таким страшным голосом говоришь?

– Да простыла, внученька! Уж и молоко с медом пила, а все хриплю! Открывай!

– Бабушка! Мама сказала: ты завтра приедешь! А сегодня еще сегодня!

– А я сегодня и приехала! Открой! Темно на лестнице, и ноги сильно болят!

Света набросила на дверь цепочку.

– Бабушка, – задумчиво сказала она через дверь, – я открою, а ты – бандит?

– Какой еще бандит?! – Бабушка закашлялась.

– Обыкновенный. Сама говорила. Прикинешься бабушкой и в ванне утопишь! Приезжай завтра, будешь бабушкой!

Старушка спустилась на ступеньку, заплакала:

– Стыд-то какой! Во, дите воспитали! Родной бабке через двери не верит! Бессовестная! Когда мать с отцом будут?

– Папа после работы, – донеслось из-за двери. – А мама пошла выписываться к парикмахеру.

– Куда? – Бабушка вскочила. – Все Сереже расскажу! Вертихвостка! И ты вся в нее, вся! Вот возьму и умру тут!

– Бабуль! Бабуль! – пробивался из-за двери детский голосок. – Ты не умрешь! Мама сказала, ты сначала всех нас похоронишь!

– Это Галка про меня такое сказала? Змеюка! Все Сереже расскажу! Про всех парикмахеров! Еще неизвестно, от какого парикмахера дочь!

В это время по лестнице поднимался мужчина в сапогах и спецовке.

Разглядев в тусклом свете умирающей лампочки старушку в слезах, он остановился.

– Кого оплакиваем, бабуля?

Признаться постороннему, что тебя не пускает в дом собственная внучка, было так стыдно, что бабушка, проглотив слезу, соврала:

– Давление у меня пониженное, сынок... Второй день с лестницы падаю.

– А мы в квартиру позвоним, валерьяночки хлопнешь! – весело сказал мужчина, нащупывая на двери звонок.

– Кто там? – спросила Света.

– Ребятенок, открой! Тут старуха концы отдает!

– Дядя! Там темно, вы потрогайте, эта старуха, может, старый бандит!

– Мерзавка! – взвыла бабушка. – Перед людьми не позорь!

– А как там внучка твоя оказалась? – сообразил мужчина. – Чья бы там внучка ни была, а отпереть будь любезна! Слышь меня, стерва несовершеннолетняя!

– А при детях ругаться нельзя! – сказала Света. – Папа при мне никогда не ругается. Сначала уложит спать, дверь закроет и потом ругается с мамой! Понял, сын сукин?!

– Во дает! – одобрительно хмыкнул мужчина. – Перспективная девочка подрастает!

– А вы кто такой там? Один – бабушка, второй – дедушка, что ли?

– Я-то? Я дядя Коля-водопрово...

Бабушка, ладошкой зажав мужчине рот, зашипела:

– Не водопроводчик! Только не водопроводчик! Ей про водопроводчиков такого наговорили! Вы... почтальон!

Дядя Коля, пытаясь оторвать от себя бабушку, бранился шепотом:

– Чтоб вы сгорели! Почему водопроводчиками пугаете? У нас что, почтальон не может стать бандитом?

– Но я прошу вас! Скажите: почтальон, – она откроет!

Дядя Коля сплюнул в сердцах:

– Слышь, ты там! Открой! Оказывается, я почтальон!

– А голос как у водопроводчика!

– Бабусь, внучка воспитана неслабо! Граница на замке! Придется ломать дверь!

– Ломайте! – Бабушка махнула рукой. – Только аккуратно, как свою.

Водопроводчик достал инструменты и, напевая романс «Отвори потихоньку калитку», начал выламывать дверь. Удары кувалды гулко бухали на всю лестницу. Но, во-первых, соседи плохо знали друг друга в лицо. Во-вторых, на площадке был полумрак. А в третьих, как-то неловко спрашивать у незнакомого человека, в свою квартиру он ломится или в чужую?

Видя, как дверь начинает шататься, Света заплакала:

– Мама! Мамочка! Меня утопят! – Она дрожащей рукой задвинула засов старого замка, которым давно не пользовались, но с двери так и не сняли.

По лестнице, насвистывая, поднимался Светин папа. Увидев в полутьме сопящих у его двери, Сергей с ходу заехал водопроводчику в ухо.

– Сереженька, не бей! Это свои! – завопила бабушка и бросилась разнимать. Мужчины метили друг в друга, но в темноте в основном все доставалось бабушке, как обычно и достается разнимающим.

Когда старушка была положена на обе лопатки, мужчины успокоились и начали приводить ее в чувство. Наконец все очухались, помирились и, потирая ушибленные места, уставились на дверь.

– Света, открой, деточка! – простонал Сергей, держась за скулу.

– Сейчас, папочка, – ответила Света. – А ты правда мой папа?

– Другого папы у тебя пока что нет!

– А бабушка говорит, я от какого-то парикмахера получилась...

– От какого парикмахера?

– Сереженька, – бабушка в темноте выразительно посмотрела на сына, – ты его не знаешь! Я все расскажу, если попадем в квартиру!

В это время на площадке остановился пухлый мужчина. Переводя дух, он сказал:

– Бог в помощь! А что с дверью делаете?

– Видите ли... – замялся Сергей, – сигнализацию ставим. Мало ли...

– Ага, – ухмыльнулся водопроводчик. – Можно вызвать на дом, а можете сами дверь в милицию отволочь. Установка дешевле обойдется!

– Понял! – Пухлый стал быстро подниматься по лестнице.

Сергей тряханул дверь.

– Светочка, открой немедленно, гадина! У меня ключи, отопру, выпорю!

– Выпорешь, если отопрешь! – Света вздохнула. – Я на старый замок закрыла, от него ключей ни у кого нету. Даже у папы, если он это вы.

– Ну что делать? – Сергей закурил. – Деньги мне надо забрать! Деньги! До двух держат цветной телевизор маленький за двести рублей!

– Как двести? Он четыреста стоит? – удивился дядя Коля.

– Да цельнотянутый! Прямо с завода!

– Что такое цельнотянутый? – спросила бабушка.

– Ворованный, утянутый, значит, – объяснил водопроводчик. – Цельнотянутый грех не взять, грех!

– А мой папа говорил: «Воровать нехорошо! Значит, вы там одни бандиты собрались!»

– Нехорошо родному отцу дверь не открывать! – крикнул дядя Коля. – Дура старая!

В это время наверху что-то громыхнуло, охнуло и, ругаясь, покатилось вниз. Это были супруги Бирюковы из 57-й. Они волокли дубовую дверь. Тяжелая, она неслась быстрей Бирюковых, била их о стены, перила, мотая из стороны в сторону.

– Что случилось? – успел крикнуть водопроводчик.

– Сказали, сегодня всем поставить сигнализацию! Завтра бандитов ждут!..

– Сумасшедшие! – Бабушка покачала головой. – Уже слух пустили с вашей легкой руки про сигнализацию! Сейчас все двери посрывают!

И действительно, наверху что-то грохнуло. Потом еще раз грохнуло в другом месте. Люди рвали двери с петель.

– Света! – Сергей постучал в дверь кулаком. – Слушай внимательно! Мама сказала, чтобы ты никому не открывала дверь, и ты молодец, что слушаешься, дрянь! Но про то, что деньги просовывать под дверь нельзя, мать ничего не говорила, правда же? А если человек, не заходя в дом, скажет, где у вас лежат деньги, значит, он тебе кто?

– Вор! – ответила Света.

– Идиотка! Он твой отец!

– Были бы моим папой, знали бы, что денег у нас нет! Папа все время кричит маме: «Нету их, я не ворую!» Никак бандитом не может устроиться!

Сергей стукнулся головой в дверь:

– Светочка! У меня в копилке кое-что припрятано! Клянусь тебе, в ванной. За ведром. В мыльнице. Под мылом лежат деньги! Вынь, просунь бумажечки под дверь!

За дверью было тихо. Наконец послышались Светины шажки.

– Бандиты, вы здесь?

– Здесь мы, здесь, доченька! Просовывай!

– Там нет мыльницы с деньгами, только папины носки. Сувать?

– Украли! – взвился Сергей. – В кои-то веки в доме появились деньги и сперли! Бандюги, пронюхали! А может, они там?! Дядя Коля, навались!

Мужчины прыгнули на дверь и вместе с ней рухнули в квартиру...

Вечером вся семья и дядя Коля ужинали, смотря новенький телевизор. Дверь уже поставили на место, с водопроводчиком расплатились и он, возбужденный червонцем, хвалил хозяйку.

– Что ж ты папочку обманула, доченька, – перебила его Галя, – сказала, «мыльницы нет»?

– Испугалась! Бандиты узнают, деньги есть, и дверь выломают. А они все равно разломали!

Все засмеялись.

– Соображаешь! Молодец! – сказал водопроводчик, укладывая на хлеб десятый кружок колбасы. – Запомни: детям обманывать старших нехорошо! Сначала вырасти, стань человеком!..

За стеной временами слышались стоны и треск. Это соседи волокли двери на установку сигнализации.

– Ничего не понимаю, – сказала Галя. – Тащат и тащат! Может, правда, весь дом засигнализируется, а мы опять, как дураки?

– На какие, позвольте спросить, шиши?! – вскинулся Сергей. – Я и так весь в долгах!

– Папочка, заплати, а то меня в ванне утопят!

– Да где ж я денег возьму, доченька?

– Я знаю где, – сказала Света, – у бабушки на антресолях полваленка деньгами набито!

– Врунья бессовестная! – завопила бабушка. – Какие полваленка? Там батик крохотный.

– Значит, в валенке мамочка деньги свои прячет! Это у папы в мыльнице кусок мыла остался, долги отдать!

Наступила тишина.

Разряжая обстановку, водопроводчик дипломатично высморкался и сказал:

– Я извиняюсь. Домой надо. Девять часов... Пора сына пороть. Ведь кроме меня у него никого нет. Это у вас нормальная семья. Счастливо оставаться!

Проездом

Сосед Кубикова по купе откусил огурец и посмотрел на часы: «Через полчаса будет Кусыкино. У меня там дочка. Все собираюсь заехать, но поезд там, как назло, не останавливается!»

Через полчаса он открыл окно, вытащил из коробки нарядную куклу и высунулся, как мог, наружу.

Вскоре мелькнул белый домик, девочка в красном платьице. Она махала поезду рукой.

«Доченька!» – заорал пассажир и, прицелившись, метнул в окно куклу.

Девочка крикнула в ответ, но ветер стер слова.

Мужчина залпом выпил стакан водки, обхватил голову руками и заплакал.

Кубиков хотел спросить: как может быть дочка, если поезд не останавливается?

Но вспомнил, а ведь у него тоже дочь где-то в Белоруссии. Или сын? Вернее, на Украине...

Понимая, что у человека большое горе, Кубиков, как воспитанный человек, решил промолчать.

Сила воли

Кубикову приснилось, будто кто-то толкает его в бок. Он открыл глаза. Рядом на подушке темнела женская голова.

«Ничего себе, сновиденьице!» – усмехнулся Кубиков и закрыл глаза.

Открыл снова. Рядом дышала какая-то женщина.

«Возьму себя в руки, и все пройдет!»

Кубиков взял себя в руки. Женщина делала вид, будто ей все до лампочки.

«Ну знаете, это уже чересчур!» – Кубиков вскочил с кровати, схватил видение и выставил за дверь. После чего лег и тут же захрапел.

Утром, выбрасывая в мусоропровод женское платье, чулки, туфли, Кубиков мотал головой и бормотал:

– Приснится же такое!

Раковина

Кубиков нашел под кустом морскую раковину. Здоровая, как дыня, только с рогульками, как мина.

«Ух ты!» – подумал Кубиков, повертел раковину в руках и приложил к уху. Где-то писали, будто бы из раковины слышен шум моря.

«Ух ты!» – Действительно, в ухе плескалось далекое море.

Кубиков рассмеялся и, приладив раковину к уху, пошел дальше.

Шум моря стал затихать.

– Не туда иду, что ли? – Он потоптался на месте и повернул в обратную сторону, забыв, за чем шел.

Море из раковины впадало в ухо. Шум нарастал. Послышались чайки. Кубиков никогда не видел моря, да и слышал его только по радио полгода назад. Поэтому инстинктивно ускорил шаги, будто впрямь мог выйти к морю, хотя здесь его отродясь не было. Степь кругом, в степи засуха.

А в раковине уже пенились волны, в гальке шебуршился прибой. В ухе стало свежо, на губах солоно.

Кубиков зажмурился:

– Ух ты, ух ты! Как настоящее! Во, раковину нашел! Или у меня такие уши морские! – Весь в предвкушении настоящего моря, Кубиков, зажмурившись, шагал по степи, прижав к уху раковину, не замечая, что ноги лижет настоящий прибой.

Вода дошла до колен. Кубиков ойкнул, когда прохлада стиснула тело в области таза и то, что было в тазу.

В раковине сквозь крики чаек донесся, ну, натурально человеческий голос: «Заходить за красные буи запрещено!»

Кубиков, не открывая глаз, восхитился: «Во, раковина! Рассказать – не поверят!»

Кубиков с трудом продвигался, толкая животом тяжелую воду, которая скоро накрыла его с головой. Стало нечем дышать, вода лезла внутрь.

«Ух ты! – подумал Кубиков. – Один к одному, тону! Ай да раковина! Сдохнуть можно!»

И утонул.

Когда Кубикова вытащили на берег, губы его были сведены улыбкой человека, мечта которого сбылась.

Общий язык

Как тебе псина? Двухгодовалым взял. А собаке два года, в пересчете на человечий, считай, четырнадцать лет. Пока сукин сын вышел, я тебе про него расскажу.

Чему его учили хозяева до меня, не знаю, но характер у мерзавца сформировался полностью. Такого уже и гестапо не обломает!

После двух месяцев драк, скандалов и поножовщины я его раскусил. Смысл его жизни, призвание – делать назло.

Хочешь, чтобы он сделал то, чего тебе надо, дай команду, как делать не надо. Общайся наоборот.

Во, слышь! За дверью скребется, подслушивает, гад!

Сейчас, я его позову:

«Пошел вон!»

Слышь, башкой бьется, – хочет войти! Потому что «пошел вон» у нас с ним означает «иди сюда»!

Разбегается. Сейчас или дверь разнесет, или в окно той комнаты выбросится, в это окно впрыгнет!

Ну, что я тебе говорил! А ведь живем на пятом этаже! Когда назло – силы утраиваются!

А ну, скотина, не смей смотреть телевизор!

Уставился! Назло потому что.

Ум, помноженный на вредность, эффект дает потрясающий! Но формулируй четко наоборот.

Когда ухожу из дому, квартиру можно не запирать. Говорю ему: «Если взломают дверь, это гости. Подай тапочки, поиграй!»

Разорвет в клочья!

А чтобы самому попасть в дом, что надо сказать в замочную скважину?

«Свои»? Ребенок! Да он тебя с потрохами сожрет! «Свои»!

Я вот что говорю, как пароль: «Слышь ты, сука рыжая, только гавкни! Воры пришли, хозяина резать будем!»

Открывает дверь лапой. Ножик выносит. Хвостиком виляет!

Так что с любой живностью общий язык найти можно.

А ты с бабой своей поладить не можешь!

Ощущение

Ощущение – это чувство, которое мы ощущаем, когда что-то чувствуем!

– Слушайте, слушайте! Меня пригласил в ресторан очаровательный мальчик! Заказал вина, спаржу, форель, глаза голубые, волосы белокурые! Посидели чудесно! Давно не было такого восхитительного ощущения! – сказала француженка.

– Ну что вы, мадам, – возразил француз, – право же, кушать рыбу грех, а вот ловить! Мадам, очевидно, не довелось испытать настоящего клева! Когда ты с рыбой один на один, без жены! Сердце за поплавком дрогнет, качнется, нырнет, и ты подсекаешь! Полчаса восхитительной борьбы, и вытягиваешь наконец роскошную форель! Хватаешь руками упругое гибкое тело, а она бьется, бьется – и затихает! Она твоя! Мадам, поверьте мне, как мужчине, это ощущение не с чем сравнить!

– Ну почему же не с чем, месье? – сказала форель. – Представьте, что вы голодны. И вдруг перед вами проходит вприсядку упитанный червячок, игрун этакий в собственном соку! Вы его, месье, естественно, глотаете! И в ту же секунду жало крючка впивается в вашу, пардон, мадам, верхнюю губку! Мало того, неведомая сила тянет вверх! Кошмар! Когда тебя подсекают во время еды, весьма острое ощущение, весьма...

– Что вы знаете об ощущениях! – сказал червяк и его передернуло. – Мадам, месье, мадемуазель форель! Представьте себя на минуту червяком, насаженным на крючок, в момент, когда вас заглатывает рыба, плюс к этому какая-то сволочь, пардон, мадам, какая-то скотина с удочкой рвет вас из чужой пасти наверх! Поверьте, в сумме получается очень острое ощущение!