Текст книги "Охотничьи байки"

Оборудование и снаряжение

В этот край таежный…

Нерентабельность нынешнего охотничьего промысла во многом связана с большими затратами на транспорт и перевозку грузов, поскольку охотугодья – это всегда отдаленные, бездорожные, а то и малопроходимые таежные районы. Если еще полста лет назад штатник передвигался в основном на казенной лошади (своих держать запрещалось), весельной лодке или пешим порядком, то сейчас механизация и топливо делают охоту убыточной. Был у отца сельповский мерин Семен девятнадцати лет от роду, который настолько привык к охоте, к стрельбе, иногда над самым ухом, что даже не вздрагивал. А напротив, коли был под седлом, то перед выстрелом замирал, чтоб не помешать всаднику. Батя иногда шутил, дескать, он скоро у меня и лаять начнет. Однако лаять Семен не начал, а вот добивать копытом глухарей и подавать отцу научился и делал это с великим удовольствием, ибо в тот час получал сахар. Когда мерин совсем занемог от старости, батя вывел его на пенсию и два года просто кормил да выгуливал по огороду. Про это узнало начальство и потребовало, чтоб Семена сдали на колбасу – отец грудью встал: не отдам! Восемь лет изо дня в день с лошадью, да он роднее родного стал, и поговорить можно, и пошутить, а то ведь в лесу-то больше не с кем. Пригрозили прийти с милицией, и тогда отец ночью Семена в повод – и пешком за шестьдесят километров, на свой участок, где и спрятал. А у него возле каждого зимовья стойло сделано и сено заготовлено. Пришла милиция, обыскали, батю в кутузку отвезли, но там мужики оказались правильные, послушали историю про Семена, написали, что тот сбежал от хозяина и вроде как в розыске находится, да отпустили. Мерин на пенсии прожил еще полтора года и умер своей смертью, после чего был с почестями похоронен на огороде. Иногда батя садился возле могилы, наливал рюмочку и поминал друга своего.

В отместку начальники другого коня отцу так и не дали, пришлось покупать мотоцикл «Урал». И ничего бы, но ему сена не накосишь, а надо еще завозить бензин, ремонтировать, покупать запчасти, да и много ли увезешь в коляске? И еще накладнее содержать проходимую машину (УАЗ), лодку с мотором «Вихрь», а если еще и снегоход «Буран» – только на бензине прогоришь, не считая запчастей. То есть промысловая охота должна быть дотационной, как и все сельское хозяйство, или для продления существования вынуждена будет вернуться к проверенному веками «самодеятельному» способу передвижения и доставки грузов. Тем паче гул техники на промысловом участке вряд ли идет на пользу: например, лоси не реагируют на работу лесоповальной техники, но давно уже поняли, что происходит, если в лесу зарычал снегоход и поехал по кругу – нужно уходить с дневки, пока не выставили номера. От частого воя мотора на реке на сутки и более всякий зверь уходит подальше от берега, а то и вовсе покидает благодатную пойму. В прошлые времена, когда мы плавали по Чети на обласах, рано утром чуть ли не за каждым поворотом можно было увидеть лося, стоящего у воды, выдру, спешащую на берег, норку или колонка в прибрежных кустах.

Пять лет назад мы промчались на «Вихре» около сотни километров – не увидели ничего.

Облас

Кроме наземного транспорта – лошади, а промысловикам давали только выбракованных, сибирские охотники и рыбаки имели водный – облас. Название этой лодки происходит от «обло» – круглый, хотя думаю, что ее изобретение принадлежит коренным жителям Сибири: эвенам, хантам, кетам, селькупам и прочим народам, у которых было всего два способа пропитания – охота и рыбалка. Весельный облас представляет собой короткую, до двух метров, и достаточно узкую и легкую долбленую лодку, на которой без специальных навыков и чувства равновесия даже от берега не отчалить – тут же опрокинешься в воду. Для стороннего, непосвященного взгляда натуральная душегубка, однако сибиряки плавают на них со скоростью до двенадцати – пятнадцати километров в час (в зависимости против или по течению), причем с грузом, и проходят до тысячи и более километров. На равнинной Западной Сибири, что большие, что малые реки сильно петляют, образуя многокилометровые меандры с узкими перешейками, на которых есть перетаски, или волоки. Обычно проплывают лишь прямые отрезки реки, а у начала меандра перетаскивают облас, намного сокращая таким образом расстояние. Ясашные сибирские люди, о которых говорят, что они в обласе рождаются и умирают, за световой день проходят, если считать по прямой, до семидесяти километров, тогда как на лошади можно одолеть не более тридцати, и то если есть наезженная дорога. Через пень-колоду же и того меньше. Сталин, будучи в нарымской ссылке, обучился там плаванию на обласе, после чего на нем и сбежал. Местная полиция не могла поверить – грузин и на обласе?

К великому сожалению, мастеров, что могли бы выделывать их, практически не осталось, даже среди ясашных, которые теперь гоняют на моторках, а наука эта не так проста и граничит с искусством, поэтому я остановлюсь на этом подробнее. Мой отец был признанным мастером в этом деле, долбил обласа под весло и позже под стационарный мотор Л-6 длиною в семь и даже девять метров. Скажу вам, по грузоподъемности (до тонны) и «аэродинамике» это были шедевры лодочного искусства, даже со слабосильным мотором развивавшие скорость до восьми километров в час, что до появления «Москвы» и дюралевой лодки было достижением. Последняя его долбленка, в которую отец душу вложил, погибла совсем новой, так что и поездить не успел. Приехал в половодье на свой участок, привязал в прибрежных тальниках, чтоб не видно было, и тут заболел. Увезли в больницу на машине, а в это время лодку залило дождями, потом вода спала, отчего длинная затопленная долбленка зависла на топляке и переломилась напополам…

Поиск подходящего дерева начинают с февраля – марта, когда еще морозы. Но чаще делают это попутно, во время охоты. Осматривают десятки осин или серебристых тополей, замеряют диаметр – на весельный облас от 50 до 70 сантиметров, глядят, чтоб комлевая часть ствола была без каких-либо, особенно сухих, сучьев, а все дерево живым, здоровым и свежим. После чего их метят – подписывают химическим карандашом, чтоб если кто тоже ищет заготовку, знал, чье это дерево. В конце марта его сваливают, отрезают нужной длины колодину, грузят на санный передок с подсанком и везут на лошади к дому или на берег реки, где обычно долбят лодки. Там сразу же мажут дегтем или краской торцы, закрывают и завязывают их тряпками либо еловым лапником, чтоб не порвало на солнце. Дают вылежку до конца апреля, чтобы заготовка полностью оттаяла, и тогда шкурят, оставляя продольные полосы коры, чтоб просушка была медленной (при скорой может порвать и пойдут трещины). В середине мая, когда колода слегка подсохнет, ее сначала размечают – прочерчивают химическим карандашом центр, торцы – по отвесу, после чего придают ей форму будущего обласа: нос вытесывают и выстругивают длинным, прогонистым, с едва выступающим форштевнем, корму же, напротив, делают короткой и широкой. После этого болванку прикрывают от прямых лучей солнца и еще раз подсушивают на ветерке. Затем размечают то, что должно быть выдолблено: если смотреть сверху, то рисунок получается вроде восьмерки, только не сомкнутой в середине. Долбить начинают сначала топором – вырубают по разметке канаву глубиной в 7–10 сантиметров и только тогда берут в руки тесло. Их всего три вида, и все они напоминают топор: прямое с полукруглым лезвием, выгнутым на мастера; левое, когда лезвие выгнуто вправо, и правое – с лезвием, выгнутым влево. Сначала прямым теслом выбирают глубину на три четверти от толщины болванки, повторяя ее форму, после чего вытесывают левую и правую стороны, так что получается что-то вроде дупла по всей длине будущего обласа. Дальнейшие действия для незнающего человека могут показаться не разумными: всю болванку, от носа до кормы, иссверливают перкой диаметром 8 миллиметров, на глубину до 10 миллиметров, делая ряды отверстий через каждых 30 сантиметров. Болванка после этой операции напоминает решето. Затем из того же материала, что и колода (иногда из коры тополя), выстругивают «сторожки» – идеально круглые шканты диаметром 9 миллиметров и длиной сантиметр и забивают их в отверстия деревянной киянкой. Как только «сторожки» поставлены, можно приступать к чистовой долбежке, то есть выдалбливать всю лишнюю древесину, ориентируясь по тем самым «сторожкам», дабы не выбрать лишнего и не протесать борт или дно. Толщина стенок болванки должна быть повсюду ровной и может увеличиваться лишь к носу или корме. Долбят уже без передышки и управляются примерно за полтора дня, после чего заготовку начинают разводить. Это самый тонкий и технологичный процесс, нарушение которого может привести к разрыву полуфабриката. Если дерево еще не высохло, то разводят борта без распарки, вставляя между ними бруски, каждый раз другой длины, пока борта не расправятся и не примут нужную форму. Но чаще лодку поднимают на козлы и под ней разводят небольшой и не слишком жаркий костер по всей длине. Древесина на огне размякает, становится эластичной и не трескается. Если тонкие борта сильно подсохли, вспрыскивают водой и снова нагревают, одновременно вставляя все новые и новые бруски. По-хорошему облас можно окончательно развести за двое суток. Быстрее это делать не рекомендуется из-за того, что при большей скорости по бортам могут пойти трещины. Древесина должна постепенно привыкать к своему новому состоянию и одновременно подсыхать. Если всетаки в бортах появились трещины (обычно одна-две), не отчаивайтесь, замочите облас в воде на несколько часов, после чего распарьте над огнем и продолжайте разводить. Даже сквозные трещины можно потом аккуратно просмолить, проконопатить пенькой, стянуть скобками и заклеить с двух сторон матерчатыми, пропитанными в горячем битуме заплатами. Такой облас перетаскивать из озера в озеро придется с осторожностью, а так он послужит ничуть не меньше, чем совершенно целенький. Когда борта окончательно разведены, их фиксируют деревянными, вытесанными по форме обласа четырьмя-пятью лонжеронами, которые в Сибири называют тогунами. Закрепляют их только к краям бортов – прикручивают сквозь отверстия распаренным на огне и круто свитым черемуховым прутом. В корме делают сиденье из доски (ясашные садятся на подогнутые ноги), если долбленка рассчитана на двоих, то второе, съемное, устанавливают посередине. Весло делают из легких пород деревьев – кедра, ели, собственно гребь не широкая, с округлыми, аэродинамическими формами. Для удобства захвата верхний его конец расширен под ладонь, имеет зарубку для упора пальцев. Не дожидаясь, когда новоиспеченный облас окончательно просохнет, его покрывают на первый раз кипящей смолой и только тогда ставят в тень, в продуваемое место на все лето. Дерево должно не только высохнуть, но заветриться и задубеть. Первый раз проплыть на нем и испытать ходовые качества можно лишь к осени, когда нужно заготавливать рыбу на приманку.

Или просто так, без всякого заделья сядешь, оттолкнешься веслом, и перед тобой открывается удивительный мир водной стихии. Нос режет стеклянную гладь реки, пуская длинные «усы», за кормой – настоящий кильватерный пенный след, по обе стороны плывут бесконечные берега, а впереди, за каждым поворотом – счастье…

Промысловик, в угодьях которого есть реки, старицы, озера, в половодье только с помощью обласа может завезти грузы (ловушки, мука, соль, сухари, консервированные продукты) практически в любой конец участка. Дело в том, что пойма, а у равнинных рек она очень широкая, самая продуктивная территория по отлову пушного зверя – ондатра, норка, колонок, горностай, выдра. Поэтому охотники ставят избушки на первых не затопляемых террасах либо материковых берегах, чтобы одинаково были доступны еще и сосновые боры, где обитает белка, и кедровники, которые любит соболь. Среднего размера облас способен поднять до 200 килограммов груза – это примерно запасы на весь осенний и зимний промысловые сезоны. Кроме того, облас незаменим при отлове ондатры. Считай, с октября и до ледостава охотник буквально живет в лодке. Для обласа очень опасны забереги, как наст для лыж, которые могут в один сезон привести его в негодность, а в это время у ондатры начинается жор. Носовую часть защищают от осеннего льда также подручными материалами, если нет двух кусков жести – толстой мешковиной или берестой. На зиму облас прячут в сарай или на чердак, чтоб с началом весны вновь стащить его на берег, сварить смолу в ведре, просмолить и вновь спустить на воду…

Нарты

Зимнее транспортное средство охотника – нарты, вещь, пожалуй, такая же древняя, как и долбленка, и так же незаменима. От обыкновенных саней отличаются более широкими, и для устойчивости расставленными полозьями с небольшим загибом. Длина их от метра до полутора, ширина грузовой платформы 50–60 сантиметров, тогда как полозья разнесены на 70–80 сантиметров. Более широкие и длинные нарты используются в лесостепных и тундровых районах, в том числе и в качестве оленьей либо собачьей упряжки. На Таймыре долгане их делают из лиственницы, поскольку там другого дерева просто нет, в Западной и Восточной Сибири, впрочем, как и на Европейской части России, на изготовление легких, «ручных» нарт идет опять же та самая горькая осина. Обычно на полозья идет то, что не пошло на лыжи: из колотых брусков вытесывают и выстрагивают две пластины трапециевидной формы по сечению и шириной в основании до 12 сантиметров. Концы с одной стороны закругляют, вытесывают в «пласть», распаривают и загибают правилом точно так же, как и лыжи. После сушки в каждом полозе выбирают стамеской сквозные проушины (4–5 шт.), причем под углом до двадцати градусов относительно вертикали – это для того, чтобы разнести полозья, расставить их шире, чем платформа. В проушины забиваются и расклиниваются с обратной стороны копылья – конусообразные, плоские стойки высотой до 30 сантиметров. На верхнюю часть копыльев насаживается основание платформы – широкие и плоские бруски, тоже имеющие проушины, причем передняя их часть также закрепляется с загнутым концом полоза. Соединяются полозья собственно в нарту несколькими способами, самый распространенный из них – посредством переясла, как у конных саней. Сначала соединяют верхние бруски с помощью нескольких поперечных брусков по принципу установки копыльев, и получается платформа. Затем изготавливают переясла: в черемуховых, реже ивовых стволах до 3–4 сантиметров в диаметре, делают полукруглые замочные выборки до сердцевины, оба конца срезают на нет, чтобы при сложении они совместились в толщину переясла. Заготовку распаривают на огне, после чего загибают на копыльях ниже платформы, плотно охватывая их верхнюю часть выборками так, чтобы получился замок. После чего разогретыми и свитыми прутьями перевязывают переясло в нескольких местах. Все, можно привязать лямку, загрузить нарты, впрячься и посредством одной человеческой силы перевозить по снегу до четырех пудов груза. Обычно если охотник везет нарту, то надевает лыжи, подбитые камусом, поскольку они не сдают назад. На голицы же делают тормоза: на задники крепят шарнир из толстой жести, который при обратном движении врезается в снег.

Еще одно оригинальное и сейчас почти забытое изобретение охотников, предназначенное решить вечную проблему перевозки грузов, – поволока, от слова «волочить» (иногда ее за внешнее сходство называют челноком). В Западной Сибири ее мастерят параллельно с обласом, ибо инструменты и технология одинаковы. От той же осины, а реже от кедра и пихты отрезают чурку длиной до двух метров и диаметром до 40 сантиметров. Ошкуривают, один конец плавно заостряют, оставляя нос туповатым, гладко выстругивают и после этого раскалывают либо распиливают на две равные половины по сердцевине. Из каждой половины теслом выбирают древесину, оставляя стенки до 1–1,5 сантиметра по всей длине и только нетронутым оставляют острый нос, где прорезается канавка, в которую вставляют и выпускают наружу петлю из сыромятного ремешка или крепкой веревки, чтобы потом можно было зацепить лямку. Затем половинки соединяют и набивают два тонких жестяных обруча: один на носовую часть, другой на хвостовую, открытую. Кромки обручей прокатывают молотком, чтобы они не выступали и не становились тормозом. При нужде зашлифовывают и получается эдакий легкий, пустотелый и остроносый цилиндр, видом напоминающий тяжелый снаряд главного калибра. Перед сезоном его, как и лыжи, хорошенько наващивают, чтоб беспрепятственно скользил по снегу. За один раз в таком приспособлении промысловик может перевезти ловушки, приваду, продукты или без особого труда и напряжения перетащить половину лосиной туши. Мясо плотно набивают в полость и замораживают, чтобы можно было без опаски спускать поволоку с крутых горок; ей тогда не страшны ни кустарники, ни бурелом – где охотник прошел, она непременно пролетит, словно ракета, и еще будет постоянно подгонять тебя, тыкаясь в пятки. Иногда по следу поволоки, улавливая неслышимые нашему обонянию запахи, идет рысь или волк, поэтому охотники иногда на удачу ставят за собой капканы.

Сибирские старообрядцы делают поволоки из цельного сухого и выдержанного бревна, для чего сначала по центру в торце сверлят отверстие, заливают туда смолу, кладут горящие угли, ставят на ветер и постепенно выжигают полость, которую потом очищают от обугливания специальным круглым стругом на длинном черне. Говорят, точно так же делают карелы и лопари.

Одежда и обувь

Первейшее дело на охоте – это легкая, теплая, мягкая и непромокаемая обувь, которая не мучает, а бережет ноги – основное средство передвижения. Вторая важная деталь костюма охотника – головной убор, и должны они соответствовать известной формуле – голову держи в холоде, а ноги в тепле.

С весенней распутицы до снега без сапог в тайге никак не обойтись – это по болотистой, мшистой тундре можно легко ходить в мягких сапогах без подошвы. И лучше тут не придумать, чем обыкновенные солдатские кирзовые с носками из выворотки. Второй парой могут быть резиновые бродни, однако находиться в них подолгу очень тяжело – на солнце нагреваются, на холоде твердеют, морозят ноги и плюс ко всему резина «отпачивает», мокнет изнутри. Их носят обычно с шерстяными носками и портянками, ибо шерсть и мокрая греет. Я еще помню, как отец поначалу шил зимние чирки, или, как у нас называли, покшены – длинные, мягкие кожаные сапоги без подошвы. Сыромятина для этой цели не годится вовсе, поскольку размокает и растягивается; используют вымоченную в дегте телячью кожу, швы делают внутрь и прошивают просмоленной дратвой. Готовые покшены несколько раз пропитывают дегтем, смешанным с рыбьим жиром, – чтобы не промокали, затем сушат и проветривают, чтобы убавить запах, который почти полностью исчезнет, когда начнешь носить. Надевают их на ногу в «собачьем носке» – шкура щенка, снятая чулком, после чего оборачивают соломой, травой, а позже стали и бумагой. Нога в такой легчайшей обуви не потеет, не мокнет, не устает и не мерзнет.

Потом то ли лень одолела, то ли мода изменилась, отец стал ходить в валенках…

До сей поры у северных народов подобная обувь в ходу, разве что называется по-разному: торбаса, унтайки, ичиги, но принцип всегда одинаков – двойной мягкий кожаный и меховой сапог. Например, таймырские торбаса аж тройные: сначала чулок из пыжика – новорожденного олененка, затем меховой, выше колена, сапог из неблюя, молочного теленка, который еще не вкусил ягеля, а сверху надевается что-то вроде башмака из шкуры взрослого оленя. Если прибавить к этому меховые штаны да двойную малицу или кухлянку с капюшоном и рукавицами, то ложись в снег и спи на пятидесятиградусном морозе. Кстати, у нганасан, которые из благ цивилизации признают только оружие и спирт, даже детские пеленки из пыжика – из того самого, в котором на трибуне мавзолея стояли члены Политбюро. (Помните, что такое демонстрация? Это когда пыжики стоят, а кролики идут.)

Не только сырые ноги, но и вспотевшая, мокрая голова на охоте – прямой путь к болезни, а что значит захворать одному, в тайге, надеюсь, объяснять не нужно. Держать голову в сухости и холоде меня научил кержак Сережа, огненно-рыжий и молодой еще мужик, который в котомке за спиной всегда носил три-четыре запасные шапки и менял их через каждый десяток верст. Это были простые солдатские ушанки, однако с выдранной подкладкой и ватой, то есть голое сукно. Вспотеть в такой трудно, однако, когда идешь с груженой нартой да еще по целинному снегу, пар от головы, как от паровоза. На ходу еще терпимо, но остановился, и мокрая голова в тотчас озябла. Народы Севера делают проще: они все время регулируют температуру головы, то надевая, то скидывая капюшон малицы, и вообще редко потеют. Вначале меня удивляло их поведение, когда они на морозе ходят с непокрытой головой, отчего волосы охватываются куржаком, а когда потеплеет и начнется пурга, обязательно натягивают капюшон. Оказывается, мороз не морозит голову, но ее может продуть ветром и обязательно тяжело заболеешь (не исключено, менингитом).

Одежда охотника может быть какой угодно и из чего угодно, но непременно по сезону, легкой, мягкой и не шумной, то есть не должна шуршать и скрипеть при движении. Сейчас производят много всевозможных камуфлированных костюмов, как летних, так и зимних. Однако из-за качества ткани они бывают попросту не пригодны. Охотник, как фронтовой разведчик, должен передвигаться по тайге бесшумно, скрытно, и тогда можно увидеть не только дичь, но и все тайны леса. Следует всегда помнить, что в зимнем голом пространстве скрип лыж, например, слышен за полкилометра, кашель на триста метров и шорох ветвей об одежду – на сто пятьдесят. Если вы понесете впереди себя стену всевозможных звуков, непривычных уху зверя, он вас ждать не станет.