Текст книги "Донецкие повести (сборник)"

Глава 3. Держись, браток…

Телефон зазвонил, как всегда, неожиданно. Иван автоматически глянул на часы – второй час ночи, кто бы это мог быть?

– Иван Сергеевич, здравствуйте, – голос мужчины в трубке был ему незнаком. – Это отец Иннокентий, настоятель собора, что на Владимирской. Мы с вами несколько раз встречались в мирской суете.

Черепанов вспомнил батюшку, с которым познакомился на благотворительных мероприятиях городского совета. На такого служителя церкви не обратить внимания было просто невозможно. Высокий, подтянутый – он резко выделялся на фоне своих «собратьев», которые со своими животами с трудом втискивались на сидения иномарок. Густая, без единого седого волоска борода и тонкие черты лица делали его чем-то похожим на лики святых, изображенных на иконах. Была еще одна деталь, на которую Черепанов обратил внимание при первой встрече с отцом Иннокентием, – медаль «За отвагу». Из своей армейской жизни Иван хорошо знал, что такими медалями награждаются, как правило, солдаты и сержанты за мужество и отвагу, проявленную в бою. Отец Иннокентий никогда не снимал эту награду, даже когда вел службу в храме. Черепанов все собирался спросить у батюшки, за что тот был награжден такой медалью, но так и не успел.

– Иван Сергеевич, вы меня простите, пожалуйста, за столь поздний звонок, – продолжал между тем батюшка. – Рядом со мной сейчас находится один человек, который хотел бы с вами встретиться. Говорит, что вы познакомились в Афганистане.

– В Афгане? – переспросил Иван.

Он не скрывал своего удивления. Когда это было? Почти тридцать лет назад медицинский борт из Темреза доставил в Москву тяжелораненого капитана Черепанова. На этом Афганистан для Ивана остался в прошлом. Кто бы это мог быть? Армейские друзья? Их мало, но они все знают его номер телефона и могут в любой момент с ним связаться без посредников. Несколько солдат из его роты даже приезжали к нему в гости пару лет назад.

– Здравствуйте, Ваня, – раздался в трубке хрипловатый голос.

Где-то Иван его уже слышал. Но кто это?

– Вас побеспокоил Сергей Александрович Святенко. Помните горный аул на границе с Пакистаном? Дерзкого мальчишку Мехрана? Военнопленных десантников?

Да это же священник! Сколько раз Иван вспоминал этого загадочного батюшку и в Афганистане, и уже на гражданке. Однажды, еще в Афгане, встретив подполковника Репнина, он не удержался и напрямую спросил у него, что слышно об их общем знакомом.

– Священник? Сергей Александрович? – удивленно посмотрев на Черепанова, переспросил контрразведчик. – Первый раз о таком слышу. И тебе, капитан, советую всякой ерундой голову не забивать.

Этим ответом особист еще больше заставил Ивана задуматься о судьбе таинственного священника. Сколько же ему сейчас? Лет семьдесят, не меньше. Он и в те далекие восьмидесятые выглядел стариком, а сейчас, наверное, и подавно.

– Вспомнили? – вопрос Святенко заставил Черепанова отвлечься от воспоминаний. – У меня, Иван Сергеевич, очень мало времени. Я понимаю, что уже поздно, но мне хотелось бы встретиться с вами прямо сейчас. Вы не возражаете?

– Хорошо, приезжайте, – ни на минуту не задумываясь, ответил Иван. – Только у нас сейчас комендантский час… Может, лучше все-таки подождать до утра?

– Ничего, я буду осторожным, – ответил священник, и в трубке раздались короткие гудки.

Иван не успел сказать старому знакомому свой адрес, но он почему-то был уверен, что тот его знает. Черепанов закрыл ноутбук, убрал в шкаф разбросанные еще с вечера вещи и открыл холодильник. «Не густо, конечно, но яичницу с колбасой приготовить можно», – с сомнением глядя на початую бутылку водки, подумал он. Поставив на плиту чайник, Иван подошел к окну. До утра было еще далеко, но где-то к востоку над крышами многоэтажек, словно лучи рассвета, полыхало зарево. Бой шел далеко в стороне, может быть, за десятки километров от города, но глухие звуки разрывов были хорошо слышны даже в центре. Во многих окнах горел свет. Большинство горожан уже привыкли к тому, что артиллерия начинает «работать» на рассвете. Поэтому днем все старались выспаться, а по ночам – это уже как Бог даст. Особенно доставалось жителям домов, которые располагались на окраинах города и в районе аэропорта. Бывало и такое, что канонада от разрывов снарядов и мин там не умолкала ни днем, ни ночью. И так неделями. Несмотря на то, что ни газа, ни воды, ни электричества в этих районах давно уже не было, многие люди не покинули свои дома и продолжали в них жить. Кто в подвалах, кто в ванных комнатах, а кто и просто в коридорах или на лестничных площадках, устраиваясь на ночь под бетонные стены несущих конструкций. Откуда-то пошел слух, что под ними во время обстрела находиться безопасней, чем в комнатах. Иван скептически относился к этим советам «бывалых», будучи убежденным в том, что все зависит от калибра боеприпаса и опыта наводчика. Но сумку с документами и вещами первой необходимости держал всегда под рукой. Самое удивительное наступало утром. Пережив ночной кошмар, невыспавшиеся жители городских окраин как ни в чем ни бывало спешили на работу, ехали в центр за продуктами, собирались у своих подъездов и до хрипоты спорили о том, из чего их обстреляли этой ночью – из «градов», танков или самоходных орудий? Потом они не спеша обходили микрорайон, считая воронки и попадания в стены и крыши домов. Называли имена тех, кому этой ночью не повезло… И так до вечера. С наступлением темноты улицы пустели, в окнах, как по команде, гасли тусклые огоньки свечек и фонариков.

В ночной тишине стук в дверь раздался неожиданно громко. «Не звонит, чтобы не беспокоить соседей», – подумал о предусмотрительности ночного гостя Иван. С мальчишеским любопытством он открыл дверь. На пороге в рясе и с медным крестом («неужели те же?» – мелькнула у Ивана мысль) стоял священник. Не было только домашней кофты с прорехами, зашитыми белыми нитками. Левый пустой рукав рясы все так же был заткнут за пояс. Сергей Александрович был седым уже тогда, в далекие восьмидесятые, а сейчас его волосы и борода стали абсолютно белыми. Но глаза у гостя были все такими же молодыми, а рукопожатие – отнюдь не старческим.

– Ну, здравствуйте, товарищ старший лейтенант, – с таким же любопытством разглядывая Черепанова, произнес Святенко.

– Здравствуйте, Сергей Александрович. Вот это сюрприз! – с нескрываемым удивлением произнес Иван. – Вы с дороги? Проходите сразу на кухню. Я вас, судя по времени, уже завтраком буду угощать.

– Нет, спасибо. Мы ужинали у отца Иннокентия, – мягко отказался от предложения хозяина Святенко.

– Мы? – с нескрываемым удивлением переспросил Черепанов.

– Вы меня простите, Ваня. Я не успел вас предупредить по телефону. Да, я не один, – с этими словами священник повернулся и тихонько кого-то позвал. – Малой!

От стены лестничной площадки отделилась какая-то тень, и через несколько секунд на пороге квартиры Черепанова стоял еще один гость. «А батюшка как был хитрованом, так им и остался», – подумал Иван, рассматривая спутника священника. Перед ним стоял парень лет двадцати-двадцати пяти, с русыми короткими волосами, худощавым лицом и тонкими губами. Потертые джинсы и выцветшая футболка с портретом Микки Мауса завершали его портрет. Мимо такого на улице пройдешь и не обратишь внимания.

– Не малой, Сергей Александрович, а Маллой, – протягивая Черепанову руку, произнес парнишка. – Неужели трудно запомнить? Две буквы, а смысл меняется в корне. Учишь вас, учишь…

За этой перепалкой на филологические темы гости вместе с хозяином прошли в квартиру.

– Завтракать, Иван Сергеевич, мы не будем, а вот от чашки чая не откажемся, – произнес священник, проходя на кухню. – Ты как насчет чая, малой?

Парень в ответ только махнул рукой и скрылся за дверью ванной.

– А может, что покрепче? – вспомнив о начатой бутылке водки в дверце холодильника, спросил Иван. – За встречу, так сказать.

– Нет, Ваня, разговор у нас с вами будет серьезный. В другой раз с удовольствием, – ответил ему Святенко и устало опустился на один из стульев, стоявших у кухонного стола. Окинув взглядом кухню, он спросил:

– Судя по всему, Иван Сергеевич, вы живете один? Что так?

Ивану тысячу раз приходилось отвечать на этот вопрос, поэтому и сейчас, не задумываясь, он ответил дежурной фразой:

– Да не сложилось как-то. Наверное, встреча с той единственной и неповторимой еще впереди.

Рассказывать об Ольге, с которой его связывают близкие отношения уже более десяти лет, ему почему-то не хотелось. Да и что говорить, если он и сам до конца не понимает эту женщину. Она могла жить у него неделями, помнится, был случай – и месяцами. Но потом, словно подчиняясь какому-то зову природы, она собирала свои вещи и тихонько перебиралась в свою квартиру. Первое время такое поведение Ольги выводило его из себя. Он не отвечал на ее звонки и в очередной раз давал себе слово, что и сам не будет звонить. Но проходило время, и опять какая-то необъяснимая сила тянула их друг к другу.

– Я совершенно случайно узнал, что вы, Ваня, живете в этом городе, – не дождавшись от Черепанова продолжения «семейной» истории, сказал Святенко. – И что вы здесь личность довольно известная. Мы с вами долгое время не виделись, но я доверяю отцу Иннокентию. А он вас считает порядочным человеком. Сегодня, знаете ли, это большая редкость. У меня к вам будет просьба…

В это время в кухню вошел спутник священника, и тот изменил тему разговора:

– Вот, Иван Сергеевич, познакомьтесь с моим помощником. Это – Никита. Но мы все зовем его «Малой». Или, когда он очень настаивает, Маллой. Хотя лично я принципиальной разницы не вижу.

Парень кивнул Ивану и присел на свободный стул.

– Это мои глаза, уши и, можно сказать, левая рука, – при этих словах священник дернул пустым рукавом рясы. – А меня, кстати, сегодня очень многие знают как Свята. Поэтому не удивляйтесь, если услышите такое обращение.

– Я уже удивлен, – разливая чай в чашки, произнес Черепанов. – Это что за тайное общество, где вместо имен клички? Неужели, Сергей Александрович, вы стали авторитетом в преступном мире?

Священник не успел ответить – утреннюю тишину разорвал вой реактивных снарядов. Похоже, что реактивная установка «Град» отработала где-то совсем рядом. Иван подошел к окну и, проследив за ярким пламенем, которые оставляли позади себя выпущенные в небо ракеты, сказал:

– С территории таксопарка бьют. Похоже, в сторону Лисичанска. Могут и «ответку» запустить[18]18
  Ответка (сленг) – сокращенное название ответного огня артиллерии, который осуществляется, как правило, в ответ на действия артиллерии противника.


[Закрыть].

Словно услышав его слова, в коридоре многоэтажки раздался топот ног и крики жильцов. Голос женщины, которая звала какого-то Мишу, гулко разносился между лестничными пролетами:

– Миша, родной, ну где же ты? Брось ты эту сумку, будь она неладна. Сейчас «ответка» прилетит!

Никому раньше не известное короткое слово «ответка» заставляло жильцов двигаться еще быстрее. Через несколько минут шум в коридоре затих, и только плач ребенка, доносившийся теперь уже с улицы, говорил о том, что коротать оставшиеся утренние часы соседи Ивана будут в подвале.

– Так какая у вас ко мне будет просьба? – вернувшись за стол, спросил у своего гостя Черепанов.

– Вы помните наш последний разговор в Афганистане? – Святенко вопросительно посмотрел на Черепанова. – Вы тогда спросили о судьбе наших ребят, попавших в плен к моджахедам. А я пообещал вам, что обязательно займусь этим вопросом. Я выполнил свое обещание, Иван Сергеевич. Имам Абдула Сатар убедил подконтрольных ему полевых командиров больше не убивать советских солдат. Я не знаю точную цифру, но хочется верить, что многих мальчишек тогда удалось спасти.

Старик замолчал, думая о чем-то своем. Веки его были прикрыты, и со стороны казалось, что он задремал. Черепанов посмотрел на Никиту, но тот, пожав плечами, потянулся за гитарой, которая пылилась здесь после одной из последних посиделок с Заборским. Взяв в руки инструмент, он стал тихонько перебирать струны, а потом негромко запел:

 
Гривы коней заплетал в косы ветер,
Мы вдаль неслись, выжигая поля.
Голод страшней, чем жестокая битва,
Враг изводил сам себя.
Нет городов, нет богатства земного,
Есть только степь и могилы отцов,
Кто тронет их – будет рад быстрой смерти,
В нас кровь и сила богов.
Кости веков перемолоты солнцем,
Каплей ушла мощь империй в песок.
Новая кровь свежей требует крови,
Мир измениться не смог.
Крепким щитом мы стоим, как и прежде,
Запад бьет в грудь, в спину ранит Восток.
Лишь имена время нам изменило,
Мы – тот же дикий поток[19]19
  Отрывок из песни «Через все времена», группа «Ария».


[Закрыть].
 

Иван не раз слышал эту песню в исполнении популярной рок-группы, но Маллой исполнял ее как-то по-особому – без надрыва в голосе, спокойно и, главное, тихо. Черепанову показалось, что от этого слова песни прозвучали даже убедительней, чем у солиста группы. Словно очнувшись, Святенко задумчиво посмотрел на Никиту и продолжил:

– Я в страшном сне не мог себе представить, что здесь на Донбассе может быть такое. Бои становятся все жестче. Локальные стычки между отдельными группами вооруженных людей переросли в полномасштабные войсковые операции с применением военной авиации и артиллерии. Никакая это не антитеррористическая операция, Ваня. Это война. Только вот пленных в этой войне опять нет. Убитые есть, пропавшие без вести есть, а вот пленных нет.

Черепанов внимательно слушал старика, соглашаясь с каждым его словом. В последнее время он и сам много думал над этим. При этом его не покидало ощущение, будто он находится между небом и землей. Прекрасно понимая, что рано или поздно ему нужно будет сделать выбор и занять место по одну или другую сторону блокпоста, он всячески оттягивал этот момент.

– Объяснение этому очень простое, – продолжал между тем говорить священник, – война официально не объявлена. А значит, и военнопленных не может быть по определению. Есть заложники, на которых не распространяется ни один международный документ и прежде всего действие Конвенции об обращении с военнопленными. Сейчас их можно пытать, за них можно требовать выкуп, их можно убить без суда и следствия. Конца и края этой антитеррористической операции лично я что-то не вижу. И никакой Гаагский суд эти злодеяния рассматривать не будет, потому что для международной Фемиды они выглядят как обычные уголовные преступления. Бои становятся все кровопролитнее. В этой мясорубке ежедневно исчезают десятки, если не сотни людей. И заметьте, Ваня, не только военных, но и гражданских, которые к этой войне никакого отношения не имеют.

Было заметно, что всегда спокойный священник взволнован. Сделав глоток уже остывшего чая и немного успокоившись, Святенко продолжил:

– Я и несколько моих друзей приехали в Украину недавно. Приехали не для того, чтобы воевать. Оружия у нас нет, и здесь мы никогда его в руки не возьмем. Мы приехали, чтобы помочь ребятам, попавшим в плен. Для нас нет разницы, на чьей стороне воевал солдат. Никакая организация за нами не стоит, и денег за эту работу мы ни у кого не просим. Не люблю я этого слова, но таких, как мы, называют волонтерами. А попросить вас, товарищ старший лейтенант, я хотел вот о чем…

Из рассказа Святенко Иван понял, что в Луганск тот приехал на встречу с одним из командиров ополченцев, неким Полковником. В одном из последних боев в районе села Закотное бойцы его подразделения взяли в плен восемь военнослужащих Украины. Вначале Полковник обещал Святу отдать только троих украинских солдат, которые в том бою были ранены. Но вчера неожиданно для него изменил свое решение и предложил священнику забрать всех восьмерых солдат. Только при одном условии…

– В бою под Закотным, – продолжил свой рассказ священник, – был подбит танк ополченцев, которым командовал друг Полковника. Весь экипаж, кроме него, погиб. Медики сделали все, что могли, но там были такие ранения, что жить мужику осталось считанные часы. Сам раненый танкист родом из Опошни, есть такой городок недалеко от Полтавы. Он знает, что умирает, но хочет умереть дома. Вот Полковник и выдвинул свое условие – он нам отдаст восьмерых солдат, а мы должны доставить друга на его родину. Живым. Что будет потом, Полковник знает, но он хочет выполнить последнюю просьбу друга, который хочет умереть в родной хате. Вот такой, Иван Сергеевич, расклад получается.

Святенко устало откинулся на спинку стула и потер воспаленные, наверное, от недосыпания глаза:

– У нас нет времени на согласование всех формальностей с украинскими военными, пограничниками или эсбэушниками. Они пока разберутся, что к чему – будет уже поздно. Поэтому я и решил обратиться, Ваня, к вам. Вы местный, наверняка знаете обстановку здесь лучше нас. Поможете? Мой опыт подсказывает мне, что обычным путем эту проблему не решить…

Черепанов в задумчивости вертел в руках пустую чашку. Прошла минута, другая. По-видимому, его молчание Святенко истолковал по-своему. Пристально глянув на Ивана, он сказал:

– Иван Сергеевич, если вы не хотите в этом участвовать, скажите. Я пойму – времена сейчас сложные. Мы с вами не виделись много лет, и вы мне ничем не обязаны. Не молчите. Время идет, нужно принимать решение.

«Нужно принимать решение… Нужно принимать решение…» Последние слова священника для Ивана продолжали звучать в наступившей тишине, как многоголосое эхо. Да, старик прав, хватит смотреть на всех волком, пора заняться делом.

– Я с вами, Сергей Александрович. И, кажется, я знаю, что в этой ситуации нужно делать. Поехали.

– Нет, Ваня. Поверьте, у меня здесь еще есть дела. Дальше вы с Маллоем, – Святенко бросил взгляд в сторону парня. – Он хоть и ершистый, но в нашем деле пригодится. Да и опыт в таких делах у него уже кое-какой имеется.

Они вышли из дома вместе. Стрелки на часах показывали начало седьмого утра. Пожав своим спутникам руки, Святенко направился в сторону грязной «Нивы», стоявшей в глубине двора. Сев в машину, он одной рукой ловко вывернул руль и, перескочив через небольшой бордюр, направил машину в сторону выезда из города. Никита вопросительно посмотрел на Черепанова:

– Командуйте, товарищ старший лейтенант.

– Капитан, если быть совсем уж точным, – обронил Иван.

– Яволь, мой капитан, – усмехнувшись, согласился парень.

Уже через пару минут они на машине Черепанова ехали на противоположную сторону Луганска, где жил один из его многочисленных родственников – дядька Степан. Как-то в самом начале своей журналистской карьеры задумал Иван сделать репортаж о контрабанде, которая волной захлестнула местные шахтерские поселки в середине девяностых. Это раньше был Советский Союз, а теперь за ближайшим шахтным терриконом начиналась территория другого государства. Вот и протоптали бывшие шахтеры одним только им известные тропинки через балки и овраги луганских степей в Россию. Несли все – начиная от туалетной бумаги и заканчивая бытовой техникой. Но особенной популярностью пользовались сигареты и алкоголь. Вот и задумал тогда еще молодой журналист Иван Черепанов осветить, как ему казалось, злободневную для области проблему. А через несколько дней на пороге его офиса появился дядька Степан, который посоветовал ему лучше сделать репортаж про интеграцию. На вопрос растерявшегося Ивана, о какой интеграции идет речь, дядька Степан с укором посмотрел на него, смачно выругался и со словами «Учишь вас, учишь» хлопнул дверью. Иван тогда ничего не понял, и репортаж о незаконном промысле местных безработных все-таки сделал. Правда, он остался никем не замеченный и не вызвал того резонанса, на который рассчитывал молодой журналист. И только совсем недавно Иван узнал, что его родственник, всю жизнь проработавший на поселковой шахте слесарем, пользуется определенным авторитетом у местных контрабандистов. Оказывается, дядька Степан еще в годы горбачевской перестройки быстро сообразил, что некоторые товары в соседней России стоят дешевле, чем в Украине. Проведя в уме нехитрые расчеты, он понял, что в выходные дни лучше на велосипеде съездить в соседний район Российской Федерации, чем с мужиками во дворе забивать «козла». Ну, а когда Украина стала «незалежной», дядька Степан сменил велосипед на автомобиль и сделал частые поездки к соседям семейным бизнесом. Иван не сомневался, что именно дядька Степан поможет ему обойти формальности с пограничниками.

Несмотря на раннее время, семья родственников Черепанова трудилась вовсю: женщины насыпали в белые мешки песок, двоюродные братья подносили их к дому, а дядька Степан закладывал ими окна. Наверное, таким способом они пытались защитить свой дом от осколков, которые прилетают сюда во время обстрелов. Такую меру предосторожности Иван видел впервые. Лично он глубоко сомневался, что эти мешки спасут от прямого попадания снаряда даже среднего калибра, но людей можно было понять – так им было спокойней.

Заметив выходящего из машины Ивана, дядька Степан что-то сказал сыновьям, а сам пошел навстречу гостям. Этот невысокого росточка, с остатками седых волос на голове и с хорошо обозримым животиком пожилой мужик никак не напоминал одного из заправил нелегального бизнеса Луганска. В рубашке нараспашку, ярких шортах с обезьянами на пальмах и в китайских черных тапочках из полистирола он напомнил Ивану работягу, который впервые вырвался на курорт в так желаемый Мариуполь или Бердянск.

– Шо, Ваня, и ты решил перебраться из своего скворечника в безопасное место? Правильно, места в подвале на всех Черепановых хватит.

С этими словами дядька пожал племяннику руку и кивнул незнакомому для него Маллою.

– Спасибо, конечно, за приглашение, но в подвал я пока прятаться не собираюсь, – ответил ему Иван, обдумывая, как покороче рассказать своему родственнику историю о раненом танкисте. – Мне, дядька Степан, твой совет нужен.

Доверяя своему дядьке, Иван не стал ходить вокруг да около и рассказал ему все, как есть, до мелочей. Тот слушал его, не перебивая, а потом достал сигареты, закурил и стать рассуждать вслух:

– Предположим, что мы такие смелые и прямо среди дня попрем через границу – это часа четыре. Потом крюк до Белгорода – это еще часов пять. Там нам опять нужно будет мимо погранков вернуться в Украину. Если все сложится, то в вашей Опошне, хлопцы, мы будем в лучшем случае к завтрашнему утру. И то…

– Нам такая арифметика, дядя, не подходит, – перебил его Маллой. – В Опошне мы должны быть сегодня. Пусть ночью – но сегодня.

– Ты откуда такой прыткий взялся? – посмотрев на парня, спросил дядька Степан, но тут же продолжил. – Тогда надо двигать прямиком через все блокпосты наших тернопольских освободителей. А они, если увидят вашего танкиста, то всех нас точно к вечеру доставят… только не в Опошню, а прямиком в столицу нашей любимой Родины город Киев.

С этими словами дядька Степан встал и шагнул на ухоженную грядку. Наклонившись, он долго копался в густой листве, что-то там выискивая. Сорвав огурец и надкусив его, он крикнул жене, которая продолжала возиться с мешками:

– Катерина, огурцы подошли. Если к вечеру не соберешь, то можешь сразу уткам отдать.

Черепанову на миг показалось, что их разговор закончен, но в это время дядька Степан сказал:

– Ладно, нечего рассиживаться. Есть у меня одна мыслишка. Ждите, пойду, пропуск возьму.

Из дома он вышел через пару минут. Все в той же рубашке, шортах и тапочках. В руках он держал средних размеров сумку, в которой позвякивало что-то стеклянное. Проходя мимо своих домочадцев, коротко бросил в их сторону:

– Я скоро…

Полковником оказался учитель военной подготовки одной из школ Луганска. Выслушав Маллоя, недоверчиво окинув взглядом Ивана и особенно дядьку Степана, он что-то сказал своим бойцам. Минут через пять во двор овощной базы, где располагался отряд Полковника, въехал старый микроавтобус темно-зеленого цвета с красными крестами на дверцах. Из него вышел небритый мужик в грязном и с застиранными бурыми пятнами крови, халате.

– Здесь шприцы и обезболивающие. Колите ему каждые два-три часа. И воды старайтесь давать поменьше… Там ранение в живот. А это вам для дезинфекции, – сказал он Маллою, протягивая ему ключи от машины и небольшой полиэтиленовый пакет.

– Какой дезинфекции? – машинально переспросил Иван.

– Вашей, – буркнул ему санитар и открыл дверцу машины.

Иван понял, что имел в виду под дезинфекцией санитар – ему в нос ударил едкий запах лекарств и горелого мяса. Внутри скорой, на обычных стареньких носилках лежал раненый. Ног у него не было, вместо рук в разные стороны торчали еще не зажившие культи, туловище и голова были обмотаны бинтами непонятного цвета.

– Как ты, Николай Иванович? – спросил у раненого Полковник, заглядывая внутрь «скорой». И, не дождавшись ответа, тихо сказал. – Прощай, Коля.

К удивлению Ивана руководство их дальнейшими действиями взял на себя дядька Степан.

– Постой, Полковник, – остановил он уже отходящего от машины командира ополченцев. – Выдели нам толкового бойца. Пусть он проводит нас до крайнего блокпоста на нашей стороне. Так быстрее будет. И еще… В Опошне у твоего друга есть родня? Адрес и телефон давай.

После этого он оценивающим взглядом посмотрел на Ивана и Маллоя и, как будто командовал ими всю свою жизнь, сказал:

– Ты, малой, садись за руль «скорой» – водилой будешь. Я за санитара сойду, ну, а ты, Ванька, будешь у нас доктором.

С этими словами дядька Степан натянул на себя халат, который только наполовину скрыл от посторонних глаз его яркие то ли трусы, то ли шорты с обезьянами на пальмах.

– Я ничего против этого не имею, – Никита с вызовом посмотрел на своего нового «командира». – Только, дядя Степа, я вас очень прошу – не малой, а Маллой… Неужели вы здесь голливудских фильмов не смотрите?

Дядька Степан с недоумением посмотрел на парня:

– Смотрим, конечно, а то как же. Так шо ты, малой, зря обижаешься…

Иван отогнал свою машину в самый дальний угол базы и отнес ключи Полковнику, который пообещал, что до их возвращения с нею ничего не случится. Вернувшись к своим друзьям, он увидел, как его дядька внимательно осматривает кабину скорой помощи. Он выбросил из нее топографическую карту области и три патрона от автомата Калашникова, кольцо от ручной гранаты, с ветрового стекла снял наклейку с флагом народной республики. На ее место дядька Степан прикрепил лист бумаги с надписью большими буквами «Груз 200». Отойдя от машины на несколько шагов, он окинул ее взглядом и, повернувшись к своим новым спутникам, сказал, как скомандовал:

– Ну что, орелики, поскакали?

Иван и дядька Степан устроились на жестких сидениях, которые стояли вдоль одной из стенок «скорой». Его колени упирались в носилки с раненым танкистом, а спина чувствовала каждую гайку на проржавевшей стенке фургона. Но все это было мелочью по сравнению с тем запахом, который окутал их сразу же, как только они тронулись в путь. Закрыв полой халата нос, дядька Степан свободной рукой достал из полиэтиленового пакета, который им оставил водитель скорой помощи, бутылку спирта. Задумчиво посмотрев на нее, словно рассуждая, как поступить с «дезинфекцией», он сделал пару глотков прямо из бутылки. Несколько секунд после этого он сидел с закрытыми глазами и не дышал. А затем сделал полный вдох, с шумом втянув в себя воздух.

– А ты знаешь, помогает, – с удивлением сказал он, поворачиваясь в сторону Черепанова и протягивая ему бутылку.

Иван, машинально взяв спирт, с недоверием смотрел на своего родственника. Поймав его взгляд, дядька Степан отбросил от лица полу халата и демонстративно закурил. Сделав большой глоток, Черепанов закашлялся, а когда продышался, с удивлением отметил, что дышать стало намного легче. «Дезинфекция» вернула его к жизни, и он стал с интересом прислушиваться к разговору Маллоя и бойца из ополчения.

– Я эту школу закончил семь лет назад, – видимо, отвечая на вопрос Маллоя, продолжил свой рассказ боец. – Полковник преподавал у нас военную подготовку, а Николай Иванович был учителем по трудовому воспитанию. Короче, трудовиком…

С этими словами парень оглянулся назад, словно проверяя – здесь ли его трудовик. Пауза затянулась. Дядька Степан протянул ему сигарету:

– Закури, земляк, полегчает.

Сделав несколько глубоких затяжек, ополченец продолжил свой рассказ:

– Николай Иванович родом сам с Полтавщины. У них в семье все были гончарами. В Луганск он приехал уже давно – в педагогический институт на повышение квалификации. Ну и, значит, познакомился здесь со своей будущей женой. А тетя Валя наша, из местных. Короче, остался Николай Иванович в Луганске. Стал нас, балбесов, учить глину месить и глэчики из нее делать. Дом построил, двоих детей вырастил. А когда все это началось – собрал вещички и с семьей уехал к родителям в Опошню. Ну а что, правильно, он же родом оттуда… Только через пару недель дядя Коля вернулся. Сказал, что его дом и земля его детей здесь. Был у нас взводным. А когда мы танк захватили, стал танкистом.

– А это как – танк захватили? – спросил Маллой. – Что, окружили его с автоматами и ружьями и типа «выходи танк, сдавайся»? Так, что ли?

– Нет, конечно, – не уловив иронии, ответил ему боец. – Этот гад нам дня три покоя не давал. Мы только голову из-за укрытия высунем, а он как шандарахнет. И как в детской считалке – кто не заховался, я не виноват. Короче, надоела Полковнику такая жизнь, пошли мы в атаку. Выбили укров с высотки, смотрим – а танк ихний в укрытии стоит. Целехонький. Оказывается, они двигатель не смогли завести, а взорвать не успели. У них такое бывает…

За окном замелькали дома частного сектора с приусадебными участками. Увидев вдалеке шлагбаум блокпоста, дядька Степан попросил Маллоя остановиться.

– Не будем светиться возле шлагбаума. – Пояснил он свои действия Ивану. – Вдруг кто с той стороны в бинокль наблюдает. Не нужно, чтобы они видели нашу таратайку. Вы тут займитесь раненым, а я с бойцом прогуляюсь.

Сняв белый халат и сунув его Черепанову, он неспешным шагом направился в сторону блокпоста за ополченцем. Воспользовавшись остановкой, Иван решил сделать обезболивающий укол раненому танкисту. Тот по-прежнему не издавал ни звука, и только подрагивающие веки говорили о том, что он еще жив. Поправив под головой раненого сбившееся одеяло, он присел рядом с Маллоем:

– Как думаешь, успеем?

– Теперь все от нашего дяди Степы зависит, – спокойно ответил Никита, при этом с нетерпением поглядывая в сторону блокпоста.

Дядька Степан вернулся один. Усевшись в машину, он достал мобильный телефон и долго разговаривал с каким-то Тимофеем. Закончив разговор, он дал команду Маллою свернуть с дороги и двигаться по грунтовке, которая уходила в сторону ближайшей балки.

– План меняется, орелики. Будем прорываться напрямую, – махнув в сторону ближайшего лесочка, сказал дядька Степан.

– Вы меня пугаете, дядя, – меланхолично заметил Маллой. – Осмелюсь заметить, что у нас не тачанка с пулеметом, и за спиной не сотня лихих мужичков, а тяжелораненый человек.