Текст книги "Донецкие повести (сборник)"

«Отче наш, що єси на небесах, нехай святиться Імя Твоє, нехай прийде Царство Твоє, нехай буде воля Твоя, як на небі…»

– Не разговаривать! – тут же раздался окрик идущего позади него охранника. Оглянувшись, отец Любомир улыбнулся совсем еще молоденькому пареньку, который с важным видом шагал рядом с колонной пленных, то и дело поправляя съезжающий с плеча ремень автомата. В самом конце колонны он увидел несколько поливочно-уборочных машин, которые на небольшой скорости замыкали строй пленных солдат, вымывая после них асфальт тугими струями воды.

Где-то впереди, наверное, проходил митинг. Обрывки фраз одного из выступающих донеслись и сюда:

– Они хотели захватить Донецк и пройти по улицам нашего города парадом победителей… мы не сдались… история повторяется… сегодня, как и много лет назад… наши отцы и деды… мы им такой парад устроили.

Колонна вышла на площадь. Внимание отца Любомира привлек памятник. Такого огромного памятника Ленину ему в своей жизни видеть не приходилось. Он с любопытством смотрел снизу вверх на «вождя всех крестьян и рабочих» и уже представлял себе, как будет рассказывать об этом своим старшим детям. Он помнил, с каким интересом они слушали его рассказ о терриконах и не могли поверить в то, что эти горы были насыпаны людьми почти вручную.

– Что ты в небо смотришь? Защиты у Бога просишь? Ты сюда посмотри! – казалось, что выкрикнувшая эти слова женщина ни к кому конкретно не обращалась, но отец Любомир замедлил шаг. В руках у женщины была фотография двух детей – девочки и мальчика. Их маленькие окровавленные тела лежали среди разбросанных игрушек во дворе разрушенного дома.

– Будьте вы прокляты! Убийцы!

Несколько разъяренных женщин прорвались к пленным и стали избивать их руками и бутылками с водой. Идущие по бокам колонны охранники попытались оттеснить женщин в сторону, но делали это без особого усердия, явно давая понять, на чьей они стороне. Женщина, которая держала фотографию погибших детей, вцепилась отцу Любомиру в лицо:

– Убийцы! Нелюди! Я вам глотки зубами буду грызть! – женщине казалось, что она кричит. На самом деле ее шепот слышал только отец Любомир. – Вы мне за все ответите, и никакой, слышишь, никакой Бог меня не остановит.

Наконец, конвоиры оттеснили женщин от пленных, и колонна продолжила свое движение.

Приехав в Донецк, «команда» Свята разделилась. Маллой остался «обживать» снятую ими квартиру, а священник с Черепановым сразу же направились на встречу с уполномоченной по правам человека в ДНР Оксаной Ледневой. Занимаясь освобождением пленных, Святенко старался по возможности действовать законными способами. Вот и сейчас – если есть человек, который на этой стороне занимается этими вопросами, почему бы не воспользоваться его помощью? О встрече с омбудсменом[32]32
  Омбудсмен (от швед. ombudsmen – представитель) – должностное лицо, на которое возлагаются функции контроля соблюдения справедливости и интересов определенных гражданских групп в деятельности органов исполнительной власти и должностных лиц.


[Закрыть] самопровозглашенной республики он договорился заранее и, подъезжая к зданию правительства, набрал его номер.

– Здравствуйте, Оксана Васильевна. Святенко беспокоит. У меня к вам просьба…

Зная, как работает служба безопасности ДНР и сколько времени может уйти на оформление пропуска в административное здание правительства, он попросил омбудсмена встретиться, так сказать, на нейтральной территории. Оставив свою «Ниву» на стоянке, они прошли к фонтану, который был расположен у самого начала бульвара Пушкина. Несмотря на то, что линия фронта проходила в 5-7 километрах отсюда, на бульваре было оживленно. Молодые мамы неспешно прогуливались с колясками в тени деревьев, детвора возилась в песочницах детских площадок, пенсионеры делились друг с другом последними новостями.

– Вот, Ваня, посмотрите, – Святенко красноречиво кивнул в сторону бульвара. – Вы когда-нибудь себе представляли, что война может выглядеть таким образом?

– Да, Сергей Александрович, я тоже об этом думал, – ответил ему Черепанов, отбивая в сторону подростков прикатившийся к нему мяч. – Самое страшное, что в этой войне на каждую сотню погибших военнослужащих приходится до тысячи гражданских лиц.

– В том-то и дело, что гибнут безоружные люди, – задумчиво произнес священник. – Странно, но мне иногда кажется, что кто-то со стороны специально подливает масло в огонь.

– Что вы имеете в виду? – с интересом спросил Черепанов.

– Вы заметили, как изменилась терминология официального Киева? Сначала людей на Донбассе, взявших в руки оружие, называли «несогласными с политикой властей», потом они стали бандитами. А теперь? Не иначе как боевики и террористы. Они как будто подталкивают их – берите взрывчатку и идите в Киев или во Львов взрывать кинотеатры, рестораны, метро… Слава Богу, хоть у этих еще мозги работают…

Святенко тяжело вздохнул и оглянулся вокруг в поисках свободной скамейки. Не ожидавший такой откровенности от Свята Иван даже не нашелся, что ему и ответить. Но потом все-таки решил воспользоваться моментом. Присев рядом, спросил:

– Сергей Александрович, давно хотел у вас спросить… Вот вы священник, молитвы читаете, службу в храме ведете. А где ваша церковь или приход? Не знаю, как это правильно называется.

Священник улыбнулся и, прищурив глаза, весело посмотрел на Ивана:

– Я, Иван Сергеевич, странствующий монах Ордена тринитариев. Слышали когда-нибудь о таком?

Увидев растерянное лицо Черепанова, с той же хитринкой в глазах продолжил:

– Был такой нищенствующий Орден монахов в Испании. Его создали в 1198 году для выкупа христиан из мусульманского плена. Его братья не имели права чем-либо владеть, поэтому, чтобы заплатить выкуп, собирали милостыню. Или сами шли в рабство, в обмен на пленного. Их девизом были слова «Троице слава, а пленным – свобода». За 400 лет своего существования Орден выкупил из плена более тридцати тысяч невольников. Кстати, одним из них был известный всем Сервантес. Если бы в 1580 году монахи не выкупили его из алжирского плена – мы бы никогда не узнали о приключениях странствующего рыцаря Дон Кихота.

Иван так и не понял – правду говорит Святенко или шутит. Но спросить у священника он ничего больше не успел, к ним подошла высокая стройная женщина лет тридцати, и Святенко поднялся ей на встречу.

– Иван Сергеевич, знакомьтесь… Это и есть знаменитая Оксана Васильевна Леднева, сестра милосердия и ангел-спаситель для многих страждущих в этой войне.

– Вот так, Сергей Александрович, и начинается канонизация и причисление к лику святых. Бросьте вы свою религиозную пропаганду.

Оксана поздоровалась со священником и протянула руку Черепанову. В строгой белой блузке и узкой, туго обтягивающей бедра юбке омбудсмен ополченцев абсолютно не был похож на ту женщину, которую Иван видел на экране телевизора.

Первые официальные обмены пленными начались зимой, и проходили они, как правило, в голой степи между крайними блокпостами ВСУ и ополченцев. Судя по всему, сам процесс обмена занимал не один час. И если все мужчины, принимавшие в нем участие, были одеты в теплый зимний камуфляж, то худенькая девушка, руководившая ими – в тоненькую, не вызывающую доверия при таких морозах курточку и белую вязаную шапочку. Ее тоненькая фигурка часто попадала в кадр операторов, снимающих сюжеты для новостных каналов, и многими воспринималась как инородное тело среди злых мужиков в камуфляже. Прошло совсем немного времени, и редко какой обмен стал обходиться без Ледневой.

Омбудсмен пришла не одна. Иван заметил, что на соседней с ними лавочке расположились два молодых парня в военной форме, которые то и дело поглядывали в их сторону.

– Сергей Александрович, я навела справки, – женщина достала из сумочки сигареты и закурила. – Да, действительно, есть такой – Мельник Любомир Петрович, 1967 года рождения, уроженец села Шумляны Ивано-Франковской области, приходской священник УПЦ[33]33
  Украинская Православная Церковь.


[Закрыть] Киевского патриархата. Следствие еще продолжается, но уже и так ясно, что в военных действиях батюшка участия не принимал, хотя, как и многие гражданские с той стороны, оказывал содействие армии карателей в виде волонтерской помощи.

– Я так понимаю, Оксана Васильевна, что ваше руководство не будет возражать против освобождения Мельника? – Святенко вопросительно посмотрел на омбудсмена. – Каковы будут ваши условия?

– Условия у нас все те же – или «всех на всех», или «один на одного». Ну, а чтобы обмен был уж совсем равноценный, давайте поменяем вашего батюшку на нашего.

Выбросив окурок сигареты в стоящую рядом урну, женщина достала из сумочки листок бумаги, сложенный вдвое, и протянула его Святенко.

– Вот, возьмите. Это данные на отца Феофана, иеромонаха Свято-Никольского мужского монастыря, который был похищен карателями в районе Угледара и сейчас, по нашим данным, находится в Артемовске. При желании можно за день обернуться. Выясняйте, Сергей Александрович, и если все срастется – звоните. Ну, а дальше будем действовать, как обычно.

Исходя из последних слов омбудсмена, Черепанов сделал вывод, что подобная встреча была у них не первой. Женщина встала, одернула юбку и, с улыбкой посмотрев на Ивана, попрощалась:

– Ну, что, «ослиные братья», я надеюсь, до скорой встречи?

Когда женщина и ее охрана отошли на приличное расстояние, Черепанов повернулся в сторону Святенко:

– Сергей Александрович, я не понял, за что нас только что назвали ослами?

– А я разве вам не сказал? – рассмеялся священник. – Монахи ордена тринитариев были настолько бедны, что не могли позволить себе даже ездить на лошадях. Передвигаться им разрешалось или пешком, или на ослах. Вот за это народ и стал их называть «ослиными братьями». А я смотрю, Оксана Васильевна, в отличие от некоторых, неплохо знает историю.

И снова в дорогу. Иван уже привык к такому ритму жизни. В родном Луганске, с тех пор, как он начал помогать Святенко, ему удалось побывать всего лишь пару раз. Да и то проездом. В его квартире разместилась семья, с которой дружили еще родители Ивана – уже пожилые тетя Надя и дядька Егор с выросшими детьми и внуками. Их большой дом, в котором Иван часто бывал с мамой и отцом в детстве, находился на самой окраине города и попал в самую гущу боевых действий. Узнав, о том, что большая семья Козаченковых уже больше месяца живет в подвале, Черепанов, не раздумывая, отдал ключи от своей квартиры дядьке Егору. После этого он приезжал домой пару раз, но только для того, чтобы взять кое-что из одежды. Иван, в отличие от многих волонтеров, принципиально не надевал камуфляжную форму, считая это «игрой в войнушку взрослых дядей», которым слабо взять в руки автомат. Да и небезопасно это – для любого снайпера на передовой человек в камуфляжной форме – это мишень номер один.

За окнами мелькнули домики придорожного села, рядом с которым они еще вчера коротали ночь. Кресты на металлических каркасах куполов сгоревшей церквушки сверкали на солнце яркими бликами. «Эх, не догадались вчера подсказать местным мужикам, закрыть их какой-нибудь дерюжкой. Для артиллерийского наводчика это просто подарок», – подумал Черепанов, оглядываясь на гостеприимное село. Он сидел рядом с Маллоем, который крутил баранку «Нивы» и что-то тихонько напевал. Иван прислушался.

 
«Де ми з тобою будем,
Коли закінчиться їхня війна.
Чи вистачить нам сили
Зробити так, щоб впала
Стіна, стіна, стіна.
Впала між нами стіна.
Коли ми з тобою будем,
Коли налиють і скажуть «До дна!»
Чи стане нам бажання
Зробити так, щоби впала
Стіна, стіна, стіна.
Впала між нами стіна»[34]34
  Песня группы «Океан Эльзы» «Стена» (автор и исполнитель С. Вакарчук).


[Закрыть].
 

Маллой замолчал, и какое-то время они ехали молча. Расположившийся на заднем сидении Святенко продолжал с кем-то оживленно беседовать по телефону, убеждая неизвестного собеседника позвонить в Артемовск и решить вопрос по иеромонаху Феофану как можно быстрее.

– Никита, а ты чем будешь заниматься, когда все это закончится? – спросил у парня Иван.

Тот на миг оторвал взгляд от дороги и с удивлением посмотрел на Черепанова.

– Иван Сергеевич, а вы верите, что это скоро закончится?

Черепанов на вопрос парня не ответил. Весь его жизненный опыт говорил о том, что эта так называемая антитеррористическая операция надолго. Прошло минуты две, и Никита, словно прочитав его мысли, заговорил снова:

– Если бы все зависело от нас, то война закончилась бы еще вчера. А так… Неужели не понятно? С востока идут эшелоны с оружием из России, а с запада вагоны с долларами, на которые тоже покупается оружие. А здесь мясорубка. Все они одинаковые.

Этот парень не переставал удивлять Черепанова. Еще вчера он упорно доказывал, что Майдан стоял не зря, и что если бы не Россия, то Украина уже была бы в Евросоюзе. А как он переживал, что в самые решающие дни революции не смог быть рядом со своими товарищами! И на тебе – все они одинаковые…

– Иван Сергеевич, вы же были на Майдане?

– Можно сказать, что был, – настороженно ответил Черепанов. – Я каждый день снимал там репортажи и вечером выходил с ними в эфир. А ты почему спрашиваешь?

– А вам не показалось, что с какого-то момента там все пошло не так?

– Что ты имеешь в виду?

Парень оживился. По нему было видно, что он давно искал собеседника, чтобы поговорить с ним о наболевшем.

– Ну, вот смотрите. Сначала были все мы, и было нас много. Тысячи. При этом каждый знал, что нужно делать. Потом появились люди, которые гуськом вышли на сцену и сказали – вы молодцы, но что делать дальше, мы знаем лучше вас. И они начали нами руководить. Вот я теперь все время думаю – почему именно они? Что, из десятков тысяч людей, которые в те дни стояли на Майдане, других не было?

Машину качнуло на очередном ухабе.

– За дорогой лучше следи, – раздался с заднего сидения недовольный голос Святенко. – И вообще, давайте лучше о деле. Ты, Никита, останешься в Горловке, свяжешься с Ледневой и с ее помощью будешь готовить площадку для обмена пленными. Подбери открытое место за городом, чтобы просматривалось со всех сторон и было подальше от блокпостов. Детали обсудим по телефону. Ну, а мы, Иван Сергеевич, едем в Артемовск вызволять отца Феофана.

А вот отец Феофан вызволяться не хотел. Невысокого росточка, с худенькой шейкой и жиденькой бородкой на бледном, усеяном рыжими веснушками лице он был похож на задиристого петушка, который только что получил хорошую трепку от свого старшего собрата. Синяк под левым глазом являлся убедительным тому свидетельством. Черная монашеская ряса от грязи и пыли превратилась в серую, а ворот выглядывающей из-под нее когда-то белой сорочки, наоборот, стал черным. Но Черепанова больше удивило то, что отец Феофан был босой – грязные ступни ног выглядывали из-под штанин постоянно съезжающих вниз брюк.

– Никакому обмену я не подлежу и никуда отсюда не поеду, – заявил иеромонах, как только переступил порог кабинета следователя СБУ, где его ждали Святенко и Черепанов. – Ибо не гоже менять гражданское лицо, коим я и являюсь, на воина.

– Ну вот, я же вам говорил, – развел руками офицер СБУ. – Этим своим «ибо» он здесь уже всех заколебал.

– Не злословь, ибо сказано в Святом Писании… – тут же встрепенулся монах.

– Да помолчи ты, в конце концов, – отмахнулся от него военный, как от надоедливой мухи, и повернулся к Святенко:

– Как же я вам его отдам, если следствие по нему еще продолжается?

– А в чем его обвиняют? – спросил молчавший все это время Черепанов.

– А вот пусть вам батюшка про свои подвиги сам и расскажет, – предложил следователь, устраиваясь поудобней на жестком стуле. – А я в очередной раз послушаю. Может, чего нового еще услышу.

Обитель иеромонаха Феофана – Свято-Никольский мужской монастырь, находилась в Никольском, небольшом селе, через которое проходила дорога на Волноваху. Несколько дней подряд по этой автомагистрали шла переброска военной техники, которую так ждали бойцы ВСУ под Донецком. Счет шел на минуты. Кольцо окружения, в которое попал город, должно было сомкнуться в строго назначенное время. И вот однажды очередная колонна грузовиков остановилась – на дорогу вышел молодой священник, который в одной руке держал Библию, в другой – медный крест. Иеромонах Феофан, а это был именно он, читал молитвы и призывал воинов одуматься, вернуться домой и не участвовать в кровопролитии. Сначала с ним попытались просто поговорить. Потом, взяв под руки, перенесли на обочину дороги. Один раз, второй. Но батюшка упорно возвращался на свое место и, раскинув в стороны руки, вырастал перед очередным грузовиком или бронетранспортером, как гриб после дождя. И так весь день.

В очередной раз он остановил колонну одного из добровольческих батальонов, бойцы которого с «московским попом» церемониться не стали. Избив отца Феофана до полусмерти, они раздели его, затолкали в рот его же скуфейку[35]35
  Скуфейка (уменьшительное от «скуфья») – у православного духовенства остроконечная бархатная черная или фиолетовая мягкая шапочка.


[Закрыть] и привязали к дереву в ближайшей лесопосадке. Спасибо местным ребятишкам, которые через двое суток нашли уже еле живого батюшку и позвали взрослых. Те выходили его и хотели отвезти в обитель – благо, рядом, но отец Феофан заупрямился. Как только начал вставать и самостоятельно ходить, вновь вышел на дорогу. В разорванной рясе, босой, с еще не зажившими ранами на лице он опять становился перед колонной, закрывал глаза и, раскинув в стороны руки, разбитыми губами бормотал молитвы.

«Тебе, Господи Боже мой, главу мою преклоняю, и во исповедании сердечном вопию: согреших, Господи, согреших на небо и пред Тобою, и несмь достоин просити от Тебе прощения; но Ты якоже блуднаго сына, помилуй мя…»

Лишился ума человек, да и только. Это, наверное, его и спасло. Весть о сумасшедшем батюшке быстро разнеслась по округе. Местные жители его подкармливали, солдаты, прогоняя с дороги, периодически били, но уже не так жестоко. В конце концов за ним приехали местные полицейские, затолкали в машину и отвезли в Угледар. И все бы ничего, может быть, подержали бы и выпустили, но на допросах отец Феофан сначала проклял и предал анафеме все руководство страны, назвав их источником всех бед Украины и «исчадием ада», а потом и вовсе призвал Господа освободить народ от лукавого. И хоть он не называл ни одного имени, полицейские, от греха подальше, передали иеромонаха Феофана в СБУ – пусть там разбираются с этим сумасшедшим. Вот так батюшка и стал сначала сепаратистом, а потом и вовсе – организатором государственного переворота. Одна беда – этот полусумасшедший монах не подписал ни одного протокола допросов, а без этого в суде к любому прокурору могут быть вопросы. Вот и начали гонять отца Феофана от одного следователя к другому. Из Угледара его направили в Краматорск, потом в Славянск, наконец, перевезли в районное управление СБУ в Артемовске, где он и застрял на долгие месяцы.

– Ежели пред тобой супостат какой, позарившийся на отчий дом и родную землю – рази его нещадно, не раздумывая и не сомневаясь в своей правоте. Ежели перед тобой иноверец какой, словом и делом поправший твою веру – гони его с родимой землицы, сколько есть сил и мочи, на помощь Господа нашего уповая. Ибо к праведным деяниям Он всегда нас призывает, направляет и поддерживает. Но когда пред тобой тварь Божья одной крови и одной веры с тобой, остановись, неразумный, усмири свой гнев праведный и протяни такому же неразумному длань свою, раскрой объятия свои для сестер и братьев своих, ибо все мы грешные в этом мире и на этой земле. Аминь.

Отец Феофан выдохнул это на одном дыхании, ни к кому особо не обращаясь, три раза перекрестился и начал бить поклоны. «Да, – подумал Черепанов, – я представляю, как это все выглядело на дороге. Особенно ночью. Удивительно, что после этого он еще живым остался».

– Растудыттебятудыт, – выругался следователь. – И вот так уже второй месяц. Слушать этого праведника уже нет никаких сил. Разбирайтесь с ним сами, а я пойду с начальством поговорю – как с этим божьим созданием дальше быть.

Он встал и, бросив злой взгляд на монаха, вышел. Отец Феофан поднял голову и впервые за все время посмотрел на своих собеседников. Судя по беглому взгляду, которым он удостоил Черепанова, тот его особо не заинтересовал. А вот Святенко, который, как всегда, был в своей серой рясе, внимание монаха к себе привлек гораздо больше.

– А вас, отче, я знаю, – с почтением произнес отец Феофан. – Вы Свят – однорукий священник, который помогает в этой войне сиротам, страждущим и заблудшим душам.

Увидев удивленные глаза Святенко, он продолжил:

– Не удивляйтесь. Я в этих застенках давно, а весть о добром деле всегда опережает того, кто его творит. Братья по несчастью часто вспоминают ваше имя, в помыслах своих жаждут оказаться среди вызволенных вами.

Монах поддернул сползающие без ремня штанины брюк и, подойдя к столу, тяжело опустился на стул. По всему было видно, что чувствует себя он не очень хорошо – скулы на худом лице заострились, а тело тряслось в мелком ознобе.

– Захворал я малость, – как бы оправдываясь за свою слабость, произнес он. – Но эта напасть ненадолго. Ибо все непосильное можно осилить, веруя в Господа нашего Всемогущего.

При этих словах перекрестился не только отец Феофан, но и Святенко. Черепанов уже начал привыкать к манере общения иеромонаха, а точнее, к тому, что почти в каждом предложении тот поминает Бога. Иван подошел к Феофану и, не спрашивая у того разрешения, приложил к его лбу руку. Как он и предполагал, лоб оказался горячим.

– У нашего героя температура под сорок, – сказал он, повернувшись к Святенко. – Пойду, посмотрю, что у нас в аптечке есть для такого случая.

– Иван Сергеевич, в багажнике среди вещей должны быть кроссовки Маллоя, – бросив взгляд на босые ноги иеромонаха, попросил его Святенко. – Отцу Феофану будут в самый раз. Ну, а мы тут пока поговорим, так сказать, по-братски.

Черепанов вернулся минут через пятнадцать. Стараясь не мешать разговору двух святых отцов, он поставил на стол термос, бросил к ногам Феофана старые кроссовки Маллоя, а сам принялся рыться в походной аптечке, пытаясь найти что-нибудь жаропонижающее.

– При всем уважении к вам, я не хочу, чтобы меня меняли на отца Любомира, – продолжая, по-видимому, беседу, сказал иеромонах. – И не потому, что он отступник[36]36
  Украинская православная Церковь Киевского патриархата – канонически непризнанная православная церковь в Украине. Возникла в 1992 г. в результате действий митрополита Филарета, бывшего предстоятеля УПЦ Московского Патриархата и архиереев Украинской православной церкви, поддержанных руководством страны.


[Закрыть]. Рано или поздно, но за этот грех предстанет он перед Всевышним, и воздастся ему за содеянное в полной мере. А сейчас что ж? Снимите вы оковы с него, вернется он домой, обнимет деток своих, а потом опять начнет разжигать пламя братоубийственной войны. Ибо сказано в Писании, нет ничего, что может остановить агнца, если он верует. А отец Любомир верует. Свято верует в то, что творит добро, и благословляет на это других, не ведая, что благословляет на убийство. В нем мирское взяло верх над христианским. Нет благословления для тех, кто участвует в братоубийственной войне. Я же прошу, чтобы Господь вразумил всех, кто взял в руки оружие.

Отец Феофан встал, перекрестился и опять начал бить поклоны. Покачнувшись, он чуть не упал. Подоспевший Черепанов подхватил батюшку и усадил на стул.

– Вот, отец Феофан, выпейте, – Иван протянул ему несколько таблеток и крышку термоса, наполненную теплой водой. – Вы нужны нам сильным и здоровым.

– Правильно Иван Сергеевич говорит – вы, отец Феофан, нам нужны. Хватит тут рассиживаться, нужно и о других страждущих подумать. Отдохнете недельку-другую и будете мне помогать, – Святенко говорил это как о давно решенном вопросе, но Иван почувствовал, что это решение он принял только сейчас, услышав его последнюю фразу.

Услышал его и отец Феофан. Он задумчиво посмотрел на Святенко, но возражать на этот раз не стал. Взяв из рук Ивана крышку термоса с водой, он потянулся к таблеткам, которые небольшой горкой лежали на столе. Пил он их по одной, склонив голову набок и долго присматриваясь к каждой из них. При этом он опять стал похожим на маленького петушка, выискивающего в россыпи зерен самое вкусное.

Помещение медицинского изолятора в районном управлении СБУ отличалось от других камер, в которых содержались задержанные, только старой табличкой с надписью «Медпункт». А в остальном все те же узкие нары, все тот же грязный умывальник и вонючая дырка в полу, заменяющая унитаз, и такое же зарешеченное окошко под самым потолком камеры. И только то, что этот так называемый «медпункт» был рассчитан на содержание четверых задержанных, делало эту камеру номером «люкс» для всех остальных «сидельцев», месяцами ожидающих своей участи в забитых по десять, а то и по пятнадцать человек камерах. Святенко удалось договориться со следаком, чтобы эту ночь отец Феофан провел в медизоляторе. Снабдив его термосом с горячим чаем и противовоспалительными таблетками, они попрощались с батюшкой до следующего утра.

Все оставшееся время прошло в бесконечных переговорах с руководством СБУ в Киеве, без которого местные военные и шага ступить не могли. Но их тоже можно было понять – приехали двое гражданских забирать подследственного и, главное, кого?! Посягнувшего на самое святое – честь и достоинство президента. Но Святенко знал, как работает бюрократический аппарат в этой стране, и поэтому многие вопросы, связанные с обменом двух священников, решил еще в Киеве. Все упиралось в местного следователя военной прокуратуры, который потребовал письменное распоряжение на освобождение подследственного из-под стражи.

– Нет, ну, а вы как хотели? – разведя руки в стороны, удивленно спрашивал у них подполковник. – Дело внесено в государственный реестр, занимается им не обычная, а военная прокуратура, и тут на тебе – освободить. А на каком основании, позвольте полюбопытствовать? Ибо сказано в инструкции…

На этом месте следователь осекся, как бы прислушиваясь к тому, что он только что сказал, и внимательно посмотрел на еле сдерживающих смех Святенко и Черепанова. В конце концов не выдержал и рассмеялся сам.

Письменное распоряжение об освобождении иеромонаха Феофана из-под стражи он получил по факсу часа через два, когда уже закончился рабочий день и не было даже надежды дождаться из столицы хоть какой-то ответ. Сделав несколько копий документа, подполковник аккуратно сложил их в несколько раз и спрятал во внутренний карман кителя. Перехватив удивленный взгляд Черепанова, поднял вверх указательный палец и, явно копируя отца Феофана, произнес:

– Ибо никто не знает, чем закончится завтра этот ваш обмен. Если что-то пойдет не так, кто будет стрелочником, и ежу понятно. А так мне спокойней будет.

Утро началось опять с телефонных переговоров. Черепанов разговаривал с Маллоем о месте обмена, Святенко с Холод о составе и количестве лиц сопровождения, подполковник с начальством о представителях со стороны Украины. Услышав, что таким представителем будет не он, следователь вздохнул с облегчением и заметно повеселел. Время уже близилось к обеду, а они так и толкались возле своей «Нивы» во дворе районного управления СБУ. Ждали опергруппу, которая будет сопровождать их к месту обмена и, как сказал подполковник, «…обеспечивать прикрытие и общее оперативное руководство операцией». Святенко никогда не нравилось излишнее внимание со стороны спецслужб к такому деликатному делу, как обмен военнопленными, но участие силовиков в обмене священников было одним из условий Киева.

Когда микроавтобус с оперативниками въехал во двор и из него вышел их командир – Святенко улыбнулся и сделал к нему шаг навстречу.

– Андрей! Ну, слава Богу! А я боялся, что опять пришлют какого-нибудь толстомордого помощника с неограниченными полномочиями и неуемной фантазией, – Святенко и немолодой уже майор крепко пожали друг другу руки.

Черепанов, который до этого уже принимал участие в нескольких обменах, тоже знал этого майора и нескольких бойцов из его группы. Военные выполняли свою работу четко и грамотно, но при этом всегда прислушивались к мнению членов группы Святенко. Вот и сейчас, не тратя время на разговоры, они разложили на капоте машины карту и склонились над ней, изучая местность вокруг точки обмена, которую предложил Маллой. Даже беглого взгляда на извилистые линии дорог и голубые пятна водоемов было достаточно, чтобы оценить вариант, предложенный парнем. Ни одной «зеленки», ни одного террикона и промзоны рядом – прямая дорога в чистом поле, соединяющая два шахтерских города – Горловку и Дзержинск. Правда, чтобы попасть туда, им нужно сделать небольшой крюк через Константиновку, но зато неспокойный и многолюдный Майорск остается в стороне. Позвонив Маллою и еще раз уточнив время встречи, Святенко вопросительно посмотрел на майора. Тот поднял вверх согнутую в локте руку и покрутил над головой кистью – «Взлетаем», знак, понятный любому спецназовцу. Перед тем, как занять свое место в машине, отец Феофан повернулся лицом к зданию управления СБУ и осенил его троекратным крестом. Стоящий у входа подполковник снял фуражку и тоже перекрестился.

– Ну, вот и попрощались, – ни к кому не обращаясь, сказал иеромонах. – Хороший человек, добрый. Только сам не ведает, что творит, ибо живет без духовного окормления.

На месте они были часа через полтора. Остановив машины на небольшом, но хорошо видном издалека пригорке, майор дал команду своим бойцам, и они рассредоточились вокруг, слившись с уже пожелтевшей стерней придорожного поля. Черепанов с майором не успели даже выкурить по сигарете, как со стороны Горловки показалось несколько быстро приближающихся машин. Метрах в двухстах они остановились, два человека вышли и направились в их сторону. «Мужчина и женщина. Гражданские. Ведем», – пискнуло в переговорном устройстве командира спецгруппы.

– Никак сама Оксана Васильевна пожаловала, – произнес Святенко, всматриваясь в приближающихся к ним людей. – Ну да, а рядом наш парнишка.

Он кивнул майору и пошел навстречу Маллою и Оксане Ледневой. Минут через пять они встретились посреди участка дороги, пожали друг другу руки и о чем-то оживленно заговорили. «Та сторона просит разрешения на видеосъемку», – голосом одного из бойцов пискнула рация командира спецназовцев. Черепанов не успел спросить у майора, каким образом его бойцы узнали содержание разговора между переговорщиками, его внимание отвлек Святенко. Взмахнув рукой, он резко повернулся и быстро направился в их сторону.

– Что-то пошло не так, всем готовность номер один, – тут же прореагировал на ситуацию майор.

Подошедший Святенко их успокоил:

– Оксане Васильевне вдруг захотелось снять процесс обмена на видео, а я с детства не люблю фотографироваться. Поэтому, Иван Сергеевич, нам придется поменяться ролями – я останусь здесь, а вы пойдете вместе с отцом Феофаном.

На груди майора опять пискнуло переговорное устройство: «Справа на полвторого – на проселочной дороге две машины».

– Поторопитесь, Ваня, – с тревогой попросил его Святенко.

Иван и рад был бы поторопиться, но кроссовки Маллоя оказались отцу Феофану великоваты. Почти не отрывая ног от земли и опять придерживая сползающие под рясой штанины брюк, иеромонах двигался по дороге, как на лыжах. Видно, и сам поняв всю комичность своего положения, отец Феофан наклонился и, сняв кроссовки, прижал их к груди, как самое дорогое, что есть в его жизни.