Текст книги "Законы разведки"

Глава 28

Вместо казенных харчей на обед нам снова подали деликатесы от братвы. Среди разнообразной снеди Мисютин обнаружил какой-то закупоренный флакон, встряхнул его, понюхал притертую пробку и пробурчал:

– Это еще что такое?

– Наверное, краски, – предположил я.

– А ведь точно! – как ребенок, обрадовался Барон. – Вот и кисточка рядом.

– Лучше попросил бы сразу пулемет. Скосили бы охрану и разбежались…

Сокамерник до сих пор не может разобраться, когда я шучу, а когда – говорю серьезно, поэтому с любопытством сверлит меня взглядом.

Я спокойно выдерживаю его.

– Ты и так выйдешь. Лишний срок тебе ни к чему, – бормочет Барон добродушно, видимо, убедившись в том, что я просто в очередной раз собрался пошалить.

Татуировку, «Длань Божью» с трехкупольным собором, быстро «замуровали». Ничего получилось. Конечно, цвет запястья несколько отличался от остальной мисютинской руки, тон грим-краски предполагал более смуглую кожу, но при слабой освещенности наших казематов все должно было пройти на «ура!». А если провалимся, то, скорее всего, не из-за некачественного грима.

Краска быстро затвердела. Барон попытался соскоблить ее, но у него ничего не получилось.

– Ты смотри какая гадость – не отдерешь, – возмущался при этом мой сокамерник. – Слишком рано я загримировался. Теперь хоть на прогулки не ходи – вдруг заметит какой-то бдительный «вертухай», что татуировка исчезла.

– Не заметит. Мы же в фуфайках гулять выходим. Да и «подогреты» они братвой так основательно, что в любом случае рыпнуться не посмеют…

– Наблюдательный, да? Знаешь, сколько бабок на этот грев из общака уходит?

– Догадываюсь.

– Миллионы. Гринов, естественно.

– Стоп. Грин – это зеленый. А зеленый – значит, доллар. Что, шутишь? Миллион долларов?

– Соображаешь! Посуди сам: бюджет нашей «организации», отнюдь не самой богатой на сегодняшний день, составляет сотни «лимонов». Наркотики, проституция, сопровождение контрабанды, обеспечение «крыши», оборот кафе и ресторанов, автосалоны, мебель… Мы – не самые крутые. Нынешний оборот, например, Малышевских наверняка исчисляется гораздо более внушительной суммой. Плюс «чечены», «казанцы», «дагестанцы», «улан-удинцы», мелочовка там разная… Это уже миллиарды долларов! Теперь слушай сюда. Это – оборот, считай, что деньги в производстве. Пусть они приносят десять процентов прибыли ежемесячно. Все равно получается цифра с восемью нулями. Где-то пятая часть ее уходит на грев зон, тюрем, подкуп контролеров, сыскарей, следаков, чиновников. Это десятки миллионов баксов! Львиная доля оседает в карманах городской верхушки. Вот почему, несмотря на мизерную зарплату, у нас все стремятся попасть во власть! Будь человек мэром, губернатором или народным депутатом, его зарплаты по нонешним временам вряд ли на жрачку хватит. А эти деляги все в новеньких иномарках разъезжают, по две-три квартиры имеют, дачи себе такие отстраивают, что в каждой детдом разместить можно. За какие шиши?

– Ты хочешь сказать – за деньги братвы?

– Вот именно! Общаки теперь стали общими – и для нашего брата, и для чиновника. Прости за каламбур.

– А все финансируют честные бизнесмены…

– Где ты их видел – честных? Впрочем, оставим их моральные качества в покое. То, что мы имеем сейчас от предпринимателей в виде отстежки за «крышу», – копейки, крохи. Основная прибыль поступает в общак от наших собственных финансовых операций. Вполне легальный банковский бизнес, металлы, экспорт – импорт, торговля, кабаки… Конечно же самый большой доход приносят наркотики, но не все могут ими заниматься. В этом деле зоны влияния строго распределены, каждый имеет свою квоту, и не дай бог позарится на соседский участок! Так что время конченых отморозков – ушло безвозвратно. Бандиты становятся предпринимателями! И не без успеха.

– Зачем тогда отстегивать бабки чиновникам?

– Эх, Тундра!.. За режим наибольшего благоприятствования, за налоговые льготы, за наиболее выгодные подряды, за лоббирование наших мероприятий, за «слепоту» контролирующих органов… И за многое, многое, другое. Кому выгодно существование такого положения дел? Работягам? Нет. Им дай честно отработать от звонка до звонка свою смену и получить нормальную зарплату. На которую можно прокормить семью. Бизнесменам? Ни в коем случае! Их мечта – заплатить стабильный минимальный налог, и ни от кого не зависеть: ни от нас, ни от чиновников. Братве? Ей эти беззакония тоже поперек горла. Ибо, как я уже говорил, почти все «натуральные» бандиты сейчас, сколотив капитал, превратились в предпринимателей и не очень-то стремятся ежемесячно выкидывать на ветер круглые суммы. Остаются только чиновники!

(Да, с такими мыслями только и место в тюрьме – с чиновничьей точки зрения, конечно. Ох, если успеем, доберемся до них… Хоть начнем…)

– Вот кто будет противиться всяким переменам до конца, – тем временем продолжал Барон. – Потерять машины, квартиры, дачи – совсем не входит в их планы. Но еще больше они не хотят потерять власть! Кто на Западе мэр или губернатор? Рядовой чиновник, все действия которого строго регламентированы законом! Он бы и хотел где-то схимичить, но возможности нету. Все под контролем разных наблюдательных советов, прокуроров, фэбээровцев и независимых судей! Про всякую там прессу и телевидение я и не говорю – там не то что мэров, президентов газетчики сожрать могут и жрут, а наши… Раз вякнут, два вякнут – а на третий раз тю-тю, «общественное ТРК от услуг корреспондента Имярек отказывается»; а то и бомбу в чемоданчике пришлют… Наши правители чихать хотели на всякую законность. Закон они олицетворяют сами. И интерпретируют его так, как им хочется…

(Что-то слишком грамотно для якутского хулигана он рассуждает. И даже для главного «тамбовского контрразведчика» – слишком грамотно!)

– «Законы святы – да законники супостаты!» Так говорят в нашем народе, – я решаю подзадорить собеседника, чтобы он еще немного порассуждал на интересующую меня тему, и Мисютин «заглатывает приманку»:

– Посмотри на наших народных депутатов. Что городской думы, что Государственной. О чем они пекутся? Только о собственном кармане…

 
Наша Дума-модница —
Богачу угодница.
До бедняги мужика
Ей нужда невелика…
 

Эту эпиграмму народ сто лет назад сложил. А сегодня что, не так? Утрачена актуальность в наши дни?!

Я не сводил глаз со своего разошедшегося напарника. Да, интеллекта, знаний начал социологии, приемов системного охвата явлений ему не занимать! И навыков логического мышления – тоже. Эти качества не даются от природы, их приобретают в результате длительной и настойчивой учебы. Нет, не так прост этот парень!

Детские комнаты – спецприемники – стройбат – всеармейские соревнования по боксу…

Отличник средней школы – глава бандитской контрразведки – прекрасный шахматист – знаток народной мудрости – интеллектуал-социолог, да просто мыслитель…

Какие-то странные цепочки у меня вырисовываются! Это что, один и тот же человек?

Беседу по душам прервал зычный голос контролера:

– Пятнадцатая, на прогулку!

Быстро собираемся и выходим из камеры. Стараясь втянуть ладони подальше в рукав фуфайки, чтобы не бросалось в глаза отсутствие татуировки, Мисютин неспешно бредет по тусклым коридорам в «стойло». За ним, так же заложив руки за спину, иду я, а за нами – контролер в чине прапорщика, верзила с неизменно мрачным выражением тщательно выбритой физиономии.

По сторонам глазеть не рекомендуется, да и что там увидишь? Иду и думаю о Сергее Мисютине.

«Эй, парень, кто ты? Свирепый бандит-недоучка или тщательно замаскированный мозговой центр банды?»

Я все чаще начинаю склоняться к мысли, что второе предназначение ему более к лицу…

Глава 29

Гораздо чаще, чем в Чучково, мне приходилось бывать в командировках на Балтике. Благо, были они непродолжительными и особых «непоняток» в моей семье не вызывали. Тем более, что я всегда старательно предлагал Наталье провести несколько дней со мной в открытом море… Знал, что она неминуемо откажется. Наталочку почему-то всегда пугала подводная атрибутика: костюмы, ласты, маски, баллоны… Во время уборки она боялась даже прикасаться к самым безобидным приборам, – глубиномеру, манометру или компасу. Когда я упаковывал все это в рюкзаки, ее пробивала дрожь…

– Смотри, Кирилл, будь осторожен… И без рыбы не возвращайся, – неизменно добавляла она.

Конечно, на острове Сааремаа, где размещалась морская база Ведомства, нам выдавали куда более современное снаряжение. И вовсе не обязательно было тащить из дома «весь этот хлам». Но алиби превыше всего.

В 1941 году здесь стояла 315-я отдельная башенная дальнобойная морская артбатарея, на вооружении которой находились шестидюймовки, 180-миллиметровые орудия, аналогичные тем, что стояли на крупных боевых кораблях, в том числе и крейсере «Киров». Сие подразделение прославилось блестящими ратными подвигами, пустив на дно немалое количество вражеских кораблей и транспортов. Однако долго оно не продержалось. Кончились боеприпасы, и героические защитники острова решили затопить подземные казематы батареи. Это удалось сделать при помощи артезианских скважин, расположенных в нижних этажах.

В восьмидесятые годы у нас сложилась традиция ежегодно собираться здесь в последнее воскресенье июля, в день Военно-морского флота.

Мы – это десяток головорезов «первых призывов», связавшие свою жизнь с Ведомством. Помимо основной задачи – подготовки нескольких групп молодняка – мы увлеченно занимались подводной охотой и… кладоискательством.

Дело в том, что неподалеку от острова Сааремаа в годы Первой мировой войны потерпел аварию большой немецкий дирижабль, направлявшийся в Петербург с финансовой помощью для вождя пролетариата. Старший «сборов», один из высокопоставленных офицеров ГРУ (иногда это был человек, ни больше ни меньше занимавший должность заместителя начальника Управления), всегда с особым рвением нацеливал «дьяволов» на поиски останков этого летательного аппарата. Причем читать в случае обнаружения какие-либо бумаги нам запрещалось категорически.

Что такая «конспирация» была довольно обоснованной, я убедился еще летом 1984 года, когда в прибрежных водах нашел ржавый герметический контейнер и, обуреваемый любопытством, вскрыл его вопреки инструкциям руководства. Кроме старых, давно вышедших из употребления рейхсмарок там находились такие документы!..

Контейнер, конечно, пришлось сдать, аккуратно ликвидировав следы вскрытия. Сдать тому самому «старшему сборов». Как водится, с дополнительной распиской об особом режиме секретности…

Последний раз на Сааремаа мы собирались в июне 1987-го. Я готовил небольшую группу из четырех диверсантов. Обычная, рутинная работа, если бы не психологические трюки, придуманные спецами из Ведомства.

«Дьяволов» снаряжают воздушно-баллонными аппаратами и отправляют в затопленные казематы, напоминающие подводный лабиринт. Маршрут движения при этом тщательно прорабатывается на суше. Курсанту сообщают, что на прохождение дистанции ему отводится сорок минут, а кислорода в баллонах – на целый час.

На самом деле все совсем не так. Даже мне не удавалось пройти «лабиринт» быстрее, чем за пятьдесят минут. «Желторотикам» для этого понадобится никак не меньше часа. Зато дыхательной смеси у них на гораздо более длительное время. Только баллоны оборудованы хитрым устройством, автоматически включающим дополнительный резервуар лишь после полного расходования запасов основного.

На моей памяти всего лишь несколько человек смогли преодолеть маршрут меньше, чем за час. У этих проблем не возникало, – и то в последние секунды ребята начинали паниковать. Что тогда говорить о тех, которые знали, что кислород в баллонах на исходе, а у лабиринта не видать ни конца ни края? Некоторые начинали психовать и метаться по казематам, как раненая рыбешка. Кое-кто терял голову и переставал противиться судьбе, смиренно сложив «лапки» на морском дне.

И тех и других мы отбраковывали. Только люди, не теряющие самообладания в самых экстремальных ситуациях, как ни в чем не бывало стремящиеся достичь цели (в данном случае найти выход из лабиринта) смогут продолжить службу в подводном спецназе!

К сожалению, не для всех дело заканчивалось констатацией ограниченной профессиональной пригодности. В 87-м, во время последних нормальных сборов на Сааремаа, приключилось нечто совсем не радостное. Трагикомический – нет, больше трагический случай.

Один мой курсант уже через полчаса понял, что ему никогда не выбраться из мрачных глубин и стал шарахаться из стороны в сторону, в отчаянии со всей силой врезаясь глупой головой в несокрушимые стены затопленных крепостных казематов, словно надеясь прошибить их. Когда время на часах неумолимо стало истекать, парень сорвал дыхательный аппарат и попытался всплыть. Упершись в потолок подводного сооружения, стал бешено колотить по нему руками…

Спустя несколько секунд кислород в легких кончился, и бедняга пошел ко дну. В тот же миг бетонная плита над ним съехала со своего места, и спасательная группа из матерых инструкторов бросилась на помощь.

Откачали. Но «крыша» у «дьяволенка» поехала навсегда…

После всплытия подводных диверсантов тщательно обследовали медики. Изменения в состоянии здоровья наблюдались практически у всех. Но у одного моего тогдашнего подопечного, южанина по кличке Гвоздь, «очко» совсем не сыграло. Его действия оставались размеренными и целенаправленными до самых последних секунд. Казалось, он ничуть не беспокоился за свою жизнь, – хотя уж кому-кому, а мне хорошо известно, какие неприятные ощущения начинает испытывать акванавт, когда с каждым вдохом в его легкие поступает все меньше и меньше дыхательной смеси!

Но на берегу парень ошарашил нас еще больше.

– Думаете, я не догадывался, что наши действия контролируют видеокамеры, а вы, сидя в командном пункте, наблюдаете за происходящим и в случае чего немедленно придете на помощь? – озорно улыбаясь, сообщил он мне и членам медицинской комиссии. – Так бы вы стали рисковать кадрами, если бы система безопасности не была продумана до последней мелочи!

Я долго смеялся.

Но в диверсанты этот герой тоже не попал. По моей рекомендации его зачислили сразу в аналитики. Так соображать головой могут немногие. Это труднее и престижнее, чем драться и даже пускать под воду корабли!

Впрочем, аналитические способности у Гвоздя удалось разглядеть не только мне.

В том году помимо привычных лиц на острове находилась небольшая группа специалистов из питерского конструкторского бюро «Малахит». Они как раз работали над созданием сверхмалых подводных лодок «Тритон» и «Пиранья», предназначенных специально для использования нашим братом, и хотели узнать мнение практиков о своем детище. В виде исключения Гвоздя под фырканье некоторых инструкторов допустили к чертежам, – и он смог дать конструкторам немало ценных советов. В частности, по оборудованию отсеков для подводных транспортировщиков «Сирена» и донных мин…

Позднее эти лодки станут основным средством доставки советских боевых пловцов к местам диверсионных и антитеррористических операций и произведут фурор среди торговцев вооружениями во всем мире. Но независимой России они окажутся ненужными и прямым потоком станут уходить на экспорт.

Ходили слухи, что к этому экспорту приложил свою руку (и голову!) наш Гвоздь, являвшийся агентом Моссада. Тогда становится понятной его забота об улучшении конструкции подлодок. Умненькие мальчики порой бывают и подленькими мальчиками; я это знаю.

Но ничего плохого о своем курсанте сказать не могу. Не видел его больше никогда. А слухи… Никогда им не доверял и не доверяю. Узнать же истинное положение дел – не представляется возможным…

Наш профессиональный праздник в следующем году на острове отмечали уже другие люди. Штатские. Не имеющие к нашему тренировочному полигону никакого отношения. Ведомство дало согласие на использование базы в гражданских целях. На Сааремаа сразу прибыла экспедиция спортсменов-подводников из клуба «Акванавт», в составе которой было несколько наших специалистов. Чтобы вовремя «бить по рукам» и щелкать по чрезмерно длинным носам…

Цивильные подводники откачали воду. Нашли искореженные пульты управления дизель-генераторов периода Второй мировой войны, резервуары химзащиты, разнообразные артиллерийские причиндалы. Следов нашего присутствия конечно же обнаружить не удалось.

Сразу после этого газеты забили тревогу по поводу находящегося близ острова захоронения снарядов с химической начинкой. Мол, вскоре их оболочки разъест морская вода, и тогда вся Балтия окажется под угрозой заражения.

Так-то оно так. Только есть ни латвийские, ни эстонские шпроты мы почему-то не перестали. По сей день. А в том, уже достаточно далеком, году я настрелял из подводного ружья несколько гигантских камбал, присыпал солью и привез в Ленинград, чтобы закоптить их на дачке маминого брата дяди Леши, знающего толк в рыбе. Никому не поплохело!

Наталья также получила традиционный подарок: несколько крупных кусочков янтаря, собранных мною у побережья.

Из чуть-чуть, почти незаметно обработанных кусочков древней смолы она готовила нечто наподобие «шаманского» ожерелья для подрастающей Кристины. В тот осенний день ожерелье красовалось на груди дочери. Кровь забрызгала янтарь…

Базу ликвидировали, но я еще несколько лет приезжал на Сааремаа, чтобы пополнять это ожерелье. Пока «отгородившиеся» эстонцы не ужесточили визовый режим.

Глава 30

Ранний птах – следователь Перфильев. Жаворонок!

Хотя все это разделение на «жаворонков» и «сов» я считаю чисто совковой выдумкой. Ну где на Западе вы видели сов? Одни жаворонки! Поднялись в пять утра – и разлетелись. Кто на своей машине, кто на электричке. До обеда отпахали – и по домам. В девять-десять вечера – отбой. Даже в новогоднюю ночь редко кто после двенадцати засиживается. Как по мне, то эту терминологию наш народ придумал только для того, чтобы оправдать собственную беспросветную лень. До двух ночи пьянствовал, до обеда проспал – так ведь я сова, что с меня возьмешь!

Одним словом, столь ранние появления следователя я воспринимал совершенно нормально и даже в какой-то мере был признателен ему за то, что, допросив-допытав с утра, он оставлял меня в покое на целый день.

На сей раз в следственном кабинете не только Перфильев, но и адвокат Поровский. Весело начинается новая неделя!

– Вы были совершенно правы, – лениво бросает Марк Борисович. – Ваши отпечатки обнаружены только на стволе пистолета!

– Я могу быть свободен?

– Не торопите события, гражданин Семенов, – подает голос Яков Михайлович. – Пока вы нам еще необходимы!

– Но ведь я невиновен! – не слишком переигрывая, возопил я. – У меня от нар уже задница болит.

– Потерпите, еще немного потерпите, буквально день-другой, пока господин Перфильев оформит соответствующие документы, – взялся за свое адвокат.

Наша песня хороша – начинай сначала!

– Странные вещи получаются, Кирилл Филиппович, – продолжал следователь. – Этого капитана Изотова, у которого вы вырвали пистолет, так и не удалось найти…

– Ну и что?

– Когда вы объяснили, что «Стечкиным» вам угрожал сотрудник милиции, а не наоборот, я начал верить в существование легендарной «Белой стрелы»! Ведь если не вы, то, по всей видимости, Изотов застрелил Гичковского.

– Логично.

– Но такого сотрудника в Приморском райотделе никогда не было! А по указанному им адресу на проспекте Добролюбова не жилой дом находится, а какая-то контора!

– Я-то здесь при чем? Может, фуфлыжная ксива у него была!

– Ну и нахватались вы всего за десять дней…

– С кем поведешься, от того и наберешься! Давайте поменяемся местами, посмотрю, как вы запоете через несколько часов. Во всяком случае, от ваших «чего-с изволите-с» – камня на камне не останется.

Мне показалось, что Перфильев покраснел. Если так, то он не самый конченый следователь в мире. Обычно этих ребят смутить нельзя ничем.

Впрочем, Яков Михайлович быстро овладел собой и приобрел прежнюю окраску:

– Сотрудники милиции, задерживавшие вас в тот вечер, единодушны во мнении, что удостоверение, предъявленное капитаном Изотовым, было подлинным.

– В наших селениях есть такие Левши…

– Если бы документ вызывал хоть малейшие сомнения, ребята перезвонили бы в Приморское отделение и перепроверили личность этого человека.

– Мой сосед по камере утверждает, что в наше время вся милиция куплена братвой. Почему бы не допустить, что кто-то из отдела кадров или как оно там называется, торгует удостоверениями налево и направо…

– Ну ты, полегче!

– Если вы хотите выяснить истину, научитесь слушать правду, сколь бы горькой она ни была…

Это цитата, но ни я, ни двое юристов, обхаживающих и облаивающих меня в унылом кабинете, не могут вспомнить, откуда она высыпалась.

– Убедил! Что ты знаешь еще об этом деле?

– Их было четверо. Допросите оставшихся троих.

– Допросил. Ездил в больницу к Кравченко, сегодня его выписывают. Вспоминал тебя добрым словом. В пятницу «сынка» вызывал. – Перфильев даже непроизвольно передернулся, вспоминая нечто с этим допросом связанное. – Никаких зацепок. Друг друга они, Кравченко и… допрошенный, знают с детства, а вот мнимого Изотова – всего несколько дней. Познакомились в баре «Розмари», где они часто коротают вечера. Этот «капитан» имел уйму денег, если верить их рассказам… Странно для сотрудника милиции, не правда ли?

– Согласен, – без тени улыбки подтвердил я.

(Ермильев специально работал на грани фола.)

– Изотов три вечера подряд поил их на «халяву»…

– Ну и что из этого следует?

– То, что именно он замочил Гичку! – (Кто там, что там говорил про жаргон?!) – И никакой этот Изотов не милиционер, просто аферист, самозванец, наемный убийца. А «Белой стрелы» не существует в природе, иначе бы я знал о ней!

(Примерно к такому выводу ты и должен подойти, господин следователь. Мы совсем не стремимся афишировать нашу деятельность.)

Вслух же я сказал только:

– Это точно. Не поставить в известность такого крутого следователя, никто бы не посмел…

– Не язвите, Кирилл Филиппович, – вмешался адвокат.

– Наша задача – обезвредить органы от таких оборотней, оградить честных бойцов правоохранительных органов от клеветы и наветов, – совершенно не обратив внимания на реплику своего товарища, Перфильев продолжал размышлять вслух. – Я подозреваю, что эта троица связана каким-то образом с нашим самозванцем. Закрыть «сыночка» не могу решиться – папаша шум подымет; Кравченко в больнице. Зато третьего я задержал на несколько суток и запер в «Крестах». Санкция прокурора имеется… Только как заставить его давать показания?

– У вас два способа – понты и пытки. Как его фамилия?

– Потемкин.

– Гм… Скажите ему, что Изотов раскололся. Все валит на него. Мол, и пистолет Потемкин достал, и Гичку он порешил… Снимите с него отпечатки пальцев, а затем объявите, что еще и эти «пальчики» нашлись на пистолете. Ответственностью за дачу ложных показаний попугайте…

– Да пробовал я уже все это, пробовал!

– И что?

– Клянется, что ничего про Изотова не знает. Познакомился с ним пятого января в баре «Розмари», где бухал с Кравченко и Родиным, это тот начальнический сыночек. В последующие вечера собирались в баре уже вчетвером. Ставил все время Изотов – денег не жалел. Видимо, гонорар за убийство Гички проматывал.

– Но за четыре вечера он мог что-то увидеть, услышать и запомнить… – как бы рассуждая вслух, говорю я.

– Вот именно! – подхватывает Перфильев. – Мы тут с Марком Борисовичем посоветовались и решили устроить вам очную ставку с Потемкиным. Только вы, как бы это правильнее сказать, не будьте слишком мягкотелым…

– Если начнет отпираться, врежь ему, как следует, ты ведь умеешь, – без обиняков объяснил суть дела адвокат. – Мы будем глухими и слепыми!

Что ж, надо – значит, надо, мне этот тип самому не нравится. Зачем гляделки пялил в коридоре?

Через несколько минут конвойный привел Потемкина в следственный кабинет и, козырнув, удалился.

Высокого, худого, как щепка, парня с продолговатым, даже лучше сказать вытянутым сверху вниз лицом, заканчивающимся клиновидной бородкой, грязной и неухоженной, посадили напротив меня. В его колючих глазах я читал только злобу и решимость. Решимость не выдавать товарища. Что ж, капитан Изотов, вернее, Миша Ермилов, будет очень признателен ему.

– Гражданин Семенов, изложите свою версию событий, – вежливо попросил Перфильев.

– В ночь с седьмого на восьмое января компания, в том числе и этот человек…

– Гражданин Потемкин, – уточнил Яков Михайлович.

– Не выпускал из бара «Розмари» молодую женщину. Проходя мимо, я услышал ее крики и бросился на помощь. С этим… гражданином Потемкиным были еще три человека…

– Граждане Изотов, Кравченко и Родин.

– Ага! На добрые слова они не отреагировали и попытались врезать… Применить физическое насилие ко мне. Я подумал, что, если справлюсь с самым сильным (таким мне показался Кравченко), они разбегутся. И врезал этому последнему гражданину по лицу…

– В область носа, – напомнил следователь.

– Однако парни не только не разбежались, но и стали угрожать мне оружием…

– Кто именно? – с максимальной строгостью в голосе поинтересовался адвокат Поровский.

– Точно не помню… Ясно, что не Кравченко, тот уже валялся в отрубе… И не тот плюгавенький, моложе других…

– Гражданин Родин? – подсказывает адвокат.

– Наверное. Тот в стороне стоял, – начинаю импровизировать я.

– Значит, или гражданин Изотов, или этот? – Перфильев кивнул на притихшего Потемкина.

– Скорее всего – он.

– Нет! Это не я! Это Изотов! – завизжал парень.

– Проверим, давай-ка сюда пальчики! – Перфильев принял игру и теперь уверенно держал в своих руках все нити допроса. – Сейчас снимем дактилоскопическую карту, и ты у нас не отвертишься.

Парень почему-то страшно испугался предстоящего дактилоскопирования. Его пальцы било дрожью, как после перепоя. Предполагал, что ли, что его «пальчики» фигурируют в каком-то из «висяков»?

– Не я это, гражданин следователь, не я! – молил он и даже засунул дрожащие ладони под мышки.

– Ты! – Я вскочил с места и намерился было ногой выбить табуретку из-под задницы Потемкина, но вовремя вспомнил, что вся мебель в кабинете «зафиксирована» и переместил направление удара на живот задержанного.

Тот застонал.

Поровский и Перфильев как ни в чем не бывало наблюдали за этой сценой. Никто из них не собирался ни звонить дежурному по прямому телефону, установленному в следственном кабинете, ни нажимать кнопку тревоги.

Что в такой ситуации должен делать облыжно обвиненный обыватель? Правильно, поверить в свою безнаказанность «оторваться» на том, кто еще слабее и беззащитнее. Я лихо врезал пяткой парню под бородку. Потемкин брыкнулся с табурета.

– Сволочь!.. – сорвалось с его уст.

– У нас нет никаких оснований доверять вашим показаниям! – морально «добивал» его Перфильев. – До очной ставки вы упрямо утверждали, что пистолет держал в руках гражданин Семенов. Теперь все валите на Изотова.

– Я не виноват! Ей-богу, не виноват… И до того инцидента никакого пистолета у Изотова не видел… Нет, я знал, что он работает в милиции, Сергей сам этим хвастался, но оружия никогда нам не показывал!

Я знал, что Потемкин говорит правду. И мне стало жаль этого нескладного парня, давно переставшего метать угрожающие взгляды в мой адрес. Поэтому не стал более истязать его, хотя следователь и адвокат всем видом требовали «крови». Даже подал руку и помог подняться.

– Спасибо… – процедил заморыш.

– Ешьте не обляпайтесь!

– Или ты сдашь мне Изотова, или загремишь по двести восемнадцатой на пять лет! – стал пугать Потемкина Перфильев, как еще совсем недавно пугал меня.

– Я все сделаю, все, как вы хотите, только где искать его – не знаю! Верьте мне! Не знаю!..

– У нас нет выбора! – вторил следователю Поровский. – Или ты, или Изотов, кто-то должен пойти в тюрьму!

Мне стало противно смотреть на эту комедию. Уж больно старались господа юристы отхватить бандитскую премию. Еще, не дай бог, в действительности сделают козлом отпущения этого безвинного «гражданина Потемкина», сломают парня, заставят признаться во всем в чем был и не был виноват… И бандитскую премию сцапают… А потом на первой же пересылке парня «братки» по указке «тамбовских» опустят и замочат… Нет, я в эти игры играть не буду!

– Хватит, – скрестив руки на груди, я повернулся к «сладкой парочке». – Вспомнил: пистолетом угрожал мордатый громила, как вы его называете?

– Изотов, – недовольно промямлил Перфильев.

– Вот-вот, Изотов, а этот хлюпик – невиновен. Близко не подходил. Так и запишите в протокол очной ставки.

– Спасибо… Век вас не забуду! – захныкал бородач, глядя на меня с приторной собачьей преданностью.

– Я тебя тоже. Из-за твоих дружков меня здесь с Рождества держат! Не выгораживал бы Изотова, сказал правду на первом допросе – сам бы здесь не оказался. Не рой яму другому!

Читаю мораль, а самому стыдно. Ведь, если по большому счету, не он «со товарищи» вырыли мне яму, а я им.

Ладно, не такой он святой великомученик. Элементарно, если бы не вмешался я тогда, – пусть действуя по отработанному сценарию, – они бы девку до нервного срыва довели, а может, и опаскудили бы. Во всяком случае, очень постарались бы.

И вообще дело сделано.

– Надеюсь, сегодня же, в крайнем случае – завтра, я буду на свободе. Поторопитесь, Яков Михайлович и Марк Борисович, пока наша договоренность в силе! – бросаю сердито и, не дожидаясь разрешения, покидаю следственный кабинет.

Мой клиент созрел, так что мне в этих вонючих «Крестах» больше делать нечего!