Текст книги "Русские непобедимы. Главные сражения нашей истории"

Евгений Алдонин. Как генерал «Вперед» Софию освобождал

Как бы ни относился к России правящий класс современной Болгарии, имя Иосифа Гурко знают в этой стране практически все. В начале 1878 года он как триумфатор въехал на белом коне в освобожденную Софию. «Братушки», понимавшие русских солдат без переводчика, получили долгожданное избавление от турецкого ига.

Победа далась дорогой ценой. За десять месяцев сражений Россия потеряла убитыми и ранеными 80 000 человек. В той войне отличились многие военачальники. Но, пожалуй, больше других – он, Гурко, которого штабные мудрецы прозвали «Колючкой» за ершистый характер, а солдаты называли генерал «Вперед».

Будущий освободитель болгарской столицы родился в Новгороде. Там служил его отец, тоже боевой генерал, начинавший тянуть офицерскую лямку в 1812-м. Владимир Гурко сражался при Бородино, Малоярославце, Тарутино, Бауцене, командовал на Кавказе, участвовал в походах – от Эривани до Варшавы – под началом Ивана Паскевича. Последний стал позднее главнокомандующим и для Гурко-младшего.

В 1849-м тот в чине поручика направлялся к западным границам Российской империи, чтобы принять участие в умиротворении мадьяр. Не успел: кампания завершилась.

Во время кровопролитных битв с интервентами в Крыму его девизом были слова: «Жить с кавалерией, а умирать с пехотой». По личному прошению он получил перевод в пехотные войска. Уже майором попал в Черниговский полк, защищавший Бельбекские позиции. После войны вернулся в кавалерию, в гусары. На очередном смотре боевая выучка его эскадрона произвела сильное впечатление на императора Александра II. Гурко стал флигель-адъютантом и одним из царских советников по военной части. У него появились придворные обязанности, но и связей с армией он не прерывал. Высший свет не превратил его в сноба. Даже вечный оппозиционер Герцен тогда обмолвился: «Аксельбанты флигель-адъютанта Гурко – символ доблести и чести».

Пятьсот лет Болгария находилась под властью османов. Восстание, вспыхнувшее в апреле 1876 года, янычары утопили в крови, не пощадив ни стариков, ни детей. В России формировались специальные славянские комитеты, собиравшие пожертвования для повстанцев, сколачивались добровольческие отряды. Даже непримиримые оппоненты – западники и славянофилы, Тургенев и Достоевский – сходились на той мысли, что болгар нужно спасать.

По инициативе нашей страны в Константинополе в 1876–1877-м прошла конференция европейских дипломатов. К ощутимым результатам переговоры не привели, но Петербургу удалось получить от представителей великих государств тайные гарантии невмешательства в русско-турецкую драку.

После неудачной Крымской войны Россия потеряла статус главной континентальной державы. Сильно ударило по престижу империи и польское восстание 1863 года. Только большие ратные успехи могли вернуть утраченный победный ореол. К тому же при удачном стечении обстоятельств мы могли получить контроль над Босфором, превратить Черное море в Русское. То есть чаяния балканских народов совпали с нашими государственными интересами.

В апреле 1877-го была объявлена война Турции. Гурко принял под командование передовой отряд армии, ее авангард. Особо ретивые офицеры посматривали на него косо: любимец государя, придворный генерал, не пробовал, небось, каши-то солдатской. Подобные пересуды прекратились быстро, после первых же переходов, в которых Иосиф Владимирович по-суворовски делил с бойцами все тяготы. И даже его суровость вызывала общую симпатию. «Стройный и худощавый, с огромными бакенбардами и острыми, серыми, глубокими глазами. Он говорил мало, не спорил никогда и казался в своих чувствах, намерениях и мыслях непроницаемым. От всей его фигуры веяло внутренней силой, грозной и авторитетной. Его любили не все, однако все уважали и практически все боялись», – свидетельствовал очевидец.

Прониклись уважением и османы, окрестившие Гяурко-пашой. Вроде бы не что иное, как насмешливый каламбур, гяурами мусульмане называли иноверцев. Но тут важно другое. Турки присваивали прозвища только тем русским генералам, к кому относились особенно почтительно.

Начало войны оказалось ошеломительным для неприятеля. И героем первых ее недель стал именно Гурко. Под натиском русского авангарда турки отступали. В июле наши заняли Шипкинский перевал. Первые, сравнительно легкие, успехи не ослепили полководца. Османская империя все еще обладала огромным мобилизационным ресурсом.

В рапорте главнокомандующему он сообщил: «Если бы турки не были деморализованы и были бы снабжены в достаточном количестве продовольствием и запасами, то взять эту позицию было бы до крайности трудно».

И действительно, через несколько недель османы пришли в себя, подтянули резервы, и началась череда упорных сражений с переменным успехом. Штурм Горного Дубняка выдался кровопролитным, и все-таки 24 октября над крепостью взметнулся русский флаг. Развязкой первого акта войны стало взятие Плевны после долгой осады, 10 декабря 1877 года. Враг лишился своей ударной 45-тысячной армии. И тут перед нашим командованием встала дилемма. Воевать зимой было не принято, впереди – заснеженные горы, непреодолимое препятствие. Значит, следует расположиться на зимних квартирах и подтягивать силы для весеннего наступления, то есть оставить Плевну, отступить с Шипкинского перевала. Исполненный благоразумия план сводил на нет все предыдущие победы.

Иосиф Владимирович предложил действовать иначе: не считаясь с погодными условиями, наступать через Балканы и завершить войну под стенами Константинополя. Однако сначала следовало прорваться к Софии. Этот болгарский город был удобной базой для турецкой армии, без него османы оставались как без рук. Генералы старой школы назвали план Гурко безумным. Но он, презрев субординацию, обратился напрямую к императору: «Честолюбивые замыслы далеки от меня, однако мне вовсе не все равно, что будет говорить обо мне потомство, а потому сообщаю – нужно немедленно наступать. Если Ваше Величество не согласны со мной, прошу назначить на мою должность другого начальника, готового лучше меня выполнить пассивный план, предложенный Ставкой». «Придворный генерал» требовал привилегию – первым идти и в гибельный холод, и в раскаленное пекло сражений.

Царь распорядился совершить рейд через Балканы на Софию. Офицеры роптали: слишком рискованным казался этот путь. Да и местные жители провожали в поход наших воинов, будто смертников. Пройти в метель по скользким и узким горным тропам, да еще и с артиллерией – в былинах и приключенческой литературе такое бывает, но в жизни – вряд ли. Гурко жестко пресекал колебания. В ту зиму он был требователен, как никогда, и к себе, и к подчиненным: «Я поставлен над вами волею государя императора и только ему, Отечеству и истории обязан отчетом в моих действиях. От вас я требую беспрекословного повиновения и сумею заставить всех и каждого в точности исполнять, а не критиковать мои распоряжения. Прошу всех это накрепко запомнить… Если большим людям трудно, я их уберу в резерв, а вперед пойду с маленькими». Своей яростной верой в успех он заряжал соратников.

Впереди шли разведчики и проводники из местных крестьян, умевшие обходить черкесские засады. За ними тянулась армия. Один из участников похода вспоминал: «Вперед двинулась огромная масса людей, коней и орудий. Русские и болгары поднимали с помощью веревок огромные пушки. На замерзших горных тропах саперы вырубали ступени… Откуда-то издалека доносились слова «Дубинушки»: «Эй, дубинушка, ухнем…» К вечеру ветер усилился, превратившись во вьюгу». Когда на одном из перевалов доложили, что артиллерию поднять нельзя, генерал ответил непреклонно: «Втащить зубами!»

Переход его армии через Балканы сравнивали с альпийскими подвигами чудо-богатырей Суворова. Да и сам Гурко каждый Божий день вспоминал то об Александре Васильевиче, то о Багратионе – о тех, кто воплощал формулу Петра Великого «Небываемое бывает».

По окрестным селам распространялись листовки: «Болгары! Нам предстоит нанести последний удар врагу и преодолеть Балканы, где он не сможет задержаться. Вы должны помочь нам перебросить через горы орудия, снаряды и сухари. Главной вашей наградой будет избавление от турок. Вам сейчас трудно, но русским еще труднее, они терпят лишения ради вас, а вы – ради себя. Пройдет время, и вы будете нас благодарить». Призывы находили мгновенный отклик.

Патриот Георгий Антонов Цариградски привел 720 соплеменников, вооруженных лопатами и кирками. Двенадцать пар волов тянули сани с пушками, сорок лошадей тащили повозки.

Сражения на подступах к Софии начались 31 декабря 1877 года неподалеку от села Горни-Богров. Армия Османа Нури-паши попыталась преградить путь к городу. Несколько дней янычары оказывали яростное сопротивление. На софийских улицах слышались артиллерийские залпы. Плечом к плечу с русскими сражались местные добровольцы. Под напором штыковых атак, градом пуль и снарядов враг дрогнул. Участь будущей столицы Болгарии была решена, когда части Гурко отрезали для противника дорогу в сторону Пловдива. Осман Нури-паша панически боялся оказаться в окружении и спешно отошел на запад, оставив 6000 раненых, боеприпасы и запасы продовольствия. А на прощание отдал приказ сжечь Софию. Только вмешательство итальянских дипломатов спасло ее от уничтожения.

Утром 4 января 1878-го (по н. ст.) к нашему генералу прискакал изможденный вестовой с важным донесением: турки бегут. Первыми ворвались в город кубанские казаки есаула Петра Барши-Тищенко. Они сбросили с дворца паши османское знамя. Русская армия вошла гордо и степенно – под барабанную дробь, с развернутыми стягами. Турецкому игу был положен конец. В тот год весна в Болгарии, можно сказать, началась в январе.

В Петербурге – тоже. Газеты ликовали: «Наши войска с музыкой, песнями и развевающимися знаменами вступили в Софию при всеобщем ликовании народа». Болгары чрезвычайно восторженно встречали русских, а Иосифа Владимировича увенчали лаврами триумфатора. Известный писатель Всеволод Крестовский – он был военным корреспондентом – свидетельствовал: «У ворот Софии в ожидании генерала Гурко стояли толпы людей. Народ кричал и рукоплескал. Все направились к центру города, к церкви Св. Стефана, где один болгарин произнес приветственную речь. В ответ на эту речь Гурко сказал: «Я вступаю сегодня во второй болгарский город. Первым была ваша древняя столица Тырново, вторым – София. Дай Бог силой оружия освободить и остальную часть Болгарии».

Еще красноречивее он высказался в приказе по армии: «Взятием Софии завершился блестящий период нынешней войны – переход через Балканы, в котором не знаешь, чему больше удивляться: храбрости ли, геройству ли вашему в сражениях с неприятелем, или выдержке и терпению, с которым вы переносили тяжкие невзгоды в борьбе с горами, стужей и глубоким снегом… Пройдут годы, и наши потомки, которые посетят эти суровые горы, торжественно и с гордостью скажут: здесь прошло русское войско, воскресившее славу суворовских и румянцевских чудо-богатырей».

Иван Вазов писал об этих днях так:

 
«Мама, мама! Вон, взгляни…»
«Что там?» – «Ружья, сабли вижу…»
«Русские!..» – «Да, то они,
Встретить их пойдем поближе.
Это их послал сам Бог,
Чтобы нам помочь, сынок».
Мальчик, позабыв игрушки,
Побежал встречать солдат.
Словно солнцу рад:
«Здравствуйте, братушки!»
 

Что же дальше? И в армии, и в патриотически настроенных кругах взятие Константинополя восприняли бы с восторгом. Про «щит на вратах Цареграда» вспоминали тогда все. Однако Англия с Францией не могли допустить подобного торжества русского оружия. Тут они намерены были идти ва-банк. Взятие Стамбула стало бы началом большой войны России против всех европейских держав, кроме, пожалуй, Германии. Британский флот был готов двинуться к Балтике и в Черное море. У нас же (после Крымской) сильного Черноморского флота катастрофически недоставало. Да и не готовилась империя к длительному кровопролитию. Недаром военный министр Дмитрий Милютин наставлял дипломатов: «Вы знаете положение. Мы не можем больше сражаться. Мы не можем этого ни по финансовым, ни по военным соображениям. Вы взяли на себя выполнение патриотической задачи, поэтому защищайте нас как можно лучше». И все же главное было сделано: «братушки» получили свободу.

С 1878 года и по сей день во время литургии в храмах Болгарии поминают Александра II и всех русских воинов, павших в освободительной войне. Россия не граничит с этой страной, однако никогда и ни один народ не шел с такой же отвагой на выручку другому. И никакая нация не хранит столь же долго и трепетно благодарность другой державе. На Балканах – сотни памятников нашим воинам-освободителям. На одном из них начертано: «Поклон тебе, русское воинство, которое избавило нас от турецкого рабства. Поклонись, Болгария, могилам, которыми ты усеяна».

Валерий Шамбаров. Белый генерал Белого царя (Походы генерала Скобелева)

Имя Михаила Скобелева у всех на слуху, но много ли мы знаем о его ратных достижениях? Парадокс еще и в том, что о подвигах Белого генерала на Балканах у нас вспоминают значительно чаще, нежели о его героической службе в Средней Азии. А ведь именно там он в самой полной мере проявил свои полководческие и администраторские таланты.

Как ни странно, дед-генерал и отец-офицер поначалу видели в Михаиле не военного, а труженика науки. Он обучался во Франции, овладел восемью языками, готовился к поступлению в Петербургский университет. Но разразились студенческие беспорядки, столичный вуз временно закрыли. Михаил вдруг сделал резкий поворот: решил идти по стопам родных, стал кавалергардом.

В 1863 году в Польше вспыхнуло антирусское восстание, поддержанное Францией и Англией. Скобелев перевелся в Гродненский гусарский полк, сражавшийся с мятежниками. Отличился в боях, заслужил первый орден. Молодая энергия била через край. Его считали повесой, рассказывали о его выходках – например, как на спор переплыл Вислу в разгар ледохода.

Окончил Академию Генштаба. Добился, чтобы его направили в Среднюю Азию. Край был жарким не только в плане климата. Орды кочевников постоянно вторгались на русскую территорию, грабили, угоняли скот и пленников. Чтобы противодействовать этой напасти, царские войска с середины XIX века начали продвигаться в глубь степей, строить крепости. За кочевниками стояли кокандский и хивинский ханы, бухарский эмир. В Индии и Афганистане утвердились англичане. Натравливали азиатских властителей на русских, манили под свое покровительство. Для Коканда и Бухары попытки воевать не принесли желаемого. Их государства были сохранены, но пришлось признать протекторат русского царя и упразднить работорговлю.

Оставались Хива и племена текинцев (туркмен). За пустынями они чувствовали себя в безопасности. Набеги не прекращались. В 1873-м к Хиве двинулись наши подразделения. Авангардом Мангышлакского отряда командовал подполковник Михаил Скобелев. Возле города противник встретил огнем новеньких английских орудий. Но Скобелев увлек за собой солдат, захватил северные ворота и ворвался в Хиву.

К губернатору Туркестана генералу Константину Кауфману приехали делегаты с капитуляцией. Хан принес присягу на верность царю. Было освобождено 10 000 русских невольников. Многие, похищенные в детстве, успели состариться в рабстве. Не могли поверить, что освободители все-таки пришли. Персов среди рабов оказалось целых сорок тысяч. Они плакали от счастья, падали на колени перед солдатами: «Позвольте нам облизать пыль с ваших божественных сапог».

Следующая война будто сама нашла героя. Во главе охраны посольства направляясь в Кашгар (ныне запад Китая), он был вынужден «сделать остановку» в Коканде, где один из беков, Абдуррахман, поднял на мятеж родовую знать, религиозных фанатиков. Те резали русских и всех, кто сотрудничал с «неверными». И это при том, что подогревали мятеж тоже «неверные» – англичане. Скобелев возглавил конницу в корпусе Кауфмана, потом – штаб в отряде генерала Виталия Троцкого. Контроль России над этой территорией был вскоре восстановлен.

Его произвели в генерал-майоры, назначили начальником Наманганского отдела. В Средней Азии на жаре солдаты носили особую форму: белые рубахи с погонами, казачьи штаны-чембары. Скобелев для себя придумал форму персональную – белый мундир. В боях появлялся на белом коне, и его прозвали Ак-пашой – Белым генералом. Ходили легенды о том, что он неуязвим для пуль. Сил в его распоряжении оказалось очень мало – 2800 штыков и шашек, 12 орудий. Даже в обороне держаться было проблематично. Кауфман предписал оставить часть территории, маневрировать.

Вместо этого Ак-паша в январе 1876-го пошел на Абдуррахмана, у которого насчитывалось 37 000 воинов. Под Андижаном разгромил их, преследовал, пленил предводителей. Кокандское ханство преобразовали в Ферганскую область, и Скобелев стал ее губернатором. В походе по горной Киргизии замирил местные племена и привел их в подданство России. Энергичный губернатор встревожил англичан. Кроме того, взялся бороться с казнокрадством и злоупотреблениями. Словом, нажил врагов со всех сторон, и в Петербург посыпались доносы. В марте 1877 года его отозвали.

Михаил Дмитриевич был чист, оправдался легко. В это время Россия двинулась освобождать Болгарию. Кипучая натура Белого генерала рвалась туда. Его причислили к штабу Верховного главнокомандующего, но самостоятельных постов долго не давали. считали слишком молодым – 33 года. Обвиняли в чрезмерном честолюбии, «невоздержанности». Вспоминали вчерашние доносы, развод с женой. Над успехами на Востоке даже насмехались – велика ли честь победить «халатников».

И все же его таланты заметили. После блистательной победы – взятия Ловчи – Скобелев был произведен в генерал-лейтенанты. Последовали другие, не менее впечатляющие успехи. Белому генералу дали авангардный корпус. Его конница, сметая врага, промчалась до Адрианополя. Скобелевцы уверенно маршировали к Стамбулу – и неприятель взмолился о мире…

Победа в той войне возбудила против России всю Европу. В Средней Азии британцы вооружали и подзуживали текинцев. Их племена все еще оставались независимыми. У них насчитывалось до 50 000 воинов, каждый второй имел английскую винтовку. Холодным оружием владели мастерски. Нападения учащались, а самих туркмен попробуй-ка достань в пустынях…

В 1879-м туда выступили около 5000 русских бойцов. Текинцы укрылись в Геок-Тепе, крепости, представлявшей собой огромный квадрат толстых глинобитных стен. Снаряды полевой артиллерии их не пробивали. Наши без подготовки кинулись на штурм. Потеряли 445 человек и побрели обратно.

Текинцы теперь хвастались: они – победители русских! Бухарский эмир слал царю советы, что на туркмен надо идти не иначе как со стотысячным войском. А хивинский хан и иранцы предостерегали, что лучше их вообще не трогать, «так как храбрее и сильнее текинцев нет никого на свете». Но в 1880-м в Закаспийскую область назначили Скобелева. Еще из Петербурга он послал приказ: «Подтянуться!». Затребовал технические новинки – скорострельные картечницы Гатлинга (прообраз пулеметов), аэростаты, холодильники, опреснители, паровозы.

Выбрал лучших помощников. Для обеспечения морских перевозок – капитана 2 ранга Степана Макарова, будущего адмирала. Блестящему инженеру Михаилу Анненкову поручил строить в пустыне железную дорогу. А начальником штаба взял отличного хозяйственника Николая Гродекова, занявшегося устройством продовольственных баз. Ахалтекинский поход стал вершиной воинского мастерства Скобелева. Марш был рассчитан очень четко. 8000 штыков и шашек при 64 орудиях двинулись 4 июня. Воевать по летнему зною Скобелев не стал. Велел располагаться лагерем в ста верстах от Геок-Тепе, тянуть железную дорогу, разводить огороды и выращивать овощи. В июле с отрядом из 700 бойцов с двумя картечницами и восемью пушками лично отправился к крепости. Отразил огнем наскоки неприятельской конницы, а вокруг укреплений проехал с музыкой. С военным оркестром. Это произвело сильное впечатление. О «победе» над русскими больше не заикались.

В декабре полковник Алексей Куропаткин привел с собой еще 700 солдат и казаков. Текинцы жестоко сопротивлялись, в рубках погибло более 400 русских. В плен попал артиллерист Никитин. Туркмены требовали, чтобы солдат научил их обращаться с орудиями. Но тот умер под жуткими пытками, не исполнив вражеского приказа.

24 января страшный взрыв разнес часть стены, и полки ринулись в проломы. В жаркой схватке сломили сопротивление защитников, а казаки довершили разгром, преследуя бегущих. Полегло 8000 текинцев. Наших воинов погибло 398. Ашхабад сдался без боя, а старейшины обратились с письмом: дескать, они готовы покориться, но боятся. Скобелев ответил: «Войска могущественного Белого царя пришли сюда не разорять жителей, а водворить в них полное спокойствие с пожеланием добра и богатства… Велик Белый царь… неисчерпаемо его царское милосердие, а впрочем, как сами знаете». Вскоре к России добровольно присоединились туркмены Мервского оазиса, Кушки. От Красноводска пролегла в Среднюю Азию железная дорога.

Скобелев за эту победу был пожалован в генералы от инфантерии. Было ему тогда всего лишь 38 лет. Увы, Ахалтекинский поход оказался его последним свершением. 25 июня 1882 года Михаил Дмитриевич скоропостижно скончался в Москве. Обстоятельства его гибели до сих пор вызывают споры. Официальная версия – паралич сердца. Но остаются и подозрения в политическом убийстве. Врагов у России и самых преданных ей сынов всегда хватало.