Текст книги "Русские непобедимы. Главные сражения нашей истории"

Валерий Бурт. Прохладное лето 45-го (Потсдамская конференция)

В июле 1945 года состоялось важнейшее историческое событие. Главы стран-победительниц перед этим долго договаривались о месте и времени трехстороннего «саммита». «Я думаю, что встреча необходима и что удобнее всего было бы устроить эту встречу в окрестностях Берлина, – писал лидер СССР Иосиф Сталин премьер-министру Великобритании Уинстону Черчиллю. – Это было бы, пожалуй, правильно и политически». Первый (не считая королевы) британец и президент США Гарри Трумэн выразили согласие. 17 июля 1945 года во дворце Цецилиенхоф, в пригороде Берлина Потсдаме, наконец-таки открылась конференция руководителей трех главных мировых держав.

Это была третья и последняя, о чем еще никто не подозревал, встреча союзников. Со времени предшествующего очного общения Сталина, Рузвельта и Черчилля в Ялте прошло несколько месяцев, но в мире изменилось многое. Германия была окончательно повержена, участь Японии казалась также предрешенной, ибо ее измотанные и поредевшие армии не могли противостоять мощи союзной коалиции. Кстати, в Потсдаме было окончательно решено, что Красная Армия примет участие в войне, призванной вынудить Токио к капитуляции.

Пик дружбы трех великих держав миновал. Если в Тегеране и Ялте Сталин, Черчилль и Рузвельт, то и дело обмениваясь улыбками, сумели договориться практически по всем вопросам, то в Потсдаме обстановка была куда прохладнее.

Советскому руководителю приходилось постоянно маневрировать, дабы защитить свою основную идею – получить страны с лояльными правительствами на западных границах СССР, а также свободный выход к южным морям. Временами шел откровенный торг.

Со времен Ялты изменился и состав «большой тройки». Вместо умершего в апреле Рузвельта в Потсдам прибыл Трумэн. Если первый был умеренным, готовым к компромиссам политиком, то от второго веяло холодом отчуждения. Именно при нем отношения СССР и США надолго заморозились.

В конце апреля 1945-го наш министр иностранных дел Вячеслав Молотов участвовал в учредительной сессии ООН в Сан-Франциско, там же встретился с новым президентом США. В короткой беседе Трумэн произнес символическую фразу: «Америка больше не будет ездить по улице с односторонним движением». Это означало, что Трумэн круто меняет курс Рузвельта, направленный на сближение с Советским Союзом. Посол США в Москве Аверелл Гарриман определил это как начало «холодной войны».

Во время заседания 21 июля Трумэн получил шифрованное сообщение: «The baby is born» – «Ребенок родился». Это означало, что испытания американской атомной бомбы успешно завершились. Президент был не прочь похвастаться столь мощным аргументом и сообщил Сталину, что отныне Америка располагает бомбой «исключительной силы». Советский лидер не обратил внимания на эти слова. Однако…

Маршал Георгий Жуков, находившийся в Потсдаме, вспоминал: «Вернувшись с заседания, И.В. Сталин в моем присутствии рассказал Молотову о состоявшемся разговоре с Трумэном. Молотов тут же сказал: «Цену себе набивает». Сталин рассмеялся: «Пусть набивает. Надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы».

Ну а что же колоритный Черчилль, который всегда привлекал к себе внимание? В Потсдаме он выглядел не похожим на себя – напряженным и озабоченным. Причиной тому были близкие парламентские выборы. Дурные предчувствия не обманули премьера – консерваторы с треском проиграли лейбористам. И здесь же, в Потсдаме, произошла рокировка: место выбывшего из политической игры Черчилля занял лидер победителей Клемент Эттли.

Сталин был единственным, кто полностью провел все три встречи на высшем уровне. Еще во время Ялтинской конференции он перенес инфаркт, однако в Потсдаме признаков болезни, во всяком случае внешних, не выказывал. Впрочем, одно заседание он все же пропустил.

Спокойствие, которое глава СССР демонстрировал во время «саммита», дорого ему обошлось. Когда Сталин возвратился из Германии, врачи диагностировали у него новый инфаркт.

В Потсдаме же он выглядел уверенным в себе, быстро изыскивал выходы из сложных положений. То, что глава нашей делегации переиграл там своих оппонентов – факт, признанный и на Западе, и на Востоке. К примеру, критически относившийся к нему начальник британского генштаба генерал Алан Брук как-то подчеркнул: Сталин «всегда быстро и безошибочно улавливал все аспекты любой ситуации…»

Ему удалось добиться передачи Советскому Союзу Кёнигсберга и прилегающего к нему района, признания правительств Болгарии, Румынии, Венгрии, Финляндии, против чего поначалу резко возражали союзники. Сталин был непоколебим в вопросах репараций Германии. Но при этом подчеркивал, что СССР не намерен окончательно разорять страну, лежащую в руинах. Как бы мы, современные люди разных взглядов, к нему ни относились, его тогдашние глобальные заслуги отрицать трудно.

«Когда перечитываешь записи бесед, чувствуешь превосходство Сталина в манере высказываний и точности формулировок, легкости, спокойствии и разумности, – писал в своих мемуарах Анастас Микоян. – Где нужно, он настойчив, умеет находить новые аргументы в поддержку своей линии, не уступая им; в других случаях делает уступки, которые не противоречат нашим интересам, что производит приятное впечатление на собеседников…»

Сталин отстоял право на получение Советским Союзом трети германского флота. В связи с этим состоялся любопытный диалог между ним и Черчиллем. Последний считал, что этот флот следует потопить. Реакция Сталина была веской: «Флот нужно разделить. Если господин Черчилль предпочитает потопить флот – он может это сделать. Я этого делать не собираюсь».

Британский премьер напомнил: все немецкие корабли находятся, мол, в руках англичан. На это Сталин отозвался иронической ремаркой: «В том-то и дело. Поэтому надо сейчас решить этот вопрос».

Известно, что США и Великобритания еще во время Второй мировой войны разработали план расчленения Германии на несколько государств, придав им преимущественно аграрный характер развития. Тем самым Вашингтон и Лондон рассчитывали покончить с опасным конкурентом и усилить собственное влияние в Европе. Не допустил такого развития событий опять-таки руководитель СССР. Еще 9 мая 1945 года Сталин заявил, что Советский Союз «не собирается ни расчленять, ни уничтожать Германию».

Так что сегодня стоит напомнить немцам, кто защитил их как нацию от практически полного уничтожения. Та самая страна, которую Германия стремилась стереть с лица земли четырьмя годами ранее.

«Наше общее мнение состояло в том, что Трумэн прибыл в Потсдам, поставив перед собой задачу – поменьше идти навстречу СССР и побольше оставлять возможностей для того, чтобы пристегнуть Германию к экономике Запада… – вспоминал бывший министр иностранных дел СССР Андрей Громыко, который присутствовал на конференции. – Сталин ведет себя спокойно и ровно. Так же ведет себя на конференции и советская делегация в целом…»

Союзники делали вид, что довольны друг другом, но после победы над Германией их дороги разошлись. В Потсдаме они словно прощались с дружбой, обретенной в боях против общего врага.

В официальном коммюнике говорилось, что встреча «укрепила связи между тремя правительствами, расширила рамки их сотрудничества и понимания». Было заявлено, что руководители и народы СССР, США и Великобритании «вместе с другими объединенными нациями обеспечат создание справедливого и прочного мира».

Закрывая конференцию, Трумэн произнес: «До следующей встречи, которая, я надеюсь, будет скоро…» Но было понятно, что это лишь дань вежливости. Хорошие отношения между союзниками уходили в прошлое. Причем под музыку – Сталин устроил для Черчилля прощальный ужин с концертом.

Со времен Потсдама минули долгие десятилетия, однако бывшие союзники до сих пор не могут найти общего языка. Едва начинает таять лед, как вскоре наступают новые заморозки.

Валерий Бурт. Сломанный меч самураев (Война с Японией)

2 сентября 1945 года Иосиф Сталин выступил с обращением к советскому народу. Он торжественно сообщил о победоносном завершении войны с Японией. Если в мае вся огромная страна с ликованием встретила весть о триумфе в Великой Отечественной, то сентябрьское известие было воспринято довольно сдержанно. Никто и не сомневался, что мы одержим верх над японцами.

Весной сорок пятого составы со счастливыми победителями потянулись с запада на восток. Миллионы советских солдат и офицеров спешили – кто к отчему дому, а кто к родному пепелищу… Однако сотни тысяч фронтовиков с одной войны без паузы отправились на другую. Они, конечно, устали, им очень хотелось увидеть и обнять близких, но приказы не обсуждаются. Тем более, приказы Верховного главнокомандующего.

Страна лежала в руинах. Ее территория была усеяна могилами павших в бою, замученных гитлеровцами людей. Но Сталин обещал помочь союзникам в разгроме Японии еще в феврале 45-го, на конференции в Ялте. Был у СССР и свой интерес – возвращение Курил и Южного Сахалина. Чтобы накрыть стол для завершающего победного банкета, требовалось одолеть Японию – измотанную войной, разрушенную, но все еще сильную державу.

Советско-финскую войну Александр Твардовский назвал «незнаменитой». Японскую кампанию впору именовать «незнакомой». Она оказалась короткой – меньше месяца, но нашей крови пролилось немало. По оценке премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля, у Японии была «хорошо обученная, хорошо вооруженная и исполненная фанатичной решимости драться до конца» армия.

У России остались прежние, еще с начала ХХ века, счеты к этому противнику. Цусима, Порт-Артур – названия, олицетворявшие как героизм, так и унизительные фиаско русской армии. Главный итог той войны – постыдное поражение и, мягко говоря, не почетный Портсмутский мир.

Спустя тридцать с лишним лет солдаты двух держав снова встретились на полях сражений. В обоих известных из истории пограничных столкновениях, а по сути, маленьких войнах – у озера Хасан и у реки Халхин-Гол – Красная Армия показала свою силу. Японцы были разбиты и в то же время лелеяли надежду взять реванш. Такой шанс вскоре замаячил на туманном дальневосточном горизонте.

Весной 1941 года Германия усиленно готовилась к войне с Советским Союзом. Взоры Гитлера и его подчиненных были обращены к союзнику по Тройственному пакту. В марте министр иностранных дел Страны восходящего солнца Есукэ Мацуока отправился на переговоры в Берлин. Совершив путешествие через всю Сибирь, сделал остановку в Москве.

Невысокий, изысканно одетый японец, выделявшийся густыми бровями и короткими щегольскими усиками, хитро посверкивал очочками в золотой оправе. Его коллега, нарком Вячеслав Молотов, как всегда, был непроницаем. Дипломаты обменялись дежурными любезностями и завуалированными намеками. Затем Мацуоку представили Сталину. Беседа была короткой, но выглядела почти дружеской.

В Берлине министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп дал понять Мацуоке, что война с Советским Союзом неизбежна, и ее исход не вызывает сомнений – СССР будет разгромлен. То же самое повторил Гитлер, предложив Японии поддержать действия вермахта.

В окружении императора Хирохито шли дискуссии о возможном участии в войне с СССР. Она, по мнению «ястребов», открывала перед страной необозримые перспективы. Однако другие политики, среди которых был принц Коноэ, считали, что война столкнет их государство в пропасть.

Ставленник принца Мацуока вежливо улыбался, но не давал хозяевам никаких гарантий. Ощущал запах жирного пирога, который предложил разделить Гитлер, хотя и опасался, что яство окажется подгоревшим.

На обратном пути из Германии японский министр снова остановился в Москве. Его встречали как дорогого гостя – Мацуоке показали музеи, сводили во МХАТ на «Трех сестер». Японец на один день заглянул в милый его сердцу Петербург, который, впрочем, давно назывался Ленинградом.

Сами же переговоры шли натужно, и казалось, что долгие дискуссии не дадут результата. Но под конец визита стороны все же пришли к взаимному согласию, и 13 апреля 1941 года был заключен пакт о нейтралитете между СССР и Японией. Сталин, который умел очаровывать собеседников, сделал вид, что пошел на этот шаг только ради уважаемого гостя. Однако соглашение, особенно накануне смертельной битвы с Германией, для СССР было важнее, чем для Японии.

Вождь решил лично – такое случилось в первый и последний раз – проводить иностранца, отъезжавшего с Ярославского вокзала. Глава государства разгуливал по перрону, одаривал рукопожатиями всех, кто попадался на его пути, включая опешивших от такой чести железнодорожников и пассажиров. Прощаясь с японским дипломатом, обнял его и, широко улыбаясь, сказал: «Мы же азиаты, а азиаты должны держаться вместе». После этого обернулся к военному атташе Германии Гансу фон Кребсу: «И с вами мы останемся друзьями!»

В дневнике писателя Феликса Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым» его герой вспоминал: «Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать…»

Тем не менее угроза не была полностью устранена. До конца 1943 года японское командование планировало вторжение на территорию советского Дальнего Востока, рассчитывая захватить огромное пространство от Владивостока до Омска. Об этом доносили разведчики, а позже свидетельствовали пленные японские генералы.

Особенно тревожно на границе было летом и осенью сорок первого, когда вермахт победным маршем двигался по территории Советского Союза. У Токио в это время отчаянно чесались руки.

На протяжении всей Великой Отечественной СССР был вынужден держать на своих дальневосточных границах от 32 до 59 дивизий сухопутных войск, от 10 до 29 авиационных дивизий, до 6 дивизий и 4 бригад войск ПВО – общей численностью свыше одного миллиона солдат и офицеров, а также огромное количество вооружений. Переброска таких сил на западный театр военных действий позволила бы нашей армии гораздо раньше одержать победу над Германией.

Однако и у японцев хватало дел – они воевали в Малайе, Бирме, Сингапуре, Индонезии, на Филиппинах, в Новой Гвинее, сражались с США и Великобританией на Тихом океане. Это требовало громадного напряжения экономики и несметных людских ресурсов. После череды громких военных успехов наступило время чувствительных поражений. Но даже в 45-м победа над японцами не представлялась союзникам близкой. По словам государственного секретаря США Эдварда Стеттиниуса, «накануне Крымской конференции начальники американских штабов убедили Рузвельта, что Япония может капитулировать только в 1947 году или позже, а ее разгром будет стоить Америке миллиона солдат».

Что бы делали союзники без поддержки СССР? Разрушили Японию воздушными бомбардировками? Испепелили ядерными ударами другие японские города – так же, как Хиросиму и Нагасаки? В любом случае граждан островного государства ожидали бы страшные времена. Ну, а американцам следует почаще вспоминать, кто спас миллион молодых жизней их соотечественников.

В апреле 1945-го СССР денонсировал советско-японский пакт о нейтралитете, а в июне на будущий театр военных действий прибыл 49-летний маршал Александр Василевский – из когорты славных военачальников Великой Отечественной.

Летом сорок первого он возглавил оперативное управление Красной Армии, в июне сорок второго был назначен на должность начальника Генерального штаба, стал заместителем наркома обороны, то есть самого Сталина.

Практически все важные стратегические операции Великой Отечественной разрабатывались при непосредственном участии Василевского. Неудивительно, что именно этот полководец стал автором плана наступления на Дальнем Востоке, блестяще претворенного в жизнь.

В составе Забайкальского, Первого и Второго Дальневосточных фронтов, осуществлявших Маньчжурскую операцию, насчитывалось более полутора миллионов солдат и офицеров, наличествовала внушительная масса артиллерии, танков и самолетов. В кампании участвовали силы Тихоокеанского флота и Краснознаменной Амурской военной флотилии. К боевым действиям были привлечены воинские части Монгольской народной республики.

Япония выставила миллионную Квантунскую армию, основу которой составили недавно сформированные соединения. К тому же у противника были танки старых образцов, отсутствовала реактивная артиллерия и почти не осталось исправных самолетов.

На рассвете 9 августа 1945 года передовые части трех наших фронтов начали наступление. Одновременно краснозвездная авиация нанесла массированные удары по военным объектам противника. Уже в первые часы выявилось полное превосходство Красной Армии.

Менее чем через две недели Квантунская группировка оказалась полностью разгромленной. Нашим войскам поступил приказ о захвате японского острова Хоккайдо, однако высадку отложили. А затем операция потеряла актуальность, ибо 2 сентября 1945 года Япония капитулировала. По советским данным, японские потери составили 84 000 человек убитыми, 600 000 попали в плен.

Для Красной Армии эта война тоже не стала легкой прогулкой. Победа на Дальнем Востоке оплачена ценой жизни 12 000 советских военнослужащих и большим количеством раненых. Некоторые историки считают, что потери были даже более значительными. И для такого предположения есть основания: японцев отличали фанатизм при исполнении приказов, непоколебимая верность воинскому долгу. Они часто оказывали ожесточенное сопротивление даже в безвыходных ситуациях.

Наглядный пример – судьба гарнизона на высоте Острая, где противник сражался с отвагой обреченного. После боя в подземных казематах обнаружили трупы пятисот японских солдат и офицеров, рядом с ними – останки более 150 женщин и детей, членов семей военнослужащих. Они сознательно избрали смерть.

В тылу советских войск активно действовали диверсионные группы, отряды смертников, фанатиков-одиночек, жертвами которых становились наши военные, прежде всего командиры и политработники. Акт о капитуляции Японии был подписан на борту американского линкора «Миссури». По логике, от имени СССР ее следовало принять главнокомандующему Василевскому, как в мае сорок пятого это сделал Георгий Жуков. Однако Сталин, раздраженный тем, что историческая церемония проходит на территории США, направил генерал-лейтенанта Кузьму Деревянко.

Главным итогом кампании стало завершение Второй мировой войны. «Отныне мы можем считать нашу Отчизну избавленной от угрозы немецкого нашествия на западе и японского нашествия на востоке, – сказал Сталин в обращении к народу. – Наступил долгожданный мир для народов всего мира».

Так казалось многим… Однако человечество очень быстро начало скатываться к новой конфронтации. За минувшие десятилетия планета не раз находилась в шаге от Третьей мировой.