Текст книги "Русские непобедимы. Главные сражения нашей истории"

Трехмесячную передышку наша страна использовала лучше, чем неприятель. В 1943 году вышли на полную мощность заводы, эвакуированные из западных областей, завершилось переоборудование других предприятий. Советская промышленность обогнала вражескую, и это было невероятным достижением, голодные женщины, старики и дети, стоявшие за станками, превзошли чуть ли не всю Европу – Германию, Италию, Францию, Бельгию, Голландию, Чехию, Польшу. Самоотверженный труд работников тыла обеспечил Красной армии почти двукратный перевес в танках и артиллерии, почти трехкратный – в авиации.

Изменилось качество наших войск, окрепла уверенность бойцов в себе.

Превосходно действовали разведчики. С планом «Цитадель» Сталина ознакомили на три дня раньше, чем его утвердил Гитлер; подтвердили концентрацию противника под Орлом и Белгородом.

Командующий Воронежским фронтом Николай Ватутин предлагал упредить немцев, ударить первыми. Георгий Жуков, начальник Генштаба Александр Василевский и командующий Центральным фронтом Константин Рокоссовский высказались за другое решение, поддержанное Сталиным, – дождаться наступления врага, измотать его, находясь в обороне, а уж потом перейти в контратаку.

Подготовка была проведена колоссальная. Курскую дугу прикрыли Центральный и Воронежский фронты – 1,3 миллиона человек, 20 000 орудий, 3300 танков, 2650 самолетов. В тылах развернулся резерв, Степной фронт – 580 000 человек, 1600 танков, 9000 орудий. Наши воины вырыли 11 000 км траншей, оборудовали минные поля, противотанковые опорные пункты. Появились противотанковые истребительные полки, в которые отбирали лучших артиллеристов, натренированных в снайперской стрельбе: если нельзя поразить лобовую броню «Тигра» или «Пантеры», то можно попасть по гусеницам, стволу пушки, смотровым щелям. Наше командование запланировало провести фланговые операции «Кутузов» и «Полководец Румянцев». По сути, это была ловушка, ей предстояло сработать тогда, когда немцы увязнут в боях…

5 июля земля затряслась от разрывов бомб и снарядов, задрожала под гусеницами танковых лавин.

Впоследствии Жуков и Василевский признавали: если бы артиллерийскую контрподготовку провели на полчаса позже, то она накрыла бы скопища германских солдат. Но – поспешили, и потери врага оказались незначительными. На второй день, стремясь облегчить положение изнемогавшей пехоты, пытались нанести контрудары. На северном фасе Константин Рокоссовский бросил вперед 2-ю танковую армию, на южном – такой же приказ двум танковым корпусам отдал Ватутин. Увы, маневр опять оказался преждевременным. Русские танкисты столкнулись лоб в лоб с большой массой вражеской бронетехники, понесли тяжелые потери.

Эти неудачи не изменили общего хода сражения. Наши солдаты показали себя настоящими героями. Поля под Орлом и Белгородом были усыпаны телами противника, грудами искореженного металла. На северном фасе 9-я армия Моделя за неделю сумела продвинуться всего на 12 км и была порядком измочалена. Командующий группой армий «Центр» Ханс фон Клюге силился во что бы то ни стало продавить оборону советских войск, начал перебрасывать дивизии с соседнего участка.

Но именно этого и ждали наши военачальники. Пока армии Рокоссовского сдерживали шквальный натиск, к северу изготовились для совместного удара Брянский и Западный фронты, 12 июля они перешли в наступление и опрокинули немцев, двинулись прямо в тылы ударной группировке Моделя. Вот теперь ловушка сработала!

В тот же день разыгрались две битвы железных армад. Западнее Прохоровки главные силы 5-й танковой армии схлестнулись с четырьмя дивизиями гитлеровцев, а южнее Прохоровки три германские дивизии противостояли бригадам генерала Кузьмы Труфанова. Обе стороны понесли огромный урон, однако к советским войскам выдвигались подкрепления, а ударные кулаки нацистов к тому моменту пополнялись уже дважды, и подмогу им ждать было неоткуда…

После ряда неудач германские военачальники задергались, принялись снимать войска с одного направления, чтобы ликвидировать угрозу на другом. А это создало благоприятные условия для нашего Центрального фронта. Красная армия перешла в наступление…

Стратегические и оперативно-тактические приемы, впервые использованные во время Курской битвы, – систему последовательных ударов на разных участках, заставляющих врага метаться и распылять силы, – советское командование применяло вплоть до конца Великой Отечественной.

Добавили жару фашистам партизаны. 3 августа на железные дороги вдруг выплеснулись отряды Белоруссии, Украины, Смоленщины, Брянщины, всюду заполыхали зарева рельсовой войны. В критический для неприятеля момент, когда ему, как воздух, требовались резервы, техника, боеприпасы, поток перевозок сократился на 35–40 процентов, а дороги через Белоруссию оказались совершенно парализованы.

Западный, Брянский и Центральный фронты обтекали германскую группировку под Орлом с трех сторон. Клюге и Модель не желали повторять судьбу Паулюса, бросились вытаскивать войска из наметившегося мешка.

5 августа Орел праздновал освобождение.

После разгрома фашистов в районе КурскаНа другом фасе Курской дуги повторилось то же самое. 17 июля перешли в наступление наши Юго-Западный и Южный фронты. Командующему группой армий «Юг» Эриху фон Манштейну пришлось раздергивать свои силы, отправлять их то южнее – прикрывать Донбасс, то севернее – под Орел. Воронежский и Степной фронты сломили ослабленную группировку и взяли Белгород – также 5 августа.

Когда Сталину доложили об этом, он вспомнил, что в царской России выдающиеся победы отмечали звоном колоколов и всеобщими молебнами. В советских условиях вождь предложил новую традицию – салюты. Небо над Москвой впервые расцветилось ракетами, торжествующе грохнули праздничные залпы.

Гитлер осознал провал своих планов 11 августа. В этот день он подписал директиву о строительстве мощнейшей позиционной обороны, которая должна была протянуться по рекам Великой, Днепру, Молочной, упираясь флангами в Финский залив и Азовское море. И теперь нацисты не смирились с разгромом, предприняли еще одну попытку кардинально изменить ситуацию, лихорадочно возводили укрепления под Харьковом, превращали крупный русский город в неприступную крепость. С заводов им везли новенькие танки, экипажи разбитых машин получали свежую технику. Остатки корпусов немцы переформировывали прямо на ходу и тут же бросали в контратаки.

Основные усилия наших армий были перенесены как раз на харьковское направление. Сюда поворачивали группировки из-под Орла, из Донбасса, перемещались силы Степного, Воронежского и Юго-Западного фронтов.

С тяжелыми боями русские окружали город, однако преднамеренно не замкнули кольцо, дорога в собственный тыл осталась для противника свободной. Это оправдало себя: немцы не выдержали, стали выбираться из крепости, а их били артиллерией, авиацией, громили в открытой степи.

Дата освобождения Харькова, 23 августа, считается завершением Курской битвы, Днем воинской славы России. Самоотверженность наших солдат и офицеров, героический труд всего народа, умелое командование обеспечили грандиозную победу. Хребет нацистской империи надломился. Она лишилась последних надежд выиграть войну. Отныне инициатива прочно перешла к Красной армии. Век Третьего рейха стал исчисляться не столько годами, сколько километрами: от Курска, Орла, Белгорода – до Берлина.

Евгений Александров. Град непокоренный (Освобождение Ленинграда)

В начале 1944-го Ленинград салютовал, праздновал окончательное избавление от ужасов блокады, продолжавшейся 872 дня. Жители города дружно выходили на улицы, чтобы увидеть в небе долгожданное и незабываемое знамение победы.

Предшествовала всенародному торжеству стратегическая наступательная операция с грозно-поэтическим названием «Январский гром». Ее проводили войска Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов.

Народный артист СССР, участник обороны Ленинграда Юрий Никулин вспоминал: «Навсегда вошло в мою жизнь 14 января 1944 года – великое наступление, в результате которого наши войска сняли блокаду и отбросили фашистов от Ленинграда. Была продолжительная артиллерийская подготовка. Двадцать градусов мороза, но снег весь сплавился и покрылся черной копотью. Многие деревья стояли с расщепленными стволами. Когда артподготовка закончилась, пехота пошла в наступление».

Годом ранее в результате операции «Искра» удалось прорвать стальное вражеское кольцо. Ширина спасительного коридора достигла 8–11 км. По блокадным меркам – немало. За полмесяца построили 33-километровый участок железнодорожного пути Шлиссельбург – Поляны. Эту магистраль уже тогда называли Дорогой Победы. Ее усиленно обстреливала вражеская артиллерия, однако 7 февраля 1943-го на Финляндский вокзал прибыл первый поезд с Большой земли.

О героях тех сражений военкор газеты «Фронтовая правда» 377-й стрелковой дивизии Волховского фронта Павел Шубин сложил песню на музыку «Гвардейской застольной»:

 
Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробивался болотами,
Горло ломая врагу…
 

Драматург – а в годы войны бригадный комиссар – Всеволод Вишневский в дни прорыва блокады, в начале 1943 года, оставил запись: «Январь… Снега… Город Ленина улыбается и утирает слезы счастья. Пришел час наших контрударов! Фронты перекликаются с фронтами – и под ударами России – дробятся и гибнут полчища Гитлера». И спустя год «сверхчеловеков» раз и навсегда отбросили от стен нашей Северной столицы.

В годы Второй мировой это был единственный город, выдержавший длительную осаду и не сдавшийся. Более того, даже в самые голодные дни предприятия делали «все для фронта, все для Победы».

Грузовики с продовольствием идут по льду Ладожского озера. 1942 Летопись блокадного Ленинграда состоит из подвигов, которым нет аналогов в истории. Многие из них связаны с Дорогой жизни, спасавшей в первые, самые страшные зимы. В кольце оставался узкий просвет, позволявший наладить сообщение с Большой землей по Ладожскому озеру: во время навигации – водный путь, по зиме – ледовая магистраль, военно-автомобильная дорога № 101. Больше миллиона человек удалось эвакуировать.

Гитлеровцы бомбили постоянно, но остановить движение не удалось. Водители полуторок не закрывали двери, чтобы успеть выпрыгнуть, если машина начнет тонуть.

В наиболее тяжелый период за Дорогу отвечал бывший метростроевец Иван Зубков. Под его руководством возводили оборонительные укрепления на Карельском перешейке и Лужском рубеже, тянули по дну Ладожского озера телефонный кабель, трубопровод, линии электропередач. Подобных проектов, реализованных в немыслимых условиях, прежде мир не видел. (До Победы генерал Зубков не доживет. 28 июня 1944-го немцы собьют самолет, в котором он отправится на службу. Хоронить Ивана Георгиевича будут всем городом, гроб провезут по Невскому на орудийном лафете.)

Телефонную связь, нарушенную в первые блокадные дни, можно было восстановить только под водой. Специалисты завода «Севкабель» спаяли и смонтировали изолированный кабель. Его доставили к берегу озера и погрузили на баржу. Дальше действовать предстояло водолазам. Несмотря на шторм, они проложили линию за восемь часов. Ленинград получил тридцать каналов связи, и эта магистраль безупречно действовала всю войну.

Посреди первой блокадной зимы Ленинград погрузился во тьму: не действовали почти все электростанции. Только ТЭЦ № 5 «Красный Октябрь», работавшая на торфе, и частично ГЭС № 1 продолжали давать ток в особо важные кабинеты и госпитали. Ни в жилых домах, ни на предприятиях света не было. Требовалось протащить высоковольтную линию от Волховской станции. 125 километров кабеля укладывали на ладожском дне под бомбами, и 23 сентября 1942 года в непокоренный город начало поступать электричество. Накануне 25-летия Октября в сотнях ленинградских домов впервые с начала блокады засияли лампочки, ставшие для многих символами-предвестницами грядущих побед.

Еще труднее оказалось преодолеть топливный голод. В горючем нуждались и вооруженные защитники города, и безоружные блокадники. Трубы для первого в мире подводного бензопровода подвозили тайно, ночами. Из сваренных отрезков получали 200-метровые соединения, которые испытывали водой и керосином, а затем покрывали антикоррозийной изоляцией. Работать приходилось в лесу, в укрытии, неподалеку от железнодорожной станции Борисова Грива.

Почти каждый день туда приезжал уполномоченный Госкомитета обороны Алексей Косыгин, старавшийся снабдить экстренную стройку всем необходимым. В годы войны он, сын петроградского рабочего, показал себя как управленец высочайшего уровня. Будущий председатель Совета министров СССР дневал и ночевал на порученных ему участках.

Ладожский трубопровод называли «артерией жизни» – десятки тысяч тонн нефтепродуктов получил город. И разведка сработала безукоризненно: до конца войны немцы так и не узнали об этом секретном объекте.

Впоследствии Алексей Николаевич рассказывал о своей блокадной одиссее нечасто. Хотя Джо Байден сохранил такие впечатления о переговорах 1979 года: «Я хорошо запомнил его колючий взгляд, когда он начал говорить… Косыгин предложил: «Давайте договоримся о двух условиях, сенатор. Я говорю от имени СССР. Вы говорите от имени США. Я говорю, потом вы, и больше никто. Второе. Вы – молодой человек. Когда я был молодым, моя работа была столь же важной, как ваша. Она заключалась в снабжении продовольствием Ленинграда во время немецкой блокады». Как ни храбрился Байден, он сразу понял: перед ним – человек-легенда. Потому и запомнил тот разговор на всю жизнь.

В первые месяцы Великой Отечественной в городе установили 1500 новых радиоточек. «Нигде радио не значило так много, как в нашем городе в дни войны», – вспоминала уже в мирные годы удивительная женщина, обращавшаяся в свое время к ленинградцам со словами: «Внимание! Говорит Ленинград! Слушай нас, родная страна. У микрофона поэтесса Ольга Берггольц». Репродукторы передавали не только голоса патриотов, но и стук знаменитого блокадного метронома, предупреждавшего об авианалетах: быстрый ритм означал воздушную тревогу.

В годы блокады из Ленинграда удалось эвакуировать 92 крупных предприятия. Многие из оставшихся превратились в руины. Полсотни заводов и фабрик производили вооружение и боеприпасы, танки и артиллерийские орудия, минометы, пулеметы, автоматы – около 100 видов оборонной продукции.

На территорию Кировского завода упало 4700 снарядов и 770 бомб. Две с половиной тысячи рабочих и инженеров умерли от голода, погибли в ополчении и во время бомбежек. Женщины и дети заменяли мужчин у станков. Выпуск продукции не прерывался ни на один день – даже тогда, когда до линии фронта было рукой подать.

Адмиралтейские верфи сдали флоту семь подлодок, десятки катеров. Свой знаменитый пистолет-пулемет в блокадном городе дорабатывал Алексей Судаев: произвели малой партией, а испытывали в боях за Карельский перешеек, на Ораниенбаумском плацдарме. Конструктор приезжал в действующую армию, чтобы посмотреть оружие в деле, общался с бойцами, выслушивал их замечания. Всего до прорыва блокады на Сестрорецком заводе было выпущено 46 572 единицы ППС-43. Его по праву считают лучшим автоматическим оружием Второй мировой.

Нынешние пересуды о «пирах Валтасара» с участием руководителя Ленинграда Андрея Жданова – следствие гитлеровской пропаганды, усугубленной бурлящей фантазией: пирожные, ананасы, экзотические вина… Если бы в пору военного лихолетья власть вела себя столь цинично, то ни народ, ни армия не стали бы ее терпеть.

Беспристрастный очевидец, американский журналист Гаррисон Солсбери на сей счет писал: «В Смольном он работал час за часом, день за днем. От бесконечного курева обострилась давняя болезнь, астма, он хрипел, кашлял… Напряжение зачастую сказывалось на Жданове и других руководителях. Эти люди – и гражданские, и военные – обычно работали по 18, 20 и 22 часа в сутки, спать большинству из них удавалось урывками, положив голову на стол или наскоро вздремнув в кабинете. Питались они несколько лучше остального населения. Жданов и его сподвижники… получали военный паек: 400, не более, граммов хлеба, миску мясного или рыбного супа и немного каши. К чаю давали один-два куска сахара… Никто из высших военных или партийных руководителей не стал жертвой дистрофии. Но их физические силы были истощены. Нервы расшатаны, большинство из них страдали хроническими заболеваниями сердца или сосудистой системы».

Солсбери не преувеличивал: Жданов умер в 1948 году от продолжительной сердечной болезни.

Муссируются ныне и другие провокационные россказни из геббельсовского репертуара. Уже не раз делались предположения о том, что нужно было объявить Ленинград «открытым городом», пустить врага к Эрмитажу и Петропавловской крепости… Но так рассуждать могут лишь те, кто не имеет ни малейшего представления о сути Великой Отечественной войны.

Уже в первые дни после начала агрессии в дневнике начальника германского генштаба сухопутных войск Франца Гальдера появилась многозначительная запись: «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которое в противном случае мы потом будем вынуждены кормить в течение зимы. Задачу уничтожения этих городов должна выполнить авиация. Для этого не следует использовать танки… Это будет народное бедствие, которое лишит центров не только большевизм, но и московитов вообще».

Под судьбой великого города пытался подвести черту и генерал Эдуард Вагнер: «Не подлежит сомнению, что именно Ленинград должен умереть голодной смертью».

Нацисты сознательно обрекли на голодную смерть сотни тысяч людей – такова безжалостная логика «тотальной войны», которую вели против СССР гитлеровцы. Они рассчитывали морально сломить и физически уничтожить советский народ.

Вручить им ключи от города стало бы равноценно самоубийству. Во-первых, капитуляция обернулась бы массовым истреблением ленинградцев, дабы их «не кормить», во-вторых, город являлся важным для страны центром обороны с единственной сохранившейся к тому времени базой Балтийского флота, в-третьих, Ленинград был могучим символом, неприступной крепостью, на него равнялась вся страна.

Европа лобызала германский сапог, а наши деды и прадеды стояли насмерть, ценой самопожертвования сумели переломить ход войны, выстояли и победили. И в россказни Геббельса о пирожных не верили.

Подвиг Ленинграда – это ежедневное напряжение за гранью человеческих сил, победа над невиданным могуществом и звериной жестокостью врага. Вся страна понимала: для того, чтобы подчеркнуть величие этого преодоления, требуется новая награда. Так возникло понятие «город-герой».

Весной 1945-го впервые в истории героями были провозглашены не личности, а города. Приказ Верховного главнокомандующего гласил: «Сегодня, 1 мая, произвести салют в столицах союзных республик: Москве, Киеве, Минске, Баку, Тбилиси, Ереване, Ашхабаде, Ташкенте, Сталинабаде, Алма-Ате, Фрунзе, Петрозаводске, Кишиневе, Вильнюсе, Риге, Таллине, а также в городах-героях: Ленинграде, Сталинграде, Севастополе и Одессе – двадцатью артиллерийскими залпами».

Город на Неве назван первым в отдельном ряду не случайно. На Нюрнбергском процессе было объявлено, что жертвами блокады стали 649 000 мирных жителей, современные историки считают, что в действительности эта цифра составила не менее 800 000. В большинстве своем они умерли от голода.

Память о миллионах погибших ленинградцев священна. Их подвиг не был напрасным, они отдали жизни ради мирного будущего своей Родины.

Глядя на «Невы державное теченье», силуэты Петропавловской крепости или Смольного монастыря, мы по-прежнему слышим голоса тех, кто не пережил блокаду, до срока нашел себе последнее пристанище на Пискаревском кладбище. Это о них сказано:

 
Их имен благородных мы здесь
перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто.
 

Валерий Шамбаров. Гремело грозное «Ура!», шумело море в час прибоя (Освобождение Крыма)

В мае 1944-го в результате «третьего сталинского удара» Россия вернула себе прежде захваченный врагами Крым.

Его важнейшее стратегическое положение – помимо всех прочих преимуществ – известно с древних времен: кто владеет этими землями, тот контролирует Черное и Азовское моря. В XVIII веке за обладание полуостровом велась упорная борьба между Российской и Османской империями. Позже, в середине XIX столетия, его тщетно пыталась отобрать у нашей страны коалиция сильнейших держав той эпохи.

В 1918 году в Крым вторглись германские интервенты, а их турецкие союзники возрадовались – думали, что им вернут давно утраченные владения. Тогда в окружении кайзера Вильгельма II рассудили иначе, не стали вручать османам бесценный приз, решив создать на Черном море немецкую колонию, а вскоре Германия потерпела военную и политическую катастрофу.

В 1919-м на Версальской конференции, занимавшейся переделом мира, по инициативе президента США Вудро Вильсона было решено передать полуостров как бы претендовавшей на «незалежность» Украине. В 1954-м Никита Хрущев фактически выполнил то решение Версаля, и о причинах данного шага споры идут до сих пор…

В период Великой Отечественной значение полуострова было столь же велико. Полные трагизма, свидетельств массового самопожертвования страницы вписали в историю оборона Севастополя, отчаянные операции по его деблокаде. Гитлеровцы осваивались здесь прочно, полагали, что навсегда. Им служили коллаборационисты, получившие некоторые льготы и возможность формировать части карателей (9 батальонов и ряд подразделений общей численностью до 20 000.) Впрочем, последних не информировали о том, что по планам нацистов полуостров подлежал германизации – в будущем, в случае полной и окончательной победы Рейха, пособников-иноплеменников ждала поголовная депортация. Или ликвидация…

После Сталинграда острая необходимость удержать Крым заботила уже фюрера. Срочно ремонтировались старые советские укрепления на перешейках и обводах Севастополя, возводились новые. Положение оккупантов ухудшалось. В октябре 1943-го наши войска освободили Тамань, вышли к Керченскому проливу. 4-й Украинский фронт под командованием генерала Федора Толбухина прорвал вражескую оборону под Мелитополем, и в эту брешь вошла подвижная группа «Буря» из 19-го танкового корпуса, кубанских казаков и пехоты. Крым отсекли от основных германских сил, с которыми сообщение осталось лишь по морю и по воздуху.

Танковые и кавалерийские части Красной армии с ходу овладели укреплениями Турецкого вала, пробились на Перекопский перешеек. 10-й стрелковый корпус генерала Константина Неверова форсировал Сиваш, захватил ключевой плацдарм. Неприятель опомнился, бросил навстречу крупные силы. Танкисты и казаки на Перекопе оказались в окружении, отстреливались последними снарядами и патронами и все же оба плацдарма сумели удержать – помогла высадка русских десантов под Керчью. Враги задергались, стали перебрасывать туда резервы. А у нас там появился еще один плацдарм.

Командующий запертой в Крыму 17-й армией генерал Эрвин Йенеке запрашивал об эвакуации. Того же мнения придерживались другие нацистские военачальники, а также румынский диктатор Ион Антонеску. Гитлер их предложения отверг. Он надеялся наладить военные коммуникации полуострова с Кавказом, где продолжала активную партизанскую и террористическую деятельность «Национал-социалистическая партия северокавказских братьев». К тому же немецкая авиация, благодаря крымским аэродромам, блокировала действия нашего Черноморского флота. Оставляя эти базы, гитлеровцы уступили бы советским кораблям и самолетам господство на море, открыв тем самым берега других государств. Фюрер не без оснований опасался отпадения союзников – Румынии и Болгарии. Турция формально сохраняла нейтралитет, но состояла в статусе наблюдателя в Антикоминтерновском пакте и подыгрывала нацистам: закрыла проливы для антигитлеровской коалиции, пропуская суда Германии и ее сателлитов. Жизненно важными являлись поставки турецкой хромовой руды – прекратись они, и немецкая военная промышленность через год остановилась бы. Гитлер боялся, что после потери Крыма Турция переметнется в противоположный лагерь (что она и сделала в августе 1944-го).

Борьба за полуостров приобрела особенное стратегическое и геополитическое значение. Сюда советское командование перебрасывало серьезные подкрепления, планируя пробить дорогу в Крым с Никопольского плацдарма, который немцы удерживали на левом берегу Днепра. Гросс-адмирал Карл Дениц пообещал: в критической ситуации 17-ю армию, состоявшую из 5 германских и 7 румынских дивизий, примерно 200 000 солдат, 3600 орудий, 215 танков, сможет эвакуировать флот. Цифры приведены без учета полицейских формирований из крымских пособников – тех нацисты считали ненадежными, на передовую не посылали.

Руководство СССР применило в 1944 году стратегию, получившую позже название «Десять сталинских ударов», – это попеременное сосредоточение войск и наступательных действий то на одном, то на другом участке.

В феврале в ходе «второго удара» была разгромлена под Никополем группировка германцев, и их надежда деблокировать полуостров рухнула. Теперь можно было штурмовать его без особых помех. У перешейков развернулся 4-й Украинский фронт Толбухина. 16 марта Сталин подписал приказ об операции по освобождению Крыма (по знаменательному совпадению в этот же день, 70 лет спустя, состоялся референдум о воссоединении его с Россией).

«Третий сталинский удар» начал 26 марта 3-й Украинский фронт генерала Родиона Малиновского, опрокинувший противника на Буге и выходивший к Одессе, окружая и прижимая немцев с румынами к морю. К Крымской операции это имело самое прямое отношение. Превосходство русских не было подавляющим: 470 000 бойцов, около 6000 орудий, 559 танков и САУ. Враг выстроил мощнейшую оборону из 3–4 полос, в каждой – несколько линий траншей, долговременные огневые укрепления. Отбиваться могли бы долго. Однако у Йенеке в Крыму было лишь 150 самолетов, остальные силы люфтваффе поддерживали из-за линии фронта, им теперь приходилось летать из Румынии.

С нашей стороны к штурму готовились две воздушные армии, авиачасти Черноморского флота, привлекалась и Дальняя авиация (соответственно – 1250, 400 и 500 самолетов). Господство в воздухе, таким образом, обеспечивалось полное. Морская эвакуация с потерей Одессы становилась для нацистов крайне проблематичной.

Маршал А. Василевский и командующий 4-м Украинским фронтом Ф. Толбухин. Крым, 19444-му Украинскому и Отдельной Приморской армии, готовившим удары с севера и востока, ставилась задача не просто разгромить противника, а полностью его уничтожить. Для общего руководства и координации действий Ставка прислала маршалов Климента Ворошилова и Александра Василевского, одного из самых талантливых советских полководцев.

Немцев удалось обмануть. Наши авиация и тяжелая артиллерия заранее обрабатывали укрепления на Перекопе, внушали: главный прорыв намечается именно здесь. Хотя он готовился с Сивашского плацдарма. Саперы построили в этом районе дамбы, навели через «гнилое море» мосты, в тяжелейших условиях сумели замаскировать 19-й танковый корпус и другие части.

7 апреля провели разведку боем, а на следующее утро на северном направлении силами 4-го Украинского фронта начали мощный артобстрел. Бои были крайне ожесточенными. Йенеке все же разгадал, что главный удар русские решили нанести на Сиваше, бросил туда резервы. В первые дни оборону фашистов буквально прогрызали, брали в день по 1–2 траншеи. Противник то и дело контратаковал. Очаги наиболее ожесточенного сопротивления постепенно подавлялись авиацией и артиллерией. Нащупывались слабые места во вражеских боевых порядках, 10 апреля получилось их взломать.

Генералу Йенеке разрешили отводить войска к Севастополю. Полетели приказы о тотальном разрушении крымских городов, коммуникаций, предприятий, курортов. Но войска Отдельной Приморской армии генерала Андрея Еременко, заметив, что начался отход врага, в ночь на 11 апреля тоже перешли в наступление. И освободили Керчь. Толбухин ввел в бой свою основную ударную силу – 19-й танковый корпус. То, что последний находился на Сивашском плацдарме, стало для немцев полнейшей неожиданностью – думали, что он остался за Перекопом.

Подвижная группа из танкистов, двух полков пехоты на грузовиках и артиллерийской бригады помчалась на Джанкой и Симферополь, где располагались штабы, узлы связи и склады противника, узлы основных дорог. Немцы и румыны переполошились, еще сражавшиеся на Перекопском перешейке и Керченском полуострове группировки стали спешно отходить, чтобы их не окружили. Дрались остервенело, кидались в контратаки, срывали зло на мирных жителях. Так, 98-я германская дивизия устроила бойню в Старом Крыму, фашисты прочесывали дома, убивали всех, кого нашли (584 человека). Выполнить план по тотальному разрушению им не позволили. Наши воины гнали их, сбивая заслоны, давили отступавшие колонны танками, авиация утюжила порты в Феодосии, Судаке, Евпатории, срывая морские перевозки. Громить оккупантов вышли и 4000 крымских партизан.

Последовала эвакуация тыловых учреждений, предателей и карателей из Севастополя. Немцы и коллаборационисты силой забирали с собой местных жителей, размещали на палубах плавсредств, заставляя при появлении советских самолетов махать полотенцами, а матерей – поднимать над собой детей.

Вывозить боевые части Гитлер запретил (вполне обоснованно, это обернулось бы бегством), те занимали укрепления вокруг города. 15 апреля к Севастополю вышли наши передовые отряды, но они оказались ослаблены, растянулись на марше, израсходовали боеприпасы и были остановлены шквальным огнем. Советское командование собирало свежие силы, предпринимало новые штурмы. И опять значительных успехов добиться не удалось. Гитлер даже вспоминал по этому поводу, как русские в гораздо худших условиях 250 дней обороняли город, продолжал надеяться, что германцы удержат оборону. Пытавшийся доказать обратное Йенеке был снят с должности, заменен генералом Карлом Альмендингером, потребовавшим удерживать «каждую траншею, каждую воронку, каждый окоп».

Василевский, Ворошилов и Толбухин тем временем готовили решающий штурм, собрали к Севастополю всю артиллерию. 5 мая при поддержке ураганного огня и непрерывных атак авиации наши части ринулись на приступ с севера, у Мекензиевых гор. Оборону снова не прорвали, но ввели врага в заблуждение, сымитировав главный удар. В действительности он был нанесен 7 мая с юга, где наши войска сосредоточили свыше 200 орудий на километр фронта, львиную долю своих гвардейских минометов. Быстрого прорыва, однако, вновь не последовало. Самая суровая битва кипела под Сапун-горой: сходились в рукопашных, траншеи переходили из рук в руки, на атаковавших лился шквальных огонь из десятков дотов и дзотов. К вечеру эту гору – ключ всей обороны неприятеля – взяли. Фашисты стали отходить, пытаясь зацепиться на запасных рубежах, улицах.