Текст книги "Путешествие из Неопределенности в Неизвестность"

19-24 км

Пойми, мой дорогой читатель, что я с опаской входил в новый вагон. Что я пережил за эти часы и минуты, кого я увидел, от кого бегал по вагонам, читатель сам прекрасно знает и мне сочувствует, как я думаю и надеюсь…

Конечно, некий читатель, который верит только разным телеанонсам, новостному официозу или различным горе – аллилуйщикам, получающим за свою непопулярную в народе работу зарплату, не станет читать мое правдивое повествование, а я от этого не буду рыдать, уж поверьте… Мне достаточно того критичного, умного и демократичного читателя, который не забыл такие забытые ныне слова, как «права человека», «свобода», «совесть», «демократия», я пишу для такого умного и благодарного читателя-интеллектуала! Это так, между прочим, для моего будущего биографа…

Войдя в вагон, я увидел стоящих у окна двух незнакомцев, тихо говорящих между собой.

Одеты они были примерно одинаково: в строгого покроя костюмы, белые рубашки с черными галстуками, а на головах их были надеты черные шляпы. В руках у обоих незнакомцев были трости.

Один из них курил трубку, весьма снисходительно смотря на своего собеседника.

– Как же этого не понял, Ватсон? – усмехнулся он. – Это элементарно…

– Но я не понял, Холмс!

– А я говорю, что это элементарно, Ватсон!

Услышав эти фамилии, я опешил: неужели этот непонятный цирк в поезде еще не кончился и мне предстоит познакомиться сейчас с известным литературным героем писателя Артура Конан Дойля английским сыщиком Шерлоком Холмсом и его верным помощником доктором Ватсоном? И сколько еще новых людей и разных известных персонажей мне предстоит узнать наяву и познакомиться с ними?! И как это может быть, если они были описаны только в книгах, ведь это какая-то фантасмагория!

В какой странный поезд я попал!

Так или иначе, а я действительно видел невозмутимых двух собеседников, говорящих с большим достоинством и не обращающих внимания на меня.

– Все-таки, Ватсон, я не советую вам жениться!

– Вы так полагаете, Холмс?

– Да, ваше опрометчивое решение может очень дорого обойтись вам!

– Неужели? Это вы определили своим дедуктивным методом?

– Нет, я знаю, что женщины страшнее грабителей!

Лицо Ватсона вытянулось от удивления.

– Да, не удивляйтесь, Ватсон, – продолжал Холмс, – грабитель забирает кошелек, а женщины – и кошелек, и вашу жизнь!

После короткой паузы Ватсон произнес, делая вид, что не слышал замечания Холмса:

– Погода хорошая сегодня, Холмс!

Холмс молчал и продолжал курить трубку.

– Я говорю: погода сегодня хорошая, Холмс!

– Вы думаете? Разве нет?

– Солнце светит, дождя нет…

– Да, – согласился милостиво Холмс, – для этого не нужно думать и применять мой уникальный дедуктивный метод.

– Холмс, – укоризненно молвил Ватсон, – но вы опять почти смеетесь надо мной!

– Это как же?

– В ваших словах я услышал не скрытую иронию! И как вы могли, Холмс, посмеяться несколько дней назад в ресторане?

– Когда? – не понял Холмс.

– Когда мы сидели в ресторане вместе в инспектором Лейстредом, – продолжал укорять своего друга Ватсон, – помните? Тогда официант принес какое-то блюдо, уж не помню, какое точно… И вы спросили: почему так мало? Это что, вроде мозгов нашего друга Ватсона?..

– Простите, мой дорогой друг, – ласково ответил Холмс, прекращая курить и похлопывая по плечу Ватсона, – ведь это была только шутка…

– Всего лишь шутка?

– Да, только шутка, ничего более… И не стоит из-за таких нелепых пустяков сердиться на меня, Ватсон, не стоит, уж поверьте мне… Больше такого не будет, я не хочу вас сердить или обижать…

Внезапно я услышал где-то выкрики говорящего попугая, как мне показалось.

Поверьте, дорогой читатель, что я уже ничему не удивлялся в таком поезде, всему начинал верить, хотя непонятно, как может оказаться в вагоне говорящий попугай…

– Целую ваши ноги! – послышался откуда-то голос попугая. – Перезагрузка… Инфляция, кастрация, приватизация, дебилизация, монетизация, ваучеризация, сатисфакция, прострация, дебилизация, модернизация, профанация, имитация!..

– Гм, Холмс, что это? – удивленно спросил Ватсон, оборачиваясь по сторонам и наконец замечая меня, стоящего рядом с ними молча. – А вы кто будете?

– Человек… – ответил я, не найдя ничего лучшего для ответа и крайне удивленный тоже выкриками невидимого говорящего попугая.

– ЖКХ!!.. Ха-ха-ха! Абсурд! Царство абсурда!

– Да, вы слышали какие выкрики сейчас? – спросил меня Холмс.

Я кивнул.

– Имитизм! Дебилизм! ЖКХ! Ха-ха-ха!!..

– Что это? – спросил Ватсон. – Может, Холмс, вы воспользуетесь своим дедуктивным методом?

– Он здесь совсем не нужен, – безапелляционно ответил Холмс.

– Почему, Холмс?

– Иногда нужно просто думать, – ответил Холмс, – просто думать, а не пытаться только находить разные улики, доказательства… Ведь никакого преступления нигде нет…

– Верно подмечено, Холмс, – согласился я.

Но выкрики говорящего попугая снова услышали мы трое:

– Имитация нашей жизни!.. Одна имитация, имитизм!! Имитизм!.. Дебилизм! Целую ваши ноги!.. У нас всё всегда хорошо, у нас всё хорошо!! Где твой паспорт?!..

Дебилизм!.. Имитизм! Примитивизм!.. Где Березовский?! Миллион курьеров не может найти этого Березовского! Дебилизм!!.. Я со всеми на дружеской ноге!! А подать сюда этого!.. У нас всё хорошо!! Всегда всё хорошо!! Всё смешалось, перезагрузка! Абсурд, царство абсурда!! Память отшибло, перезагрузка!.. Имитизм, примитивизм! Где твой паспорт?!!.. Стоять! Маски-шоу! Тяжела ты, шапка Мономаха!! Имитизм, дебилизм, примитивизм!!.. Абсурд, акцизные марки!!.. Все только с паспортом! Где призрак Демократии? Где наша демократия? Абсурд!! Всё хорошо!!.. Шумим, братцы, шумим! Перезагрузка!! Имитизм! Всё хорошо!! Царство абсурда! Шумим, братцы, шумим! Перезагрузка! Прострация, модерация, дебилизация, монетизация!! Абсурд!! Царство абсурда!! Перезагрузка!!.. Имитизм, дебилизм, примитизм!.. Где твой паспорт?

Шапка Мономаха!! Абсурд!! ЖКХ, ха-ха-ха!!!..

Выкрики попугая закончились.

После продолжительной паузы Ватсон спросил Холмса:

– Вы что-нибудь поняли, Холмс?

Холмс молчал, куря трубку.

– Вы что-нибудь поняли, Холмс? Кто это кричал и что он кричал?

– Я только понял, что это был не человек! И выкрикивал он какие-то бесовские слова!

– Похвально, Холмс, что вы быстро определили и точно всё подметили, – обрадовался Ватсон.

Я хотел сказать, что это кричал попугай, но снова услышал громкие выкрики говорящего попугая:

– Примитивизм! Дебилизм! Имитизм! Царство абсурда!! Где Березовский?! Олигархов под суд!! Маски-шоу!! Абсурд! Все с паспортами! Перезагрузка! Модерация, дебилизация, монетизация, прострация, ваучеризация, имитация, инфляция, имитация, кастрация, монетизация!! Абсурд!! Паспорт!! Шумим, братцы, шумим!..

– Интересно, – невозмутимо произнес Холмс, продолжая курить трубку, – как долго это может продолжаться?

В ответ я пожал плечами.

– ЖКХ! Ха-ха-ха!! – вновь послышался голос попугая. – Абсурд, царство абсурда!!..

Бред!! Дебилизм! Имитизм!!.. Абсурд! ЖКХ! Ха-ха-ха!!

– Не знаю, Холмс, – ответил Ватсон, тоже пожимая плечами. – Откуда это? И не видно этого кричащего!

– Еще это ничего, – усмехнулся я, – вот я натерпелся в этом поезде, уже несколько вагонов прошел, чего только не видел!

– Вы это серьезно? – удивился Ватсон. – И что такого необычного в нашем поезде?

– Гм, а вы пройдитесь по вагонам, тогда сами убедитесь в правоте моих слов, – ответил коротко я, не желая даже вспоминать свои приключения.

Внезапно я услышал в соседнем вагоне выстрелы.

– Что такое? – спросил Ватсон.

– А вот это уже становится интересным мне, – обрадовано сказал Холмс, прекращая курить трубку и смотря из окна.

Звуки выстрелов повторились.

– Стой. Хватай этого!.. – крикнул вошедший человек в сером френче, галифе, черных сапогах и с маузером в руках.

– Это что… мне? – удивился я.

– Да! Ты что стоишь? – грубо бросил мне человек в сером френче. – Быстро ко мне…

Хватай эту контру!

– Гм, ребята, вы боевиков насмотрелись? – усмехнулся я, не поняв, что угроза была настоящая и меня с Холмсом и Ватсоном могли просто так на месте сразу убить. – Идите-ка вы, ребята, отсюда, мы не играем в боевиков или в ковбоев!..

Ко мне подбежали несколько человек в военной форме и с пистолетами, хватая за руки.

– Что… что такое? В чем дело?! – заорал я, пытаясь отбиться от неизвестных военных. – Эй, ребята, вы что-то заигрались!.. Я ни в какие игры и войнушки там не играю…

Хватит, отпустите меня!

– И этих буржуев хватайте тоже! – скомандовал человек в сером френче, показывая своим людям на Холмса и Ватсона.

– Холмс, мне кажется, эти люди хотят нас арестовать! – заметил Ватсон, с опаской смотря на военных.

– Здесь вы не далеки от истины, Ватсон, – согласился Холмс, отходя назад, смотря на бегущих по вагону военных с пистолетами.

Через несколько минут я вместе с Ватсоном и Холмсом были помещены в одно купе, в котором никого, кроме нас, не было.

Человек в сером френче размахивал маузером перед моим невинным носом, крайне грубо говоря:

– Что, попались, буржуи недорезанные? Признавайтесь, а то хуже всем будет! Мы можем всех вас расстрелять при попытке к бегству!

– Какое бегство, если мы все связаны? – удивился я, выпучив глаза. – Вы сами кто такие?

– Мы кто будем? – повторил мой вопрос человек в сером френче, продолжая размахивать своим маузером перед моим невинным носом. – Мы будем, господин буржуй, пролетариат, который восстал против гнета царя и бар, который хочет получить всё своё у этих буржуев и который хочет тоже счастья, как и все люди на планете! Ясно вам или продолжать говорить?

После паузы человек в сером френче произнес нецензурное выражение из трех слов, помахивая маузером, зло смотря на нас.

– Ну, продолжать? – спросил он.

– Не стоит, – как можно хладнокровнее ответил я, стараясь не смотреть на военных.

– Просто отпустите нас, мы ведь только пассажиры в этом поезде, никакие мы не буржуи, капиталов у нас никаких нет… Пожалуйста, отпустите нас!

– Да, отпустите нас, – взмолился Ватсон, – я с Холмсом вообще из Англии, знаете ли, господа…

– Какие мы вам господа?! – заорал человек в сером френче. – Это вы здесь господа были, а теперь вы все буржуи сидеть будете в тюряге, ясненько?! – После этого он вновь повторил нецензурное выражение из трех слов, плюя в сторону. – Всех вас я с большим удовольствием бы расстрелял сразу без всяких там судов и всяких протоколов и мандатов!

– Шумим, братцы, шумим!! – вновь послышался откуда-то голос попугая. – Абсурд!!.. Царство абсурда!.. ЖКХ!.. Ха-ха-ха!!.. Имитизм!!.. Дебилизм!!..

– Кто это галдит здесь?! – заскрежетал зубами человек в сером френче, оглядываясь и начиная стрелять из своего маузера во все стороны. – Убью гадину!..

Но выкрики попугая продолжались:

– Абсурд!.. Царство абсурда!!.. Шумим, братцы, шумим!! Перезагрузка!! Саммит!..

Жизнь нам покажет!.. Шумим!! Имитизм!! Дебилизм!!.. Враги олигархи!!.. У нас полная демократия!! У нас особая демократия!! Для нас самих!! Для таких нас…

Имитизм, дебилизм!!.. Прибавку бюджетники получили?!.. Ха-ха!! Утритесь ею! А цены по заявкам всех радостных трудящихся снова поползли вверх!! Инфляция! Дебилизация, кастрация, приватизация, ваучеризация!! Цены на нефть растут и цены на всё тоже растут! Дебилизация!!.. Инфляция!.. Где генерал по ракетам?! Командовать будет он!! А где министр по таблеткам?! А подать сюда министра по таблеткам!! Где льготы наши?! Абсурд!! Царство абсурда!! А судьи кто?!.. Террористы!! Везде одни террористы!! Улыбайтесь!! У нас всё хорошо!!.. Всё всегда у нас хорошо! У нас своя особая демократия!! Абсурд! Цены растут!

И всё хорошо!! Шумим!! Перезагрузка!! Абсурд!!..

Нас заперли в купе, оставив на время одних. Военные стояли за дверью, тихо переговариваясь. Я пытался что-то услышать из их разговора, но не получилось.

Говорили ранее, что у меня музыкальный слух, что я могу на большом расстоянии услышать даже одно слово, произнесенное тихо, но сейчас почему-то ничего я не услышал… Видно, стрессовая ситуация так воздействовала на меня, что я внезапно лишился музыкального слуха? Может и так… Как кричал этот невидимый мною говорящий попугай, царство абсурда окружает нас, ничему, стало быть, удивляться не надо, царство абсурда, одна нелепица…

– Холмс, что нам делать? – спросил почти плача Ватсон.

Холмс невозмутимо начал курить трубку, не ответив своему другу.

– Вы не слышали, Холмс? Может, примените свой дедуктивный метод?

– Он здесь не поможет нам, – ответил за Холмса я.

– Ой, вы-то помолчите, – попросил Ватсон, по-прежнему надеясь на ответ Холмса.

Но Холмс молчал, как и ранее.

Так прошло минут десять.

Холмс закончил курить, я вздыхал, а Ватсон с надеждой смотрел на молчащего Холмса.

– И так что же нам делать? – спросил Ватсон.

– Сидеть… – ответил Холмс.

– И сколько нам сидеть?

– Не знаю.

– И это говорит известный всем сыщик Холмс? – продолжал упрямо Ватсон.

– Вы знаете, мой друг любезный, – вежливо ответил Холмс Ватсону, – я бы вас попросил заткнуться хоть на минуту, если можно…

– Что-о?!

– Заткнитесь, пожалуйста, Ватсон! Я сейчас думаю, – ответил Холмс.

Прошло минут пять, а Холмс сидел молча, как видно, продолжал думать…

– Итак, – внезапно произнес Холмс после долгого молчания, – мы здесь сидим запертые неизвестными военными, крайне обозленными и весьма агрессивными…

– Так, – подтвердил Ватсон слова Холмса, продолжая с надеждой смотря на Холмса.

– Прошу меня не перебивать! – зашипел раздраженный Холмс. – Итак, ситуация очень странная, никогда в такой ситуации я не был… Военные явно не разбойники, грабители, но они очень агрессивны, к тому же угрожают нам смертью, поэтому я считаю, что их можно причислить к самым настоящим преступникам!

– Гм, скрупулезно подмечено, Холмс! – засмеялся я, хлопая в ладоши. – И что дальше вы надумали, если не секрет?

– Не секрет, – продолжал Холмс, – но прошу меня не перебивать!.. В такой ситуации, как ни странно, мой дедуктивный метод ничего нам не поможет… Не знаю, честно говоря, что и делать!

– Это как? – не понял Ватсон, тупо смотря на своего друга.

– Элементарно, Ватсон! – ответил быстро Холмс. – Здесь нужно работать кулаками, понятно? Постараюсь сейчас вспомнить приемы борьбы и английского бокса, которым я владел неплохо… Правда, Ватсон?

Ватсон кивнул, не отвечая.

– То есть вы хотите сказать, что нам нужно драться с этими вооруженными людьми? – спросил я.

– А что иного можно предложить в такой нелепой ситуации? Я вас внимательно тогда слушаю, если вы мне скажете что-то иное, – с иронией ответил Холмс.

Военные вошли в купе.

Человек в сером френче снова стал размахивать маузером перед моим невинным носом, испепеляя нас своим взглядом:

– Ну что, надумали? Сразу признавайтесь!

– В чем? – спросил я.

– В своих преступлениях против нашего народа!

– Я ничего плохого не делал, – почти, как школьник, оправдываясь перед учительницей, ответил:

– И мы пассажиры из Англии, мы вообще ничего не знаем, не слышали и ничего противозаконного не совершали! – ответил невозмутимо Холмс. – Вы это можете понять или нет?

– Всё, всё я могу понять, буржуины проклятые! – заорал вдруг человек в сером френче, начиная стрелять в воздух из маузера.

– Но стрелять не надо… – попросил Ватсон.

– Не надо? Надо, Федя английский, надо! – заорал снова человек в сером френче, продолжая стрелять в воздух.

– Вас просят не стрелять, – попросил я, поняв, что сбесившийся сейчас военный потратит все свои патроны, после чего нам вместе с английскими друзьями можно будет легко побить этих военных.

– Не стрелять?! Вот вам, вот!!

Я заткнул уши обеими ладонями от стрельбы возле самого своего уха.

Пули свистели слева и справа, казалось, что от них никуда мне не деться. Их грозная музыка внезапно мне напомнила одну из грозных симфоний Бетховена.

Холмс и Ватсон тоже закрыли уши, стараясь не двигаться и не смотреть на обезумевшего человека в сером френче.

Остальные военные тоже стали стрелять неистово в воздух, часто употребляя нецензурные слова из трех слов и трех букв.

Я только радовался, что англичане не поймут языка улиц и коммунальных квартир.

И сколько может это продолжаться? Сколько патронов у них?

Наконец, стрельба прекратилась…

Ура-а-а-а!!

Я поднял голову, опустил руки, видя, что человек в сером френче ищет в кармане новую обойму.

Остальные двое военных положили пистолеты на полку напротив нас, шаря по карманам и ища новые патроны.

– Всё, приступим… – тихо скомандовал Холмс, поднимаясь с места и нанося прямой удар правой по физиономии человека в сером френче.

Я вместе с Ватсоном тоже быстро вскочили, вступая в драку с военными.

Это длилось совсем недолго, поверьте…

Я не думаю, что моему интеллектуальному читателю может понравится читать, кто и когда нанес тот или иной удар в челюсть или в грудь, не всем такое интересно…

В результате короткой драки человек в сером френче лежал на полу купе, а на его лице красовались два здоровых синяка.

Двое других военных корчились от боли на полках купе, ругаясь нецензурно.

– Надо бежать! – предложил я.

– Да, быстро уходим, – согласился Холмс.

Мы вышли из купе, пробежав несколько метров по коридору.

Потом я остановился, обращаясь к Холмсу и Ватсону:

– Давайте прощаться, господа! Лучше сейчас передвигаться по одиночке, так лучше…

– Почему? – не понял Ватсон.

– Потому, что они встанут, начнут нас искать, позовут свою подмогу, их много здесь, – объяснял я Ватсону, – ясно? А так, если мы разбредемся по разным сторонам, нас труднее будет схватить… Один в одном месте, а другие в других купе!

– Да, он прав, – согласился Холмс, пожимая мне руку. – Спасибо!

Попрощавшись с ними, я побежал в следующий вагон, более не оборачиваясь в сторону английских друзей.

Поезд несся на большой скорости, солнце светило в окно.

Я остановился лишь на минуту, вздохнул, смотря на махающих вслед проходящему поезду людей, после чего побежал снова по коридору.

И что в другом вагоне будет?

25-37 км

Признаюсь, дорогой мой читатель: я входил в новый вагон с большой опаской….

Мне надоело бегать по вагонам! Сколько можно так, как мальчишка какой-то, бегать, будто я что-то натворил и мне полагается большая взбучка?!..

Я остановился у первого окна в коридоре вагона, желая просто постоять и подышать свежим воздухом.

Внезапно мне вспомнилась надпись на одном доме, кем-то написанная: «Париж».

А ведь это символическая надпись, как я сейчас только что понял… Да, какой-то неведомый человек в силу определенных обстоятельств пишет на заборе или доме не название своего города, а название того известного во всем мире города, в котором он определенно не был и неизвестно когда будет!.. И мне, никогда не видевшего этого писавшего, стала понятной дикая тоска его, когда он выводил название известного города Парижа и мечтал, может, в которой раз когда-нибудь и как-нибудь хоть на день, хоть на полдня, оказаться в столице мира и посмотреть, как там люди живут!!..

Я вздохнул и подумал: «А ведь я там тоже не был, не был я в Париже!! А как я хочу там побывать и не видеть того, что вижу здесь!!»

– Хочу в Париж! – вырвалось у меня.

– А в Тьму – Тараканск ты, контра, не хочешь?! – грозно молвил кто-то за моей спиной.

Я вздрогнул от неожиданности.

Поворачиваться и смотреть на неизвестного за спиной совсем не хотелось.

Хотелось в Париж!..

– Гражданин, ваши документы! – вновь послышалось у меня за спиной.

Я стоял и не двигался.

– Гражданин, предъявите документы! – Требование было повторено уже ледяным тоном, не терпящим возражений.

Да, после такого требования можно было ожидать только выстрела в спину без предварительного следствия и суда.

Я медленно развернулся к говорившему за спиной.

Как я и предполагал, ничего хорошего ожидать мне не пришлось.

Передо мной стоял офицер с пистолетом в руках. Чуть вдали от него стояли двое солдат с винтовками, дула которых были направлены в мою сторону.

Офицер был лет около тридцати, роста ниже среднего. В правой руке он держал пистолет, а в левой держал папироску. Смотря на меня крайне враждебно и направляя дым намеренно прямо в мою сторону, он снова повторил свое требование.

– Какие еще документы! – не понял я. – Я в поезде еду, ясно?

– Гм, это мы знаем, что вы в поезде пока… Пока! А не в тюрьме, – зло молвил офицер, продолжая пускать дым в мою сторону, чуть ли не в мое лицо.

После короткой паузы он вдруг перешел на «ты»:

– А куда ты едешь?

– Почему мне сразу надо тыкать? – не понял я. – Не мешайте мне, я уже устал от разных в поезде, зачем я только сел на него…

– Вот это мы и выясним, – продолжал зло говорить офицер, бросая окурок чуть ли не мне под ноги. – Что непонятного в моем приказе?.. Быстро показывай мне свои документы!

– Я что-то не то сделал? – упрямился я, понимая, что сей офицер не поймет меня и не соображая даже как сейчас я выпутаюсь из этой истории.

– Дебилизм!!.. Абсурд!!.. Царство абсурда!

Я засмеялся, так как понял, что снова появился где-то рядом со мной говорящий попугай, который периодически подавал голос.

– Что это? – офицер обернулся, ища говорившего.

– Это попугай, – ответил я, усмехаясь.

Я был рад сейчас крикам попугая, так как они вселили почему-то в меня уверенность.

Нужно только смеяться, если ничего не можешь в данный момент сделать другого, если не можешь как-то сопротивляться чему-то…

А попугай продолжал:

– Абсурд!!.. Дедушка Ленин!!.. Добрый наш дедушка Ленин опять отдал приказ о расстрелах!! Абсурд!.. Дебилизм!! Марксизм! Дебилизм!..

– Что-о?! Кто… Кто посмел это сказать?!

Побагровевший офицер стал палить в воздух, оборачиваясь по сторонам и не находя кричащего.

Солдаты тоже озирались, крича и не находя попугая.

– Чего это вы так перепугались? – спросил я. – Это попугай орет!

Офицер весьма подозрительно посмотрел на меня, задав вопрос, который мог задать только кретин:

– Это твой сообщник?

– Нет, я с попугаями не знаком и с ними ранее не разговаривал никогда, – как можно спокойнее ответил я, стараясь не засмеяться, так как мой смех мог быть принят за издевку над ними, что было, конечно, совершенной правдой.

В душе я смеялся над их тупостью и ограниченностью!

А храбрый говорящий попугай продолжал кричать откуда-то:

– Абсурд!!.. Шумим, братцы, шумим! Где наша контрреволюция? Перестрелять ее! Сгноить в Сибири!!.. Всех в расход! А мы все в поход на Европу!! Ленин нам поможет!! Абсурд!!.. Имитизм, примативизм, марксизм, дебилизм!!.. Миллион курьеров ищут наших врагов по свету!! Наша ЧК всегда бдит!! Всегда!! Всех замочит!!.. Всё смешалось, перезагрузка!!.. Системный блок полетел!!..

– Да кто это там орет, где эта контра?!.. – почти выл офицер, бегая по вагону и забыв обо мне.

Солдаты тоже забыли обо мне, вместе со своим офицером ища кричащего и паля в воздух.

– Да, тяжелый случай, – сказал я тихо сам себе, – но мне нужно как-то незаметно улизнуть отсюда, а то офицер вспомнит обо мне…

Пригнувшись, я прошмыгнул мимо военных, продолжающих искать попугая, сеящего везде крамолу.

Уже пройдя по всему вагону, я увидел, что офицер с солдатами побежали в другой вагон, из которого я только вышел, думая, что кричащий находится именно там.

А голос попугая вновь раздался совсем рядом со мной:

– Абсурд!! Царство абсурда!!.. ЖКХ! Ха-ха-ха!!.. Шумим, братцы, шумим!!..

Дебилизм, имитизм!! У нас особая демократия!!.. Для нас самих!! Особая демократия!! Дебилизм, имитизм, примативизм!! Где олигархи?! А подать сюда олигархов!! Миллион курьеров ищут врагов нашего народа!! Абсурд!!..

Командовать расстрелами будет министр по ракетам! А где министр по таблеткам?!

Где его льготы людям?! Абсурд!!

Я открыл окно рядом, пытаясь забыть пережитый сейчас ужас.

– Абсурд!! У нас особая демократия! – послышалось совсем рядом с моим ухом.

Слева от меня у окна я наконец увидел храброго говорящего попугая, вещающего слова, которые при всех побоялся бы произнести иной человек.

– Привет, попугай! – засмеялся я, поглаживая попугая.

Попугай не двигался, смотря на меня.

Это был большой попугай длиной примерно в человеческое предплечье, красно-желто-зеленого цвета. Клюв его был бело – черного цвета.

Таких попугаев я раньше видел в Сочи и Сочинском районе летом, когда несколько раз там отдыхал. Очень много подростков стояло рядом с пляжами, предлагая сфотографироваться вместе с говорящим попугаем и посадить его на свое плечо.

– Ну что, друг мой? – спросил я попугая, будто ожидая, что он мне ответит. – Какой дальше будет твой возглас?.. Чем еще меня порадуешь?

Попугай молчал, как ни странно.

– Молчишь? Ну-ну, молчи, но ты мне помог, спасибо. – продолжал я говорить с ним, будто с человеком. – Да, спасибо, отвлек ты этих красных с пистолетами и винтовками! Молодец!

Попугай продолжал молчать, а я гладил его по спине. Может, ему нравится, когда его гладят? И поэтому он молчит сейчас?

Я отошел на шаг от попугая, перестав его гладить.

– Абсурд!! Царство абсурда!! – вновь сразу услышал я. – Шумим, братцы, шумим! У нас особая демократия! Для нас самих! Где твой паспорт?! Где олигархи?! А подать сюда маски-шоу с автоматами!!.. Пли!.. Снова пли!! Свистать всех олигархов!!

Абсурд!!

Я кивнул головой, подходя к попугаю и снова гладя его по спине.

Попугай тут же замолчал.

– Ясно, Маэстро! – молвил обрадовано я, гладя попугая. – Теперь мне ясно: когда тебя не гладят, ты орешь, а когда гладят – молчишь… Так?

Попугай продолжал молчать и смотреть на меня.

– Ясно, Маэстро! – сказал я попугаю. – Ты разрешишь мне так тебя называть? Да?.. Молчание, как известно, – знак согласия… Ну, Маэстро, откуда ты прибыл к нам? И кто был твой хозяин? Судя по твоим храбрым возгласам, твой хозяин был весьма храбрым и умным человеком… Да-а-а, таких не каждый день встретишь!

Поезд несся на большой скорости, теплый ветерок обдувал мое лицо.

Начинало темнеть.

Я взял попугая в руки, садясь на полку рядом с окном. Как-то раньше я не обратил внимания, что в вагоне никого не было. Но это никак меня не расстроило, отнюдь… Наоборот, я обрадовался сейчас своему одиночеству, предпочитая сидеть вместе с попугаем.

Мне вдруг захотелось поспать хоть часок или два… Да-а, давно я не спал, давненько… И как устал здесь бегать от всяких типов в этом поезде!..

С этими мыслями я прилег на койку, постелил себе простыню, не обращая внимания уже на то, что она была вся мокрая. Улегся, найдя какую-то рядом подушку фиолетового цвета… Закрыл глаза, желая только поспать и никто хотя бы часок не видеть!..

Попугай молчал, сидя на столике у окна.

Заснув, я увидел во сне свою жену…

Она стояла возле поезда и махала мне рукой…

Да, прекрасная у меня женушка, милая и добрая, а какие у нее глаза!.. О них я могу говорить долго и очень красиво!.. Может, читатель мой дорогой, удивится сейчас такому резкому переходу к лирике, но я устал думать и обсуждать с кем-либо только разные политические перепетии и различные события, я устал в поезде от разных чрезвычайных происшествий, я только хочу думать о прекрасном, красивом… Что это, плохо разве? Нет, мой дорогой читатель? Тогда позволь мне поговорить о самом дорогом – о наших женщинах! Вернее, о моей любимой и очень дорогой моей женщине, моей жене!.. Да, она сейчас очень далеко, это правда, но разлука только усиливает чувства, как я понял… И сейчас я о ней думаю с большой любовью и большой тоской!..

Ее удивительные большие серо-зеленые глаза всегда меня радовали, когда я смотрел на них!.. Глядя на эти глаза, можно утонуть в океане счастья!!..

Да-да, утонуть, это правда сущая…

Ее мягкий, почти ребячий голосок переливался всеми разнообразными красивыми нотами, будто кто-то играл на арфе!..

Когда она улыбалась, лицо ее округлялось, но бывало, что она еще не улыбалась, а только чувствовалось, что скоро улыбнется. Тогда сначала вытягивалась нижняя челюсть вниз, область рта как-то суживалась, глаза сверкали, после чего она улыбалась!..

Как жалко, что она не со мной сейчас…

Я вспоминаю, как с ней впервые увиделся… Кому сказать, никто мне не поверить…

На улице возле театра! Да-да, на улице, желая пойти в театр, стоя в очереди за билетами в театр. Уж так вышло нелепо, что я тогда с ней не познакомился, не подошел, хотя она ждала этого!.. Это я понял намного позднее, когда прошло много лет в браке с ней, и она мне рассказывала ту давнюю историю о нашем знакомстве у театра на улице… И на следующий день я увидел ее, стоящую возле остановки автобуса… Что это было? Случай, совпадение или какое-то чудо?!.. Никто мне не ответит на этот вопрос, никто, кроме одного бога, с которым я не говорил и не знаю, когда увижу ли его!!..

Помню, как она украдкой посматривала на меня, стоя в очереди, а я делал вид, что этого не замечал…

Помню ее большие серо-зеленые глаза, очень внимательно смотрящие на меня…

Помню тот мелодичный, почти ребячий голосок, который сохранился и по сей день…

Помню я всё, понимаете, всё!!..

Помню ее ласковые руки, я помню ее поцелуи, я помню, как мы долго бродили по улицам, взявшись за руки или обнявшись…

Помню, как ходили на пляж вместе, хотя я не умел плавать…

Помню, как я не побоялся ей признаться, что я не умею плавать, хотя, может, другой бы постеснялся это сказать…

Помню я всё!!..

Помню ее рассказы о своем детстве, ее рассказы о доме своем, своих домашних животных, которых у нее было много, очень много…

Помню, как однажды, когда я провожал ее довольно поздно, на улицу вышли все ее домашние: папа, мама и ее сестра…

Помню, как она плакала, когда умер ее старый и любимый ею отец, ветеран войны…

Помню, как ухаживала за моей прекрасной дочкой…

Помню тот знаменательный день, когда я забирал дочку из роддома…

Помню я тот удивительный миг, когда моя дочка Аннушка делала первые шаги, падала сначала, снова вставала, упорно пыталась идти вперед…

Помню, как я смотрел на дочку, помогал ей идти вперед!..

Помню, как гулял с дочкой за ручку, как это было приятно мне ходить вместе с ней!

Помню я всё по сей день…

Помню, как я целовал с упоением ее грудь… А я обожал целовать ее грудь, ласкать…

Помню, как мы занимались любовью, почти всё я помню по сей день, да-да, мой дорогой и любимый читатель, я помню помню всё, и дай бог тебе такую вот удивительную, мягкую, красивую, добрую жену, как у меня!..

Как-то будучи еще студентом, я поспорил со своим однокурсником о том, что сколько можно писать о любви, сколько можно, мол, одно и то же эти писатели пишут… Но сейчас я такого никогда не скажу, понимаете? Так как то, что сейчас я написал и вспоминал, это лично моё, понимаете, это только моё, и так никто, кроме меня одного-единственного, не напишет… А если напишет что-либо подобное, то всё равно будет не то, что я написал и не то, что я вспоминал сейчас о свой любви к своей прекрасной женушке!.. Да, это будет уже совсем не то… Сколько на свете будет любимых, столько будет и разных историй об этой любви, понимаете? И такую историю, какую написал сейчас ваш покорный слуга, никто не напишет, никто! Потому, что сколько на свете будет людей, столько на свете будет любимых, столько и будет много разных, совершенно различных историй об этой любви!