Текст книги "ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙ"

Ефим Серабинович, человек лет пятидесяти, с проседью, среднего роста, пришел к Мироновскому через полчаса. Серабинович после революции сразу стал пролетарским писателем, прославляя большевиков и строча оды свершившейся революции. Он не замечал убитых во время гражданской войны, как не замечал или не желал замечать расстрелянных чекистами – так ему было легче жить и писать стихи во славу пролетариата. А благодарные большевики хвалили стихи и прозу Серабиновича, охотно печатая его сочинения.

Серабинович сел напротив Мироновского, говоря добродушно:

–Ты что-то меня давно не звал, Лева.

Мироновский неслышно вздохнул:

–Дела, дела… Постоянно занят, расстрелы, допросы…

Серабинович благоразумно промолчал, делая вид, что ничего не слышал про расстрелы. Потом после короткой паузы поинтересовался:

–Что-то случилось? Или просто поговорить захотел?

–Знаешь, все вместе…– Мироновский протянул рукопись своему другу, предлагая ее прочитать.

–26-

Серабинович удивился:

–Зачем мне это читать? Что это?

Мироновский ответил со скрытой досадой и повышая голос:

–Надо тебе прочитать! Есть такое слово «надо»! Партия требует.

–Хорошо, прочту, только я не понимаю…

–Сейчас все поймешь! Эта рукопись шедевр, не хуже книги «Война и мир»! Только не спрашивай, откуда она у меня.

–А я не спрашиваю, я…

Мироновский перебил Серабиновича:

–Это служебная тайна! Тебе только надо ее прочитать! За два дня.

–Нет, мало, за два дня не смогу…

–За два дня прочтешь!– сказал повелительным тоном Мироновский.

–А кто автор?

–Черт!.. Служебная тайна!

Серабинович попросил:

–Прошу тебя, Лева, только не говори со мной, как со своими заключенными.

Мироновский снисходительно усмехнулся:

–Да ты не знаешь, как я с ними говорю. Вернее, как на них кричу. И как их пытаю!

Последние слова чекиста испугали писателя.

–Хорошо. Лева…– вздрогнул Серабинович.– Я прочитаю рукопись за три дня.

–Опять? Два дня!

Серабинович заупрямился:

– К чему такая спешка? За два не смогу.

Мироновский помрачнел:

–Ты не хочешь помочь партии?

–Большой объем… За четыре дня.

Мироновский согласился после минутного молчания:

–Уговорил… За четыре дня. Внимательно прочтешь, скажешь мне все ее достоинства и недостатки. Можно ли ее печатать.

–А как печатать, если нет автора?

–Это не твое дело! Жду тебя через четыре дня.

Серабинович пролистал рукопись, заметив:

–Писал человек, знакомый со старой орфографией.

–Ефим, твои комментарии мне не нужны!– отрезал Мироновский.

–Как же не нужны, если просишь ее прочитать?

–Я тебя прошу прочитать рукопись и высказать свое мнение по поводу ее литературной ценности. И все! А остальные мелочи мне не нужны!

Серабинович робко спросил:

–Если ты говоришь, что это шедевр, зачем тогда меня спрашиваешь?

–Мне нужно мнение писателя, а не чекиста. Ты ж писатель, тебе я верю.

Ровно через четыре дня Серабинович появился в кабинете Мироновского, кладя рукопись на стол. Писатель молчал, пристально глядя на Мироновского. А тот нетерпеливо стучал пальцами по столу, ожидая мнения Серабиновича по поводу рукописи.

–Ну, что скажешь, Ефим?– не выдержал Мироновский.

–Что скажу?– Серабинович задумался.– Написано превосходно! Вот что скажу, Лева. Недостатков нет.

Мироновский оживился:

–Правда? Хорошо написано?

–Очень! Только что-то не окончено.

Мироновский сразу согласился:

–В этом ты прав, Ефим… Может, допишешь?

–27-

Серабинович удивленно спросил:

–Мне? Мне дописывать? Зачем?

–А если партия прикажет?

Серабинович моляще воскликнул:

–Лева, перестань со мной так строго говорить! Я тебе не враг народа! И ты что-то скрываешь! Зачем скрывать что-то от своего друга?

–Служебная тайна,– коротко ответил Мироновский.

–Не договариваешь.

Мироновский повторил:

–Служебная тайна.

–Зачем печатать чужую рукопись? Зачем такая тайна? Зачем не говоришь имя автора?

Мироновский ответил вопросом на вопрос:

–А зачем такое любопытство?

–Но…

–Служебная тайна, говорят!

–А раз так, зачем мне говорить об этой рукописи?

–Тебе говорится ровно столько, сколько положено тебе знать. Можно рукопись печатать?

–Печатать-то можно, но…

–Что но?

Серабинович смутился:

–Лев, но это ж написано не большевиком… С позиций белого… А как печатать это в наше революционное время?

Мироновский отрезал:

–А вот это не твое дело!

Серабинович покраснел от обиды, вставая.

–Ты куда, Ефим?

–Раз все не мое дело, тогда я ухожу,– пробурчал Серабинович.

–Подожди, я ж…

–Нет, лучше сейчас я уйду, а то наговорю лишнего. Надеюсь, меня ты не посадишь в тюрьму за это?– С этими словами обиженный писатель быстро вышел, хлопая дверью

Мироновский не стал останавливать своего друга, просидел неподвижно минуты две, говоря вполголоса:

–Вот придурок… Вшивая интеллигенция…

Он встал, раздраженно махнул рукой, грязно ругаясь, потом снова сел за стол, наливая себе водку в стакан. Выпив залпом, Мироновский снова выругался, говоря сам себе:

–Ничего, Ефимущка, допишешь как миленький… И еще найду писателей, чтобы тебе помогли. А не поможешь, запишу тебя в расстрельные списки врагов народа! И еще наших людей из экономического отдела ОГПУ дам для помощи. Они все допишут, потом рукопись издадим.

Через минут пять он успокоился, снова пролистал рукопись. И вспомнил, как ему говорили на самом верху о необходимости хорошей советской литературы. Говоривший с Мироновским несколько искажал слова на русском языке, употребляя грузинский акцент:

–Понимаэшь, дорогой, странэ Совэтов нужна вэликая литэратура! Товарищ Маяковский у нас эсть, это хорошо. А гдэ у нас романы? Гдэ у нас совэтская «Война и мир», а? Товарищ Мироновский, понимаэшь, у нас должэн быть свой совэтский Лэв Толстой! Мы должны сказать всэму миру, всэм поганым капиталистам, что у нас все хорошо, что мы мировая дэржава! Нам срочно нужна хорошая литэратура! Нам нужны наши совэтские Львы Толстые и Чэховы! Нам нужэн вэликий роман!

Мироновский слушал тогда, не перебивая, стараясь запомнить каждое слово. А сейчас, сидя у себя дома, он понял, что может показать рукопись высокому руководству, и его похвалят за усердие, может, даже наградят.

–28-

–Только надо потом убрать старую орфографию, переписать рукопись,– сказал сам себе Мироновский.– Да, это я хорошо придумал, но кто тогда станет автором? Автор-то есть, но его никто не должен знать… Настоящего автора никто и никогда не узнает. Уж я об этом позабочусь. Может, Ефима назначить автором?… Нет, никто не поверит… Надо другого… Ефим откажет, еще может проговорится… Надо такого найти, чтобы молчал… Чтобы сразу согласился и никогда не сказал правды… Надо срочно показать рукопись руководству, посоветоваться. Думаю, согласятся со мной, что надо издавать рукопись, но под другой фамилией. И надо переписать рукопись… Есть над чем подумать моему руководству…

Глава 6

Налоговый инспектор Молохов.

Михаил Молохов рад был новой должности: отдельный кабинет, тишина, клиентов нет, угождать клиентам не надо, как и бегать с подносами, работая официантом. Теперь он звался налоговым инспектором, а не насмешливо, как раньше, человек, официантишка. Он сидел за столом, заставленном папками, бумагами. Теперь он не бегает, а спокойно сидит за столом.

Через неделю работы налоговым инспектором он понял, что можно подделывать налоговые ведомости, кладя остаток себе в карман. Оказалось, это очень просто: налог 15 процентов, а он, налоговый инспектор Михаил Молохов, ставит запятую– 1,5 процентов, получается, налоговую ведомость подделал, остаток себе в карман.

Придя к Ольге вечером, Михаил радостно воскликнул:

–Ольга! Мне новая работа очень нравится!

Ольга благосклонно улыбнулась:

–Вот и хорошо, Мишенька! Работа непыльная, бегать тебе с подносами не надо.

–Да, только чаевых нет.

Ольга удивилась:

–О чем вспоминаешь? Тебе будут зарплату платить.

Михаил кивнул:

–Зарплату… Зряплату.

Ольга насупилась:

–Это ты брось… Все-таки я тоже работаю в ОГПУ.

–Грозишь мне?

–Нисколько… Со мной еще можно пошутить. Но с моим папочкой не советую.

Михаил тотчас согласился:

–Это ясно… Даже не думал никогда с ним шутить. Но я придумал, как можно немного разбогатеть.

Ольга поначалу не обратила внимания на последнюю фразу своего любовника, закурила папиросу, пошла на кухню. Михаил тоже пошел за ней, садясь за стол и начиная ужинать.

–Оль, ты не сердись,– начал неуверенно он,– но нам мало платят.

–Тебе кажется, что жалованье маленькое? Ты ж еще его не получал, только устроился.

–Да, но я знаю сумму, так что…-Михаил замолк на минуту, потом неуверенно продолжил:

–Надо уметь находить деньги.

–Как это уметь?

–Я придумал один способ,– быстро ответил Михаил, забыв, что говорит с офицером ОГПУ.

Ольга пристально поглядела на него, строго спросила:

–Ну, быстро отвечай, черт! Махинациями занялся?

Михаил вздрогнул, поняв, что напрасно проболтался, что необдуманно сказал то, что следовало бы скрывать даже от своей любовницы.

–Ну. Мищенька, чего молчишь?– допытывалась Ольга, встав и расположив обе руки по бокам.– Признавайся!

–Ничего плохого не сделал,.. просто дважды подделал ведомости…– ответил

–29-

удрученно Михаил.

–Аферист! Махинатор!– разозлилась Ольга.– Тебя посадят!

–Не ругайся, пожалуйста…

Ольга погрозила любовнику указательным пальцем, говоря очень строго:

–Ты это… Ты прекращай свои махинации! Посадят в лучшем случае.

Михаил испугался:

–В лучшем?.. А в худшем?

–Высшая мера!

Михаил вздрогнул и больше не говорил вечером, рано заснув.

Из донесения агента ОГПУ Ольги Мироновской:

«Сообщаю, что мой сожитель Михаил Александрович Молохов раньше работал официантом в кабаке «Приятного аппетита!», где я с ним познакомилась. Недавно он сменил место работы, став работать налоговым инспектором. Признаюсь, помогла ему с этой работой, но Молохов повел себя недостойно, став махинатором. Проработав лишь неделю, он понял, что можно подделывать налоговые ведомости и стал красть деньги трудового народа. Он заявил, что его зарплата мала, поэтому начал красть деньги. Сообщаю, что я никоим образом не участвовала в подлых махинациях Михаила Молохова и никогда не склоняла его к ним. Я сурово осудила его махинации, сказав, чтобы он прекратил этим заниматься. Я только сегодня узнала о его махинациях от него самого. Считаю своим

долгом это сообщить, решительно осуждая преступные действия Михаила Молохова».

После секретного донесения Ольги Михаила арестовали, посадив в тюрьму. Ольга ни разу не посетила его в тюрьме, хотя Михаил надеялся, что она проведает его. Напуганный Михаил даже не подозревал, что донесла на него его же любовница.

Суд состоялся на следующий день. Михаила допрашивали целых три часа, допытываясь, кто его надоумил на совершение преступления, есть ли сообщники. После короткого суда его приговорили к высшей мере наказания – расстрелу.

–Приговор обжалованию не подлежит!– объявила хмурая судья, не смотря ни на кого.– Исполнить приговор на следующий день!

Михаил обомлел, застыв на месте. Потом он протянул руки вперед, будто желая ими ударить хмурую судью и прочувственно воскликнул:

–Товарищи! Люди! Простите меня!.. Но вы же не звери любые… Вы же люди, вы должны понять, что я хотел просто получить побольше денег! Извините меня!

Однако его тщетные попытки оправдаться никто не услышал. Конвой связал его руки за спиной, проводив в камеру. Зайдя в камеру и оставшись там один, Михаил зарыдал с горя.

Через полчаса он немного успокоился, стал тоскливо думать:

« Ну и что теперь делать, Мишенька? Теперь тебя расстреляют!.. И сбежать нельзя отсюда, и бежать даже некуда – везде эти чекисты рыскают! Черт… Ненавижу их всех! И где этот Иван Дубин? Хотел его найти, полез в Питер… Сидел бы в своем Воронеже, хотя там, наверное, тоже появились большевики! Ой, всех ненавижу! Расстрелял бы всех, белых и красных!.. Ненавижу всех! И эту пьяную шлюху Ольгу ненавижу! И ее папашу тоже ненавижу!».

Железная дверь в камеру со скрежетом открылась. Сначала вошел тюремщик, за ним следовал Мироновский. Михаил удивленно вскинул брови, увидев чекиста. Мироновский дал знак тюремщику выйти, тот молча вышел, прикрывая дверь. Мироновский прошелся по камере, потом поинтересовался:

–Ну, что скажешь, Мищенька? Преступником стал, да?

Михаил пожал плечами, не желая разговаривать с неприятным ему человеком.

–Молчишь, Мишенька? А я пришел к тебе помочь.

– Как… как можете мне помочь? Меня ж расстреляют завтра, знаете?– тревожно спросил

–30-

Михаил.

–Я все знаю… Такова моя профессия – все знать!– уверенно ответил Мироновский, закуривая папиросу.– Хочешь курить? Ой, забыл, что не куришь.

Мироновский покурил минуту, потом продолжил неторопливо, обдумывая каждое слово:

–Есть один выход… Есть, могу тебе помочь… Если ты… если ты согласишься на мои условия. Если ты согласишься, если ты будешь послушным, я тебя отсюда вытащу. Я тебя спасу от смерти…

Михаил вскочил, радостно восклицая:

–Спасите! Пожалуйста! Я век не забуду! Спасите! Не хочу умирать!

–Понятно, что не хочешь умирать… Есть один выход, но уж не знаю, согласишься ли ты на мои условия.

–Ну?! Говорите ваши условия!!– завопил Михаил, вытаращив глаза.

–Только поспокойнее, Мишенька… Ты сядь на пол, успокойся… Ты должен жениться на моей Ольге.

Михаил брюзгливо заметил:

–Фу!.. Жениться на шлюхе… Пьяной шлюхе…

–Ты поосторожней говори о моей дочери,– насупился Мироновский, доставая наган из кобуры.– А то я сам расстреляю!

Михаил испуганно воскликнул:

–Извините! Только не убивайте!

–Ладно, – помягче произнес Мироновский, пряча наган.– Женишься?

Михаил молчал, стараясь не смотреть на чекиста.

–Значит, не хочешь? А умереть хочешь?

–Других вариантов нет? Может, можно как-то по– другому?– вкрадчиво спросил Михаил, дрожа.

–Нет! Или, или.

–Ну, я не знаю…

Мироновский властно сказал:

–Женись, тогда тебя спасу!

Михаил еле слышно произнес:

–Да…

–Громче говори!

–Да, женюсь! Да, да, да! Женюсь!– истерически выкрикнул Михаил, плюясь.

–Вот и хорошо, Мишенька!– обрадовался Мироновский, милостиво улыбаясь,– только поспокойнее.

–Выпустите?

–Но это еще не все.

Михаил невольно вздрогнул:

–Чего еще? Я же согласился?

–Да, ты согласился… Но теперь ты должен подписать одну бумагу.– С этими словами Мироновский вытащил из кителя лист бумаги, протягивая его Михаилу.– Вот тебе ручка, тебе только надо подписать внизу.

–Что это?

–Это твое согласие работать на ОГПУ.

Михаил отшвырнул лист бумаги, брезгливо морщась:

–Не буду стукачом.

–Будешь, Мишенька! Не ты первый, не ты последний.

Михаил молчал, покраснев от волнения. Мироновский носком сапога подтолкнул лист к Михаилу, требуя немедленно подписать.

–Значит, расстреляют, если не подпишу…– рассеянно проговорил Михаил.

–Расстреляют, если я прикажу. Если прикажу тебя выпустить, не расстреляют. Думай

–31-

побыстрей, у тебя минута еще на размышление!

Михаил грязно выругался, поднял с пола лист бумаги и поставил внизу свою подпись.

–Вот и хорошо, наш новый агент ОГПУ!– сказал довольный Мироновский, беря лист бумаги и пряча его в карман кителя.– Вот и обо все мы договорились.

–Не обо всем.

–Не понял, ты…

Михаил перебил чекиста:

–Вы не сказали, как меня спасете!

–Правда, агент ОГПУ Мишенька, не сказал,– презрительно усмехнулся Мироновский.– Тебе уже не пятнадцать лет?

–Да…

–А мы напишем, что тебе всего пятнадцать. Значит, ты несовершеннолетний, тебя расстреливать нельзя.

Михаил натужно улыбнулся:

–Нельзя расстреливать?… Не поверят, что пятнадцать лет.

Мироновский строго сказал:

–У нас верят документу! А в документе будет написано, что тебе всего пятнадцать лет.

–Вот как? А как тогда с женитьбой?

–При чем…

Михаил снова натужно улыбнулся, хотя ему больше всего на свете хотелось заорать что есть мочи и избить ненавистного и важного чекиста:

–А при том, что пятнадцатилетнему рано жениться.

Мироновский махнул рукой:

–Потом исправим…

–Ясно… Бумага все стерпит, да?

Мироновский повысил голос, грозя указательным пальцем своему собеседнику:

–Ты это брось!.. Шуточки свои.

–Извините… А что будет дальше?

–А дальше тебя выпустят…

Михаил не поверил:

–Неужели?

–Ты несовершеннолетний… К тому же раскаялся… К тому же стал нашим осведомителем, так что тебя завтра же выпустят. И готовься к свадьбе, женишок!– хохотнул Мироновский.

После того, как Мироновский вышел, Михаил просидел в задумчивости полчаса, не двигаясь. Потом он поднялся, походил немного по камере и страдальчески закричал:

–Тьфу, противно-то как!.. Ну и чего ты добился, Мишенька? Муж шлюхи и стукачок! Тьфу!… Убил бы всех! Звери везде, одни звери!.. Тьфу! Как противно! Мечтал стать писателем, а стал простым официантом!… Теперь стукачок и муж шлюхи! Ой, шлющка эта переспала почти со всем Петербургом, тьфу, Ленинградом!.. Противно все!!!

Глава 7

Дело ОГПУ «Михаил Молохов».

Через несколько дней Мироновский доложил генералу Чижову о найденной рукописи.

Генерал Чижов, лет сорока пяти, среднего роста, с короткой стрижкой и мрачной физиономией, слыл среди коллег очень осторожным человеком. Каждое решение он обдумывал очень долго, никогда не принимая решение сразу. Отвечал Чижов очень коротко, был немногословным; речь его изобиловало короткими фразами и междометиями. Никто из коллег никогда не слышал его длинные речи. На собраниях Чижов монотонно читал заготовленные ему доклады, часто запинаясь.

Известие Мироновского генерал встретил с некоторой опаской.

–32-

–Что, что? Зачем мне?– поначалу беспокойно спросил он, морщась и даже не беря в руки рукопись.

Рукопись лежала на столе Чижова, но он даже не пролистал ее, а пристально смотрел на Мироновского.

–Полковник, в чем дело?

Мироновский знал боязливый характер генерала, знал, что тот боялся всего вокруг, чтобы никто его лишний раз не побеспокоил. Поэтому Мироновский начал очень осторожно:

–Видите ли, Егор Николаевич, эта рукопись очень интересная. Про гражданскую войну. Очень хороший роман. Наше руководство часто говорило об отсутствии хороших романов, может, помните?

Чижов после короткого молчания подтвердил:

–Да.

–Очень хороший роман, Егор Николаевич.

Чижов наконец пролистал роман, потом равнодушно сказал:

–Старая орфография.

–Совершенно, Егор Николаевич! Но мы это исправим.

–Зачем?

Мироновский уверенно ответил:

–Для того чтобы его напечатать!

Чижов молчал, отложив рукопись в сторону. Молчал и Мироновский, выжидая, когда же его начальник примет какое-то либо решение. А Чижов никакого решения принимать не хотел, он мечтал сейчас только об одном: чтобы полковник вышел и оставил бы его в покое. После пятиминутной паузы Мироновский не выдержал:

–Егор Николаевич, вы ознакомьтесь с рукописью.

–Кто? Кто писал?

Мироновский напрягся, отвечая уклончиво:

–Ну, это значения не имеет.

Чижов рассердился:

–Черт! Я решаю, не ты! Ну?

–Писал враг народа.

Чижов стал допытываться:

–Враг? Фамилия?

–Крюковский.

Чижов пожал плечами:

–Не помню… И где он?

–Нет его… Ликвидирован,– нехотя ответил Мироновский.

–Тобой?

Мироновский кивнул, потом быстро заговорил, желая сменить тему разговора:

–Видите ли, как я слышал, стране Советов нужна хорошая литература.

–Нет… Ты говори об этом… тьфу, как его…

–Крюковском?

–Да… Значит, ты его убил… ликвидировал?

Мироновский быстро и уверенно произнес:

–Товарищ генерал, я действовал по инструкции! Я ликвидировал врага народа, белого офицера Федора Крюковского! Я…

Чижов перебил:

–Черт!.. Помедленней!.. Ты, это… ну… Откуда его знаешь?

–Фото всем роздали.

–И у него ты забрал рукопись?

–У него, товарищ генерал,– поспешно ответил Мироновский, мысленно ругая Чижова за тупость и осторожность.

–33-

Чижов снова замолк, листая рукопись. Через минуты три он равнодушно произнес:

–Писал этот враг по – старому… Ижица, ять…

Мироновский тихо выругался, потом продолжил, сжимая пальцы рук в кулаки, чтобы быть поспокойнее:

–Да, вы это говорили.

–Подумаем…

–Думаю, надо подумать о публикации этого романа.

Чижов помолчал немного, потом отрывисто спросил:

–Роман? Издать? Зачем?

–Ну, как вы не понимаете…

Чижов занервничал:

–Чего? Ты чего? Ну… Я, это…

–Извините, товарищ генерал… Давайте-ка я сначала расскажу.

Чижов ударил кулаком по столу, говоря очень злобно:

–Нет уж!.. Ты сначала выйти! Подумаю.

–Подумаете?

–Посмотрим.

Чижов повторил свои любимые словечки: «подумаем» и «посмотрим», больше не смотря на Мироновского.

–А когда…

–Посмотрим. Иди работай.

Через неделю разговор о рукописи генерал Чижов начал сам. Он вызвал к себе Мироновского, раскрыл рукопись и великодушно произнес:

–Да, ты, полковник, молодец.

Мироновский не ожидал похвалы, спрашивая с интересом:

–Читали рукопись?

–Немного. Вернее, дал почитать…– С этими словами он поднял указательный палец кверху.– Большие люди читали.

–Им понравилось?

–Ну… Да…

–И теперь?– Мироновский даже привстал, ожидая, что генерал, наконец, огласит решение высокого руководства о публикации рукописи.

–Посмотрим.

–Рукопись читали?…– Мироновский поднял указательный палец кверху, как и Чижов.

–Да…Ты присядь… – Чижов вытащил из стола лист бумаги и стал читать:

–Роман под названием «Тихий Днепр» написан хорошо. Автора надо поменять. Рукопись переписать. И дописать, роман не окончен. Найти автора, простого парня из народа. Стране Советов нужен новый роман. Начать дело под названием «Тихий Днепр». – Прочитав, довольный Чижов положил лист бумаги в ящик стола и внимательно посмотрел на Мироновского.– Ну, понятно?

–Это кто так решил?

–Мы. Партия решила.

Мироновский еле удержался, чтобы не выругаться вслух. Он привык к неожиданным ходам руководства, к тому, что его идеи начальство часто выдавало за свои, но все-таки он надеялся, может, наивно надеялся, что не будет просто дурачком исполнителем, а умным и нужным советником для начальства. Однако пока такого не произошло, что вызвало его резонное недовольство и плохо скрываемое раздражение.

–Ну? Молчишь чего, товарищ полковник?

–Я думаю…– ответил вяло Мироновский, покраснев.– Значит, решили издавать?

–Решили.

Мироновский припомнил, что он давал читать рукопись Серабиновичу, и решил сказать об

–34-

этом генералу:

–Да, я давал читать рукопись Серабиновичу.

–Кто это такой?

–Писатель. Наш пролетарский писатель Ефим Серабинович.

Чижов пожал плечами:

–Не помню. Не читал.

–Ефим Серабинович… Ему роман понравился.

Чижов обрадовался:

–Хорошо! Сделай его автором.

–Извините, не получится.

–Чего так?

Мироновский попытался объяснить генералу, что у каждого писателя свой слог, Серабинович пишет не так, как автор «Тихого Днепра» Крюковский, но Чижов его перебил его:

–Нужен автор! Автор рукописи!

Мироновский сразу согласился:

–Это я знаю, товарищ генерал. Но не Серабинович. Все сразу поймут, что автор не он.

–Почему?

–Другой слог, другая манера письма.

Чижов помолчал минуту, потом недовольно воскликнул:

–Э! Возражаешь!

–Извините, товарищ генерал, филологи моментально поймут…

Чижов перебил его:

–Филологи? Плевать!

–Извините, на всех не наплюешь… У Серабиновича другая стилистика.

–Чего?

Мироновский еле удержался, чтобы громко не выругаться. Помолчав минуту, он пояснил:

–Видите ли, товарищ генерал, у каждого писателя свой стиль, свои любимые фразы, своя манера письма. И сразу поймут, что писал не Серабинович.

Чижов почесал затылок и пробормотал:

–Ишь ты…

–И потом роман будут читать за рубежом,– прибавил Мироновский.

–И что с того?

–А то, товарищ генерал,– сказал убежденно Мироновский,– что там поймут… Все поймут! Поймут обман… И измажут грязью нашу страну Советов! И потом Серабинович уже не юноша, а вы говорили, что нужен молодой, из народа.

Чижов чертыхнулся:

–Черт!.. Он не юноша.

–Как я понимаю, нужен простой парень из народа. Мол, вот простой человек из народа, написал эпохальный роман. Есть такой у меня на примете.

Чижов обрадовался:

–Отлично! Кто это?

–Есть кандидат… Но он должен исполнять все, что мы ему скажем, – продолжил Мироновский.

–Да…

–Михаил Молохов… Был осужден за подлог, подделку налоговых ведомостей к расстрелу.

Чижов вскинул брови от удивления:

–Расстреляли?

–Не успели… Я спас.

–Зачем?

Мироновский медленно ответил, обдумывая каждое слово:

–35-

–А затем, товарищ генерал, что я постоянно помнил о рукописи. Что захотят ее издать, но под другой фамилией.. Вот так… И я подыскивал автора для этого романа. И понял, что им

может стать лишь тот, кто сам в дерьме, и кто будет исполнять все то, что мы ему прикажем. И что он никогда не проговорится.

–Посмотрим,– произнес задумчиво Чижов.– Уголовник… Зачем?

Мироновский вновь повторил ранее сказанную фразу, чтобы туповатый и очень осторожный генерал понял. Но Чижов продолжал молчать.

–Вам его привести?

–Подумаем…

Чижов больше ничего не говорил, видимо, не решался что-то сделать без одобрения на самом верху.

–Товарищ генерал, это идеальный вариант! Предлагаю назвать новое наше дело «Михаил Молохов».

Чижов резко возразил:

–Михаил… Кто?

–А это тот самый уголовник, о котором я говорил вам.

Чижов недовольно ответил:

–Фу!.. Дело называется «Тихий Днепр».

–Это я помню, но учитывая, что новым автором будет Михаил Молохов…

Чижов перебил Мироновского, повторяя свое любимое словечко:

–Посмотрим… – Через минуту Чижов неожиданно ударил кулаком по столу, рассердился:

–А чего ты так беспокоишься? Раньше меня решения принимаешь?

–Да что вы…

Чижов погрозил полковнику указательным пальцем, вновь ударяя кулаком по столу:

–Не позволю! Генералом хочешь стать?

–И в мыслях не….

–Ой, не верю!..

Мироновский сказал виновато:

–Извините, товарищ генерал, что решения предлагаю, а не принимаю. Решения вы принимаете, товарищ генерал, а я…

Чижов перебил Мироновского:

–Ладно… А кто будет дописывать роман?

–Товарищ генерал, Серабинович может дописать. И еще двое моих сотрудников ОГПУ.

–Подумаем. Ладно,– решил Чижов,– пусть допишут. Пусть будет дело «Михаил Молохов».

Мироновский обрадовался:

–Спасибо, товарищ генерал!

–Надо поговорить с этим… Мишкой Молоховым

–А это запросто!

Чижов задумался:

–Запросто?.. Посмотрим… И Серабиновича приведи.

–Хорошо!

Через полчаса двое солдат привели Молохова в кабинет Чижова. Молохов, хмурый, покрасневший, был одет в поношенный серый костюм, рубашку заменяла грязная майка.

Чижов встал, подошел к Молохову, пристально поглядел на него, потом сел в кресло. Мироновский сидел напротив Чижова. Молохов смотрел исподлобья на генерала, видимо, опасаясь, что опять его арестуют.

–Ну, чего натворил?– поинтересовался Чижов, глядя на Молохова.

Молохов пожал плечами, обращаясь к Мироновскому:

–Ведь меня выпустили, так? Я ж был на свободе…

–Да, был на свободе,– подтвердил Мироновский,– но что ты сделал раньше?

–Подделывал налоговые ведомости,– пробормотал Молохов.

–36-

Молохов в данный миг мечтал оказаться, где угодно, даже в тюремной камере, только не рядом с противными ему чекистами. Он уставился в пол, не смотря ни на кого.

Чижов приказал:

–Говори честно, кто ты, откуда!

Молохов растерялся:

–Я что… на допросе? Опять?

–Ну, говори!

Молохов ответил удрученно:

–Я же повинился, я… Жил раньше в Воронеже, потом приехал в Петербург.

–В Ленинград,– поправил Мироновский.

–Да, в Ленинград… Учился в школе. Два года учился.

Чижов разозлился:

–Черт!.. Нашел мне автора! Всего два года школы!

Мироновский пожал плечами:

–Что поделать…

–Чего он одет, как оборванец?

Мироновский хихикнул:

–А он и есть оборванец.

Чижов сплюнул, чертыхаясь, потом продолжил:

–Ладно… А чего ты, Мишка, так мало учился?

Молохов промолчал, стараясь не смотреть на чекистов.

Мироновский постарался объяснить:

–Видите ли, товарищ генерал, Мишка Молохов из бедной семьи, бежал из Воронежа вместе с беспризорниками… Не до учебы было ему.

–Уф, черт…– Чижов насупился.– А как он будет переписывать рукопись?

–Ничего, перепишет. Серабинович ему поможет.

Молохов забеспокоился:

–Какую рукопись? И кто такой Серабинович? И…

–Ты успокойся, Мишка,– попросил Мироновский.– Тебя пригласили в кабинет нашего генерала, чтобы поручить ответственное дело.

–Зачем мне…

Мироновский повысил голос:

–Михаил Молохов, вы забыли, кажется, что подписывали одну бумагу о сотрудничестве с ОГПУ?

–Не забыл.

–А если забыли, то мы припомним! Мы можем вас снова посадить в тюрьму!– пригрозил Мироновский.

–Запросто,– кивнул Чижов.

Молохов вздрогнул:

–Зачем в тюрьму? Я же подписал…

–А раз подписал, то слушайся нас, выполняй наши приказы!.. – Мироновский помолчал минуту, потом неторопливо продолжал, чеканя каждое слово: – Итак, Молохов, наш агент ОГПУ Молохов, вам поручается ответственное задание! Вот на столе генерала лежит рукопись под названием «Тихий Днепр». Ее надо прочитать, очень внимательно прочитать, потом надо переписать, но без старой орфографии.

–А кто ее писал? И зачем переписывать?

Мироновский произнес ядовито – ледяным тоном:

–Так, Мишка Молохов, агент ОГПУ, слушай внимательно и не перебивай меня! Ты можешь сгнить в тюрьме, а можешь жить припеваючи… Слушай и запоминай! Очень внимательно слушай. Стране Советов нужен великий роман, но пока его никто не написал. Это рукопись одного белого офицера, она нам досталась совершенно случайно. Наш пролетарский

–37-

писатель Ефим Серабинович прочитал рукопись и высоко отозвался о ней. Мы назначаем тебя автором этой рукописи, ты ее перепишешь своим почерком. Серабинович поможет, что-то допишет.

Чижов подтвердил:

–Все верно.

Молохов растерялся:

–Я автор?.. Чужая рукопись… Как я смогу…

–Сможешь, Мишенька!

–Но я…

Чижов не выдержал:

–Черт!.. Тогда за решетку! И жди расстрела!

Молохов моляще воскликнул:

–Товарищи! Пожалуйста, может, можно как-то иначе? Я прошу…

–Иначе не получится, Мишка.

Испуганный Молохов молчал, не зная, что и сказал.

Чижов упрямо повторил:

–За решетку тогда! И жди расстрела!

–Да, Мишенька,– подхватил Мироновский,– если не согласишься, тебя расстреляют.

–Как же? Меня же выпустили, я…

Чижов оборвал Молохова, нецензурно ругаясь:

–Замолкни! Или соглашайся, или сядешь в тюрьму!

Через минуту чекисты добились согласия Молохова.

Мироновский улыбнулся фальшивой улыбкой:

–Вот и хорошо, Мишка! Теперь ты будешь жить. И жить очень хорошо. Только послушно выполняй наши приказы!

Довольный Чижов кивнул:

–Правильно!

Выйдя из кабинета генерала, Молохов остановился на минуту в растерянности. Будущее представлялось ему совсем нерадостным, в черном цвете. Конечно, если вспомнить детство босоногое, то он сможет реализовать свою дражайшую мечту и стать писателем, но с другой стороны, он должен будет играть роль автора чужой рукописи, чужого романа, который не писал и который даже не читал, но который он должен переписывать, чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения в подлинности его авторства! То есть он должен прикидываться автором чужой рукописи о войне, должен вникнуть, прочитать эту рукопись. Безусловно, у широкой общественности будут многочисленные вопросы к автору романа «Тихий Днепр», на которые он должен будет отвечать, а вопросов-то, как он представляет, будет очень много: как вы, такой молодой смогли написать роман – эпопею? откуда вы знаете особенности казачьего быта, если не жили ранее в казачьей станице? Роман-то насквозь белый, а вы вроде не белый офицер?