Текст книги "Особо опасный опер"

Глава 32

– Атас! К нам гости! – В комнату ворвался Рагозин. – По лестнице поднимаются, Верещагин и ещё какой-то мужик в костюме. Бурый, начавший уже было снимать пиджак, опять накинул его на плечи и застегнул на все пуговицы.

– Здравствуйте! – Заглянувший в комнату Верещагин с удивлением уставился на Бурого, но тут же опомнился и посторонился, пропуская вперёд своего спутника – мужчину около шестидесяти лет, одетого в строгий костюм с галстуком и сердитым лицом в очках.

– Это он? – Кивнув на Бурого, спросил вошедший у Верещагина.

– Так точно, товарищ…

– Оставьте нас, – такая властность чувствовалась в его голосе, что Верещагин и Рагозин мгновенно исчезли за дверью.

– Моя фамилия Чебриков Виктор Михайлович, – расстёгивая пиджак, мужчина отодвинул стул.

– Здравия желаю…, – Вадим быстро прикидывал в уме, в каком звании Чебриков? Генералом армии он станет, когда назначат председателем КГБ, а сейчас он должен быть первым замом, – … товарищ генерал-полковник! – Отчеканил он, вытянувшись по стойке смирно.

– Ого! Вольно! Присаживайся, – Чебриков даже замер на какое-то время, удивлённо глядя на Бурого, затем, усевшись на стул, спросил, – я ведь не в форме, как узнал звание?

– Очень просто – вычислил. Генерала армии вам присвоят, когда станете председателем КГБ, а это будет, когда Андропова официально изберут генсеком, то есть где-то в декабре. Сейчас вы – первый зам. – генерал-полковник.

– Логично. Значит всё-таки я… а Федорчук?

– Федорчук – это человек Брежнева, а не Андропова, как вы. Совсем убрать его Андропов не решится, чтобы не портить отношения с Украиной. Поэтому он поручит ему не менее важный участок работы – возглавить Министерство Внутренних Дел. О нём, кстати, все, кто его знал близко, впоследствии будут отзываться как о человеке недалёком. Лично мне, как сотруднику органов внутренних дел во время его правления, Федорчук запомнился тем, что в своих высказываниях, опубликованных в центральной прессе, говорил о необходимости усиления агентурного проникновения в преступную среду. Тем самым расшифровывал методы оперативной работы.

И ещё один момент мне запомнился. Когда нас – оперативников – знакомили с новым совсекретным приказом, в конце совещания я задал вопрос, как исполнять приказ, если пункт седьмой противоречит пункту два? Ведущий совещание руководитель, перечитал оба пункта, засмеялся и сказал: «Не знаю! Видишь, кто подписал приказ? – И ткнул пальцем в фамилию Федорчука. – Как хочешь, так и исполняй!»

– Интересно… – протянул Чебриков, – значит, ты опером был?

– Почему был? Опер – это пожизненно. Да вот же я – в молодости, только что вышел из этой комнаты.

– А… ну да… я в курсе, читал эту тетрадку. И всё-таки непонятно, откуда простой майор МВД с глубокой периферии может разбираться в таких вопросах – кто чей человек, какие мотивы повлияют на решения, принимаемые главой государства?

– Всё очень просто. То, что здесь сейчас происходит, для меня давно уже история. Об этом написано много мемуаров, всякого рода исследований, аналитических работ. При наличии желания и Интернета можно найти ответ на любой вопрос. Тем более, в наше время нет закрытых тем. Полное отсутствие цензуры. То есть, если газеты, журналы, радио и телевидение вынуждены соблюдать определённые приличия, то в Интернете вообще нет никаких ограничений. А я человек очень любознательный, увлекаюсь историей. В Интернете есть такой раздел – Википедия. Это как энциклопедия, где можно найти сведения о любом более-менее известном человеке. Вашу страницу я тоже как-то просматривал, уже не помню в связи с чем. Там было всё о вас – биография, даты рождения и смерти… Ой! Извините.

– Ну, продолжай. Какая там говоришь дата смерти?

– Я не помню. Нет, честно, не помню. Фотографию могилы помню: прямоугольная вертикальная мраморная плита, на ней надпись «Чебриковы» и ниже ваше имя-отчество и имя-отчество жены.

– Мы что вместе умрём? Или погибнем?

– Нет, в разное время, иначе я бы запомнил. Видимо потом памятник переделали. Да, знаете что самое интересное в вашей биографии мне запомнилось? После ухода в отставку вы возглавляли службу безопасности Иосифа Кобзона.

– Что! Ты что издеваешься!? – Чебриков даже подпрыгнул от возмущения, а Вадим подумал, как бы Иосиф Давыдович не исчез со сцены навсегда, – Бывший Председатель КГБ на побегушках у какого-то артиста!?

– Я и сам удивился. Хотя… не какого-то, а народного артиста СССР. Да и скорее всего вы там просто числились формально из-за известной фамилии и за зарплату раз в два больше, чем у председателя КГБ.

– Ты что! Откуда у артиста деньги, чтобы платить мне такую зарплату!?

– Ой! В наше время самыми высокооплачиваемыми профессиями стали не металлурги с комбайнёрами, как мечтали на заре советской власти, а певцы, футболисты и прочие клоуны.

– Как-то неправильно всё это, – Чебриков выглядел растерянным.

– Как говорится, – за что боролись…

– Мы не за это боролись! – Взгляд генерала стал жёстким и упёрся в Бурого, как бы обвиняя его в неправильном будущем. Вадим примиряющее поднял руки:

– Полностью с вами согласен. И, поверьте, – я на вашей стороне. И даже более того, – знаю как исправить ситуацию, ну, или хотя бы попытаться это сделать. Только это надо долго, подробно и по отдельным темам. Я понимаю ваше недоверие, Виктор Михайлович, мол какой-то майор с периферии будет рассказывать генералам как правильно воевать, чтобы победить. Но прошу учесть, что за мной стоит опыт тридцати лет, прожитых вместе с этой страной, знания очень многих аналитиков, историков и других умных людей, которые я читал или слышал, и которые сформировали в моей голове определённое мнении по многим вопросам. Поэтому, я считаю, что меня нужно хотя бы выслушать, а решать, конечно, вам, Юрию Владимировичу и другим, кто стоит и будет стоять у руля государства.

– Тут с тобой никто и не спорит. Всё, что ты знаешь, ты нам выложишь, дорогой, в мельчайших подробностях. В твоей тетрадке всё интересно, каждая мелочь. Например, возможности ведения разведки через Интернет. Да и сама идея создания Интернета, – может мы её перехватим у Запада? Тут есть над чем поработать и подумать. Учитывая объём информации и необходимое время на её сортировку и анализ, к работе лично с тобой будет подключен кроме Верещагина ещё один наш сотрудник. Фамилию его ты сам назвал. Ему уже дана команда, и он выехал из Ленинграда. Сегодня будет в Москве, завтра приступит. Пусть вникает, будущий президент… хе, хе. Подожди секунду.

Чебриков достал из кармана небольшой диктофон, положил его на стол и нажал на клавишу:

– А пока скажи-ка мне своё мнение по такому вопросу. Ты там сообщаешь о развале Союза, о войнах между братскими республиками, о Чечне, наконец. Ты знаешь, как этого можно избежать?

– Знаю, товарищ генерал. Эта мина замедленного действия, которая привела к развалу Союза, была заложена ещё в 1922 году при его создании. Нельзя было делить страну по национально-территориальному принципу. Ещё бОльшей глупостью было выделить из состава России Украину и Белоруссию. Единый народ с общей культурой и языком взяли и разделили на части. Нашли какие-то мелкие отличия в языке и культуре и стали их раздувать. И наши враги этим сразу же начали пользоваться. За время существования «незалежной» Украины там выросло целое поколении, воспитанное в ненависти в «москалям». Знаете, сколько денег разведки Англии и США ухлопали на разжигание национально розни в СССР?

– Знаю, – буркнул Чебриков, – дальше продолжай.

– А знаете, почему мы им не можем ответить тем же? В США территории поделена на штаты, чуть ли не линейкой расчертили карту без учёта каких то там национальностей. У них есть китайские, негритянские кварталы в городах, даже русские – Брайтон-Бич. Но никогда ни у кого не возникнет даже в мыслях идея бороться за государственную независимость какого-то квартала в городе.

Моё предложение – отменить национализм в географии. Провести реформу, разделить страну на десять-двенадцать округов примерно равных по территории, в каждый из которых постараться включить области из соседних республик, умышленно их перемешав. Например: в один округ ввести республики Прибалтики, Карелию, Ленинградскую, Калининградскую области. Сейчас как раз удобный момент. Мотивировать можно тем, что, мол, образовалась новая общность людей – советский народ (это, кстати, прозвучало на каком-то съезде), и деление страны по национальному признаку стало пережитком, так как все нации давно перемешались и стали единым народом. За попытки разжигания национализма и сепаратизма ввести уголовную статью, если её сейчас нет… я не помню.

– Есть такая статья..

– Тем более. А в качестве наказания там должна быть пожизненная ссылка в районы Сибири и Дальнего Востока, причём проследить, чтобы ссыльные одной нации жили в разных местах, подальше друг от друга.

Дальше. Раз нет национальных республик, то и название СССР – союз республик – отпадает. Значит нужно вернуть название Россия как историческое и доминирующее по территории и населению. Изучение национальных языков в школах оставить только факультативно для желающих. Пусть дома говорят, как кому нравится, а все официальные документы – только на едином государственном русском языке. Поневоле выучат. Вот увидите, – лет через двадцать все эти национальные границы и языки начнут забываться. Вырастет новое поколение, воспитанное в новой идеологии. Всячески поощрять смешанные браки. Усилить пропаганду. Союз ещё из-за чего развалился? – Исчезла социалистическая пропаганда и, наоборот, усилилась пропаганда потребительского отношения к жизни, жажды наживы, вещизма, вседозволенности. Весь этот ранее запретный плод хлынул в страну из-за бугра таким потоком, что мгновенно смыл всё хорошее, что годами выращивалось в нашем народе.

Нужно снимать побольше фильмов, высмеивающих национализм, пьянство, наркоманию, курение, и наоборот, восхваляющие здоровый образ жизни, патриотизм; всё, – что способствует единению нации. Вспомните фильм «Офицеры». Даже в моё время люди смотрят его каждый раз с удовольствием и со слезами на глазах. Вот что значит сила искусства. Побольше бы таких. И ещё. Если вернуть стране название Россия, то нужно вернуть и трёхцветный флаг и двуглавого орла на герб.

– Ну, это уж чересчур!

– А ведь вернули в моё время, и когда Россия поднялась с колен, люди стали гордиться этими символами государства. А также своей тысячелетней историей. Что такое США с их тремя сотнями лет истории? Тьфу! Мелочь по сравнению с Россией. Вспомните, как Сталин вернул погоны армии в 1943 году? До этого погоны были символом врага – белогвардейца. И ничего, сразу привыкли и загордились. А комдивы и комкоры стали генералами, и ничего! Наркомы – министрами – нормально! Слова то вроде буржуйские, а народ принял. И фильмы снимали во время войны – «Александр Невский», «Суворов». Как-то забылось сразу, что Александр Невский – князь, а Суворов – царский генерал, который раздавил бунтаря Пугачёва и привёз его в клетке на казнь. Главное – своими победами над врагом они прославляли Россию. Тогда же, во время войны ввели ордена Суворова, Кутузова и Александра Невского. Сталин ещё в то время понял важность этой преемственности, истории, которая идёт из глубины веков, а не создана в 1917 году. Помните слова Александра Невского из фильма: «Кто с мечом к нам придёт, тот от меча и погибнет! На том стояла и стоять будет русская земля!» Он же не мог сказать «советская земля». Но народ это воспринял правильно: русская, значит, – наша. Какой подъём патриотизма, гордость за свою страну появлялись у людей после просмотра фильма. Всё это надо вернуть.

Единственное, что нельзя возвращать. – это монархию, самодержавие – самодурство. Глава государства должен знать, что он избран на определённый срок – четыре-пять лет и всё, в крайнем случае – ещё на такой же срок. Это – при очень хорошей работе и популярности в народе. А то ведь у нас фактически вернулась монархия. Чем Сталин или Брежнев отличались от царей. Такие же пожизненные правители, разве, что их дети не наследовали их должность. Вообще, страной мог бы управлять коллегиальный орган – например Политбюро или под другим названием – Совет Старейшин, Государственная Дума, не важно, человек десять – пятнадцать. А глава государства – только оглашать принятые решения, и ни каких самостоятельных решений, за исключением самых срочных и представительских действий. Тогда у него не будет соблазна и возможности узурпировать власть.

Политбюро должно регулярно омолаживаться, например, раз в три года – на треть. Поруководил страной, – иди обратно руководи областью, министерством, заводом, если ещё чувствуешь в себе силы, и тебе доверят такую должность.

– Всё это очень смело и непривычно. Как-то неожиданно, что ли. В той тетрадке ты коснулся реформ, которые проводил Андропов. Там что, тоже были какие-то ошибки?

– Нет, там всё было правильно. Эти реформы оздоровили экономику, подняли уровень национального дохода процентов на шесть или восемь за год. Но, они растянулись бы на десятилетия. Можно всё это форсировать. Например, не просто расширять права трудящихся в управлением предприятиями, а сделать их собственниками. То есть, подсчитать стоимость предприятия разделить поровну эту сумму на всех сотрудников от директора до уборщицы. Каждому выдать акции, то есть специальный документ о собственности с учётом стажа работы на этом предприятии. На государственных предприятиях пятьдесят процентов акций должно принадлежать государству. И кроме зарплаты каждый акционер раз в год получает свою долю от прибыли предприятия. На собраниях акционеров решать, какую часть прибыли направить на расширение производства, а какую – на выплаты. Эти акции люди могли бы продавать и покупать, но только работникам данного предприятия. Ну и следить, чтобы акции прибыльных предприятий не скопились бы в руках руководителей, чтобы не было злоупотреблений. А то у нас хозяевами предприятий становились зачастую бывшие директора, главбухи и тому подобное. Люди, осознав себя хозяевами предприятий, и относиться к предприятию и труду будут по-другому. У нас ведь только в лозунгах человек – хозяин своей страны. А на практике люди получают жалкий процент от своего труда. Посмотрите на дачников. У одного весь участок вылизан, каждый сантиметр используется, пашет с утра до вечера. А у другого – всё заросло крапивой, появляется два раза за лето попьянствовать на природе. Так будет и с предприятиями. Кто-то будет процветать, модернизироваться, а кто-то захиреет. Для таких должен быть госконтроль. На нерентабельные предприятия должны направляться комиссии, чтобы установить причины. Если проблемы неразрешимы, то предприятие закрыть.

А то ведь у нас – в СССР как бывает: фабрика «Скороход» выпускает ботинки, которые никто не покупает. Ими забиты все магазины и склады, рабочие получают зарплату и даже премии, а работают на свалку. А какой-нибудь армянин-частник организовал трёх сапожников, шьют где-нибудь в подвале туфли, по внешнему виду и качеству не отличимые от каких-нибудь итальянских, наклеивают на них фирменные этикетки и сбывают на рынке. Рентабельность – тысяча процентов.

А почему «Скороход» так не может? Потому что там, чтобы запустить новую модель нужны тысячи согласований в различных инстанциях, на которые уходят месяцы и годы. А собственникам предприятия ни с кем согласовывать не надо. Посчитали нужным, – запустили новую модель, не пошла, народ не покупает, сняли, другую запустили.

– Так это капитализм получается.

– Да, но сами рабочие и являются капиталистами. Основные, главные решения принимаются на собрании акционеров, то есть хозяев предприятия. Там же назначаются и снимаются управленцы – директор, главный инженер, главбух.

Также надо разрешить частное мелкое предпринимательство. У государства до всяких мелочей руки не всегда доходят, а частники быстро высмотрят, на что есть спрос и наладят производство. А вот тут, если хотите сохранить социализм, нужно поставить и узаконить одно условие. Достигло предприятие частника определённой цифры годового дохода, – отдай пятьдесят процентов акций своей фирмы государству. При этом, чтобы ему обидно не было, можно предусмотреть какие-то льготы – снижение налогов на какой-то период, орден «За укрепление мощи государства», чтобы люди им гордились, ещё что-нибудь. Не нравится, – его проблемы, пусть хоть за границу сваливает, а фирму – национализировать. Но это – моё личное предложение. Может, я в чём-то ошибаюсь, чего-то недопонимаю. В наше время до такого не додумались. Развели миллиардеров, которые оказались почему-то хозяевами природных ресурсов – нефти, газа. алмазов, купаются в роскоши, покупают себе дорогие яхты, футбольные клубы, в общем – с жиру бесятся. Даже налоги ухитряются не платить. Этого надо избежать.

– Всё, пока хватит, – Чебриков нажал на кнопку диктофона, – то, что ты уже наговорил, нужно месяц перерабатывать, осмысливать целой бригаде аналитиков, экономистов и других специалистов. Мы пока, к сожалению, ограничены людьми, допущенными к этой информации. Завтра подключим ещё одного сотрудника. Порядок такой: ты рассказываешь до обеда на диктофон одному сотруднику. После обеда он идёт перепечатывает всё на машинке, а ты в это время рассказываешь всё другому также на диктофон. Кстати, твой двойник, э-э-э… Рагозин печатать на машинке умеет?

– Двумя пальцами, товарищ генерал, практики маловато было.

– Ну вот, тоже пусть подключается, набирается практики. Судя по тебе, парень он не глупый, и он уже в теме. Пишущие машинки завтра утром доставят, одну сейчас принесут из машины. Так, а это я заберу с собой, – он сунул диктофон в карман, – можешь не повторяться. Чёрт! А кто же мне это распечатает? А! Придумал! Подключу капитана из Ленинграда, пусть уже сегодня вечером впрягается. Как там его фамилия? Рудин? Это надо же – будущий президент! Кто бы мог подумать!

– Извините, товарищ генерал-полковник, а когда вы были капитаном, вы думали, что будете Председателем КГБ СССР?

– Ха! Ты прав. Как там в Библии? «Неисповедимы пути Господни?»

– Так точно, товарищ генерал!

– Ты что, и с Библией знаком?

– И довольно-таки неплохо. Да что я… в моё время бывшие первые секретари обкомов принародно стояли заутреню в церквях и крестили грудь перед телекамерами.

– Дешёвый популизм. Я не поверю, что они вдруг уверовали в Бога. А ты сам то что, верующий что ли?

Вадим задумался:

– Понимаете… скорее да, чем нет. Я верю не в того Боженьку, который сидит на облаке и всё видит и всё знает про каждого из нас, а в некую высшую сущность, живущую очень долго, то есть в нашем понятии – вечно, которая контролирует все стороны жизни людей планеты, вселенной. Может быть, это существо находится в другом измерении, может, одновременно в нескольких измерениях, одновременно в прошлом и будущем. Нашему уму это непостижимо, не дано понять при этой жизни. Это отдельная и очень большая тема.

– Кстати, о темах. Нужно разбить всю информацию по темам. С каждым сотрудником будешь беседовать на определённую тему. С Рудиным – о государственном устройстве, то, что сейчас мне рассказывал, о международных отношениях, войнах и т. д. С Верещагиным – о внутренних делах, об экономике, предприятиях, трудовых отношениях, преступности. А со своим двойником – об Интернете, технических достижениях, каких-то бытовых вопросах, о религии и т. д. С обслуживающим персоналом никаких лишних разговоров, это, надеюсь, понятно?

– Обижаете, товарищ генерал, я же всё-таки опером был. И, кстати, неплохим. Основная работа – вербовка и расстановка агентуры, сбор, анализ и использование полученной информации. Так что следить за языком умею. И Рагозин тоже.

– Ну и прекрасно. Можно сказать, что в этом плане нам повезло: понятие секретности разжёвывать не надо. Так, я сейчас уеду, дел много. Верещагин остаётся здесь, пусть работает. Он сейчас должен был пытать твоего двойника, погонять его по деталям из биографии, потом спросить у тебя. Хотя мне, в принципе, всё понятно. Иди, позови их.

Вадим, постучав, заглянул в соседнюю комнату:

– Вас просит генерал к себе, обоих.

Однако, генерал уже сам вышел из комнаты:

– Верещагин – за мной. Заберёшь пишущую машинку. Завтра сюда ещё две доставят,

– Две? – Верещагин сопровождал генерала, почтительно приотстав на полшага, – а кто ещё?

– Лейтенанта подключишь, он всё равно в курсе. Да и печатать немного умеет, также, как и вы, наверное. Этому… тьфу, чёрт, даже не знаю, как его называть.

– Бурый, товарищ генерал.

– Почему бурый?

– Кличка у него такая по зоне, от фамилии Бурдаков.

– Пусть будет Бурый. Короче, он в курсе, кому на какую тему рассказывать. Разделите день на три части и работайте. Двенадцать часов в день, не меньше. Мы не знаем, сколько у нас времени…