Текст книги "Особо опасный опер"

Глава 26

Стукнув в дверь, вошёл Боголепов. Недовольный такой бесцеремонностью, Верещаги покосился на него, но ничего не сказал.

– Рогозин звонил, он уже готов к командировке. Сейчас за зоной в кабинете оперчасти, спрашивал, сюда ему нужно подходить или нет? – Боголепов вопросительно посмотрел на майора.

– Зачем? Сейчас и мы туда выйдем. Пусть встречает на КПП с личным делом.

– Ему же надо командировочные оформлять, а это долго. И на сколько суток, – он не знает.

– В Сосьве оформим. Так, Бурый, у тебя где личные вещи?

– В санчасти, сбегать?

– Не надо. Пусть их сюда принесут. Распорядитесь товарищ подполковник.

Боголепов выглянул в коридор и рявкнул:

– Морда! Бегом в санчасть, вещи Бурдакова сюда. Он на этап уходит. – Затем, закрыв дверь, повернувшись к Вадиму, спросил шёпотом, – Скажи, пока не уехал, я когда на пенсию уйду, быстро отсюда свалю?

– С полгода инженером по технике безопасности здесь поработаете, пока квартиру в Курске дождётесь.

– Ну, это по-божески. Шеленков в Смоленске семь лет дожидался.

Под удивлёнными взглядами немногочисленных осуждённых, занятых на хозработах, Вадим с вещмешком на плече прошёл через всю жилую зону, сопровождаемый начальником колонии и Верещагиным. Возле въездных ворот, дожидаясь когда их откроют, стоял бесконвойник с лошадкой запряжённой в сани. Когда Вадим поравнялся с ним, он удивлённо вытаращил глаза и спросил с каким-то испугом:

– Бурый, тебя чё, на бесконвойку вывели?

– Режим поменяли на строгий. В другую колонию отправляют, – нашёлся Вадим. Слышавший это всё майор одобрительно кивнул.

– Надо же! – Бесконвойник застыл с открытым ртом. Вадим усмехнулся про себя, представив, какие противоречивые слухи будут гулять о нём среди зеков. Но оно и к лучшему.

На КПП их уже дожидались начальник спецчасти, Рагозин и начальник караула – молодой прапорщик.

– Этап – один человек, отмечайте, – распорядилась начальник спецчасти – женщина средних лет с погонами майора. Вадим с интересом разглядывал её лицо. Ещё бы! Последние её фотографии в возрасте больше восьмидесяти лет он видел на странице её дочери в «Одноклассниках».

– Вы пока оформляйте, а мы с Рагозиным сходим в оперчасть, – вооружусь, да портфель заберу, – майор требовательно толкнул выходную дверь. Лязгнул железный засов, дверь распахнулась, и они с Рагозиным вышли.

– Фамилия, имя, отчество, дата рождения, статья, срок, начало срока, конец… – спрашивала у Вадима майорша, сверяясь с надписью на пакете с делом, он отвечал вызубренные данные Бурова.

– В первый раз вижу, чтобы за одним зеком целый вертолёт прислали, – прапорщик с удивлением разглядывал осуждённого Бурдакова.

– Вертолёт по другому поводу, а его заодно решили прихватить, – нашёлся Боголепов, – слишком дорогое удовольствие, – из-за одного зека вертолёт гонять.

Громко зазвонил звонок наружной двери. В распахнувшуюся дверь вошёл Рагозин и молча пристегнул наручниками правую руку Бурдакова к своей левой.

– Так надёжнее будет, выходим, – сказал он и первым вышел наружу, увлекая за собой Бурого. Стоявший на углу под вышкой с часовым Верещагин, демонстративно передёрнул затвор «Макарова» и сунул его в подмышечную кобуру.

– А не слабоват ли будет конвой-то? – Засомневался прапорщик.

– Достаточно, – буркнул Верещагин, – в вертолёте ещё несколько бойцов.

Так и двинулись: впереди скованные наручниками Рагозин и Бурый, в свободной руке Рагозин нёс портфель, Бурый – вещмешок; сзади – Верещагин с портфелем в левой руке. Вадим с интересом вертел головой, отмечая, что изменилось с того момента, когда он был здесь в последний раз.

– Вот здесь будет двухэтажное здание новой казармы, – негромко рассказывал он молодому Рагозину, – комнату обысков перестроят и сделают с другой стороны несколько комнат, где у тебя будет фотолаборатория с потайной комнатой. Морг перенесут ближе к пожарке. Само здание пожарной охраны тоже построят новое.

– Стоять! – Скомандовал майор, когда они отошли метров двести. – никто нас здесь не видит, снимите наручники, а то руки отморозите.

За поворотом тропинка, протоптанная в снегу сужалась, идти вдвоём рядом по ней было уже невозможно, особенно, учитывая габариты Бурого. Перестроившись, – впереди Рагозин, за ним Бурый, сзади Верещагин, подгоняемые лёгким морозом, все бодро зашагали по линии УЖД в сторону аэропорта.

Поднявшись по деревянным ступенькам на плоскую возвышенность, как бы специально задуманной природой для аэропорта, и увидев дожидающийся их вертолёт, Вадим оглянулся на заснеженную панораму расположенного вдоль реки посёлка. Глядя на освещённые заходящим солнцем столбы дыма, поднимающиеся из печных труб, Вадим с какой-то тоской подумал, что сейчас он это видит точно уж в последний раз. И хотя всё время, что ему пришлось провести в этом Богом забытом посёлке «на краю географии», он мечтал только об одном, – как бы скорее уехать отсюда навсегда, грудь всё равно сдавила ностальгия. Всё-таки лучшие двадцать лет своей жизни отданы этому отдалённому от цивилизации месту.

– Давайте шустрей, – выбежавший из деревянной избы с надпись «аэропорт» лётчик в синей куртке и унтах, посмотрел на небо, – светового времени осталось в обрез, а по ночам тут летать не принято.

Никаких бойцов в вертолёте конечно не было. Все расселись поудобней. Гул от винтов заглушал любые разговоры, потому никто и не разговаривал. Вадим попытался при взлёте разглядеть в окно ставший родным посёлок, но кроме заснеженных деревьев ничего увидеть не успел.

В аэропорту Сосьвы уже дожидался дежурный УАЗ – буханка, который подвёз их к кирпичному зданию гостиницы «для белых». В этом здании за все годы службы Вадиму ни разу побывать не пришлось. Во время всяких совещаний и командировок он, как и все сотрудники, останавливался в расположенном рядом двухэтажном деревянном здании управленческой гостиницы с туалетом на улице и умывальником на первом этаже. Эту гостиницу народ прозвал «для чёрных» или «для цветных», в отличие от кирпичного здания гостиницы для высокого начальства в основном из Москвы, куда они сейчас и прибыли.

– Можно Вас на минутку, – дежурная администратор отозвала Верещагина в сторону и зашептала, опасливо косясь на здоровенного зека в чёрной робе, – может мне вашего бесконвойника… или кто он… поселенец, – в отдельный номер поселить?

– Ни в коем случае. Всех нас троих в один номер и больше что б никого не было!

– Так, вы располагайтесь, – войдя в номер, Верещагин порылся в своём портфеле и вытащил из неё жёлтую папку с документами. Направившись к двери, он оглянулся, – я – в Управление, а вы, что б время не терять, займитесь писаниной, – он замялся, – понимаете, с одной стороны распространение и даже, я бы сказал, – озвучивание информации о будущем, на нашем с тобой, Рагозин, уровне, крайне нежелательно. Сам понимаешь, чем меньше знаешь, тем больше проживёшь. Эта информация для людей с большими звёздами на погонах…

– В полосатых штанах, – подсказал Бурый, и, видя недоумённые лица, добавил, – я имею ввиду генеральские лампасы.

Все рассмеялись.

– Ну так вот, – продолжил Верещагин, – с другой стороны, – а вдруг Бурый вернётся в это тело, и мы многое просто не успеем узнать. Я думаю, нас поймут, если что. В общем, – пишите, начиная с наиболее важного для страны. Всё, я ушёл.

Глава 27

– Давай записывай всё сначала, я думаю, это уже пойдёт по цепочке на самый верх, – Вадим, сняв сапоги, развалился на койке в отличие от молодого Рагозина, который расположился за столом с завистью поглядывая на наглого Бурого. И ничего не скажешь, – диктовать можно и лёжа, а писать – увы.

– Я думаю, в первую очередь, – Вадим задумчиво разглядывал потолок, -«верха» интересует распределение портфелей, потому с них и начнём. Значит так, – Андропов пробудет у власти чуть больше года. Проведёт, кстати, много реформ, оздоровивших экономику, много крупномасштабных экспериментов по организации труда и управления предприятиями. Умрёт от болезни почек, последние месяцы будет лежать. Даже пленум ЦК пройдёт без него, там только зачитают его послание.

Следующий генсек – Черненко Константин Устинович. Его приход к власти, – это победа тех сил, которые были против реформ, за продолжение прежнего – Брежневского курса. Кстати, время правления Брежнева в последствии назовут эпохой застоя.

Черненко уже с первых дней был слишком больной и старый. Продержался меньше года и умер.

Генсеком стал Горбачёв – самый молодой член политбюро. Он начал проводить реформы по перестройке экономики на капиталистический лад. Начали развиваться кооперативы во всех отраслях хозяйства, индивидуальное предпринимательство. Появилось такое понятие как «гласность», то есть полная отмена цензуры на всё. Разрешили говорить и писать, что хочешь. Печатные издания и экраны телевидения заполнили голые задницы и другие части тела. В кинотеатрах на больших экранах можно было посмотреть откровенную порнографию. Лично я смотрел в Свердловске в кинотеатре «Совкино» фильм «Калигула» итальянского режиссёра Тинто Брасса. Чистейшая порнуха. Границы открыли для свободного въезда и выезда. Многие стали сумками возить товар из-за границы и здесь перепродавать.

Горбачёв ввёл должность президента СССР и стал первым и последним президентом.

Сразу же появились и президенты республик, бывшие первые секретари. В России первым президентом стал Борис Ельцин, которого перед этим перевели из Свердловска в Москву.

Да, сначала была девятнадцатая партконференция, где многие выступали с непривычно смелыми и откровенными речами. А Ельцин выступил с такой резкой критикой партии, что его чуть ли сумасшедшим не объявили. Тогда он демонстративно положил на стол партбилет и ушёл. На выборах президента России за него проголосовали более девяноста процентов избирателей.

Ещё ввели многопартийную систему. Монополия КПСС рухнула. Каких только партий не появилось!

По внешней политике. Чтобы Горбачёв был покладистее, США и Саудовская Аравия сговорились сбить цену на нефть. Когда цена упала до десяти долларов за баррель, СССР живший на продаже нефти и газа, сразу обнищал. С прилавков исчезло всё – и продукты, и промтовары. Запад охотно давал кредиты, чтобы закабалить нашу страну. И на эти деньги нам же и продавали свои товары. По телевизорам пошла реклама жевательной резинки, «сникерсов», «кока-колы», «мальборо» и других в основном американских товаров.

Горбачёв подписал с американцами несколько договоров о разоружении. В результате наши войска были выведены из восточной Европы. Стали разбирать и уничтожать ядерные силы, – ракеты, подводные лодки, самолёты. Советская армия стала небоеспособной, генералы гребли под себя всё, что успевали. Продавалось имущество, вооружение. Войну в Афганистане практически проиграли. Кое-как догадались вывести оттуда войска. Там сразу стали хозяйничать американцы.

На фоне нашего разоружения, американцы только делали вид, что разоружаются. А сами наращивали своё присутствие по всему миру. Постепенно членами НАТО стали многие бывшие соц. страны: Болгария, Польша, Литва, Латвия, Эстония и другие.

Ещё Горбачёв объявил компанию по борьбе с пьянством. Ограничили продажу спиртного, вырубили виноградники. К открытию винных магазинов выстраивались километровые очереди. Стеклянные двери и витрины выдавливались толпой. Прилавки брали с боем. Расцвело самогоноварение и всяческая спекуляция спиртным. Забыл сказать, – во все поездки за границу с Горбачёвым ездила его жена – Раиса Максимовна. Так называемая «первая леди СССР». Другие президенты вынуждены были также таскать за собой повсюду своих жён. Такая мода появилась, а ввела её Раиса. Вообще, в этой семье явно она была главная. Шутка тех времён: «По России мчится тройка – Мишка, Райка, перестройка».

Девятнадцатого августа одна тысяча девятьсот девяносто первого года – попытка государственного переворота. Горбачёв с женой отдыхал на даче в Форосе. Воспользовавшись этим, группа руководителей объявила его больным, а себя – Государственным Комитетом По Чрезвычайному Положению (ГКЧП).

В этот комитет вошли министры обороны, внутренних дел, КГБ и ещё кто-то, я уже всех и не помню, всего шесть – семь человек. Сутки по всем каналам передавали классическую музыку. Горбачёв занял выжидательную позицию. – чья возьмёт. Потом он заявил, что ему обрезали все коммуникации, и он ничего не знал.

Разрулил ситуацию Ельцин. Будучи президентом России, а Москва – столица не только СССР, но и России, он успел назначить своих силовых министров, в окружении которых выступил с обращением к гражданам России. Обозвал ГКЧП попыткой гос. переворота, ввёл в Москву подчинённые ему воинские части, арестовал весь комитет и отправил их в «Матросскую тишину». В момент противостояния на защиту «Белого дома», где находилось правительство России вышли толпы москвичей, строили баррикады, ложились под танки, которые были на стороне ГКЧП. В общем, зарождающуюся демократию отстояли. Таким образом, Ельцин как бы восстановил власть Горбачёва. Но только на время. В сентябре из состава СССР вышли три прибалтийские республики. А в декабре в Беловежской пуще собрались президенты России, Украины и Белоруссии и объявили о создании Союза Независимых Государств (СНГ). Горбачёв растерялся, вместо того, чтобы арестовать сепаратистов, сложил с себя полномочия Президента СССР. В последствии оправдывался, что не хотел допустить гражданской войны. На Западе Горбачёв был очень популярен. Ему дали Нобелевскую премию (видимо – за развал СССР). Его заслугой считают падение Берлинской стены, – объединение Германий.

Сепаратистские настроения усилились задолго до развала СССР. Сказалась слабость центральной власти. Сначала были массовые беспорядки в Вильнюсе и Тбилиси, которые были подавлены войсками.

В СНГ вошли большинство бывших республик СССР, за исключением Литвы, Латвии, Эстонии, Молдавии. Но это было уже формальное объединение. Фактически в каждой республике была своя власть, самостоятельная внутренняя и внешняя политика, свои деньги.

Президент России Ельцин продолжал выпрашивать кредиты на Западе, загоняя Россию в кабалу. Продолжался развал армии. Ельцин часто появлялся в пьяном виде даже на международных мероприятиях. Тем не менее, выдержал два президентских срока.

Третьего октября одна тысяча девятьсот девяносто третьего года – попытка госпереворота в России. Вице-президент Руцкой и премьер – министр Хасбулатов с группой единомышленников засели в «Белом доме» и объявили Ельцина недееспособным. Но тот опять сумел победить. Весь мир смотрел по телеэкранам, как по «Белому дому» стреляли танки. Путчистов арестовали, потом быстро помиловали. Руцкой после этого ещё губернатором Курской области поработал.

Кстати, Курской… пока не забыл. Атомная подводная лодка «Курск» утонет во время учений в Баренцевом море. Погибнут все – весь экипаж. Произошло это где-то в 2000 – 2002 годах, точно не помню. Там было несколько версий, основная – взрыв учебной торпеды. Но было ещё подозрение, что торпедировала американская подводная лодка, она где-то рядом крутилась.

Глава 28

– Пишите? – Вошедший в комнату Верещагин бросил на тумбочку жёлтую папку и у стало сел на кровать. – Дай мне почитать ваше творчество, отдохните пока. Тут, кстати, – он порылся в папке, – твоё командировочное и суточные с зарплатой на месяц вперёд.

Положив на стол документы и деньги, Верещагин взял у Рагозина тетрадь и углубился в чтение.

– Даже не верится, что это всё может быть в нашей стране, – захлопнув тетрадь, задумчиво произнёс Верещагин, – я сейчас разговаривал с Москвой. Хорошо, что на том конце оказался мой хороший товарищ. Когда я ему немного намекнул, какой информацией располагает гражданин Бурдаков, – он готов был немедленно отправить в Сосьву военно-транспортный самолёт в сопровождении истребителей. Еле уговорил отложить на завтра. И не сюда, а в Кольцово. Без истребителей, конечно. Чувствуешь Бурый, какой почёт тебе

– Скорее, не ко мне лично, – Вадим почесал стриженую голову, – а к информации, которая в этой башке. Мы тут ещё про Чернобыль не писали, про две чеченские войны, про армяно-азербайджанскую войну, про российско-грузинскую, о взрыве всемирного торгового центра в Нью-Йорке – двух башен-близнецов. И я уверен, что я вспомнил ещё не всё.

– Ну, ты наговорил… – у Верещагина вытянулось лицо, – давай диктуй всё по порядку.

Вадим диктовал весь вечер с перерывом на ужин. Ужинали в полупустой поселковой столовой. Девушки из персонала столовой с любопытством поглядывали на странную компанию из двух незнакомых офицеров и зека-бесконвойника.

Утром собрались как солдаты по тревоге. Позавтракали в той же столовой и на дежурном УАЗике прибыли в аэропорт. Не заходя в здание, прошли сразу в вертолёт. Через полтора часа были уже в Свердловском аэропорту Кольцово. Вертолёт приземлился на воинскую стоянку, где когда-то Вадим проходил срочную службу.

– Нам туда, – выйдя из вертолёта и осмотревшись, майор уверенно указал на стоявший недалеко АН-24 с красными звёздами на крыльях и хвосте.

– Контрольный вопрос, – Рагозин придержал Бурого за рукав и показал на небольшое белое здание, приткнувшееся с краю стоянки у забора, – что это?

– Генеральский домик, – не задумываясь ответил Бурый.

– Как понять – генеральский? – Верещагин замедлил шаг, оглянувшись на странное строение.

– Это стоянка для перелетающих экипажей военных самолётов. Для лётчиков здесь в посёлке есть специальная гостиница и столовая, а для высшего начсостава – вот этот домик.

– Откуда такая информированность?

– Так я же здесь срочную служил, товарищ майор.

– Я тоже, – добавил Бурый, – вон за тем углом территория нашего взвода АТВ – Аэродромно-Технический Взвод. Интересно было бы заглянуть, что там изменилось.

– Некогда. – Верещагин уже подходил к лётчику в синей меховой куртке и унтах, курившего у металлического трапа. Из воинской формы на нём была только шапка с кокардой и брюки с синим кантом. – Здравствуйте, я майор Верещагин, эти – со мной. Вы за нами?

– Капитан Сергачёв, – отдал честь лётчик, откинув окурок, – как раз вас и дожидаемся. Заходите, – он указал на дверь, – можно вылетать?

– Да. Нас тут ничего не держит.

Два часа полёта до Москвы Вадим проспал, развалившись в удобном кресле. В салоне кроме них троих больше никого не было. Когда он открыл глаза, самолёт уже катился по земле, замедляя скорость. Вокруг рядами стояли краснозвёздные самолёты небольшого размера. В моделях самолётов Вадим не разбирался.

Прямо к самолёту по аэродрому подкатила чёрная «Волга» утыканная антеннами. Выскочивший из неё подтянутый майор поздоровался со спустившимся по трапу Верещагиным и отвёл его в сторону.

– Понимаешь, Толик, – донеслось до Вадима, – генерал сильно заинтригован, приказал доставить вас прямо к нему в кабинет. Чтобы меньше утечки было, отправил меня, так как я уже в курсе. Я после дежурства отдыхать уже должен.

Дальнейшее Вадим не расслышал, забираясь на заднее сиденье «Волги» вслед за Рагозиным. Через некоторое время туда же забрался и Верещагин. Встречающий майор запрыгнул на переднее сиденье рядом с водителем, и машина рванула с места, взвизгнув покрышками.

– Слышь, Саня, – вдруг забеспокоился Верещагин, – а как же мы к генералу в таком виде, – помятые с дороги, с кошёлками.

– Ничего, генерал не из брезгливых, он в молодые годы в таких жопах побывал. А «кошёлки» оставите у дежурного на входе, никуда они не денутся.

Боковые и задние окна «Волги» были закрыты какими-то полупрозрачными шторками. «Они тут что, до тонировки ещё не додумались, – подумал Вадим, – надо будет подбросить идею для спецслужб».

Он с интересом разглядывал то, что удавалось увидеть через лобовое стекло. Бросалось в глаза отсутствие пробок. Какая-то непривычная пустота на проезжей части, отсутствие иномарок, – только «Жигули», «Волги», «Москвичи». Так же непривычно было отсутствие рекламы на зданиях, автобусах и троллейбусах. Вообще, Москва показалась какой-то серой и грязной.

Верещагин, внимательно наблюдавший искоса за реакцией Бурого, уловив желание того что-то сказать, толкнул локтем в бок и указал глазами на водителя:

– Все комментарии потом.

Вадим думал, что их везут на Лубянку и высматривал глазами памятник Дзержинскому, который должен был в это время ещё стоять на старом месте. Однако. машина неожиданно свернула в арку, перекрытую решётчатыми воротами. Вышедший из неприметной двери сбоку прапорщик в шинели с петлицами василькового цвета внимательно изучил протянутое ему удостоверение и махнул кому-то рукой, ворота распахнулись, «Волга» плавно вкатилась во двор и приткнулась к стене между двумя точно такими же машинами.

В небольшой прихожей, оказавшейся за входной дверью, их встретил молоденький капитан, выскочивший из-за стола, на котором кроме двух телефонов ничего не было. Рассмотрев удостоверения, протянутые ему майорами, капитан кивнул:

– Вас ждут. Верхнюю одежду и вещи можете оставить здесь. – он указал на нишу с вешалками, и добавил, когда все разделись, – по лестнице на второй этаж и налево. Там прямо, пока не упрётесь в дверь с надписью «приёмная».

За указанной дверью их поджидал ещё один капитан, похожий на первого как брат-близнец, такой же холёный и подтянутый.

– Подождите секунду, сейчас доложу, – капитан исчез за обитой дермантином дверью справа от входа. Никакой таблички на двери не было. Вынырнув оттуда через несколько секунд, он сказал:

– Товарищи майоры, вы войдите, а вы двое пока посидите здесь, – он указал на диван у стены напротив.

Вошедший вместе с Верещагиным майор, сразу же вышел:

– Ну всё, я свободен, пошёл отсыпаться, – он махнул всем рукой и вышел.

Прошло минут сорок, прежде чем выглянувший из кабинета Верещагин пригласил войти скучавших на диване Рагозина и Бурого.