Текст книги "Особо опасный опер"

Глава 42

В конце апреля в приёмной у Чебрикова Вадим столкнулся с Рудиным, который только получил назначение на работу в Германию. Оба встрече обрадовались.

– Ну что, Бурый, – оттянув Вадима в сторону, оглядываясь по сторонам, зашептал Рудин, – не сбылись твои предсказания. Какой президент! Нет такой должности!

– Во-первых, про Бурого можешь забыть. Теперь я официально по документам Вадим Радугин. А во-вторых, не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Сейчас нет такой должности – потом появится. Тебя из поля зрения уже не выпустят, пока набирайся опыта. В Германии, я думаю, ты долго не задержишься, успеешь ещё поруководить массами. Кстати, там в Германии есть такая фрау Ангела Меркель, начинающий политик. Постарайся с ней сблизиться, если будет возможность, это будущий руководитель Германии.

– Она хоть симпатичная?

– Видишь ли, я её впервые увидел в телевизоре в довольно-таки зрелом возрасте, но, думаю, сейчас она вполне ещё ничего.

– Хорошо, возьму на заметку.

На международной арене реформы, проводимые в СССР, а потом и в России, вызвали растерянность. Западные аналитики терялись в догадках, прогнозы противоречили один другому. Политики пытались понять – укрепляется Россия или ослабляется. В одностороннем порядке было объявлено о начале вывода советских войск из Афганистана с 15 февраля 1983 года, на три года раньше, чем это произошло в другой истории. На состоявшемся по этому поводу брифинге Андропов заявил журналистам, что прорабатывается вопрос о выводе советских войск и из Восточной Европы, но этот вопрос мы хотели бы увязать с одновременным выводом войск наших союзников по антигитлеровской коалиции. Эта новость, разнесённая журналистами по всему миру, взбудоражила население Германии, Австрии, Бельгии и других стран, где американцы чувствовали себя хозяевами. Нарастающие народные волнения в половине стран Западной Европы вынудили правительства этих стран обратиться к департаменту США с запросом, действительно, как долго мы будем ещё мириться с присутствием армии США на нашей территории?

Первое время американцы отмалчивались, лишь президент в одном из выступлений намекнул, какое, мол, НАТО без нас? Волнения усиливались, радикальные группировки стали отлавливать и избивать американских солдат и офицеров, участились нападения на воинские патрули. Всё чаще в средствах массовой информации американцев стали называть «оккупантами». А тут ещё Россия начала широко разрекламированный вывод войск из Венгрии. Американцы, скрипя зубами, вынуждены были вывести несколько батальонов.

Масла в огонь подлил новый министр иностранных дел России Шеварнадзе. Во время рабочего визита в Берлин он предположил, что намечающийся вывод Российских войск из ГДР скорее всего подтолкнёт к объединению двух немецких государств в одно единое. И мы сознательно готовы пойти на это.

Немцы были в полном восторге. Это было последней каплей, добившей американцев. Вывод их войск скорее напоминал паническое бегство. Забегая вперёд, хочется отметить, что если российские войска планомерно выводились из Европы в течении двух лет, то от американских не осталось и следа уже через год. Блок НАТО прекратил существование одновременно с роспуском организации стран Варшавского договора.

Вадим, ставший Радугиным, уже в середине апреля возглавил отдел, контролировавший процесс акционирования государственных предприятий, набирающее обороты кооперативное движение, а также появившихся частных предпринимателей. Всё это для страны было новое, непривычное, но не для Вадима. Он прекрасно видел и попытки руководителей предприятий стать их владельцами, и несоответствие законодательной базы, и проблемы челночников. Хорошо, что с принятием новых законов и подзаконных актов не было проблем. Вадим во время очередной встречи с Андроповым сумел убедить его, что лучше отменить ошибочное решение, чем годами разрабатывать какую-то поправку к закону. Его отдел быстро разрастался и грозил в ближайшем будущем стать самостоятельным управлением.

1 мая, поздравляя Вадима с присвоением звания полковника, Чебриков заметил:

– Быть тебе, Радугин самым молодым генералом в истории КГБ!

Глава 43

На 9 Мая двойники уговорили начальство отпустить их повидаться с матерью. Чебриков, несмотря на свою загруженность, выбрал время, чтобы лишний раз напомнить о неразглашении сущности Радугина.

– Боюсь, что ты не выдержишь и проговоришься, кто ты есть на самом деле. А это уже давно не твоё личное дело, а вопрос государственной важности, – Чебриков пристально смотрел на Вадима старшего.

– Мы всё продумали, – заступился Вадим младший, – Радугин будет в качестве моего друга с задатками экстрасенса. Сестрёнка моя погибла в тридцать два года, хочется её уберечь от этого. Вы же должны понять.

– А сейчас ей сколько?

– Двадцать четыре, будет в сентябре.

– Ну, время ещё есть. Придумаете что-нибудь. Смотрите там, аккуратнее.

Вадим младший в письмах матери рассказывал о переезде в Москву и переводе в КГБ. Мать обрадовалась, Москва намного ближе к Витебску, чем Свердловск. Вадим, чтобы подготовить почву, рассказал о своём друге – экстрасенсе, способном предсказывать будущее и пообещал в ближайшее время приехать в гости вместе с ним.

Поезд в Витебск пришёл около восьми утра. Ещё в Москве двойники пришли к выводу, что совсем ничего не пить у них не получится, и решили ограничиться пивом.

– Не больше трёх бутылок пива за сутки на нос, – строго предупредил Вадим старший.

Загрузившись бутылками с пивом в буфете на вокзале, двойники взяли такси и через пятнадцать минут вышли на горке возле кладбища напротив тропинки, ведущей к дому матери.

– Подожди, – Вадим старший потянул младшего в сторону, – пойдём, я покажу, где были их могилки… или будут… или… совсем с ума можно сойти!

Пройдя немного между оградками, Вадим старший остановился и огляделся:

– Вот здесь, – почему-то шёпотом сказал Радугин, – вот эта яблоня, у неё потом эта ветка обломилась, после того, как я на Лилькиной могилке по пьянке пообещал на ней Рустама повесить. А вот так они располагались: слева Лилька, в середине мамка, справа Семёныч. Даже как-то жутко представить, что они сейчас тут рядом, живы.

– Место здесь красивое, – Вадим младший залюбовался открывшимся видом. В ярких лучах утреннего солнца деревья казались какими-то изумрудно-зелёными, внизу блестело ярко-голубое озеро, опьяняюще пахло цветущей черёмухой.

– Да ё… твою мать! Минуту потерпеть не можешь! – Донёсся снизу из-за деревьев женский голос.

– Узнаёшь? – Вадим младший засмеялся, – милые бранятся – только тешатся.

Вадим старший сразу узнал голос матери и еле сдержался, чтобы не разрыдаться, как на её похоронах в две тысячи первом году. Да и отвечавший ей что-то неразборчиво мужской голос был ему знаком до боли.

После смерти отца, мать Вадима сошлась с человеком, который до этого постоянно «сидел», в основном за кражи. Настороженно присматривавшийся к нему первое время Вадим, которому тогда едва исполнилось шестнадцать лет, неожиданно для себя как-то быстро подружился с бывшим зеком. Закалённый в тюрьмах, кручёный, пронырливый характер Семёныча чем-то ему импонировал. Так же, видимо, подкупало то, что этот битый жизнью мужик, знавший ответ на любой вопрос, общался с ним на равных, охотно делился богатым опытом.

– Запомни Вадик, – говорил Семёныч, полируя свои ботинки тряпкой до зеркального блеска, – пусть у человека морда будет пьяная, но туфли должны блестеть обязательно. Люди почему-то в первую очередь смотрят на них.

В другой раз Семёныч задал вопрос из обычной жизненной ситуации:

– Пошёл ты, к примеру, провожать девчонку в чужой район. На обратном пути к тебе подкатывают три фраера: «Стоять! Дай закурить!», твои действия?

– Бью первым самого здорового, а дальше – как вывезет.

– Ну и дурак! Ноги в руки и рви когти в сторону дома!

– Что б меня потом все трусом считали?!

– Кто? Ты их не знаешь, они тебя не знают. И в любом случае – лучше побыть пару минут трусом, чем постоянно – покойником.

Впервые в жизни оказавшись в семье, Семёныч держался за неё руками и зубами. Постоянно тащил домой всё, что где-то «плохо лежало», что-то пристраивал к дому, переделывал, ремонтировал. Общительный с пробивными способностями, он быстро сходился с людьми. В любом конце города у него были друзья и знакомые. Пил он постоянно, но понемногу, поэтому всегда был слегка навеселе.

С матерью они постоянно переругивались. Беззлобно, по привычке. Такая манера общения существовала между ними все двадцать лет, прожитые вместе.

Вот и сейчас, в ответ на ругань матери, раздалась ругань Семёныча, смысл которой, из-за обилия нецензурных слов, понять было невозможно.

– Они матом не ругаются, они на этом языке разговаривают, – процитировал кого-то Вадим старший, когда они сбегали с крутого холма вниз к дому.

Несмотря на расположенное рядом с домом кладбище, матери это место нравилось.

– А что кладбище? – смеялась она, – живых надо бояться, а не мёртвых. Зато, когда помру, машину заказывать не надо. Уж как-нибудь на горку на руках затащите.

Так оно впоследствии и получилось.

Во дворе у дома никого уже не было. Перебранка глухо доносилась изнутри дома.

Заскрипевшая дверь сеней просигнализировала о приходе гостей, и голоса стихли.

– Здравствуйте! – Младший распахнул дверь в комнату

Секундная тишина сменилась дружным воплем в два голоса:

– Вадик!

Пока Вадим младший обнимался с матерью и отчимом, Вадим старший еле сдерживал эмоции. Больше всего на свете ему хотелось также обнять таких родных для него людей. Почувствовав влагу на глазах, Вадим прикусил губу, чтобы сдержать стон, рвущийся наружу. Вместе с тем его не покидало ощущение нереальности всего происходящего. Может быть, это ощущение и помогло ему сдержаться. Ему даже захотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это всё происходит в действительности. Хотя куда уж, казалось, реальнее может быть специфический запах этого дома, который он уже стал забывать, вид сковороды с поджаренной картошкой на шкворчащем сале, стоящей посреди круглого стола.

– Знакомьтесь, – вернул его к жизни голос двойника, – это мой друг, тоже Вадим и тоже Антонович.

– Володя, – Семёныч протянул руку, которую Вадим осторожно пожал, чтобы не сломать что-нибудь от переизбытка чувств.

– Наталья Илларионовна, – представилась мать, – а мы как раз завтракать собрались, присаживайтесь к столу, не побрезгуйте, – что-то вдруг засмущалась она.

«Не побрезгуйте! – подумал Вадим. – Да я вырос на твоей стряпне, мама!».

– Только водка у нас самодельная, – Семёныч выхватил из рук матери бутылку, мгновенно вытащил из неё зубами пластмассовую пробку и начал разливать по рюмкам напиток с характерным запахом самогона.

– Мы сейчас водку вообще не будем, ни самодельную, ни заводскую, – торжественно объявил Вадим младший и под недоумевающими взглядами вытащил из сумки несколько бутылок пива и поставил их на стол.

– Мы можем в любой момент понадобиться начальству, поэтому должны постоянно быть в форме, – объяснил Вадим старший.

– Это что ж за начальство такое, что даже в праздники людям отдохнуть не дают? – возмутилась мать, хотя в её словах одновременно чувствовалась и гордость за сына – вот, мол, какая важная фигура – без него даже в праздники не обойдутся.

– Почему не дают? – Вадим младший открыл бутылку пива и разлил её в два стакана, – мы же отдыхаем. Только полностью расслабляться нельзя.

– Вам виднее. Мы люди маленькие, многого не понимаем. – Семёныч поднял рюмку, – ну, давайте за приезд!

Все дружно выпили и потянулись к закуске.

– Ой, у меня же селёдка есть, – засуетилась мать, – к пиву самое то будет. Сейчас порежу, – и выпорхнула из комнаты.

«Сколько же ей сейчас лет? – размышлял Вадим, заедая пиво жареным салом с картошкой, – где-то пятьдесят шесть – пятьдесят семь, примерно, как и мне было в последнее время там, в той жизни. Восемнадцать лет осталось. И ничего изменить нельзя. Лучше бы не знать такие даты.

Правильно задумано природой. Никто не знает, сколько ему отпущено судьбой. И все надеются, что это будет не скоро. Ну, разве что, неизлечимо больные. Семёнычу вообще сейчас лет сорок пять. А умрёт раньше матери – в пятьдесят пять. Ещё и инфаркт перед этим переживёт. Хотя, тут обстоятельства смерти какие-то подозрительные. Гуляли на Лилькиной с Рустамом свадьбе, пошёл домой – скотину накормить, как всегда навеселе. Утром нашли мёртвым в стороне от тропинки, голова в луже. Никто не разбирался, списали на сердце. Здесь можно попробовать предотвратить, хотя… свадьбы этой точно не допустим».

– Так ты, Вадик, расскажи, как сумел в Москву перебраться, да ещё в КГБ? – Семёнычу явно полегчало после рюмки. Он достал из пачки сигарету, посмотрел на Вадима младшего, перевёл взгляд на другого, – так вы, наверное, ещё и не курите? – Оба согласно кивнули головами, – Ну, тогда и я пока потерплю.

– Правильно. Нечего здесь воздух портить. Курить – на улицу! – Мать занесла тарелку с нарезанной селёдкой и луком, – вот вам, ребята, к пиву.

Вадим открыл вторую бутылку:

– Может, вы тоже пиво будете?

– Будем, – Семёныч достал из серванта ещё два стакана.

– На Новый Год Костя приезжал из Киева на несколько дней, – мать отпила полстакана пива, – так он очень интересовался, как тебе удалось в КГБ перевестись. Даже специально к нам сюда приезжал. А мы и сами толком ничего не знаем.

– Вот и я о том же, – Семёныч отпил пива и блаженно зажмурился.

– Да так… – Вадим младший покосился на двойника, – я же в зоне опером работал, а там часть работы идёт по линии КГБ. Вот кое-кому в Москве мои отчёты понравились, предложили перейти на освободившееся место. Я, конечно, долго не ломался… – мать с Семёнычем дружно рассмеялись, – в общем, так Косте и передайте. Кстати, вот мой друг Вадим – он у нас ясновидящий – посмотрел на Костину фотографию и говорит, что он на Урал не вернётся. Сразу из Киевской школы МВД сумеет перевестись в Витебск в милицию, где дослужится до полковника.

Взгляды хозяев переключились на Радугина.

– Так это и есть знаменитый предсказатель, о котором ты писал, – мать с интересом смотрела на здоровенного парня, друга её сына.

– Наоборот, не знаменитый, а засекреченный, – поправил Вадим младший, – и вы, пожалуйста, если хотите что-нибудь узнать, пообещайте, что никому не скажете.

– Об чём базар! Ты ж меня знаешь! Могила! – Семёныч вскочил и для убедительности ударил себя кулаком в грудь, – а о нас можешь что-нибудь рассказать?

– А что вас интересует? – Радугин старался выглядеть как можно равнодушнее.

– Когда, например, я крякну? Или она? – Семёныч пальцем указал на мать. Она на него замахнулась:

– Не дождёшься!

– Могу сказать с точностью до года. Но не буду.

– Почему?

– Вы даже не представляете, как это ужасно – знать дату собственной смерти. Даже и не просите. Одно могу сказать – с десяток лет у вас есть в запасе, у обоих.

Раздался дружный вздох облегчения.

– Ну хоть за это спасибо, а то даже в горле пересохло, – Семёныч залпом допил пиво и по-хозяйски достал из сумки Вадима ещё две бутылки.

Радугин встал и подошёл к стене, на которой висел ряд портретов. На левой от входа стене висели фотографии детей, в том числе и Вадима в погонах лейтенанта; а на правой – портреты умерших предков, родителей матери и отца Вадима.

Остановившись напротив портрета сестры, Вадим спросил:

– Это же Лиля?

– Да, – мать напряглась, – а что?

– Вот у неё могут быть очень серьёзные проблемы. Сейчас у неё с мужем отношения хорошие. Но года через три будет кризис. Муж загуляет с другой женщиной, даже, возможно, будет ребёнок на стороне. Она узнает, детей – в охапку и сюда – к матери. Подаст на развод.

– Каких детей? У неё один сын, – мать испуганно смотрела на предсказателя.

– Пока один. В конце этого года, точнее, в ноябре, родится дочь, будет двое.

– Она что, сейчас беременна? – Семёныч удивлённо посмотрел на супругу, – ты мне ничего не говорила.

– Да я и сама узнала недавно, не хотела говорить, что б не сглазить. Четвёртый месяц пошёл, – мать начала считать на пальцах, шевеля губами, – точно! В ноябре должна родить. Ошалеть можно! Вот уж действительно – ясновидящий! Кому сказать – не поверят!

– Во-первых, – вы пообещали никому ничего не говорить! – Вадим с высоты своего роста строго посмотрел на мать, – а во-вторых: прошу отнестись к этому как можно серьёзнее. Потому что. если это произойдёт, и она переедет сюда… То! Здесь! Она! Погибнет! – Он отчеканил каждое слово. Убедившись, что до всех дошло, даже Вадим младший поёжился, он добавил, – от руки пьяного нового мужа. Ударит сгоряча ножом в живот. Скорая приедет слишком поздно. Умрёт от потери крови.

Выждав ещё немного, в полной тишине Вадим произнёс:

– Я специально говорю подробности, чтобы вы отнеслись к этому как можно серьёзнее и убедили её не сделать роковую ошибку. Вот ей можете рассказать про меня и сослаться на мои слова, если у меня самого не получится с ней встретиться. Самый радикальный и простой способ избежать этого – не разводиться. Сделать вид, что ничего не замечает. Муж перебесится, вернётся в семью. Так то он парень неплохой, детей своих ни за что не бросит. Лиля сейчас живёт в городе, работает воспитателем в детском садике, уважаемый человек. Много приличных знакомых, красиво и модно одевается, следит за собой. А здесь она будет никем. Будет общаться с местными тунеядцами и алкашами. Пить самогонку, опустится. В общем – никаких перспектив.

– Да уж, – Семёныч разлил пиво по всем стаканам, – здесь коллектив то ещё. Хотя, для нас подходящий. Теперь понятно, почему ты «засекреченный». Это ж надо так… знать всё, что будет в будущем! Это ж подарок для любой разведки! А нам и разведчиков не надо, спросил у тебя, что, где да как. Лихо! Ты, наверное, в больших чинах?

– Полковник.

– Во! Я и говорю! Проще тебя полковником сделать, чем целый полк разведчиков содержать! Это ж надо – такой молодой – и полковник!

– Ужас какой! – Мать отошла от ступора, засуетилась, – надо срочно ехать к ней, предупредить.

– Мам, успокойся, – Вадим обнял её за плечи и усадил в кресло, – нет никакой срочности. Времени ещё много. Вот родит, поедешь в отведки, там и поговоришь.

Мать постепенно успокоилась, отхлёбывая из стакана она поглядывала на Радугина, о чём-то думая. Потом спросила:

– Может, что о моих братьях и сёстрах расскажешь?

Вадим задумался. Там, вроде бы, никаких несчастных случаев и других неожиданностей не было.

– У вас два брата и две сестры, – он заметил, как мать посмотрела на Вадима младшего, мол, понятно, откуда информация. Тот всем своим видом дал понять, что он тут ни при чём. – Все будут жить без особых приключений и умрут от старости, точнее – от болезней, которые появятся с возрастом. Сёстрам будет уже за восемьдесят. Ну а братья проживут чуть больше семидесяти. Увы! Мужики у нас живут меньше.

– Потому что пьют больше, – добавил Семёныч, разливая пиво в опустевшие стаканы.

– И курят, – Наталья Илларионовна ехидно посмотрела на мужа.

– Да. Кстати, надо перекурить, – Семёныч залпом выпил пиво, взял со стола сигареты и спички, – вы со мной?

– Да, выйдем, проветримся, – двойники переглянулись.

– И я с вами, – мать вышла из дома первая.

В процессе разговора во дворе, когда выяснилось, что оба Вадима послезавтра утром должны уже быть в Москве, мама сначала расстроилась, на что Вадим младший её успокоил, что лучше видеться меньше, но чаще, а то за целый месяц отпуска успевают надоесть друг другу.

– Вы к нам в Москву тоже на пару дней приезжайте, прикупите, чего здесь нет, с внуками поиграете, и – обратно. А мы к вам, по возможности, на два-три дня или на недельку – от шума городского отдохнуть, в озере поплавать.

– Почему – с внуками, – мама поймала на слове. – у вас ещё кто-то намечается?

– Ну да, – Вадим младший посмотрел почему-то на старшего, – решили с Любой не откладывать это дело на потом. В конце года добавим вам внуков.

– А кого мальчика или девочку. – мама с хитрым видом смотрела на Радугина. После сделанных предсказаний, она была уверена, что этот вопрос для него не может быть тайной.

– Не знаю, – Вадим младший кивнул на двойника, – он не хочет говорить.

– Пусть будет сюрприз, – Вадим действительно не знал. кто родится, этого ребёнка в его истории не было.

Учитывая, что сегодня праздник, решили навестить дядюшек Вадима – братьев матери. Подгадали к автобусу, десять минут езды, – и вот уже вся компания не спеша двигается по главной улице посёлка Новка.

Улучшив момент, когда слегка опьяневшие мать с Семёнычем увлеклись очередным выяснением отношений, Вадим старший пояснял младшему тоном экскурсовода:

– Вот здесь будет новый дом культуры, рядом новая школа, там дальше две пятиэтажки, в одной из них, кстати, получит квартиру Костя. А вот там, смотри, три двухэтажных дома. Вот в среднем я и жил на первом этаже… или буду жить… или ты будешь жить… короче, даже и не знаю – как правильно.

Общаясь с братьями матери, которые по случаю праздника уже с утра «заправились» и бурно обрадовались неожиданным гостям, когда схлынули первые впечатления, и застолье приняло обычный характер, Вадим старший попытался объяснить двойнику свои ощущения:

– Представь, что ты несколько лет на Радуницу посещал их могилки, глядя на фотографии на памятниках, вспоминал какие-то моменты из прошлого, когда эти люди были живы, их голоса, смех, какие-то характерные жесты. А тут, вдруг, все они ожили, разговаривают с тобой, смеются. Эти ощущения словами не передать. Видимо, в организме какая-то защита сработала, по сравнению с первыми впечатлениями сейчас уже всё немного притупилось, воспринимается как должное. Иначе, наверное, могло бы совсем крышу снести. С одной стороны, конечно, приятно пообщаться с воскресшими близкими родственниками, а с другой – это просто пытка какая-то.

На следующий день «пытка» продолжилась – навестили тётушек. И, хотя в две тысячи одиннадцатом году обе сёстры матери были ещё живы, всё равно, глядя на них – молодых, энергичных, Вадим ощущал себя их ровесником, что тоже было как-то неестественно.

Вечером, окончательно отупевший от впечатлений он прощался с провожавшими их родственниками на вокзале. Вадима не покидало ощущение, что он их больше живыми не увидит. Прислушиваясь к себе, Вадим глядел на двойника, чувствовавшего себя в своей стихии, как рыба в воде, разве что – непривычно трезвый для проводов. Он беспрерывно что-то всем рассказывал, шутил, приглашал всех в Москву, кому-то, спохватившись, записывал номера телефонов.

«Неужели там – наверху – спохватились и готовятся вернуть меня обратно?» – думал Вадим, глядя на всю эту суету, – «жаль как-то, я уже привыкать начал.»