Текст книги "Ставка на жизнь"

Мы втроём почти в четыре часа уезжаем домой. Вова успевает получить капли, привезённые дочерью, а Юра везёт его домой. Юре полегчало, дай-то бог, чтобы у него всё было хорошо. Дома я ем суп с фрикадельками и кусочек солёной рыбы, ленка, которого солил до отъезда на химию. Получаю большое спасибо от Кононова Сергея за переданные ему и Андрюшину книги. Потом приходит письмо от Олега Болдырева: «Привет! Получил от тебя чудесную посылку, как раз к старому Новому году!!! Ты как Дед Мороз исполнил все наши пожелания! С нетерпением ждали твои книги, а получили ещё и любимые с детства и юности консервы, томские конфеты и сибирские травы!!! Большое спасибо!!!»

Я отвечаю: «Очень рад, что понравилось☺ Ещё сало как-нибудь пришлю, только что посолил»…

Стараюсь что-то сделать полезное, для меня сейчас это важно. Вечер переходит в ночь, я смотрю новости. Россия начинает новый этап своего развития, как на войне, так и в идеологическом плане. И мы ждём наступления в ближайший месяц, на фронте создаётся возможность такого развития событий.

Три часа ночи, 13 января. Завтра последний новогодний праздник: старый Новый год. Такой нелогичный на первый взгляд праздник может быть только в России, только у народа-экспериментатора или малой древней цивилизации… (но об этом немного позже, как-нибудь соберусь с мыслями). А сейчас шуганул трёх парней на улице. Вышел покурить, а один из них кидает лёд в лампочку. Я сначала не понял его цели. А когда понял, то крикнул: «Ребята, у вас будут проблемы!» Потом добавил, что можно найти цель более благородную, а так лампочки не будет. Поговорили, в итоге они мне пожелали спокойной ночи и ушли. Лампочку спас, сейчас она бросает жёлтый свет в пространство.

У меня весь день болит стома. К вечеру не выдержал, снял мешок и прикрепил повязку. Думал, что основную боль приносит краснота от клея, но оказалось, что и запор давит. Только к трём часам что-то пошло и боль поуменьшилась. Утром встал рано, всё из-за боли. Поел манную кашу, сразу проснулась моя Надежда, тоже решила позавтракать, и после мы снова упали спать. Но вставать приходилось ещё пару раз: химия выдавливала воду из организма, в горле постоянно стояла сушь, которую приходилось гасить водой. Встали уже в одиннадцатом часу, поели немного супа вместе с Полей, которая пришла пешком из дома – не стала в мороз заводить машину. Я решил сходить в магазин за семечками льна. Но только оделся, как звонок – в квартиру влетел подмёрзший Иван Ушаков, он ездил за билетом в Новосибирск, из которого вылетает 16 января в Хабаровск на завод имени Горького, чтобы сдать последнюю лебёдку для подводной лодки. Завод на грани закрытия – несколько лет банкрот и Ивану задолжал больше миллиона, но сейчас он работает по контракту за три тысячи в день. Сразу ставлю чай, потом кофе и заставляю попробовать сало на солёность. Ивана устраивает, поэтому я задумался, стоит ли досаливать. Позвонил Юра Хмылев – хочет заехать. Пока Иван отогревался, я заметил, что он не торопится, видимо, с Галей мир не берёт. Юра пришёл с новостью, его распирало рассказать:

– Поругался с Надеждой почти, – начал он…

– Опять шест? – засмеялся я, вспоминая, как Юра гонял тёщу и жену из-за того, что те на шесте втихаря крутились.

– Нет, дело государственной важности. По порядку: у меня четверо детей. Сейчас подросли, и вот, Надежда у нас в Зональном пошла на танцы и тибетскую медитацию. Ну, пошла, радуется, нравится, да и пусть ходит. А я перед Новым годом почувствовал себя плохо, даже телефон не брал. Лежу, болею и взял какую-то книгу почитать, вроде религиозную, её Надежда принесла с танцев – многодетная мама дала, тоже любительница танцев. Начал читать и обалдел, когда увидел фразу, что Гитлера не нужно ругать, ибо те, кого он уничтожил, сейчас радуются в раю! Как вам такое?

Мы тоже обалдеваем.

– А дальше про ЛГБТ, единое правительство и про то, как будет хорошо жить в этой дружной семье народов. Про бомбы Хиросимы нельзя говорить как про уничтожение людей – ведь эти бомбардировки остановили войну. В общем, такая идеологическая пакость, что я пошёл на медитацию. Сижу с девками и понимаю, что медитация эта далека от настоящей тибетской, весь её смысл направлен на ощущение счастья, свободы. После занятия спрашиваю руководителя о книжке. Та в ответ: «Отличная книжка!» – «А как же оправдание Гитлера?» – «Ой, я тоже против этого, но, заметьте, Юрий, кто у власти в Европе? Свободные люди, свободные от условностей, принимающие истинную свободу»… – И для меня всё стало ясно, – продолжал мой гость. – Я пошёл в ФСБ: «Враги вокруг, а вы спите. Мне в ответ: «Законы у нас мягкие, не привлечёшь…» – «И что?» – спрашиваю. Вроде взяли в разработку.

Мы поохали, пообсуждали тему идеологической войны. Заметьте, кружок совершенно бесплатный, идеология требует затрат, вот и приспосабливаются. Но наш Юра на страже, а я решил тоже отставному товарищу позвонить, чтобы контроль был. Я, кстати, лечил своими каплями этого товарища ещё лет семь назад. И он живёт! Недавно с Днём чекиста поздравлял. Позвонил ему, тот возмущался долго пятой колонной и тем, как долго мы её терпим. В итоге попросил держать в курсе событий, если что – подключится.

Вообще чекисты немного странные люди, мнительные, что ли, со своими страхами. Я как-то сидел с одним из них в кафе, просто водку пили, и смотрю: он как уж крутится на своём месте. Спрашиваю: «Что-то не нравится?» А он говорит, мол, неуютно себя чувствую, сидя спиной к двери… Оказалось, что это одно из правил: сидеть лицом к двери. Или однажды был в Мадриде на международной выставке по нефти и газу, слишком крутой для меня. Даже с руководителем Роснефти посидел за одним столом, уровень высокий был. Так вот, делегацию возила дочь директора фирмы симпатичная длинноногая Катенька. И я ей всяческие знаки внимания оказывал, подфлиртовывал без особых мыслей. И вдруг ко мне подходит мужчина, кладёт руку на плечо и просит оставить Катю в покое, представляясь её отцом. Я засмеялся: «Вы здесь типа телохранитель?! А с Катей мы просто симпатизируем друг другу, и всё, тем более я хорошо знаю вашу жену, можете не беспокоиться». А он в знак примирения пригласил меня в номер и там раскрыл чемодан, где лежало больше десятка бутылок вина. Достали одну, но успокоились на пятой, слишком вино было хорошее и разговор задушевный. В итоге он оказался чекистом, всю жизнь занимался охраной руководителей МИДа. А я вспоминаю, как мой совет кое-кому спас жизнь в 90-х, и рассказываю ему следующее: «Если вы живёте, к примеру, на четвёртом этаже, и нет охраны, то лучше на лифте подниматься на шестой этаж и спускаться вниз к своему этажу. Ибо киллер всегда стреляет в спину, с площадки между пятым и четвёртым этажом, там человек беззащитен. Каково же было моё удивление, что мой совет был неотъемлемым правилом его как телохранителя и дважды пригодился для обезоруживания киллеров. После этого мы стали друзьями, а в Москве у него в загородном доме догуляли до инфаркта хозяина, всё хотел угостить, как следует, сибиряка… Пришлось везти в больницу, откачивать… Славу богу, откачали, но выспаться в шикарном доме не пришлось.

Юра уходит, а Ивана я успел накормить пельменями, а также успел дать сало для Гали и подарить мою вторую книгу. С Иваном долго беседовали, он скептически относится к нашей промышленности. Вот что показала последняя сдача заказчику изделия. Двигатели раньше делал московский завод, который решили закрыть, а документацию передали в Кемерово, можно сказать, в мастерские. Тем не менее смогли сделать двигатель, удовлетворяющий по шуму. Потом передали в Псков, но и там делали на пределе – их завод дышит на ладан. Станкостроение не возрождается, проблемы с двигателями, подшипниками, с качеством всюду. Я привожу ему противоположные примеры: некоторые томские предприятия – новые, современные. Но он-то видит свою картину, посему трудно переубедить. Когда-то Иван работал на наладке станков в Минприборе. Запустил сотни станков, но осел в Хабаровске, где предложили жильё, наша связь не прекращалась, мы помогали ремонтировать платы ЧПУ, процессоры, а он с удовольствием летал в Томск, тем более что его родина недалеко – Нарым. Вот и сейчас, несмотря на скепсис, трудится и сдаёт изделия в свои семьдесят пять лет.

У Ивана одна дочь в Литве, программист. До определённых событий она жила в Минске, а потом слиняла в Прибалтику, но скоро перебирается в Австрию. Так мы теряем своих людей, мне печально. Высказываю мнение, что те, кто уезжает, печётся только о себе, не думает о родителях и детях. Иван и соглашается, и нет, указывая на нашу действительность, на действия многих чиновников от власти. Но я оптимист, верю, что страна и люди должны измениться, иначе разрыв в справедливости неизменно будет вызывать потоки уезжающих. Ну ладно его дочь, а вот пара Бельских – мужик, прекрасный оператор, или художник Николай Чугунов уехал в Таиланд и против спецоперации, а ведь ему за шестьдесят! Что так меняет человека? Может, неправедно добытые деньги? Жена его работала главным бухгалтером фирмы Агеева, которого сейчас судят, тогда-то у них появились деньги на квартиру в Таиланде, Анапе. Вообще, я заметил, что наиболее антироссийски настроены те, кто помогал воровать чиновникам и власть предержащим. К примеру, помогая обналичивать для них деньги, при этом ненавидели их, а с ними и страну… И таких много, осевших на Западе. Эх, измениться бы власти в лучшую сторону. Ведь сколько говорят про вывоз капитала за границу, а воз и ныне там… Но я верю, что когда-то это произойдёт, а тот, кто верует, приближает чудо…

В пятницу к нам прибыла делегация семейства Лушниковых во главе с Гришей. Внук долго изучал квартиру, но быстро освоился, я кормил его яблоком, успел поиграть немного, подержать и нацеловать, а он широко улыбался, вызывая у меня прилив нежных чувств. Гриша провёл внукотерапию и, довольный, удалился домой. Я успел накормить Сашу пельменями, сына с невесткой бутерами с икрой и кофе, а часть икры передал оставшимся членам семьи, за что получил большое спасибо от Маши и признание в любви. Дважды выхожу на улицу, но быстро замерзают нос и руки. У Надежды заболело колено, но в больницу не хочет идти. Завтра собираемся на дачу, впрочем, как сложится, пока непонятно. Из Чернышевска приходит известие, что Татьяну положили в больницу в посёлок Зилово, тот посёлок, который посещал Путин, открывая там новый рудник, говорят, золотой. Диагноз – пневмония…

Следующий день начался с ночи, боли усиливались, и к шести утра я решил встать, пошевелиться. Будь что будет. Какая-то странная боль появлялась слева от стомы, резкими короткими толчками проявляя себя время от времени. Стал делать калачи. Когда тесто было уже готово и я раскатывал их руками, меня пару раз боль в стоме заставила сгибаться и бросать месить тесто, но процесса я не прекратил. Уже запекалась вторая партия калачей, когда я открыл дверь на балкон, и здесь ударила молния слева, я почти повис на двери, но боль не прекращалась. Она была сильнее, чем когда мне вырывали коренной зуб без наркоза в течение десяти минут, ибо в самом начале зуб сломался. С этой немыслимой болью вползаю в комнату и ложусь на стол, правой рукой дотягиваясь до таблеток трамадола, заглатываю сразу две. В это время открылся мой шлюз внизу, и оттуда рванули выделения нехилые, это продолжалось почти час. Боль в стоме, разгрузка снизу… Но я иду покурить, только высунул голову, как меня заметил дворник и побежал к моему окну, закричав: «Крестовая отвёртка есть?» А у меня приступ, бросаю сигарету, говорю, что есть, и плетусь еле-еле к двери. Боль не отпускает, иду согнувшись. Со второй попытки нашёл отвёртку. Сашка ещё не видел такого меня, молчит, ждёт, получает и уходит. Без сил и с желанием, чтобы мне что-то упало на голову, залезаю в ванну и там почти час отмываюсь, жду выделений и снова моюсь. Заклеиваю повязку и ложусь на диван. Здороваюсь с женой, но на завтрак не иду, отлёживаясь почти час. Но есть-то надо, и я хлебаю жижу сырного супа. Выделения идут с обеих сторон, но боль становится ноющей. Вечером ещё похлебал суп и успокоился, снова помывшись. Ночь провёл, можно сказать, хорошо, вставал по маленькой нужде через каждые два часа, но с болью в четыре балла, если за девять брать утренние боли. Впервые я съел четыре таблетки трамадола. Проснулся в восемь часов, снега полно, а Саши что-то нет. На улице комфортно, почти десять градусов – радуйся, сибиряк, не хочу, тем более сегодня воскресенье. Пора поправлять здоровье, а сейчас есть где. Всё же пять зон неплохих: Южная, «Кедр», Академгородок, Михайловская роща и Сосновый бор, хотя и берёзовую рощу можно к ним причислить, что на Каштаке, где на возвышенности похоронены шведы, пленённые войсками русского царя Петра I. Потом почти два века Швеция держала нейтралитет – и вот, вступает в НАТО… Неужели для того, чтобы помереть в Сибири?!

Пишу старшей сестре, спрашиваю, лечат ли её. А то бывает, в выходные попадёшь в больницу и ждёшь будних дней. Но там всё в порядке: капельницы, уколы… Вчера во время болей выиграл пятнадцать тысяч, которыми закрыл займы, взятые у внучки, дочери и младшей сестры, оставшись при своих. Игра всё же плохая штука, но отвлекает от дурных мыслей… Пишу час и снова решаю лечь, ибо тупая боль не проходит. Тем более что жена спит. Промываю горло настоем ромашки, а нос сначала водой, потом каплями. Всё же интересно: кровяные коросты в носу образуются быстро и заставляют бороться с ними непрерывно, действие химии многообразно…

Дворника нет, хотя он и вчера не обязан был выходить, но уже жителей приучил к чистоте, так что его ждут и сегодня. Я падаю на диван, на котором замираю почти до часу. Слышу, что приехала дочь, но не встаю, боясь нарушить хоть какую-то нормальность. А когда встаю, то жена на выбор предлагает варианты еды: манную кашу, омлет. Но у меня чувство тошноты, и я иду на балкон, откуда слышен шум лопаты. Всё же пришёл. В основном двор нашего дома уже убран, остаётся территория у тридцать третьего дома. Я принимаю решение: «Саша, иди кофе пить, пора отдохнуть!» Саша соглашается и поднимается ко мне. Варю ему кофе, предлагаю суп, но он отказывается, а на сало согласился. Я ем жидкий суп, граммов пятьдесят, а он с аппетитом уплетает всё сало с хлебом, запивая кофе. У него хорошая новость: сын получил служебное жильё. Сын Сашки большой парень: размер обуви сорок седьмой и рост под два метра, обогнал родителя по всем параметрам. «Пора знать и меру отдыха», – говорит Санёк и удаляется. Я начинаю мыться, чтобы сменить повязки и женские прокладки. Усмехаясь про себя: «Дожил до ручки». Кстати, я бы на месте женщин возмутился ценам на прокладки. Пять штук толстых стоит почти пятьсот рублей! Какой-то беспредел! Хотя ещё недавно стоили около двухсот. Хоть пиши в комитет по делам материнства и женщин, должен же быть комитет подобный.

Целый час я отдыхаю в чистоте и без особых болей. Выпиваю таблетку от тошноты. Вес свалился до пятидесяти шести килограммов – по-моему, самый низкий с начала болезни. Так и до сорока девяти килограммов дойду, веса мухи, в котором я выступал на соревнованиях по боксу в далёком 1969 году в Балее, тогда – городе золотодобытчиков, а сейчас – хиреющем посёлке Забайкалья. Там произошёл такой случай: один из тренеров, приехавший из Читы, по фамилии Букачич, родом из Балея, пошёл в баню. Его встретила группа парней, давай приставать. Он просил их отцепиться, дать ему пройти, но парни имели своё мнение. Завязалась драка, в результате которой тренер ударом свалил одного на землю, тот так и не поднялся… Был суд, но тренера оправдали, хотя неприятности были. Вообще, я не любил боксировать с парнями Букачича, он был сторонником силового бокса: вперёд с кулаками и добивай противника во что бы то ни стало. Наш Костя Гурулев был за многоплановый бокс, умный, непрямолинейный, красивый. Но с парнями Букачича главное – выдержать темп двух раундов и не попасть под их крепкие удары, пока они не выбросят всю энергию. А в третьем играючи наказывать по полной программе – удар с левой, отход, удар по корпусу, лёгкое кружение, спаренные удары и отход от разъярённого противника. Он уже не понимает, что происходит, летит вперёд, натыкаясь на встречные удары то с одной, то с другой стороны, и верх совершенства, когда отправляешь его в нокаут.

Боль не отпускает, давит влево, и каждое движение усиливает её, как с цепи собака срывается. Я ложусь, хотя надо бы ехать к хирургу или к специалисту по стоме. Лежу и ничего не делаю, как Обломов, на диване. Я понимаю, что у меня что-то не в порядке, но… В это время сын звонит в ОКБ и берёт талон к платному проктологу на четырнадцать тридцать. За меня решили вопрос, а я бы не сдвинулся с места, вставать, а тем более идти, тяжеловато, но коли надо, я иду. Попадаем к врачу по фамилии Ли, корейцу. Он смотрит стому и выдаёт вердикт: «Стома зарастает, поэтому и боли такие». Спрашиваю: «Что делать?»

Он напрямую говорит, что если в ближайшее время мне будут делать операцию по удалению опухоли, то тогда и стому заодно поставят как надо. А вот если они не решаются делать операцию, то максимум через месяц-два надо оперировать и ставить стому как положено. Интересный поворот, подтверждаются мои опасения и желание сделать всё же операцию по удалению опухоли! А Ли пишет своё заключение. Становится понятно, что стома неверно работает, ибо она провалилась. Эта бумага стоит намного дороже приёма в тысячу триста девяносто девять рублей. Теперь можно поставить вопрос ребром! Что и советует мне товарищ Ли. Да, понедельник день тяжёлый, сразу вспоминаю, как крутил в Чите, работая киномехаником, картину «Бриллиантовая рука» и песенку со словами: «Видно, в понедельник их мама родила. Что б они не делали, не идут дела»…

Мы рассуждаем с врачом. С одной стороны, химикам такая бумага не указ делать операцию по удалению опухоли, а вот хирургам, особенно моей белокурой фее Олесе Неделе, придётся задуматься. Я не уверен, что это она допустила ошибку, но вероятность большая. С другой стороны, они вместе с Коробейниковым пришли же к единому выводу, что стома нормальная. Придётся ещё раз показать Коробейникову: что на этот раз скажет?.. Ещё спрашиваю Ли, что означают большие выделения из ануса. Тот говорит, есть вероятность, что идёт разложение кишки. И это не есть хорошо, ибо может повреждаться и здоровая часть кишки. В общем, заставил задуматься. Всех врачей можно понять, а виновен, похоже, я – не надо было ловить болезнь, а то теперь проблемы создаю людям! Убываю в хорошем настроении, лучше знать неприятные вести, чем не знать. Будем действовать!

Заезжаем с сыном на Октябрьский рынок, покупаю деревенскую сметану, домашнюю курицу на бульон. Домой возвращаюсь с хорошим настроением, бойцу понятна задача, а моя жена, услышав краткий рассказ о посещении проктолога, всплёскивает руками: «Вот твоя Олеся неумеха, порт переделывали, теперь и стому надо». Я не поддерживаю жену, нельзя судить раньше времени, хотя подозрения насчёт блондинки появляются. Успокоив жену, принимаюсь за трапезу – супчик с лапшой и морковью, курицу не ем, я сейчас убрал из своего рациона всё мясо, да и рыбу, только если граммов сорок. И начинаю делать калачи. Через полтора часа двадцать пять штук готовы к употреблению. Вечером зашёл сосед Феликс – его Людмила вчера скончалась. Я приобнял его и пообещал прийти на отпевание, хотя эти дни почти не выходил. Надежду уговорил, что съезжу один, а то ей надо поберечь колено, травматолог определил артроз. Просидел до четырёх часов ночи, а как мой организм немного успокоился, лёг спать и проспал до девяти часов, ни разу не вставая ночью, впервые!

17 января – день поминания моей мамы, самого родного и любимого мной человека. Пишу сёстрам и начинаю печь блины. Через полчаса блины готовы. Мы поминаем маму, я съедаю один блин и собираюсь на отпевание. Очень удачно уехал: только успел купить шесть роз, как увидел трамвай, который меня подождал, и через десять минут я был в церкви на углу Герцена и Советской, уютной, небольшой и светлой. И здесь произошло чудо: я впервые обратил внимание, как молятся люди. Столько прожил и не знал?! До этого приобнял Феликса, который сидел на стуле перед строгой своей Людмилой и плакал, просил прощения. А что другое мы можем делать, когда грехи перед женой вспоминаем…

Священник читал молитву, а две женщины тихо подпевали, иногда он ходил возле гроба с кадилом, и тогда огонь в моей свечке резко колебался. Уже плакали оба – Феликс и его дочь Лена, а я думал, что не услышу новых мыслей по поводу евреев, схожих с моими, от Людмилы, хорошего филолога, человека больших знаний в истории, религиях и филологии. Она выглядела бледной, строгой, но не грузной, а подтянутой, даже красивой женщиной… Я выдержал на удивление весь процесс хорошо, и снова повезло с трамваем. Дома пишу внукам, сначала Кате в Москву: «Сегодня день памяти твоей прабабушки, именем которой ты названа. Пеку блины, вспоминаем». Получаю ответ: «Привет, тоже, может, блинчики сегодня испеку тогда!» Добавляю: «Тебя, единственную из правнуков, она целовала и обнимала, плакала, когда уезжали, но энергию своей любви тебе успела передать, и мы назвали тебя в её честь». Потом написал Маше и Ване. Маша написала, что поставит свечку в церкви, а Ваня всех посвятил младших.

С двух до трёх ко мне должен был приехать Анкудинов Гена за книгами, но так его и не дождался, зато появился Алик с пакетом фруктов. Он верующий мусульманин, мы часто говорим о религиях, он много читает и знает по этой теме, но сегодня Алик мне выдал нечто неожиданное, заявив, что Аллах даёт не только добро, но и зло. Честно говоря, я обалдел, начал сомневаться, но он стоял на своём. «Более того, – говорит, – и в христианской религии то же самое». А с этим я точно не согласен. Ему после колоноскопии и удаления полипов стало лучше, к тому же он пропил мои капли и по моему совету много ходит, доставляя вовнутрь кислород. Я же третий день ем коктейль по рецепту немецкого учёного прошлого века и тоже насыщаю организм кислородом с его помощью. Что удивительно, на второй день кал стал не чёрным, а жёлтым, нормальным, по крайней мере, из стомы, на третий – такой цвет стал идти и внизу! А это может говорить о том, что никакого разложения кишки нет, но посмотрим, что будет дальше. Вечером я варю компоты и пишу. Закрыл пять литровых бутылок компота до двух часов ночи, а нужно ещё дописать. Боль беспокоила, выпил второй раз четвёртую таблетку трамадола. Глаза слипались, поэтому часто выходил на балкон, потом достал бутылку красного вина и сделал глоток, заедаю халвой, которая вовнутрь идёт хорошо. Так и проработал до шести часов.

18.01.2023. Встал достаточно рано, в десятом часу, если учесть, что лёг в шесть утра. Сварил кашу, кофе. Позавтракали. Выделений нет, всё молчит. Боль нехилая не отпускает. Стараюсь думать о другом, но это даётся с трудом. Я собираюсь на почту, беря с собой книгу моего преподавателя Шарыгиной Людмилы Ивановны «История радиоэлектроники» – шикарный труд, тиражом всего триста экземпляров. Когда она мне его подарила, я обещал взять и для Олега. Вот и решил сегодня отправить, коли вспомнил. По пути зашёл в магазин, купил пять консервов производства Александровского района и пару коробок конфет «Птичье молоко». На почте, на моё счастье, не оказалось народа. Потом зашёл в парикмахерскую и привёл себя в порядок, а дома побрился и капитально помылся, улучшив свой вид. Услышал звонок телефона, но доковылять не успел, поэтому перезвонил. На проводе Петя Крюков. Спрашивает про здоровье. Отвечаю, что в норме. И приглашаю его в гости. Тот быстро соглашается, что удивительно, и вскоре появляется. Я успеваю сделать тридцать пельменей, салат «Венесуэльский», что подсмотрел там, да и в Томске ел у одной дамы. На столе калачи. Но я вспоминаю, как в первый раз приходил Петя ко мне в гости и не съел ничего, так, в основном чай, не мог есть, у него были симптомы моей болезни. Вот тогда-то я и дал ему капли. И сейчас я радуюсь, наблюдая, как уплетает Петя еду, у него всё стабилизировалось, и я через месяц предлагаю ему второй курс – дойти до двадцати пяти капель. Он достаёт бутылку с остатками настойки – сам пришёл брать, и это хорошо. Вера тоже большое дело. Я предлагаю ему домашнее вино, он соглашается. Мы с Надеждой составляем ему компанию. Ем немного салата из тунца, авокадо, помидоров, сыра, яйца, репчатого лука и зелени и две тарелки бульона без пельменей. И вдруг вспоминаю, что забыл заправку к салату, хотя все хвалят – шедевр. А заправкой являлась французская горчица крупнозернистая, но я решил немного усовершенствовать соус и добавил свою ядрёную горчицу, перемешав её с оливковым маслом. Выпивка дала возможность посидеть, но боль давила прилично, поэтому я и не мог налегать на еду. Посидели, поговорили хорошо, я подарил Пете книгу, положил сало, и он отчалил. Хорошо, что стал приходить…

Упал на диван, но отлежаться не успел – приехал Женя Фомин с Варданом: мы должны обсудить организационные работы на этот год, ведь предстоит сделать огромный объём экологических работ в Казахстане – двести тысяч кубов. Пока разговаривали, Женя попивал настойку – она ему нравится, пил кофе, а Вардан только чай, есть отказались. Я же время проводил стоя, но гостей просил на это не обращать внимания. В итоге приняли решение по новым кандидатурам помощников, и я взял на себя поиск тракториста с зарплатой в сто тысяч рублей в месяц. В Казахстане сейчас с такими спецами просто беда, хотя и у нас нерадостно. Проблема с техническими специалистами у нас приличная, и она многие страны интересует. Я как-то обратил внимание на встречу бизнеса Индии и США, где эта проблема была первой, и на их усилия в этом направлении.

Хотя в Индии в настоящий момент с этим вопросом хорошо, кто думает о развитии экономики, тот должен иметь таких специалистов, технари создают новое оборудование, технологии, за ними будущее любой страны. После гостей я моюсь и ложусь отдохнуть, мгновенно засыпаю на полтора часа. Вставать неохота, не хочется вызывать резкую боль при подъёме, но тело просится в туалет, душа – на балкон, и сила воли поднимает мои кости с дивана. Боль приходит, поэтому минуту я стою нагнувшись вперёд, а потом двигаюсь по квартире. Вечер и ночь тянулись, будто я висел на виселице и время от времени мне в тело кололи иголки для разнообразия…

Начал стряпать блины: наступило 19 января, день памяти папы. Он скончался через два дня после мамы – не выдержало сердце потери любимой жены. Тесто замешал на много блинов, часть решил испечь для семьи сына. В процессе решил часть сделать простыми, часть – с красной икрой, всё равно сам не ем. Напёк, приготовил сыну контейнер: большую часть – с икрой, ребятишки любят. Сам скушал половинку блина, помянул отца, который для меня олицетворял и Маресьева из «Повести о настоящем человеке», и человека, который умеет всё – от подшивки валенок, строительных работ до приготовления пищи, умнейшего человека из нашего посёлка. По крайней мере, я не встречал там ни одного, подобного отцу. Он рисовал, играл в шахматы, отлично разбирался в истории, политике, математике, физике, а как знал и понимал литературу!

Я чувствую себя виноватым перед родителями: не смог я вернуть всё, что дали они нам, детям, даже в Москву не свозил, а ведь обещал, и мечтой моей была эта поездка… Но поезд ушёл, как в рассказе «Кружка», который я написал в своё время. Кое-как дождался двух часов: сын задержался – в него въехала машина, за рулём которой была женщина, благо у него каско, и он не стал ждать полицию. Я понимаю, что это какой-то знак, не очень хороший. У дочери машина пострадала от удара в зад, и теперь сын вынужден менять бампер. Говорю об этом сыну, но тот спокоен, как вёл бы себя и я на его месте, и я успокаиваюсь – выдержка отличная.

Едем к Коробейникову, специалисту по стоме. Он без записи согласился принять. Мне тяжки эти переезды, но чувствую: надо. И здесь Коробейников понял, что краснота внизу стомы, которую мы лечили мазью, вызвана не внешними воздействиями, это гнойный процесс изнутри, и я сразу в это поверил. Он пишет направление на скорую помощь в клиниках СибГМУ, куда мчимся тот час же. Несколько осмотров – и врачи соглашаются с Коробейниковым. Начинаются анализы – моча, кровь, ЭКГ, рентген, УЗИ, они подтверждают: гной до двадцати пяти миллиметров в кармане под стомой, где большая шишка и бордовая краснота. Через три часа я в палате номер два гнойной хирургии, со мной лежат два человечка, Рома с гнойными процессами внутри и Александр, лишившийся ноги из-за сахарного диабета. Роман – уникальный человек, отличный тракторист и фрезеровщик пятого разряда, платят ему семьдесят девять тысяч, но ещё есть подработки. А делают они на Смирнова насосы для подачи бетона, очень качественные, ибо берут даже немцы. Рома отлично отзывается о директоре, что меня вдвойне радует. А мне уже ставят укол. Через полчаса я на хирургическом столе, вскрывают мою шишку, гной вырывается наружу, как гейзер, нашедший выход. Больновато, но терпимо, а нестерпимо больно становится, когда тампоны загоняют в углы раны, особенно в левый – туда, где лопнула кишка. Тампоны загоняют с левомеколем, делает операцию врач Оксана, с которой мы беседуем до тех пор, пока не приходится сжимать рот, чтобы не крикнуть, а она в это время ласково просит потерпеть. А куда мне деваться? После операции возвращаюсь на место. Начинаю рассуждать. Врачи сказали, что не могут зашить дырку, пока забивают тампоном, из остальной части убирают гной и заживляют воспаление. Для этого вкалывают и антибиотики. Мне непонятно, что будут делать с кишкой, поэтому на следующий день, проспав всю ночь первый раз за много дней, пишу невестке, сыну и дочери, чтобы поставили в известность химиков и хирургов, и те принимали решение, что делать. Они спецы, пусть думают, но уже побыстрее…

Боль слева после наркоза вернулась, но теперь мне понятна причина: растягивается дырка при ходьбе, при выделениях, при любом движении. Палата находится на втором этаже, но место для курения и здесь есть, причём больше курят врачи и медсёстры, чем пациенты, здесь курящих мало, но в нашей палате двое – мы с Романом. Роману не повезло с первым диагнозом, в ОКБ поставили язву желудка, и он долго ходил по кругу от лампочки к лампочке, теряя время на правильный диагноз: рак поджелудочной… Рвётся на работу, но ему в понедельник предстоит новая операция: опять обнаружили гной, который быстро пропитывает салфетки. Должны были делать сегодня, но забыли вчера предупредить его, чтобы не ел, а он плотно позавтракал, и так как сегодня пятница, то перенесли на понедельник. Опять задержка. Да, врачебных мелких и крупных ошибок достаточно, может, поэтому мы и не ходим в больницы, пытаясь тянуть до последнего. Взять Романа: три ошибки, две серьёзные. Взять меня: порт переделывали, стому надо переделывать и эта операция тоже из-за врачей. Вот и задумаешься: «А может, надо было не выводить стому, а потереть немного, пока проводят химию, так как сейчас идут выделения, но боль-то в три раза меньше, чем через стому?» Вопросы и вопросы возникают в голове, чёрт бы их побрал… Говорил же Чацкий: «Горе от ума»… Хотелось и мне не думать, надеясь на врачей, практика же жизни показывает, что на других надейся, но и сам не плошай.