Текст книги "Душитель из Бангкока"

Глава тридцать девятая
Ритуал на озере. Патовая ситуация. Кто кого? Комар спаситель. Нож в горле душителя. Плач ребенка

Хороший все-таки аппарат «Кавасаки Ниндзя». После нашего с ним полета под Бан Тхи, практически никаких повреждений мотоцикла я не обнаружил. Что же, мой верный Росинант, вперед, и надеюсь, противостоять нам будут не ветряные мельницы, а вполне себе живые люди во плоти и крови.

Эти живые люди поджидали меня на въезде в Национальный парк, на территории которого и находилось озеро. Но в мои планы встреча с ними не входила. Я заблаговременно остановился и пробрался в парк незаметно для охранников на КПП и, по всей видимости, приданных им в помощь все тех же солдат армейского спецназа.

По дороге к озеру мне попалось еще несколько сторожевых постов, но, благодаря включенному подпороговому восприятию, я замечал их еще издали по свечению ауры и без особых проблем обходил. Ближе к озеру посты перестали попадаться, видимо, Душитель поставил условие, чтобы его ритуал не видел никто из посторонних.

Я шел на свет. На берегу у кромки воды был разожжен костер. Возле огня стоял обычный деревянный стол, полностью заставленный статуэтками разных божеств. И только в центре стола было место свободное от статуэток. Там лежал голенький грудной ребенок. Возле стола стоял Душитель собственной персоной с мачете в руках. Только куда делись его белые волосы? Его череп был так же гол, как и мой. Конспиратор хренов…

Два метательных ножа сами легли мне в руки. Я был готов уже совершить бросок, и тут наши глаза встретились. Меня как скалой придавило к земле. Я не мог и пошевельнуться, не то что бросить в Душителя ножи. В то же время было похоже, что и у него все силы уходили на удержание меня от активных действий. Ситуация была патовая. Нужно было каким-то образом разорвать сковавшие нас цепи. И кто бы мог подумать, что меня может спасти обыкновенный комар? Укуси он меня в любое другое место – и ничего, наверное, не изменилось бы, но этот крылатый вампир уселся мне прямо на кончик носа и с наслаждением запустил свой хоботок в мою плоть. Боль буквально на мгновение вырвала меня из пресса жгучих черных глаз, а дальше уже было дело техники: не позволяя себе больше смотреть в глаза моего противника, я перекатился в сторону и вперед, после чего сделал два броска. Один нож не попал в цель и улетел куда-то в озеро. Второй же торчал из горла Душителя. И тогда я осмелился посмотреть ему в глаза. Его страшный взгляд с каждым мгновением терял свою силу.

Полицейские подоспели только минут через десять. Если бы я их стал дожидаться, ребенок был бы уже мертв. А так, проснувшись, он орал благим матом, объявляя всему миру о своем желании кушать…

Я сидел на берегу озера полностью опустошенный еще часа два. Рядом со мной все это время был мой друг Супат. Наше совместное расследование было закончено, наша дружба только начиналась.

Послесловие

В Бангкок я возвращался на «Ниндзе». Я так привык к этому мотоциклу, так с ним сроднился, что решил его выкупить по приезду в город. Нас с ним еще ждут великие дела.

К моменту своего отъезда из Чианг Мая я уже знал, что генерал Торнгсук Джупамудуанг застрелился, а Амир был найден повешенным в городской тюрьме. Рынок торговли метамфетаминами ждал очередной передел. Но надеюсь, что совершенно невинные люди в этот раз уже не пострадают.

Мне еще предстоял разговор с Д., который с одной стороны был рад успешному завершению расследования, а с другой – огорчен тем, что не он наказал убийцу любимого племянника.

Нам удалось выйти победителями в этой схватке с очень серьезным противником. Жаль только, что не смогли сделать это раньше и предотвратить другие убийства.

Но, похоже, ждут меня и новые подобные поединки с теми, кто считает себя вправе распоряжаться жизнью других людей. Мне являлись такие видения все в той же гималайской пещере, и похоже, они имеют все шансы осуществиться. Я не против. Я понимаю, что это сродни донкихотству, но в этом что-то есть. Это может дать моей жизни какую-то осмысленность.

Рассказы

Желтая шелковая лента

В Нарканде мы останавливаться не собирались. Это не то место, где ночуют туристы из далеких стран. Местные, те, да, приезжают сюда как на ближайший к Дели горнолыжный курорт. Но даже по индийским меркам курорт этот так себе. А по нашим – так делать здесь совершенно нечего.

Вот почему, мы предполагали остановиться в Нарканде разве что на легкий перекус. Но так уж вышло, что с самого начала маршрута мы выбились из графика. Причина? Всё просто. Группа, которую я должен был сопровождать по долинам Спити и Пин, состояла из представителей донецкого креативного класса. А это, должен сказать, люди суровые несмотря на свои интеллигентные профессии. Дао они постигают в состоянии алкогольной интоксикации. А лучшее время для постижения Дао – отпуск. И фигня, что маршрут горный и относительно непростой. Это не препятствие для настоящих искателей.

Я особо не переживал. У нас было несколько запасных дней. Приедем в Кальпу на день позже? Ничего страшного. Со мной были взрослые люди. Хотят передвигаться в таком режиме – их право. В конце концов, они мне деньги платят, а не я им.

Из-за ночных посиделок с обезьянами (буквально) в Шимле, мы выехали гораздо позже, чем было запланировано. По пути часто останавливались в связи с некоторыми естественными потребностями. Да, еще и колесо пришлось менять. И получилось так, что в Нарканду мы приехали уже под вечер.

Пока ждали еду в ресторанчике возле автобусной станции – стемнело. Дальше ехать никто уже не хотел. Нет, так, нет. Остаемся на ночевку здесь.

Найти нормальное жилье оказалось непросто. Отели и гесты были забиты индийскими туристами. Но кое-как расселились. Гостиница, в которой мы остановились была на горе, рядом с небольшим храмом. Индийский человек на ресепшене объяснил мне, что несмотря на маленький размеры и не слишком презентабельный вид, этот храм, посвященный богине Кали, имеет почтенную историю и считается одним из самых важных для жителей окрестных гор.

Естественно, мне захотелось осмотреть храм Кали. Но время было позднее и он был закрыт. Я побродил вокруг него и вернулся в гостиницу. Моя группа собралась на большой веранде и устраивала возлияния в честь всех гималайских богов. Поучаствовал и я в этой маленькой вакханалии. Совсем немного. Символически. Чтобы гималайские боги не обиделись. Пока мои спутники были на первой стадии постижения Дао, я замечательно с ними пообщался на тему Индии и гор. Рассказал с десяток гималайских баек. Выслушал примерно столько же ответных донецких баек.

На второй стадии алкогольного постижения Дао было уже не так интересно. Каждый говорил о своем. Один из моих подопечных всё пытался рассказать мне о виденном им в детстве фильме об индийских душителях – тугах. И советовал закрывать в номере не только двери, но и окна. С трудом, но удалось мне переключить его внимание на необходимость продвижения к третьей стадии постижения Дао и под общее воодушевление по этому поводу, тихо покинуть собрание.

Уснуть долго не получалось. Мешала какая-то непонятная взбудораженность. А тут еще в соседнем номере, один из вернувшихся с даосских возлияний искателей, издавал в туалетной комнате звуки, свидетельствовавшие о том, как труден такой путь постижения Дао.

А потом началось. Это была худшая ночь в моей жизни. Один кошмар сменял другой. Я никак не мог выбраться из этой трясины – заставить себя проснуться. Не получалось. Передо мной мелькали какие-то страшные лики. Я видел Кали с кровавым языком и отрубленными головами, с которых течет кровь. Меня резали, били, душили. Какие-то люди тащили меня связанного на алтарь. Я вдруг осознал, что мое имя Джон Смит (какая-то часть моего сознания отметила, что не самое оригинальное имя) и я – сержант английской армии. Наше подразделение выслеживало душителей-пхасингаров, но не очень удачно, судя по тому, что сами мы стали пленными тугов. На моих глазах один из убийц захлестнул желтой шелковой лентой шею нашего лейтенанта и через несколько секунд безжизненное тело офицера рухнуло наземь. Затем он повернулся ко мне. Я пытался разорвать веревки, но ничего не получалось. Под вой духовых труб и оглушающий бой барабанов душитель медленно подходил ко мне. В его глазах я видел танец Кали. Почти незаметное движение его рук и я ощутил на шее прохладу шелка… И проснулся в диком ужасе…

Было ранее утро. До выезда оставалось еще несколько часов. Но о том, чтобы снова лечь спать не было и речи. Я отправился в душ, затем начал собирать рюкзак. Когда все было собрано, решил записать в блокнот кое-какие соображения по этому маршруту. Но ручка куда-то запропастилась. Перерыл все вещи – и ничего. Полез тогда под кровать. И обнаружил там не только ручку, но и желтую шелковую ленту с грузиком на конце.

P.S. Душители-пхасингары (они же туги) душили своих жертв румалом – священным платком, представлявшим собой желтую шелковую ленту длиной около метра с грузиком (чтобы было легче сломать хрящи гортани).

Снежный барс

Тэши заливался всю ночь. Холодными зимними ночами и без того спится не очень хорошо, а тут еще бесконечный собачий лай. Ронгпо прекрасно понимал, что без веской причины умнейший тибетский пёс не стал бы никого тревожить. Понимал и то, что разбираться с этим придется ему, поскольку других мужчин в монастыре Пангма не было.

Он жил в женском монастыре уже пять месяцев. Поначалу было непривычно. Наверное, так себя чувствует тот, кто из большого города попадает в маленькую деревню – так передавал свои ощущения Ронгпо, когда его об этом спрашивали. Правда, самым большим городом, в котором ему довелось побывать был Манали – отнюдь не мегаполис. Но ему – выходцу из маленькой деревушки Лонгза – шумный и суматошный гималайский курорт казался тогда огромным городом.

До того, как Ронгпо поселился в Пангма гомпе, он многие годы был монахом самого крупного тибетского монастыря в долине Спити – Ки Гомпы. «Был» – слово не совсем точное здесь. Он им и оставался. В женский монастырь его направили на временное проживание. Традиционно монахи из Ки покровительствовали монастырю Чомо и оказывали ему всевозможную поддержку. В том числе, и монахами. «Прикрепленный» монах становился здесь одновременно и завхозом и духовным наставником.

А потому приходилось здесь Ронгпо делать то, чем в Ки он занимался, когда был совсем маленьким монахом. Ему бы и слова никто плохого не сказал бы, если бы он этого не делал. Но не мог он – здоровый парень – смотреть как хрупкие девочки разгружают мешки с цементом и песком. Сам таскал. Сам ремонтировал теплицу и чинил канализацию. Сам загонял в стойло особо буйных хайнаков (помесь яка и коровы). Да, много чего еще делал того, что не имеет отношения к буддистским практикам, но имеет отношение к тому, чтобы монашки жили зимой в тепле и у них была еда.

Ронгпо посмотрел на часы. Через пять минут должно было начаться подношение чая. Он легко соскочил с кровати, накинул теплую куртку и влез в замечательные теплые ботинки, что подарил ему французский доктор из навещавшей монастырь гуманитарной миссии.

По коридору от кухни к главному алтарному залу уже сновали маленькие послушницы с чайниками чуть ли не с них размером. Ронгпо уселся на свое место и к нему сразу же подбежала девочка с чайником. Горячий чай с молоком в это время года по утрам был очень кстати. Он не только утолял жажду и помогал проснуться, но и хорошо согревал.

Алтарный зал был уже практически заполнен. Старшие чо-мо* читали молитву с пожеланиями долгих лет жизни Его Святейшеству Далай Ламе XIV, девочки-послушницы, закутавшись в одеяла пили чай и тоненькими голосами вторили своим наставницам.

*Примечание: чо-мо – монахини, букв. – женщины религиозные практики.

Ронгпо подозвал одну из девочек с чайником и попросил налить еще кружку чая. Он решил еще немного согреться, а затем уже пойти и разобраться с причиной ночных тревог Тэши.

Напротив него сидели две подружки-послушницы. Обеим было лет по двенадцать. Лхаце и Лапа*. Две самые прилежные ученицы. И самые большие проказницы. Если в монастыре слышен был громкий смех и какая-то возня, можно было с уверенностью говорить, что Лапа и Лхаце находятся именно в этом месте.

*Примечание: Лхаце – красивая как богиня, Лапа – среда.

Лхаце – соответствовала своему имени. Очень высокая, статная, с утонченными чертами лица, скорее, киннаурскими, чем тибетскими. Но отличалась она не только красотой, но и недюжинным умом – в диспутах легко побеждала более старших послушниц и даже некоторых бхикшуни*. Ронгпо ей не раз говорил, что если она будет прилежной, то может получить степень геше*.

*Примечание: бхикшуни – монахини.

*Геше – ученая степень. До недавнего времени доступна была только мужчинам-монахам. Сейчас и у женщин появилась возможность получить эту степень.

Лапа была на голову меньше своей подружки. Не столь красивая, но обаятельная. В диспутах она не блистала, но медитативные практики ей давались прекрасно. А еще она хорошо знала английский язык. Родом Лапа была из очень богатой семьи. До того как она оказалась в монастыре девочка жила с родителями в Казе. С пяти лет она изучала английский язык с приходившим к ним домой учителем. Это продолжалось примерно два года, пока джип с ее родителями возвращавшимися из Комика в Казу, не слетел с дороги в пропасть. Из родственников у Лапы был только дядя, постаравшийся избавиться от девочки, мешавшей ему вступить во владение имуществом погибшего брата. Так она оказалась в монастыре.

Чо-мо перешли к пению сутр. Ронгпо поднялся и направился к выходу, по пути строго погрозив пальцем перешептывающимся Лапе и Лхаце. Испуганно сверкнув глазами, они на секунду остановились, но видя, что Ронгпо уходит, продолжили беседу.

Ронгпо натянул ботинки и вышел во двор. Ночью еще немного подсыпало снега. Во дворе там, где его не убирали снежный слой был уже сантиметров тридцать. Не так, чтобы и много, в этих местах зимой часто бывали и метровые сугробы.

Из-за угла вылетел Тэши и помчался к Ронгпо. Он явно соскучился за ночь, а потому срочно требовал свою порцию объятий. Пёс, размером с теленка, мог бы и зашибить кого-то не столь крупного, как Ронгпо. Тэши, впрочем, это понимал и в играх с девочками послушницами был аккуратен. Но с монахом можно было не осторожничать.

После кувырканий на снегу с разошедшемся Тэши, Ронгпо в сопровождении собаки отправился к выходу из монастырского двора. Он решил пройти к дороге, к месту ее соприкосновения с горами. Судя по всему угроза исходила оттуда.

Янгчен Чолинг монастырь (он же Пангма Гомпа) находился на берегу реки Спити. С другого берега реки практически напротив в заснеженных горах виднелся монастырь Ки. Но напрямую добраться к нему было сложно. Река Спити не замерзает и переправиться зимой через нее – очень непросто. Проще доехать по асфальтовой дороге, проходящей совсем рядом с Пангмо Гомпой.

На эту дорогу и вышли Ронгпо и Тэши. Пройдя по ней метров пятьдесят и еще метров десять в сторону гор, Ронгпо обнаружил совсем свежие округлые следы больших кошачьих лап. Никаких сомнений быть не могло – ирбис – снежный барс.

Ронгпо прошелся по цепочке следов. Не нужно было быть большим следопытом, чтобы понять, что ирбис всю ночь ходил рядом с монастырем, пытаясь подойти как можно ближе. И судя по всему только стараниями Тэши он не проник на территорию монастыря.

Монах с благодарностью потрепал Тэши за лохматый загривок. Пёс, заслуживший похвалу, с еще большим задором стал носиться по округе.

– Странно это всё. – подумал Ронгпо. – Что его привело сюда?

Обычно ирбисы не спускаются с гор так близко к жилищам людей. Еды им и в горах хватает. На домашний скот снежные барсы практически не нападают. Ронгпо слышал только о единичных подобных случаях. И не было случая, чтобы ирбис напал на человека. Даже если допустить, что ирбис хотел бы напасть на монастырских хайнаков (что само по себе сомнительно), то поняв, что в этом месте есть собака, готовая дать отпор, он должен был уйти. А он не уходил. Что-то здесь было необъяснимое.

Ронгпо подозвал Тэши и монах с собакой пошли обратно в монастырь. Приближалось время завтрака. А завтрак Ронгпо не пропускал – зимой на голодный желудок заниматься монастырскими делами вряд ли возможно.

Никаких конкретных шагов относительно ирбиса Ронгпо решил пока не предпринимать в надежде, что снежная кошка уйдет обратно в горы.

Но ночью всё повторилось. Видимо ирбис снова ходил рядом с монастырем, а Тэши отгонял его.

Всё это было странно. Сидя на утреннем подношении чая, Ронгпо решил обязательно навестить соседнюю деревню и поговорить с местными жителями, чтобы решить что делать с ирбисом дальше.

Но не пришлось. К ланчу в монастыре объявился старый знакомый Ронгпо – бучен по имени Амид – тот, кто об снежных барсах знал больше любого из местных жителей.

Амиду было лет сорок-сорок пять. Точно не знал никто, даже он сам. Высокий, худощавый, с забронзовевшим от солнца и ветра лицом – он был и похож на местных жителей, и не похож. Если бы Ронгпо попросили описать внешность Амида, то он сказал бы, что это нечто среднее между классическим тибетцем и французским доктором из гуманитарной миссии.

Как и остальные бучены он было родом с долины Пин, но в отличие от других колдунов, не жил постоянно в одном месте, а странствовал по всему Тибету. О нем ходило много слухов – один удивительнее другого. Говорили, что высокого в горах у него есть огромная пещера, которую охраняют три снежных барса. Рассказывали, что в один и тот же день его видели в Лхасе, Лехе и Дхарамсале. Да, много чего еще рассказывали.

С Амидом Ронгпо встречался несколько раз. И так получалось, что бучен, которого монахи зовут Маха Сиддхи, а местные жители – колдуном, оказывал Ронгпо существенную помощь при обстоятельствах, которые можно назвать необычными.

В ситуации, когда рядом с монастырем вторые сутки по какой-то непонятной причине бродит снежный барс, появление Амида было как нельзя кстати.

Бучену предложили традиционный монастырский ланч – рис и варенный горох. Из своей безразмерной сумки он достал пакетик с сушенным ячьим мясом и предложил его Ронгпо в качестве угощения. Монах с удовольствием угостился. Какое-то время они молча сосредоточено ели. Затем пили чай. Затем Амид курил трубку, а Ронгпо терпеливо ждал, когда этот важный ритуал будет закончен.

Наконец перешли к делу. Первым заговорил Амид.

– Этой ночью барс не будет вас беспокоить. – Увидев удивление на лице Ронгпо, добавил – Ты же не думаешь, что я посреди зимы просто решил вас навестить?

– Не думаю. – ответил монах. – Ты сказал: «Этой ночью». А дальше как? И что ему нужно здесь? Почему не уходит?

– А он не может уйти – Бучен задумался. – Есть некоторые сложности. Он привязан.

– К чему? К монастырю?

– Нет, к кому-то из монастыря. Скажи, в ходе практик кто-то из чо-мо мог визуализировать ирбиса? При работе с каким-нибудь идамом, например?

– Сомнительно. Ну, разве что я не знаю об этом. – И тут Ронгпо осенило. – Погоди-ка. Две послушницы работают над визуализацией Будды Шакьямуни. У основания его трона – четыре снежных барса. Ты думаешь, это как-то может быть связано с тем, что происходит. Ни о чем подобном я не слышал.

– А могу я их увидеть? – спросил Амид.

– Сейчас позову. – ответил Ронгпо.

Монах отправился искать девочек-послушниц, а Амил достал из своей сумки музыкальный инструмент – что-то среднее между гитарой и скрипкой, стал перебирать струны напевать старинную песню:

 
В благословенной кальпе былых времен
Воздвигнут был трон золотой.
Кто может на него воссесть?
Это место Бога небес.
Восхвалите же сей высокий замок богов!
 

Второй и третий куплет он исполнил в присутствии Ронгпо и послушниц – Лхацы и Лапы.

 
В благословенной кальпе былых времен
Воздвигнут был трон перламутровый.
Кто может на него воссесть?
Это место человека из среднего мира.
Восхвалите же благословенную горную
людскую обитель!
 
 
В благословенной кальпе былых времен
Воздвигнут был трон бирюзовый.
Кто может на него воссесть?
Это место Нагов из нижнего мира.
Восхвалите же сыновей и богатство Нагов!
 

Амид закончил песню, отложил музыкальный инструмент в сторону и посмотрел на девочек чо-мо. Казалось он смотрел не на них, а сквозь них. Монашкам было неуютно под этим взглядом, но они стояли молча не шелохнувшись.

– Девочки, принесите нам чая, пожалуйста – попросил послушниц бучен.

Когда они удалились, Ронгпо спросил:

– Кто-то из них? – видя, что Амид кивнул, задал еще один вопрос: – Кто?

– Та, которая меньше. – ответил бучен. – Как ее зовут?

– Лапа.

– Рожденная в среду. Не может такого быть. Вот это так сюрприз. – колдун был ошеломлен происходящим не меньше Ронгпо, но совершенно по другим причинам.

– Что за сюрприз? – спросил монах.

– Не могу поверить в одну вещь – ответил Амид.

– Какую?

– Ты же знаешь, что все передачи у бученов идут по мужской линии. Еще не было ни одной женщины-бучена. Но, похоже, традиция будет нарушена и ни я, ни ты, ничего мы здесь изменить не можем.

– Погоди, погоди. Ты о чем? О Лапе? Но она монашка. У нее хорошие шансы попасть на обучение в большой женский монастырь в Тикси, Манали или Дхарамсалу. Это ее путь.

– Нет, Ронгпо, у нее другой путь. Тут всё уже решено.

– Кем?

– Не знаю. Буддой, богами, духами гор. У нее великая сила. Случайно притянуть снежного барса во время обычной визуализации и привязать его к себе – даже я на такое не способен.

Амид задумался. Ронгпо его не тревожил – он не мог собраться с мыслями. Всё это напоминало какую-то фантасмагорию далекую от реальности, но было реальностью.

– Ей нужен наставник. И этот наставник – я. У меня были знаки относительно ученика, рожденного в среду. Ученика чье животное-помощник – ирбис. Ученика именно из этого района Спити. Но я и подумать не мог, что это девочка.

– Что будем делать? – спросил Ронгпо.

– Мне нужно с ней поговорить. – ответил колдун.

На следующее утро Лхаца и Ронгпо стояли у монастырских ворот и смотрели вслед удаляющимся Амиду и Лапе. Лицо Лхацы было мокрое от снежинок и слёз.

– Не плачь. Ты еще не раз ее увидишь. Они же не на Луну улетели – сказал девочке Ронгпо.

Лхаца через силу улыбнулась. И в этот момент они увидели, как со снежного склона ближайшей горы отделился белый силуэт и огромная кошка с метровым пушистым хвостом большими трехметровыми прыжками помчалась за уходящими бученами.