Текст книги "Лепестки Мугунхва"

ГЛАВА 1

Чёрный лак уже почти высох, превращая поверхность столешницы только что изготовленного столика для еды в некое подобие зеркала. Рассматривая на блестящей поверхности отражение своего лица, Чжэун улыбнулся, подумав, что отец, как всегда, верен себе. Рядом со столиком под навесом в углу маленького дворика были аккуратно разложены и другие предметы, изготовленные умелыми руками плотника. Все они были чем – то похожи друг на друга – ассиметричные, неправильной формы. Как будто мастер не утруждал себя выбором и подготовкой материала, а изготовил свои творения из никому не нужных обрезков, валявшихся на обочине. Но это было не так, поскольку это первое впечатление сохранялось только до того момента, когда этими предметами начинали пользоваться.

Вот простое приспособление для переноски каких – либо тяжестей. Оно представляет собой деревянную раму с верёвочными лямками, надевающимися на плечи. Две основные жердины, которые должны прилегать к спине носильщика, мастер сделал не прямыми, как делали все плотники, а изготовил из изогнутых ветвей дерева. Кривизна этих деталей непривычно бросалась в глаза, но каждый попробовавший это приспособление надеть на свою спину был приятно удивлён его необычной лёгкостью и удобством – рама не давила на лопатки, а её изгибы комфортно ложились на поясницу.

Столик, который вертел в руках Чжэун, тоже был не совсем обычным. Его столешница была сделана из искривлённого ствола дерева и поэтому получилась в виде незаконченного овала с небольшой выемкой природного происхождения. И этот столик тоже достаточно непривычно отличался от традиционных: круглых, овальных или восьмиугольных. Но если сесть за этот столик, то обнаружится, что ваш живот (а у человека, как известно, он есть) не упирается в край столешницы, а спокойно размещается в той самой выемке.

Чжэун вспомнил, как в детстве соседские мальчиш – ки смеялись над ним за то, что его отец поставил возле дома

«неправильную» скамейку. Она так же была сделана не из струганого бруса, а из ствола кривого дерева. Дети дразнили Чжэуна: «Кривая скамейка! Кривая скамейка!» Ему стало так обидно, что он не сдержался и, забыв о почтении, высказал отцу свои критические замечания по этому поводу. Сделав это, тогда ещё шестилетний Чжэун ужаснулся от степени содеянного и, прижав ко рту ладошку от раскаяния, страха и досады на самого себя, расплакался. Он думал, что отец будет его ругать, но тот только стоял и серьёзно смотрел на плачущего сына. Затем отец улыбнулся и, взяв его за руку, подвёл к злосчастной скамейке.

– Садись.

Шмыгая носом и утирая рукавом слёзы, Чжэун сел в углубление, получившееся в результате искривления ствола.

– Тебе удобно?

– Ы-ы… ы-ы… да-а… – Чжэун продолжал плакать.

Отец присел рядом, в другое примерно такое же углубление.

– И мне удобно. И любому уставшему прохожему тоже будет удобно присесть на нашу скамейку и отдохнуть. А знаешь почему?

Мальчик перестал плакать и, раскрыв рот, уже заинтересованно уставился на отца. А тот, слегка поёрзав на своём месте, снова улыбнулся.

– Потому что та часть тела, на которую ты садишься, не прямая и не плоская. Она круглая, – отец провёл ладонью по гладкой деревянной поверхности. – И дерево, из которого я сделал скамейку, тоже было не прямое и не ровное. Потому что оно тянулось к солнцу, которое ей необходимо. А для этого ему приходилось огибать скальные выступы. А если бы оно было глупое, то просто упёрлось бы в камень и не выросло.

– Значит, дерево умное?

– Конечно. И камни умные, и река… Она ведь течёт вниз и всегда выбирает удобную для этого дорогу.

– А люди?

– Люди? Ну… Люди бывают разные. Те, которые, скажем, перекрывают дорогу реке для того, чтобы направить её туда, куда им нужно, и делают это правильно – умные. Ну а те, кто преграждает ей путь, просто чтобы она никуда не текла – пожалуй, действительно глупые.

– А наша соседка, госпожа Чой, она глупая?

– Что? Госпожа Чой? Что ты такое говоришь? – Отец тревожно огляделся по сторонам. – Разве может госпожа Чой быть глупой? И почему вдруг ты так решил?

– Да она всё время циновки моет и раскладывает их сушиться на траву, возле дороги. А там всегда какая – нибудь повозка обязательно наедет грязными колёсами. А она ругается, опять моет и опять туда же раскладывает.

Отец растерялся. Он вроде бы должен был отругать мальчишку за непочтительное отношение к старшим, но в то же время он был рад, что сын так быстро понял принцип важной на его взгляд жизненной науки.

– Госпожа Чой очень много работает, и у неё не всегда хватает времени хорошо подумать о чём‑нибудь. Но женщина она хорошая. Ты же помнишь, как тебя ужалила оса? Госпожа Чой тогда очень быстро принесла кусочек твенджяна[37]37
  Твенджян – соевая паста.


[Закрыть] и приложила к месту укуса. Твенджян быстро вытянул яд, и у тебя перестало болеть. Если бы она была глупая, разве догадалась бы так сделать? Так что ты её лучше так не называй.

– Хорошо. Не буду.

– А в следующий раз подскажи ей… Нет, лучше сам возьми и оттащи циновки подальше от дороги.

Тогда, много лет назад Чжэун подумал, что его отец, пожалуй, самый умный человек на свете. А раз так, то почему его не пригласят во дворец короля и не назначат самым главным советником. Он бы всем подсказывал, как нужно делать то или это…

На самом деле отец Чжэуна, мастер Мун Хёнтэк, не всегда был плотником. И он действительно долгое время находился при королевском дворе. Только он не был советником. Мастер Мун был одним из королевских архитекторов и строил дворцы с парками и садами, городские мосты и буддийские храмы в горах. У него были свои принципы и определённая концепция в строительном деле.

Перед тем как приступить к очередному проекту, он приходил в то место, где должен был появиться новый объект, садился прямо на землю и подолгу наблюдал, как в этом месте растут деревья, в какую сторону наклонены торчащие из земли камни, откуда и с какой силой дует ветер и даже какие птицы свили здесь свои гнёзда.

Людям нравились творенья мастера Муна. Все они гармонично вписывались в окружающую природу, как бы являясь её продолжением. Но потом времена изменились. Из соседнего Китая пришло новое веяние, новая мода, согласно которой человеческое присутствие в природе должно стать более уверенным и утверждающим свою силу над ней. В оформлении стало применяться больше золотых красок. Плавные, как ветви ели, изгибы крыш теперь завершались резко вздёрнутыми вертикально концами. Даже само расположение королевского дворца правящей династии Чосон в Ханьяне[38]38
  Ханьян – столица царства Чосон (совр. Сеул – столица Республики Корея).


[Закрыть] подвергалось критике членами китайских делегаций, побывавших в корейской столице. Ведь дворец находился на северо-западной окраине города, у подножия гор Пукхансан. Тогда как Пекинский дворец располагался в самом центре главного города Китая, как, впрочем, и сама Минская империя, находившаяся, разумеется, в центре всего мира.

Мастеру Муну также было «предложено» освоить новый стиль, но он вежливо отказался. За этот дерзкий поступок его сослали на остров Чечжу – традиционное место ссылки провинившихся. Затем пришло помилование с разрешением вернуться в столицу. Но в столицу он не вернулся, а, перебравшись на материк, остановился в одной из прибрежных деревень. Здесь он женился на местной женщине и, освоив новую профессию, остался навсегда. Так королевский архитектор стал плотником.

Чжэун поставил столик на место и вошёл в дом.

– Мама!

Женщина, сортировавшая возле печки какие – то коренья, обернулась.

– Чжэун! Вернулся!

Радостно улыбаясь, она быстро подошла и обняла сына.

– Почему так долго? Ты же говорил, на два дня!

– Там плохо ловилось, и они решили пойти к дальним островам. Потом погода испортилась – пришлось ждать. Зато сколько рыбы я привёз!

– Ну, они же и так тебе всегда привозят! Зачем сам поплыл?

– Мама, вы же знаете – я должен был всё проверить сам. Теперь я уверен! Всё получилось хорошо! Ой, только не говорите отцу, что я тут хвалился.

– Ладно, не скажу.

– А кстати, где он?

– Ну как где? Опять пошёл в лес искать свои кривые деревья.

Чжэун многому научился у отца и, несмотря на свой возраст, а ему было двадцать три, стал довольно уважаемым в деревне плотником. Только у него была другая страсть – он делал лодки. А ещё Чжэун унаследовал от отца правило: серьёзно подходить к любому делу. И перед тем как приступить к чему – либо, добросовестно изучал все факторы, влияющие на результат. Он так же подолгу сидел на берегу моря и смотрел на волны, подставляя ветру ладони и бросая в воду кусочки коры. Потом заходил по пояс в море и опустив в воду руки поворачивал ладони: то поперёк волны, то вдоль, то под углом…

Лодки у Чжэуна получались хорошие, но продавал он их совсем недорого – у рыбаков никогда не было много денег. Но они всегда делились с ним частью своего улова и разными рыбацкими премудростями.

Мастер Мун, теперь уже старший, поскольку Чжэуна тоже стали называть мастером, хоть никогда и не говорил, но всё же очень гордился своим сыном.

ГЛАВА 2

Если смотреть с этого утёса, то лежавшая внизу в маленькой долине деревня казалась игрушечной. Крошечные аккуратные домики соединялись друг с другом ровными дорожками, а из «игрушечных» труб вились тоненькие струйки сизого дыма. Струйки были ровными, и это говорило о том, что там внизу стоит тихая и безветренная погода, так хорошо дополняющая всю эту идиллическую картину.

Здесь же, на утёсе, порывистый ветер шумел листвой, и поэтому Чжэун не сразу услышал приближающиеся шаги. Хрустнула веточка, и он обернулся.

– Юнми?! Что ты здесь делаешь?

В нескольких шагах от него, прижав маленькие кулачки к груди и скромно опустив глаза, стояла стройная девочка лет четырнадцати в длинной и широкой синей юбке и в зелёном шёлковом жакете. Лёгкий ветерок играл с концом тонкой красной ленточки, вплетённой в её длинную косу.

– Мастер Мун! – девочка вежливо поклонилась.

Чжэун улыбнулся.

– Зачем ты опять меня так называешь? Я же тебя просил – называй меня просто Чжэун. Мы ведь с тобой с детства знакомы.

Девочка улыбнулась и хотела что – то добавить, но, словно вспомнив, нахмурилась.

– Мастер Мун! Вы ведь ждёте Чеён?

– Да. И если твоя сестра сейчас придёт, то тебе, наверно, достанется за то, что ты ушла так далеко от дома. Придётся мне опять за тебя заступаться. Помнишь, как зимой…

– Она не придёт.

Застывшая улыбка на лице Чжэуна стала гаснуть. Он видел, что девочка говорит серьёзно.

– С ней что – то случилось? Говори!

– Случилось. Только совсем не то, что вы, наверно, подумали. Там у нас дома сейчас гости. Господин начальник стражи Сон и его сын Ёнгмо. Они пришли… они там… ну, в общем, через месяц свадьба.

– У кого?

Вопрос вырвался непроизвольно и, задавая его, Чжэун, конечно, уже знал ответ. Просто от неожиданности сознание на пару мгновений запаздывало. Чуть больше месяца назад они с Чеён, как всегда, встретились на этом самом утёсе. Она была на три года моложе Чжэуна, красивая и слегка насмешливая. В тот день он ей сказал, что собирается в скором времени пойти к её родителям. А она кокетничала и дразнила его, говоря, что не собирается выходить замуж неизвестно за кого.

Тот день был очень похож на сегодняшний. Такое же солнце, такой же ветер… Только сейчас перед Чжэуном стояла не Чеён, а её младшая сестра, вот – вот готовая расплакаться от вида его застывшего лица. Безвольно повисшая рука молодого мастера непроизвольно разжалась, и из неё выпал на траву кусочек розового коралла, вынутый им из спутанных рыбацких сетей во время последнего плавания.

Чжэун хотел уже уходить, как вдруг послышались тяжёлые шаги, и из‑за кустов вышел крупный и слегка полноватый молодой человек. Это был Ёнгмо – сын начальника стражи небольшого порта, расположенного в соседней более крупной деревне. Было видно, что Ёнгмо только что из – за стола, за которым он явно не только ел, но и употреблял кое – что покрепче, сделавшее его глаза слегка затуманенными, движения размашистыми, а речь развязной.

– А! Плотник! Она сказала, что ты будешь здесь! Я не верил, думал – смеётся! А ты вон, точно здесь!

Ёнгмо икнул и расплылся в самодовольной улыбке.

– Ты что?! Совсем с ума сошёл? Такую девушку! Как тебе только в голову пришло – голодранцу! Чеён будет моей женой! А ты так и будешь лодки свои дурацкие строгать и всегда будешь голодранцем. Потому что ты тупой неудачник! Такой же, как и твой отец!

Несколько лет назад между ними уже была серьёзная стычка. Чжэуну тогда здорово досталось – Ёнгмо был старше и крупнее. Но сейчас… Последние оскорбительные слова об отце в один миг превратили Чжэуна в бешеного тигра. Даже пьяный Ёнгмо это понял, но испугаться уже не успел. Тяжёлая рука, легко и виртуозно управлявшаяся с топором и брёвнами, зажатая в кулак, обрушилась на его переносицу, едва не пролетев насквозь. Ноги Ёнгмо сами оторвались от земли, и он рухнул. А Чжэун продолжал бить, не замечая, что кулаки его стали красными от крови. Чужой крови.

– Мастер Мун! Чжэун! Не надо!

Чжэун оглянулся на крик. Юнми стояла со слезами в глазах, прижимая руки к лицу. Очнувшись, молодой мастер увидел лицо своего противника и отшатнулся. Глаза Ёнгмо затянулись начинавшими темнеть синяками. Кожа на переносице лопнула, нос был сломан. Но из залитого кровью рта продолжали вырываться едва слышимые угрозы и проклятья.

Чжэун встал. Девочка, утирая глаза, подошла к нему.

– Мастер Мун! Бегите! Вам нельзя здесь…

Чжэун на несколько секунд закрыл глаза. Затем открыл их и, уже спокойный, потрепал её за щёчку, как в детстве, и улыбнулся.

– Прощай, Юнми. Может быть, ещё увидимся. – Повернулся и ушёл.

Девочка стояла, глядя ему вслед. Губы её что‑то шептали. Потом, опустив глаза, она что – то заметила и, наклонившись, подняла. Некоторое время с грустной улыбкой рассматривала кусочек розового коралла. Потом прижала в кулачке к груди и пошла по тропинке вниз, в деревню. Проходя мимо лежащего на траве Ёнгмо, услышала храп и нахмурилась. Под воздействием спиртного и стресса организм, очевидно, решил отключить сознание для восстановления сил. Новоявленный жених просто спал. Но нетрудно представить, что будет, когда он проснётся.

ГЛАВА 3

Маленький тихий залив, окружённый лесистыми склонами, начинал выходить из тумана под утренними лучами солнца. Длинный дощатый мост, играющий роль пристани, тянулся от берега, обрываясь почти на середине бухты, – во время отлива вода уходила достаточно далеко.

На пологих склонах вокруг залива раскинулась довольно большая деревня с маленькими огородами, кузницей, гончарной мастерской и даже с небольшим каменным замком – резиденцией местного янбана.

Было бы слишком громко назвать всё это претенциозным именем, но тем не менее это был самый настоящий порт. Сюда заходили как маленькие рыбацкие судёнышки, привозившие на продажу свой улов, так и суда побольше, доставлявшие всевозможные грузы и пассажиров. Вот и сейчас у пристани стояло судно, прибывшее с острова Чечжу. Небольшой экипаж судна, высадив пассажиров, собирался приступить к погрузке.

Именно это судно и ждал Чжэун, собираясь бежать на далёкий южный остров, где он надеялся затеряться среди местных рыбаков. И сейчас он, стараясь не привлекать лишнего внимания, болтался в толпе на берегу, ожидая удобного момента.

Прибывшие пассажиры медленно сходили с пристани на берег. Один из них чем – то привлёк внимание Чжэуна. Это был мужчина лет пятидесяти, с небольшими усами и бородкой, в старой крестьянской одежде. Он был похож на бродягу, но его спокойный, полный достоинства взгляд никак не гармонировал с его внешностью. И это бросающееся в глаза несоответствие заметил не только Чжэун. Двое молодых стражников с копьями в виде трезубцев и с явным подозрением на лицах уже подошли к бродяге. Для молодого мастера это обстоятельство было весьма удачным. И он поспешил им воспользоваться, неторопливым шагом направившись к пристани и искоса поглядывая на стражников, занятых бродягой. Проходя мимо них, Чжэун услышал:

– Чего смотришь?! Вытряхивай свой мешок! Быстро! И рассказывай, откуда и зачем прибыл!

От такого грубого обращения, пусть даже и к бродяге, молодому мастеру стало не по себе. Поёжившись и втянув шею в плечи, он продолжил свой путь, но через несколько шагов вдруг остановился и обернулся:

– Уважаемые! Вам не кажется, что следовало бы повежливее разговаривать с человеком старше себя?

Стражники, стоявшие спиной к Чжэуну, замерли. Проявление невежливости, а тем более по отношению к старшим, считалось в Чосоне одним из серьёзнейших проступков. Медленно обернув к Чжэуну испуганные лица и увидев, что перед ними всего лишь какой – то простолюдин, к тому же их ровесник, оба облегчённо вздохнули, но заговорили уже более вежливо:

– Вы, уважаемый, неправильно всё поняли. Мы ведь выполняем свои обязанности. Вы же знаете – идёт война с Японией. Все должны быть бдительными. Вот посмотрите! Разве он похож на бродягу или на крестьянина? Мы подозреваем, что он японский шпион!

Последовавшая за этим дискуссия стала привлекать внимание прохожих, которые с любопытством останавливались, слушали и высказывали своё мнение, с каждой минутой становившееся всё более эмоциональным. Оба молодых стражника, по сути, являвшиеся обычными деревенскими парнями, тоже забыли, что они официальные представители власти. Один из них, размахивая руками, что – то горячо доказывал собравшимся, прислонив своё уже мешавшее копьё к плечу подозреваемого бродяги.

– Я вам говорю – это всё очень серьёзно!

– Да – да! Этот человек явно не тот, за кого себя выдаёт!

– И чего вы в нём необычного увидели?

– Я видел японцев! Он на них не похож!

– Надо отвести его куда положено! Там проверят!

– Уважаемый! Что вы такое говорите! Вы разве не знаете, как там проверяют?

– Вот – вот! К завтрашнему утру он уже будет и японский шпион, и соглядатай чжурчжэней, и ещё кто – нибудь…

Во всей этой горячей полемике не участвовал только один человек – сам бродяга. Он просто стоял и спокойно смотрел на происходящее вокруг. В его глазах не было ни страха, ни напряжения… Иногда казалось, что он пытается сдерживать улыбку. А иногда он с интересом поглядывал на Чжэуна и внимательно слушал его неординарные и в то же время взвешенные высказывания.

Все так увлеклись спором, что не заметили, как по деревенской дороге прямо к пристани скачет группа всадников в одинаковой тёмно – синей одежде. Головы их были перехвачены широкими повязками такого же тёмно – синего цвета с каким‑то знаком посередине на уровне лба. На боку у каждого всадника висел длинный прямой меч, по инкрустации ножен которого и по отделке конской упряжи можно было определить, что эти люди занимают не последнее место в чосонском обществе.

Поравнявшись с толпой, «синие» всадники перевели лошадей на шаг и вклинились в самую гущу народа. Добравшись до середины, где происходило основное действие, они спешились и быстрым шагом направились к бродяге. Один из них резко отпихнул прислонённое к его плечу копьё и сильно толкнул в грудь стражника, от чего тот едва не упал. Затем все «синие» медленно и синхронно поклонились бродяге. Один из них, стоявший впереди, не поднимая головы, произнёс:

– Адмирал! Извините, мы немного опоздали!

«Бродяга» стоял с таким же спокойным лицом, только сквозь усы начинала пробиваться лёгкая улыбка.

– Да нет. Вы как раз вовремя. Меня уже хотели отправить к палачу, на пытки.

«Синие» выпрямились и, нахмурившись, положили руки на рукоятки мечей. «Бродяга» улыбнулся:

– Оставьте их! Они всё правильно делали.

Он похлопал по плечу сконфуженного молодого стражника и вручил ему поднятый с земли трезубец.

– Только в следующий раз оружие своё из рук не выпускай! Иначе другой японский шпион тебя точно накажет за это.

– Да, господин! Спасибо, господин! Я всё понял, гос – подин!

Стражник так махал головой, отбивая поклоны, что его чёрная плоская шляпа при этом падала. Он ловил её руками, но при этом падал трезубец. Он ловил трезубец – опять падала шляпа… Глядя на это все дружно рассмеялись.

Один из «синих», вероятно, старший, с лёгким поклоном обратился к «бродяге»:

– Извините, адмирал! Надо торопиться! Принц[39]39
  Принц Кванхэгун, после бегства короля Сонджона взял на себя руководство обороной страны.


[Закрыть] ждёт вас!

– Хорошо! Едем!

«Бродяга» ловко вскочил в седло подведённого ему коня и посмотрел в глаза Чжэуну.

– Как вас зовут, уважаемый?

– Мун Чжэун, господин, – молодой мастер покло – нился.

– Имеете какое – нибудь ремесло?

– Да. Я плотник.

– Плотник? И что же вы делаете?

– Я… Я делаю лодки… – Чжэун смутился.

– Вот как?! – «бродяга» резко вскинул на Чжэуна пронзительный взгляд. Затем на некоторое время задумался. – И что? Много работы у вас?

– Сейчас… Ну… Пока работы нет…

– У вас ЕСТЬ работа! – «бродяга» с улыбкой утвердительно кивнул. – Дайте коня плотнику! Он едет с нами!

Самый молодой из «синих» быстро спешился и с поклоном протянул Чжэуну поводья и чёрный кожаный хлыст. Молодой мастер так же с поклоном принял всё это и немного неловко, но всё же взобрался в седло. Конный отряд тронулся по деревенской дороге.

Толпа на пристани смотрела вслед удаляющимся всадникам. Один дедушка в белой одежде и в чёрной шляпе тихонько потеребил за рукав «синего» воина, отдавшего своего коня Чжэуну:

– Уважаемый! Скажите, пожалуйста, кто был этот человек? Этот бродяга?

«Синий» всадник сердито посмотрел на старика, пытаясь придать важности своему ещё детскому лицу – ему было лет шестнадцать. Но не смог долго сохранять солидность и расплылся в открытой улыбке.

– Это был адмирал Ли Сунсин!

Толпа возбуждённо зашумела:

– Ли Сунсин!

– Ли Сунсин!

– Ли Сунсин вернулся!

Шёл шестой год Имджинской войны, названной так по году её начала – 1592 год был годом Имджин, то есть годом Дракона. Японские войска, высадившиеся на Корейском полуострове, приступили к захвату царства Чосон, имея конечной целью покорение Китая, управлявшегося в то время императорской династией Мин. Основной причиной этой войны послужила всё больше усиливавшаяся милитаризация Японии. Каждый самурайский клан имел превосходно обученную и вооружённую армию. А когда люди обретают большую физическую силу, им, разумеется, не терпится опробовать её в деле. Таким образом, Страна восходящего солнца оказалась на пороге очередной гражданской войны. Это не могло не беспокоить фактического правителя Японии – Тоётоми Хидэёси. Он нашёл оригинальное решение этого вопроса, направив всю эту воинственную энергию на завоевание китайской империи, на пути к которой лежало принявшее на себя первый удар корейское царство Чосон.

Но дальше Чосона самураям пройти не удалось. Совместные действия корейских и китайских войск с большим трудом (японская армия к тому времени была самой сильной армией в Азии), но всё же остановили захватчиков. Одной из наиболее важных причин этого явились успешные действия талантливейшего корейского адмирала Ли Сунсина. Быстро создав подразделение бронированных кораблей – кобуксонов, он практически нейтрализовал японский флот, большую часть которого попросту уничтожил, понеся при этом совсем незначительные потери. Так же корейский адмирал блокировал японские войска на полуострове, прервав их связь с Японией и лишив возможности снабжения вражеской армии дополнительными воинскими частями и снаряжением.

Но чосонские чиновники, успокоенные победами корейского флота и успешными действиями партизанских отрядов, возглавляемых саримами[40]40
  Саримы – конфуцианские учёные.


[Закрыть] и буддийскими монахами, усилили политическую борьбу между собой. Это привело к тому, что в результате дворцовых интриг Ли Сунсин был отстранён от командования флотом и отправлен в ссылку.

Назначенный на его место адмирал Вон Гюн не сумел развить успеха, достигнутого Ли Сунсином. Более того, потерпев ряд серьёзных поражений, он потерял значительную часть флота, созданного адмиралом Ли. Это дало повод партии, поддерживающей прославленного адмирала, добиться его реабилитации и восстановления в должности командующего военно – морскими силами.

Первой задачей, стоявшей перед Ли Сунсином, было восстановление поредевшего чосонского флота. Необходимо было быстро строить новые кобуксоны или переделывать в кобуксоны старые грузовые и даже, рыбацкие суда. Для этого требовались умелые мастера. Много мастеров. Поэтому его так удивила случайная встреча с молодым плотником.

Впрочем, теперь плавно качаясь в седле и слегка улыбаясь своим мыслям, адмирал уже не считал эту встречу случайной. И вообще, в древнейших традициях его народа отсутствовало такое понятие, как случайность.