Текст книги "Кто убил Жозефину? Тайна смерти жены Наполеона"

Наука о ядах в XIX веке

Что же представляла собой токсикология как наука в начале XIX века?

С древних времен врачи и юристы имели весьма смутные представления о симптомах отравления. Одни считали, что при отравлении тело жертвы покрывается пятнами, принимая за действие яда обычные трупные явления, другие полагали, например, что сердце отравленного не горит в огне.

Еще греческий ученый Аристотель знал несколько растительных ядов, таких как цикута и белена. Потом появились сурьма, ртуть и фосфор, также собравшие неплохой «урожай смерти». Но все же «ядом ядов» стал изобретенный арабским алхимиком Гебером в VIII веке белый мышьяковистый ангидрид. Сколько убийств, совершенных с его помощью за несколько столетий, так и остались нераскрытыми!

Все знали, что мышьяк не имеет ни вкуса, ни запаха, что его легко подмешать в вино или в пищу, что симптомы отравления им мало отличались от такой распространенной в те времена болезни, как холера, и что у полиции не было шансов доказать, имело ли место отравление, если преступник сам каким-то образом не выдавал себя.

Токсикология как наука зародилась в XVIII веке в Германии, а затем получила дальнейшее развитие во Франции. Здесь почетное звание родоначальника токсикологии завоевал Матьё-Жозеф-Бонавантюр Орфила, прославившийся своими экспериментами и открытиями. Ему было всего 26 лет, когда в 1813 году он опубликовал первую часть своего двухтомного труда «Яды и общая токсикология». В этой книге нашло отражение все, что в те дни было известно о ядах, и после этого он стал первым экспертом по ядам в Европе.

Большая часть исследований врача и химика Орфила посвящена мышьяку. На отравленных собаках он показал, что мышьяк из желудка и кишечника проникает в печень, селезенку, почки и даже в нервы. Следовательно, если в желудке не удавалось обнаружить яд, его можно было искать в других органах.

Но как ни велики были успехи Орфила, он все время натыкался на непреодолимые препятствия и на неразрешимые проблемы. У некоторых животных, которым он на глазах учеников давал мышьяк, ему не удавалось обнаружить яд даже в самых отдаленных органах, несмотря на все его усилия. Почему так происходило? Может быть, яд в организме подвергался изменениям или выходил вместе с рвотной массой и поносом? Необходимо было искать новые методы исследований, которые позволяли бы обнаруживать даже мельчайшие следы мышьяка.

Этот самый новый метод был открыт в 1833 году британским химиком Джеймсом Маршем, который изготовил стеклянную трубку дугообразной формы, позволявшую путем несложных манипуляций выявлять даже самые незначительные количества мышьяка. Когда в октябре 1836 года Марш опубликовал в «Эдинбургском философском журнале» статью о своем изобретении, он не мог и предполагать, что обессмертил свое имя как автор решения самой насущной проблемы токсикологии.

Болезнь Жозефины и ее странное лечение

А теперь вернемся к Жозефине.

Политик Шарль-Анж Лезан, публиковавшийся под псевдонимом Жан Фролло, в 1894 году написал в газете Le Petit Parisien:

«Врачи приписали смерть Жозефины воспалению горловых желез. Но некоторые историки сильно сомневаются в реальности этой болезни. По их мнению, император [Александр I. – Авт.], тронутый доводами Жозефины в пользу прав дофина, собирался вмешаться, сославшись на показания бывшей государыни. Так что смерть Жозефины была предрешена, ее молчание должно было быть достигнуто ценой преступления».

Безусловно, доказать что-то точно невозможно, но одним из косвенных доказательств тут является весьма странный характер лечения заболевший Жозефины.

Ее болезнь длилась девятнадцать дней. Первые признаки недомогания появились 10 мая. 11 мая приступы были настолько сильными, что Жозефина несколько раз теряла сознание, но потом ей стало лучше. А 14 мая после завтрака, данного в Сан-Лё в честь императора Александра, она вновь была поражена жестоким приступом.

В «Мемуарах о частной жизни Жозефины, ее семьи и ее двора», опубликованных в 1833 году Мари-Жанной д’Аврийон, первой горничной императрицы, написано так:

«Императрица оставила Сан-Лё и вернулась в Мальмезон во вторник. Как я уже говорила, в этот день Ее Величество обедала за столом; она не выглядела больной, разве что испытывала чуть большую усталость от поездки: иначе могла бы я уехать?»

Получается, горничная оставила смертельно больную хозяйку под предлогом того, что та не выглядела больной…

Дальше – больше. В тот же вечер личный врач Жозефины доктор Клод Оро диагностировал насморк и прописал ей рвотное. Получается, что предписание врача полностью противоречило диагнозу. Неожиданность недомогания и повторяющиеся потери сознания, которые оно вызывало, не могли соответствовать простуде, о которой большинство историков говорит вот уже два века, как будто не допуская ничего другого. Да и рвотное лекарство, применявшееся в то время, было сделано на базе хлористой ртути, и трудно себе представить, как опытный доктор Оро, коллега знаменитого Жана-Николя Корвисара, одного из основоположников медицины внутренних болезней как клинической дисциплины, мог предписать такое, продиагностировав обыкновенный насморк…

Складывается впечатление, что доктор Оро заподозрил что-то неладное и прописал Жозефине рвотное лекарство, совершенно не соответствовавшее им же поставленному простудному диагнозу. Но было уже поздно, отрава уже распространилась по всему организму бывшей императрицы.

Доктору Клоду Оро было 58 лет. У него была комната в замке Буа-Про, находившемся поблизости, но после утреннего визита к Жозефине он имел обыкновение каждый день отправляться в Париж, возвращаясь в Мальмезон только на следующее утро. Удивительно, что, наблюдая тревожные симптомы в состоянии здоровья Жозефины (все-таки экс-императрица!), этот доктор никак не изменил свою привычку, чтобы заниматься исключительно только лечением больной.

Рассмотрим последние дни жизни Жозефины. 24 мая она проснулась со жгучей болью в горле. 25 мая вечером последовал новый острый приступ. Ее дочь Гортензия в отсутствие доктора Оро, бывшего в Париже, решила вызвать врача из соседней деревни Рюэй. 26 мая Жозефине стало лучше, и она предложила своей подруге герцогине д’Абрантес приехать к ней 28-го в сопровождении лорда Катхарта (дипломата, британского представителя при русском царе в Париже).

По итогам встречи герцогиня, кстати, потом написала: «Я покинула ее в состоянии, мало угрожающем ее здоровью». И действительно, можно ли так написать о человеке, мучимом болезнью, которого через три дня уже не будет в живых?

27 мая у Жозефины был новый приступ. За ней ухаживал доктор Оро, но она согласилась быть дополнительно осмотренной доктором сэром Джеймсом Уили, шотландцем, эмигрировавшим в Россию в 1780 году, личным хирургом императора Александра.

Относительно доктора Уили можно сказать следующее: в 1801 году во время убийства царя Павла I, у которого он был личным врачом, он согласился фальсифицировать причины смерти, констатировав смерть от апоплексического удара. И это притом, что Павел был убит, а затем еще и задушен! Его сына, Александра Павловича, всегда подозревали в организации этого дворцового переворота, в котором он в конечном итоге оказался главным заинтересованным лицом. Для компенсации такого рвения Александр и взял этого Уили к себе личным врачом и быстро назначил его директором Медицинского департамента Военного министерства.

28 мая Жозефина уже совсем ничего не понимала и не воспринимала. Доктор Оро говорил, что она была как пьяная. Но это не было опьянением. Она стонала от нестерпимой боли, раздиравшей ее горло. Менее чем через двадцать четыре часа смерть прекратила эти жестокие страдания…

Вскрытие делал доктор Пьер-Огюстен Беклар. И не просто доктор – профессор анатомии Парижского университета!

Даже не будучи специалистом, удивляешься, читая его заключение: «Легкие, прилегающие к плевре, и бронхи кажутся серьезно пораженными».

Как это кажутся? Наверное, легкие и бронхи бывают либо поражены, либо не поражены, а если что-то кажется, нужно креститься, а не писать это в медицинском заключении.

Жозефине был всего 51 год. По сути, совсем еще не старая по возрасту женщина…

И по какой причине она все-таки умерла?

Одни называют инфекционную ангину, другие – дифтерию или дифтерит, третьи – катаральную горячку.

Жозефина была очень расстроена. Но 24-го числа она не только сидела во главе стола на приеме, но после ужина еще и прогулялась с царем по сырой земле. Гортензия сказала, что похоронит сына в Сен-Лё (так и сделали). К этому времени Жозефина уже с трудом говорила, и Евгений тоже слег с температурой. Судя по всему, это была дифтерия – в обоих случаях. Жозефине становилось все хуже и хуже. Двадцать восьмого мая пришлось даже отменить встречу с царем, который должен был прийти на ужин перед отъездом в Англию. Он все равно пришел, но Гортензия из опасения, что Жозефина может переутомиться, увела его к Евгению.

Дэвид СТЭКТОН

«Бонапарты»

Любой медик подтвердит, что ангина – это общее острое инфекционное заболевание. И чаще всего это заболевание вызывается микроорганизмами или вирусами, живущими на слизистой оболочке полости рта. Заболевание начинается остро, появляются жжение, першение, боль при глотании. Язык становится сухим, повышается температура, появляется головная боль, иногда боль в пояснице, лихорадка, озноб, общая слабость. Для лечения обязателен постельный режим и обильное теплое питье.

Дифтерия – это бактериальное заболевание, которое характеризуется высокой тяжестью и проявляется интоксикацией и образованием характерных пленок на слизистых оболочках верхних дыхательных путей, поражением нервной и сердечно-сосудистой систем. Возбудитель дифтерии выделяет сильнейший токсин, обладающий нейропаралитическим, останавливающим клеточное дыхание и еще каким-то свойствами. Болезнь начинается с недомогания, повышения температуры, появления пленок беловатого цвета на миндалинах и зеве. Иногда бывает отек лица и шеи, отек слизистой оболочки верхних дыхательных путей, приводящий к невозможности дыхания, и тогда смерть наступает от удушья и остановки сердца.

Ну а катаральная горячка, как уже говорилось выше, – это острая вирусная болезнь. Проще говоря – грипп.

А какие симптомы болезни отмечали свидетели?

Жоржетта Дюкрест, одна из придворных дам Жозефины, отмечала:

«Ей было совсем плохо, и ее проводили в комнату в состоянии сильно встревожившей всех слабости. День явно не удался. У нее было несколько обмороков. Ночью ей стало еще хуже; нечто, похожее на бред, охватило ее. Сильно возбужденная, она много говорила, несмотря на то что ее врач активно запрещал ей это».

Она же уточняла, что 24 мая Жозефина «испытала жгучую боль в горле»…

«Допрос» свидетельницы Жоржетты Дюкрест

Воспоминания Жоржетты Дюкрест были опубликованы в 1828 году. В двадцатой главе там идет речь о болезни и смерти Жозефины. И наверное, было бы интересно провести «допрос» этой свидетельницы, задавая интересующие нас вопросы и, по возможности, находя ответы на них в тексте ее воспоминаний. Такой вот «допрос свидетеля» почти двести лет спустя…

Жоржетта Дюкрест находилась рядом с Жозефиной, когда та заболела. Да и все ее мучения, а также сама смерть Жозефины происходили у Жоржетты на глазах.

Вопрос: Когда началась болезнь, приведшая Жозефину к смерти?

Ответ: «Жозефина испытала сильное недомогание, вернувшись к себе домой из Сен-Лё-Таверни, где королева Гортензия давала ужин руководителям союзных государств».

Вопрос: И как среагировал на это ее лечащий врач?

Ответ: «Ее лечащий врач господин Оро счел необходимым предпринять меры: он дал ей рвотное и прочистил желудок».

Вопрос: Это как-то помогло?

Ответ: «Императрице на какое-то время стало легче, и она возобновила свои обычные дела, но все же было легко заметить, что при этом она страдала».

Вопрос: Что происходило дальше?

Ответ: «10 мая император Александр приехал повидать императрицу Жозефину и отобедал с ней в Мальмезоне».

Вопрос: Как она себя при этом чувствовала?

Ответ: «Она осталась в салоне, несмотря на страдания, которые пыталась в себе подавить. После обеда все стали бегать взапуски на прекрасной лужайке перед дворцом; она попыталась принять в этом участие, но силы изменили ей, и она вынуждена была присесть. Ее изменившееся лицо не осталось незамеченным; ей стали задавать тысячи вопросов, на которые она отвечала с улыбкой. Потом все сочли за лучшее удалиться, посчитав, что назавтра ей станет лучше».

Вопрос: И как Жозефина чувствовала себя на следующий день?

Ответ: «На следующий день, желая устранить сомнения по поводу своего состояния здоровья, она решила совершить обычную прогулку, но ей стало совсем плохо, и ее проводили в комнату в состоянии сильно встревожившей всех слабости <…> День явно не удался. У нее было несколько обмороков. Ночью ей стало еще хуже; нечто, похожее на бред, охватило ее. Сильно возбужденная, она много говорила, несмотря на то что ее врач активно запрещал ей это».

Вопрос: А что было дальше?

Ответ: «24 мая (это был четверг) она испытала жгучую боль в горле. В тот день в Мальмезоне ждали к обеду короля Пруссии и императора Александра. Господин Оро, найдя у Ее Величества горячку, предложил ей остаться в постели, чтобы избежать переохлаждения, тем более что после промывания желудка на воздух выходить было опасно. Видя, что императрица не очень-то склонна следовать его рекомендациям, он счел необходимым предупредить мадам д’Арберг, чтобы та проследила за тем, чтобы Ее Величество не вставала. Все оказалось бесполезным, она захотела одеться, как обычно, и спуститься поприветствовать союзных государей. Она села с ними за стол, но вскоре ее состояние ухудшилось, и она была вынуждена удалиться, поручив королеве Гортензии себя заменить».

Вопрос: Что происходило 25 мая?

Ответ: «На следующий день, 25 мая, император Александр нанес ей визит и, найдя ее сильно изменившейся, предложил услуги своего личного врача. Но она отказалась, не желая обижать господина Оро, которому очень доверяла».

Вопрос: А он давно находился при Жозефине, этот доктор Оро?

Ответ: «Он состоял при императрице с момента развода, и она имела возможность оценить его талант и характер».

Вопрос: Как протекала болезнь Жозефины дальше?

Ответ: «В ночь с 27-го на 28-е она впала в летаргический сон, длившийся пять часов. В десять утра прибыл господин Бурдуа. Как и господин Оро, он нашел, что все средства исчерпаны. Он счел необходимым предупредить об этом королеву Гортензию и вице-короля».

По свидетельству Жоржетты Дюкрест, в ночь с 27-го на 28‐е послали за священником в Рюэй. Но того не оказалось на месте, и тогда обратились к старому гувернеру детей Гортензии, который когда-то давно был священником. Он-то и исповедовал Жозефину. Как пишет Жоржетта Дюкрест, «она отвечала ему с трудом, язык ее все более и более заплетался, но лицо не потеряло ни своего спокойствия, ни своей красоты».

По словам Жоржетты Дюкрест, Жозефина умерла 29 мая 1814 года в половине двенадцатого утра. В качестве причины смерти эта свидетельница указала ангину.

Болезнь Жозефины и ее странное лечение (2)

А вот еще одна свидетельница происходившего. Это мадмуазель д’Аврийон – первая горничная императрицы. В своих «Мемуарах» она пишет следующее:

«Мне сообщили, что вечером того же дня во вторник императрица почувствовала неясные дрожи, частую тошноту, зловещие симптомы сильной и глубокой боли в груди. Ее Величество провела ужасно утомительную ночь, а на следующее утро на всем ее теле появилась сыпь, в основном в руках и в груди. Эта сыпь оставалась двадцать четыре часа и исчезла так же внезапно, как и появилась».

Слабость, боль в горле – все это вполне подходит под определение простой ангины. Тошнота, боль в груди и особенно сыпь на теле – это уже что-то другое. Но Жоржетта Дюкрест и Мари-Жанна д’Аврийон – не врачи. К тому же последняя говорит со слов еще кого-то (она пишет: «мне сообщили»). Поэтому с них, как говорится, и взятки гладки.

А вот как Жозефину лечили профессиональные доктора?

Доктор Клод Оро, как мы уже знаем, дал ей рвотное и прочистил желудок, доктор Лямурё из Рюэйя предложил поставить ей на спину двадцать пять пиявок, а сэр Джеймс Уили, личный хирург русского царя, после осмотра объявил, что Жозефине надо было бы наложить нарывные пластыри.

Известно, что в те времена пиявки и кровопускания прописывали для улучшения крови. Это явно не лечение от простуды. А нарывные пластыри – это лекарственные средства, применявшиеся для лечения вялотекущих воспалительных процессов, но польза их вообще была весьма сомнительна.

Плюс Жозефине делали промывание желудка, а это точно делали при отравлениях.

Это – дело рук Талейрана

У Ги Бретона, написавшего очень много пикантных историй о Наполеоне и его женщинах, читаем:

«Жозефина умерла от инфекционной ангины. Однако же спустя несколько лет после этого пошли слухи о том, что она была отравлена. Говорили, что бывшая императрица заболела после того, как получила отравленный букет цветов от Талейрана».

Знаменитый писатель и политический деятель наполеоновской эпохи Франсуа-Рене де Шатобриан в своей книге с довольно странным названием «Замогильные записки» оставил нам следующий портрет Талейрана:

«Тщеславие господина де Талейрана обмануло его: свою роль он принял за свой гений. Он счел себя пророком, ошибаясь во всем: предсказания его не имели никакого веса. Он не умел видеть того, что впереди, ему открывалось лишь то, что позади <…> Задним числом он всегда извлекал большую выгоду из ударов судьбы, но предвидеть эти удары он не умел, да и выгоду извлекал лишь для одного себя».

А вот еще слова Шатобриана о Талейране:

«При Бонапарте он только и делал, что исполнял императорские приказы».

А вот еще:

«Во время Реставрации господин де Талейран сверкал блеском чужих удач. Нечаянное возвышение позволило князю Беневентскому возомнить себя ниспровергателем Наполеона и приписать себе честь возвращения на престол Людовика XVIII».

И еще:

«Господин де Талейран был уже давно призван на высший суд и осужден заочно».

Хорошенький портрет подозреваемого получается на основании свидетельских показаний господина де Шатобриана.

Но Талейран, что бы ни говорил о нем Шатобриан, был умным и хитрым человеком. Он умел играть на тщеславии людей. Но и его собственное тщеславие не знало границ, а оно, как известно, состоит из зависти, гордости и алчности. Сколько же преступлений оно заставило совершить?

И что такое для подобного человека заставить навсегда замолчать какую-то там излишне разговорившуюся отставную императрицу? Пустяк. Житейская мелочь. Необходимость, избавляющая от трудностей выбора. Достаточно вспомнить еще одну характеристику Шатобриана, касающуюся того, что Талейрана «не смущала проблема добра и зла, ибо он не отличал одного от другого».

Для выполнения самых деликатных поручений у Талейрана имелись «надежные люди», пользовавшиеся его полным доверием. Прежде всего это были дядя и племянник Дальберги. Дядю звали Карл-Теодор фон Дальберг, племянника – Эммерих фон Дальберг.

Старшему из них, бывшему священнику, в 1814 году было уже под семьдесят. Он был человеком весьма прогрессивных взглядов, слыл философом и водил знакомство с Гёте и Шиллером. А еще он входил в одну из влиятельнейших масонских лож Баварии, через которую, собственно, и познакомился с Талейраном, с которым у него тут же обнаружилось, как говорится, «единство взглядов по ряду вопросов». После революции Карл-Теодор фон Дальберг перебрался в Австрию и вступил в ряды яростных ее противников. С 1803 года он начал сотрудничать с Наполеоном и даже удостоился чести быть приглашенным на его коронацию.

Младшему из баронов Дальбергов в 1814 году было чуть больше сорока. В годы Империи он представлял в Париже Баденское герцогство, слыл личным другом Талейрана, снабжал последнего конфиденциальной информацией и был замешан практически во всех его самых деликатных делах.

Ни дядя, ни племянник не питали к Наполеону, несмотря на все то, что тот для них сделал, ни малейшей симпатии. В 1802 году они оказались замешаны в роялистский заговор против узурпатора (тогда Наполеон был еще первым консулом), и Талейран был прекрасно осведомлен об этом, а в 1814 году – имели самое непосредственное отношение к планировавшемуся Талейраном покушению на Наполеона и к так называемому «делу графа де Морбёйя». Кстати сказать, Дальберг-младший в 1814 году, как всем казалось, бог весть за какие заслуги оказался в составе временного правительства Талейрана и способствовал приходу к власти во Франции Бурбонов.

Бог весть за какие заслуги?

Но так могли рассуждать только непосвященные: случайных людей в ближайшем окружении Талейрана не было и быть не могло.

Помимо Дальбергов у Талейрана был еще один супернадежный человек – его личный помощник Ануан-Атанас Ру де Лабори. Про этого Ру де Лабори биограф Талейрана Жан Орьё пишет так: «Он знал все и мог сделать все в любое время дня и ночи». Этот «человек, который мог сделать все», в частности, был использован Талейраном для организации покушения на самого Наполеона.

Во всяком случае головорез-роялист граф Мари-Арман де Герри-Морбёй, отданный в 1814 году под суд за бандитизм, утверждал, что именно Ру де Лабори предлагал ему за «неплохие деньги» убить императора.

Пресловутый букет цветов, скорее всего, был послан Жозефине через верного Ру де Лабори или через кого-то из его людей. Ни осмотрительный Талейран, ни его «подельники» Дальберги никогда не стали бы это делать сами.