Текст книги "Полтора кролика (сборник)"

За стеклом

Появляется некто в сюртуке. Это Достоевский. Глядит со страхом на публику. Хочет уйти, но нет обратной дороги: нельзя! Подает робкие знаки – кому-то, откуда пришел. Снова глядит на публику. Садится в кресло и тут же встает. Он крайне смущен. Достает карманные часы, трясет их, они явно не ходят. Приняв задумчивый вид, прогуливается по комнате. Он как будто кол проглотил.

Входит Толстой.

Толстой (громко). Здравствуйте, Федор Михайлович.

Достоевский не может ответить. Глядит на Толстого с укором.

Да вы говорите, говорите, нас никто не услышит.

Достоевский (шипит). Я вас жду, как не знаю кто… я тут один, а вас нету!

Толстой (с прихлопом и притопом – к ужасу Достоевского). Эх, ма… – Вот как надо! Вы еще не освоились?

Достоевский. Пожалуйста… только без этого… Тут… публика!

Толстой (поглядев в зал). Пусть смотрят. (Садится в кресло.) Итак, начинаем?

Достоевский. Я уже давно начал. Без вас.

Толстой. А теперь со мной. Вы, главное, разговаривайте, Федор Михайлович, разговаривайте.

Достоевский. Ага. О чем?

Толстой. Ничего, сейчас разговоримся. Ну-с? Плохая погода, не правда ли? (Себе.) Опять о погоде.

Достоевский. Очень плохая. Я буду ходить. Можно ходить? А вы сидите.

Толстой. Сижу. (Потягивается. Встряхивается. Выбирает барскую позу.)

Достоевский. Вы сидите, а я ходить буду, мне можно.

Толстой. Только за спину не заходите, я должен вас видеть.

Достоевский. Мне можно ходить. Я нервный. Достоевский ведь нервный. Так? Был.

Толстой. Ну уж вы так не нервничайте. Спокойнее, спокойнее… Федор Михайлович?

Достоевский. Да, Лев Николаевич?

Толстой. Спокойнее, говорю, не волнуйтесь. Вы из какого театра?

Достоевский. Да я не актер.

Толстой. Вот как?

Достоевский. Меня за портретное сходство взяли.

Толстой. Я и смотрю, борода собственная.

Достоевский. И без репетиции.

Толстой. Какие тут репетиции! Стойте и делайте вид, что беседуем. Главное, не молчать. Не молчать, понимаете?

Достоевский. Я ходить буду.

Толстой. Сидеть проще.

Достоевский. Я нервный.

Толстой. Бывает.

Достоевский. В смысле того.

Толстой. Понятно.

Достоевский. Его, в смысле.

Толстой. Кого?

Достоевский. Достоевского.

Толстой. А.

Пауза.

Над чем работаете, Федор Михайлович? Над новым романом?

Достоевский. Над новым романом.

Толстой. Как название?

Достоевский. Откуда я знаю.

Толстой. Кто ж знает, Федор Михайлович, кроме вас?

Достоевский. «Преступление и наказание».

Толстой. Оригинально.

Достоевский. Нас никто не слышит?

Толстой. Нас только видят, как мы губами шевелим.

Достоевский. «Преступление и наказание». «Идиот». «Бесы».

Толстой. Разговор о литературе. Вполне.

Достоевский. «Братья Карамазовы». «Подросток». «Двойник». «Униженные и оскорбленные».

Толстой. А я, представьте, Шекспира выше сапог не ставлю.

Достоевский. «Сон смешного человека».

Толстой. И Пушкина не люблю.

Достоевский. «Игрок».

Толстой. Да вы сядьте, так лучше.

Достоевский. Мне постановщик стоять разрешил, я нервный.

Толстой. Только стекло не разбейте. Вам известно, что мы за стеклом?

Достоевский. Известно. Вот. (Смотрит в зал через невидимое стекло.) Как в аквариуме.

Толстой (глядя на Достоевского). Ну и что вы там видите?

Достоевский. Вижу участников Конгресса.

Толстой. Много?

Достоевский. Да так… Собираются… На нас глядят.

Толстой. Да? (Тоже смотрит в зал.) Ну, это еще не много. Федор Михайлович, продолжаем общение. Не на них смотрите, смотрите на меня.

Достоевский (прохаживаясь). «Дневник писателя» за 1878 год. «Дневник писателя» за 1879 год. «Дневник писателя»…

Толстой. Как вы подготовились хорошо! Прямо-таки в образ вжились, а переживаете.

Достоевский. «Крокодил, или Необыкновенное происшествие в Пассаже»…

Толстой. А вот на вашем месте был из нашего драматического актер… Женька Филимонов, так тот ничего не читал – ни «Идиота», ни «Игрока». Мы с ним все о футболе беседовали… Любите ли вы футбол, как люблю его я?

Достоевский. Не очень люблю.

Толстой. Зря. А теперь с флюсом дома сидит. Бедняга. Нет, вы больше похожи. Вылитый, как на картинке…

Достоевский. Еще «Неточка Незванова», «Бедные люди»…

Толстой. Это да… А у меня «Война и мир», «Анна Каренина»…

Достоевский. И вы… тоже… на Толстого… очень…

Толстой. «Живой труп», «Власть тьмы»… Федор Михайлович, непринужденнее. Вы меня извините, я как более опытный говорю.

Достоевский. Первый раз на сцене. Стекло мешает… Зачем стекло?

Толстой. Чтобы не слышно было, о чем мы с вами беседуем. И чтобы никто не бросил в нас чем-нибудь. Мало ли вандал какой-нибудь.

Достоевский. Будто на витрине стоишь.

Толстой. А вы сядьте.

Достоевский. Нет, не хочу сидеть. Фу, как неловко. Не привык, Лев Николаевич.

Толстой. Да вы проще, проще будьте. Я могу и землю попахать, если надо. В конце концов, мы оба классики. Вам сколько платят?

Достоевский. Сказали, что не обидят.

Толстой. А сколько?

Достоевский. Что не обидят, сказали.

Толстой. Так может… это… за любовь к искусству, нет?

Достоевский. Да я весь в долгах! За мной кредиторы охотятся! Мне деньги нужны!

Толстой. Где ж вас откопали такого?

Достоевский. На кладбище откопали.

Толстой. Как?

Достоевский. Там ваш этот… ну как там его… который у вас режиссер…

Толстой. У нас – режиссер?

Достоевский. Олег Михайлович который…

Толстой. Ну вот еще, режиссер!

Достоевский. Он кого-то того… хоронил… на кладбище…

Толстой. Теща у него дуба дала, месяц назад.

Достоевский. А потом ко мне подошел… после отпевания… и говорит: ты кто? Ты же вылитый Достоевский!.. Правильно, месяц назад было… А сегодня ни свет ни заря сам на машине приехал, я еще спал, а он меня будит – помоги, выручай, я тебе заплачу… посиди за стеклом!.. (Смотрит в зал – через стекло.) Вон ведь уставились. Ну чего ты уставился?… Не видел?

Толстой. Вы кому? (Тоже глядит в зал.)

Достоевский. Один отойдет, другой подойдет…

Толстой. Ладно, ладно, не надо. Отворачиваемся.

Отвернулись.

Я не понял, вы что, на кладбище живете?

Достоевский. Обитаю.

Толстой. Работаете там?

Достоевский. Приношу пользу посильную.

Толстой. Уж не могильщик ли вы?

Достоевский. Кто ж меня в могильщики возьмет? Могильщики – голубая кровь. Своя мафия.

Толстой. Не по части ли мрамора?

Достоевский. Ха!

Толстой. Гробовщик?

Достоевский. Был бы я гробовщиком, я бы здесь не торчал с вами… Я по мусорной части. Мне жить негде. Мне на кладбище угол дают.

Толстой. Вы… бомж?

Достоевский. Но с углом.

Пауза.

Толстой. А откуда Достоевского знаете?

Достоевский. Грамотный.

Пауза.

Если бы вы не опоздали на полторы минуты, а, наоборот, пришли бы пораньше, мы бы еще и порепетировать успели. И я бы так не стеснялся…

Пауза.

Толстой (без восторга, задумчиво). Ничего, ничего… в одиннадцать пленарное заседание, и мы до обеда свободны. Потом вечером фуршет в семь часов. Вечерний спектакль… Они будут есть, а мы с вами о литературе беседовать, о судебной реформе… крестьянском вопросе… я про духоборов могу, если интересуетесь… что есть искусство… правда, все равно не услышите…

Достоевский. Почему?

Толстой. Будем только рот открывать-закрывать. Там стекла у них нет. Ничего, ничего, Федор Михайлович, нас тоже покормят.

Достоевский. А вам… сколько?

Толстой. Мне?… Я все-таки профессионал. Сие есть тайна коммерческая. (Другим тоном.) Копейки. Мы больше заслуживаем.

Достоевский. Больше всех царю, наверное…

Толстой. Государь император от нас качественно ничем не отличается. Разве что у них с Распутиным народу побольше, там выставка на втором этаже… предметов быта. А вот Сталин и Ленин, я этих ребят хорошо знаю… те своего не упустят. Видели, в вестибюле посажены?

Достоевский. Я Сталина видел. Не очень похож.

Толстой. Для иностранцев сойдет.

Входят Софья Андреевна и Анна Григорьевна.

Софья Андреевна. Здравствуйте, мальчики. Мы не очень опоздали?

Анна Григорьевна. Привет. (Смотрит на публику.) Уже началось?

Толстой. Во, явились.

Анна Григорьевна (глядя на Достоевского). А это кто?

Толстой. Не узнаешь? Твой.

Анна Григорьевна. Мой?… А где Филимонов?

Толстой. У Филимонова флюс. Не будет сегодня.

Анна Григорьевна. Как так не будет? Он мне двести рублей должен.

Толстой. Увы. Я не виноват.

Анна Григорьевна. Ничего себе!.. Хоть бы предупредили, я же рассчитывала…

Толстой. Увы, увы, говорю.

Анна Григорьевна. Нет. Не похож.

Софья Андреевна. Ну что ты, милочка… по-моему, даже очень похож.

Толстой. Конечно, похож. Абсолютное сходство.

Анна Григорьевна. Не похож.

Софья Андреевна. На Филимонова – нет, а на Достоевского… Да ты посмотри на него, просто копия!

Анна Григорьевна. Говорю, не похож.

Толстой. Ей видней. (Подмигивая Достоевскому.) Правда, Федор Михайлович?

Софья Андреевна. И борода настоящая!

Толстой. А я что говорю!

Анна Григорьевна. А почему он молчит?

Толстой. Новичок. Первый раз. Он стесняется.

Анна Григорьевна. Федор Михайлович, вы почему молчите? Вы немой?

Толстой. Твой, твой!

Анна Григорьевна. Не каламбурь, пожалуйста.

Достоевский. Простите, я не имею честь быть с вами знакомым.

Анна Григорьевна. Ну вот, приехали.

Толстой. Федор! Не узнал, что ли? (Смеется.) Это же Анна Григорьевна, твоя жена, а это – Софья Андреевна. Моя.

Софья Андреевна (сделав книксен). Софья Андреевна.

Достоевский. Неправда.

Софья Андреевна. Нет, правда, Софья Андреевна. Правда, Лева? (Целует его в щеку.)

Толстой. Ну ладно, ладно, на нас люди смотрят. Интим запрещен.

Достоевский. Не верю. Неправда!

Софья Андреевна. Чему же он не верит? (Опять целует.)

Толстой. Чему ты не веришь, Федор?

Софья Андреевна. Что я жена Льва Николаича? Так это все знают. (Опять целует.)

Достоевский. Никогда жена Толстого не встречалась с женой Достоевского!

Софья Андреевна. Может, и не встречалась… А может, и встречалась… Откуда вы знаете?

Достоевский. И Толстой с Достоевским… тоже никогда не встречались! Не было такого!

Софья Андреевна. Не было, так будет.

Анна Григорьевна крутит у виска пальцем, глядя вопросительно на Льва Николаевича. Тот пожимает плечами.

Толстой. Ты, Федя, не нервничай. Мало ли чего не было. Мы теперь семьями дружим. Теперь все по-другому.

Софья Андреевна (Анне Григорьевне). Строг он у тебя. Принципиален. Правду любит.

Анна Григорьевна. А что наш самовар? Мы пирожки принесли.

Софья Андреевна. Да, готов самовар?

Толстой. Минуточку. (Встает, берет самовар.)

Софья Андреевна. Как? Еще не готов?

Анна Григорьевна. Ничего себе!

Толстой. Я мигом.

Софья Андреевна. Лева, я тебя не узнаю.

Толстой. Опоздал. Чуть-чуть… Да и вы тоже… Сейчас. (Направляется с самоваром за кулису. Остановился.) Вы только без меня не молчите, общайтесь, общайтесь… Слышь, Федор, я тебе говорю, не спи, беседуй с барышнями. (Ушел.)

Пауза.

Анна Григорьевна. Нет, почему же… если Федор Михайлович спать хочет… должны ли мы его насиловать?

Софья Андреевна. Анна, вслушайся в свои слова!

Анна Григорьевна. Я что-то не так?

Софья Андреевна (публике). Пи-рож-ки! (Достает их из корзины.) Будем считать, что сама испекла. (Раскладывает на тарелке.) Ну-с?

Анна Григорьевна. Ну-с… А что, Федор Михайлович, над чем вы сейчас работаете?

Достоевский (угрюмо). Я уже говорил… ему. Он все знает.

Софья Андреевна (доставая чашки из шкапа). Еду я тут недавно в троллейбусе, два негра стоят. Один другому по-своему: будырум-гурыдум-блямбобо-дырымбумба… и вдруг отчетливо так: пирошшки!.. И опять: будырум-гурдырум-бормомбо-пирошшки… Бундубар-пирошшки-драмдрабо-пирошшки-румба-бурумба… пирошшки… Сразу ясно, о чем речь.

Анна Григорьевна. Отравились, наверное.

Софья Андреевна. Не исключаю… Федор Михайлович, вы пирожки с ливером едите?

Анна Григорьевна. Ест.

Софья Андреевна. А мой вегетарианец. Хотя тоже все ест.

Входит Толстой с самоваром.

Толстой. Самовар заряжен. (Ставит на стол.) Прошу.

Анна Григорьевна (констатация). Народ прибывает.

Софья Андреевна. Правильно. Отчего ж ему не прибывать. Федор Михайлович, вам особое приглашение надо?

Достоевский. Спасибо, не хочется что-то.

Толстой. Да ты что, Федор! Народ ждет, когда мы чай пить начнем! Садись, садись, не кочевряжься.

Софья Андреевна (Толстому). Сегодня ты виночерпий. Мне немного.

Толстой разливает по чашкам из самовара.

Анна Григорьевна. И мне немного. Чуть-чуть.

Толстой. А нам побольше… Прошу. Варенье не класть!

Анна Григорьевна (констатация). Глядят гады.

Толстой. Пусть, пусть посмотрят.

Софья Андреевна. Ну – тронули? За встречу?

Толстой. Не чокаясь. (Выпивает.)

Софья Андреевна и Анна Григорьевна пьют глотками.

Достоевский (глядя в чашку). Это что?

Толстой. Пей, Федор, не отравишься. Свое.

Достоевский выпивает, берет пирожок. Откусывает. Толстой запоздало крякает.

Толстой. День зря не потерян.

Софья Андреевна (уважительно). На апельсиновых корочках.

Анна Григорьевна (констатация). Глядят.

Достоевский. Крепко.

Толстой (публике – строго). Ну? Как чай пьют не видели?

Софья Андреевна. Тсс! Лева, будь корректен!.. войди в их положение…

Достоевский. Не было такого, не было!

Толстой. Чего не было-то?

Достоевский. Чтобы так было! Не было!

Толстой. Федор, ты ешь, ешь, закусывай.

Анна Григорьевна. Вообще-то, икорки бы не помешало для правдоподобия…

Софья Андреевна. С икрой бы зрелищно вышло…

Толстой. И так зрелищно.

Анна Григорьевна. Нет, без икры не так зрелищно.

Софья Андреевна. О чем, они думают, мы говорим?

Толстой. Как, Софьюшка? Ты спрашиваешь, о чем мы говорим, они думают?

Софья Андреевна. Да, о чем?

Толстой. Да кто ж их знает!

Анна Григорьевна. О крепостном праве.

Толстой. Крепостное право в шестьдесят первом году отменили…

Софья Андреевна. А сейчас какой?

Толстой. Гм… Восемьдесят первый, наверное… в смысле, восемьсот… нет?

Анна Григорьевна. Он умер в восемьдесят первом.

Софья Андреевна. Кто?

Анна Григорьевна. Мой муж. Он.

Достоевский. Я.

Софья Андреевна. Вы?

Достоевский. Двадцать восьмого января.

Пауза.

Анна Григорьевна. Значит, сейчас, пожалуй, восьмидесятый. Раз мы вместе все… Одна тысяча восемьсот…

Толстой. Семьдесят восьмой, пусть еще поживет.

Анна Григорьевна. Одна тысяча восемьсот семьдесят восьмой год… Славное было время.

Все глядят сочувственно на Достоевского.

Достоевский. В этот год скончался Некрасов.

Софья Андреевна. Все знает, все помнит…

Толстой. А знаете, Федор Михайлович где работает? Федор, можно скажу?

Достоевский. Не надо.

Анна Григорьевна. Ой, где?

Достоевский. Не говорите.

Толстой. От жены скрываешь.

Анна Григорьевна. Вы – художник? Я правильно угадала?

Достоевский. Нет.

Софья Андреевна. Вы очень похожи на лесника. На егеря.

Достоевский. Да, я лесник.

Толстой. Лесник? Хе-хе! Лесник… А еще правдолюбец!.. Лесник!.. Нет, нет, нельзя. Молчу.

Анна Григорьевна. Где, Федор Михайлович? Ну скажите, где?

Достоевский. Я, знаете, сочинитель… Я вас обманул, я не лесник, я сочинитель.

Толстой. Это мы знаем, Федор, какой ты сочинитель. Я ведь тоже не лыком шит.

Достоевский. Я пишу роман… исторический.

Толстой. Исторический?… Что-то новенькое.

Достоевский. Нет, нет, по-настоящему…

Анна Григорьевна. В лесу?

Достоевский. Нет, не в лесу. В другом месте. Это роман… как вам сказать… это роман о садовнике… Я каждый день пишу его, каждый день хотя бы несколько строк… Огромный сад. Или парк. В нем садовник живет. Он живет в крохотном таком домишке напротив южного входа… где хранят инвентарь… Спит вместе с метлами, лопатами и совками… Он ухаживает за… за клумбами. В этом саду очень много клумб. Сотни, наверное, клумб… Клумбы, клумбы и клумбы… Он ухаживает… Листья убирает, подметает дорожки… Незабудки там, анютины глазки… папоротник декоративный… А за оградой трамваи идут…

Софья Андреевна. Какая я пьяная!..

Достоевский. Записки садовника…

Толстой. Сумасшедшего…

Анна Григорьевна. Почему сумасшедшего?

Толстой. Сумасшедшего садовника…

Достоевский. А за оградой трамваи идут… грохочут… Там недалече кольцо…

Анна Григорьевна. Недалече?

Достоевский. Кольцо. Трамвайное… А в ограде есть, знаете, щель… Там проход, пролаз, прутья отогнуты… Выбираешься когда из крапивы… особенно на закате… и видишь лица в прямоугольниках окон… живые… – трамвай идет!.. грохоча… И словно он светится весь изнутри этим небесным свечением, и словно увозит в город отсюда, в жилые массивы пурпур заката… вместе с отрешенностью неподвижных людей, сидящих у окон… вместе с надеждами их, радостями и болячками, и обидами на судьбу… А над корпусом трансформаторного завода он во всей красоте, закат, говорю, пурпурно-лиловый… а кирпичная стена давно обветшала… и труба покосилась… и застыло облако, похожее на жука скарабея… И вдруг ты чувствуешь резкий запах сирени и вспоминаешь зачем-то, как отец тебе сделал из репейника однажды мишку, медведя, когда ты лежал с двусторонней пневмонией в больнице, и что час назад прошел дождь… и трамвай, он тоже прошел уже, все… и только где-то далеко: звяк-звяк… железом бьют об железо… и запах сирени, и скарабей… А отсюда вот, из груди, поднимается, знаете, волна к горлу… и ты, остановив дыханье, боишься назвать это счастьем, потому что очень уж оно невпопад, нежданно и неизъяснимо… И ты понимаешь, что кто-то другой чувствовал так же и то же… неважно когда… и после тебя… неважно когда… так же и то же… кто-то будет другой, в ком ты оживешь… потому что глядишь своими-несвоими глазами на мир… и значит, ничего не проходит бесследно… никто не уходит совсем…

Пауза.

Толстой. Посмотрите-ка, как тот на Федора уставился… (Глядит в зал на кого-то.)

Софья Андреевна (туда же). Точно – глядит!

Анна Григорьевна. Что он так таращится-то, а? Федор Михалыч, зачем он так таращится-то… на вас?…

Толстой. А не верит глазам, думает, настоящий… Узнал!

Достоевский (небрежно взглянув, отвернулся). Профессор Желваков. И он здесь.

Толстой. Знакомый, что ли?

Достоевский. Плохой человек. Из-за него полкафедры разогнали. Плохой.

Софья Андреевна. А чего ему надо, если плохой? Чего он тут делает?…

Достоевский. С докладом каким-нибудь… Мир тесен…

Софья Андреевна. Ну ты, Желваков!..

Достоевский. Оставьте его… Он не заслуживает внимания вашего…

Софья Андреевна. Ты, козел, пшел прочь, хрен профессорский!..

Толстой. Тыц! Не сметь выходить за пределы жанра!

Анна Григорьевна. Ой.

Пауза.

Софья Андреевна (придя в себя). А ты не кричи… землепашец нашелся… На кого кричишь?… На меня?… Посмотри на Федора!.. Тоже мне, Лев!..

Толстой. Поговори, поговори… Давно «Войну и мир» не переписывала?

Достоевский. Зачем вы ссоритесь? Как вы можете так?

Софья Андреевна. Не обращайте внимания, Федор. Нормалек. У нас отношения.

Пауза.

Анна Григорьевна. Как хорошо… Как вы хорошо рассказывали, Федор Михайлович!..

Достоевский. А?

Анна Григорьевна. Я так рада, что познакомилась с вами… Знаете, если б вы там замыслили это… как там было?… на двадцать шесть дней… работу… роман… я бы пошла… правда, пошла… стенографисткой…

Достоевский. А вы умеете?

Анна Григорьевна. Нет. Но если б умела, пошла… К вам.

Достоевский (растроганно). Спасибо. Спасибо.

Пауза.

Софья Андреевна. Некрасов умер, вспомнили тоже. У меня сестра в школе работает. Одиннадцатый класс, выпускной… Литературу преподает… Отчего Пушкин умер, спросила. Отвечает голубчик: хворал Пушкин, болезнь у него была. У Пушкина. И все говорят: от смертельной болезни… А кто-то говорит, отравился… Яд ему дали… Пушкину. Одна только девочка на весь класс и сказала: на дуэли его убили. А кто убил?… убил-то кто? – Пущин.

Толстой. Пушкин Пущина любил, Пущин Пушкина убил.

Пауза.

Анна Григорьевна. Девятнадцатый век… это ж сколько же лет прошло… А как вчера… Почему вы пирожки не едите?

Толстой. Налито!.. Господа, выпьем за наше общее прошлое…

Берут чашки.

Не чокаясь!

Пьют.

Анна Григорьевна. А я бы переписала… Всех «Братьев» бы переписала «Карамазовых»… и «Идиота»… Если б надобность была… Всех!.. (Встречается глазами с Достоевским.) Да я бы и так переписала, без надобности…

Толстой. Вот как поступают настоящие жены!

Софья Андреевна. Какая я пьяная!..

Анна Григорьевна (Достоевскому). Вы не думайте, я вам откровенно скажу, откровенно… вы лучше Филимонова…

Толстой. Тебе хорошо, ты естественный, ты как настоящий, а я, как Дед Мороз с бородой… Дела хочется… настоящего!..

Софья Андреевна. Землю попаши.

Толстой. Черт! На даче грядки не вскопаны!

Софья Андреевна. Вот! Помидоры посей!

Толстой. Помидоры не сеют!

Достоевский (Анне Григорьевне). Посмотрите, пожалуйста, он там?

Анна Григорьевна. Профессор Желваков? (Смотрит.) Нет.

Достоевский. Если бы я знал, что он здесь, я бы остался на кладбище…

Анна Григорьевна. На каком кладбище?

Толстой. Дела хочется!.. Настоящего!..

Анна Григорьевна. На каком кладбище?

Толстой. Дайте мне дело… и я сделаю дело!

Анна Григорьевна. Федор Михайлович, а вы ведь хороший… Зачем вы на кладбище?… Вы мне нравитесь. Правда. Если бы все было бы как тогда… тогда бы я сделала вам это…

Пауза.

Достоевский. «Это» – что?

Анна Григорьевна. Предложение.

Пауза.

Толстой. Мы жили вместе столько лет… с ней!.. (Показывает на Софью Андреевну.) И она ушла от меня к Филимонову!.. (Мстительно.) Но он ее тоже бросил!..

Софья Андреевна. Ну что ты несешь? что ты несешь?!. Кто кого бросил?… кто ушел?!. от кого?!. От тебя?… И это говоришь ты… Ты, который за каждой юбкой?!.

Достоевский. Не надо, зачем вы?

Анна Григорьевна. Обычная сцена, не обращайте внимания. «У них отношения».

Софья Андреевна. Он и с тобой трахался в костюмерной!..

Анна Григорьевна. Федор, это неправда. Все было не так. Мы все играли Островского… А он… он…

Толстой. Я всегда был против абортов!

Анна Григорьевна. Он не такой!..

Софья Андреевна. Он приполз ко мне на коленях… он вымаливал прощение… И я, дура, его простила!.. Почему?… почему бабы дуры такие?

Толстой. Женщинам не наливать. (Достоевскому.) Прошу.

Достоевский. Я, пожалуй, не буду. Я нервный.

Толстой. Ваше здоровье. (Пьет один.)

Пауза.

Софья Андреевна. Пей, пей один, алкоголик! Пей!

Пауза.

Толстой (заев пирожком). Я вам вот что скажу. Все беды нашего театра от того, что мы потеряли суфлера. Театр без суфлера уже не то. На сцене обязательно должна быть суфлерская будка! Здесь!.. Что такое суфлер? Суфлер – это внутренний голос сцены!.. Это совесть сцены, вдумайтесь в мои слова!.. Я знал одного ветерана, целая школа была… он рассказывал… целый культурный пласт!.. Никто не знал пьесу лучше суфлера. Суфлер читал ее целиком! От начала и до конца! Единственный в театре! Причем множество раз!..

Софья Андреевна. Анна, прости меня, я тебя не хотела обидеть.

Анна Григорьевна. Не первый раз, Софи. Все хорошо.

Толстой. Сначала убрали суфлера… Потом отменили драматургию… Посмотрите в окно. Что мы видим? Одно запустенье!.. Деградация!.. Низость!.. Распад! Мы все похоронили культуру!

Достоевский. Я не хоронил культуру! Я вообще… не люблю похороны.

Толстой. Да, Федор, да! И я тоже – разлюбил лицедействовать!.. Я разлюбил сцену! И эту – тоже. Мне не нравятся мои последние роли! И эта роль не моя! Я не Лев! Я даже не Николаевич! Я не Толстой!

Софья Андреевна. Труха, труха, труха!

Толстой. Подскажи! Где выход? Мне необходима подсказка!

Анна Григорьевна. А где здесь окно? В какое окно я должна посмотреть?

Софья Андреевна. Стекло и труха! Стекло и труха!

Достоевский. Кто, кто, кто вам сказал, что они отравились?… Кто???

Пауза. Все глядят на Достоевского.

Почему вы решили, что они обязательно отравились?… Я вас спрашиваю!.. Почему вы даже не допускаете мысли, что пирожки могли им понравиться? Почему если негры, незнакомые негры, говорят о наших пирожках, так обязательно их ругают?… Кто вам сказал, что они ругают?… Может, делятся друг с другом радостью?… Может, вкусные, отличные пирожки!..

Толстой. Дон’т андерстенд.

Софья Андреевна (негромко). Лева, ты выходил – я рассказывала, как ехала в автобусе с двумя неграми…

Толстой. С двумя неграми?… Когда?

Софья Андреевна. Какая тебе разница, когда?… Просто они говорили о пирожках!

Достоевский (в зал). Просто надо уважать самих себя!.. Вот я о чем! О самоуважении!..

Софья Андреевна (тихо). Это ты, Анна, сказала, что они отравились…

Анна Григорьевна (любовь к истине). Федор, но ведь наши пирожки в самом деле не всегда хороши. Мы все это знаем.

Достоевский. Я устал от мазохистских анекдотов!.. Я устал от постоянного самоедства!.. Так нельзя!.. Надо быть выше собственных вкусов!..

Толстой. О вкусах не спорят!

Анна Григорьевна. Однако, Федор, ты когда-нибудь пробовал сосиски в тесте?…

Достоевский. Да при чем тут сосиски в тесте? Я что, о пирожках или о сосисках в тесте?!. Я о подходе!.. Какая труха? Какое стекло?… (Идет в направлении зала.)

Анна Григорьевна. Осторожно!

Звон разбитого стекла.

Там… (Испуганно.) Там ведь… Желваков…

Достоевского нет.

Ушел…

Софья Андреевна, Анна Григорьевна и Толстой глядят в зал.

Толстой (ошарашенно). Как это он?… Куда это он?… Без мотивации? (Пауза.) В народ?… В элиту?… На кладбище?…

Софья Андреевна. А говорили пуленепробиваемое…

Анна Григорьевна. Точку нашел критическую… Тюк – и разбилось!

Софья Андреевна. Какая странная история…

Анна Григорьевна. А как же… мы?

Толстой. Тише, тише… Нас слышат…