Текст книги "Я стираю свою тень. Книга 7"

Глава 12

Пластиковые бараки расположились в стороне от завода, напоминая средневековые крестьянские домики под стенами рыцарского замка. Под ногами чувствовалась мелкая дрожь земли, следствие рабочих процессов на заводе. Летающий транспорт вереницей сновал между ним и горами, наполняя воздух шумом работающих двигателей. Именно так я себе и представлял заводы будущего, расположенные на других планетах, только без помощников из числа представителей местного разумного вида. В воздухе висел терпкий запах промышленной гари.

– Природу нельзя подчинить полностью, но даже так это вызывает у меня благоговение перед силой разума, – восторженно произнёс Шекспир, глядя в сторону завода.

– Эти парни грабят вашу планету, не заботясь о её будущем. – Меня не настолько впечатляли технологические умения подпольных производителей оружия.

– У меня они ничего не взяли, потому что я никогда бы не додумался искать металл в камне.

– Если так размышлять, то да, у вас симбиоз. Вы взаимополезны друг другу. Люди занимаются своими делами, попутно приобщая вас к своему мировоззрению и техническим чудесам.

– Так и есть. Ты вчера поднял на ноги смертельно больного моави своим медицинским аппаратом. А мы бы дожидались, пока он умрёт, и думали, что ничего нельзя сделать. Так ведь?

– Конечно так. У людей должны быть какие-то плюшки от технологического прогресса. Медицина шагнула далеко вперёд, тело больше не является источником проблем для человека, и это очень удобно. Но в некотором смысле это расслабляет. Я перестал терпеть плохое самочувствие и боль. А есть ещё чревоугодники и прочие страдальцы, которым тело раньше мешало наслаждаться запретными удовольствиями. Тут прогресс, как всегда, идёт рука об руку с потаканием человеческим слабостям. Наверное, поэтому вселенная уравняла одно с другим, дала возможность обжираться без меры, но забрала у еды вкус. – Мои рассуждения были больше похожи на диалог с самим собой.

– Что касается меня, Гордей, то я просто впитываю чужую культуру, как человек, который раньше не имел такой возможности и тайно, даже от самого себя, понимал, что мир намного богаче и разнообразнее, чем лес, в котором я жил.

– Теперь я понимаю, почему вождь отделил своё племя от вас. Чёртовы прогрессисты, – пошутил я.

– Ты прав, он считает нас предателями, а мы просто хотим расширить наш взгляд на мир. С одной стороны, он прав, мы перестали понимать природу, как они, отдалились от исконности. Но мы ведь послушали его, и теперь знаем то, что знает он, и то, что дали нам люди. А он этого не знает, и как думаешь, у кого больше шансов победить в эволюции?

– Думаю, у таких, как ты.

– Вот именно. И что тут рассуждать, если мы останемся, а они исчезнут.

Мы подошли к первому бараку по натоптанной тропинке, проложенной между камней. Удивительно, но все растения, которые нам встречались, выглядели засохшими. Я тронул куст без листьев и с удивлением обнаружил, что он живой и гибкий, но выглядит словно мёртвый, будто находился в режиме сохранения влаги, как суккулент.

К нам никто не вышел, и вообще наше прибытие будто бы осталось незамеченным. Дверь в барак оказалась открытой. Мы вошли внутрь и сразу услышали голоса. Я уже мог определить у моави, что они принадлежат детям.

– Похоже, мы оказались в детском саду, – решил Шекспир. – Ничего, это даже к лучшему. Начнём с нянек.

Он заглянул в одно из помещений и поздоровался на своём языке. Мой переводчик легко перевёл его фразу, слышанную много раз. Туземцы шумно восприняли появление моего напарника, видимо хорошо помнили его и не ждали увидеть.

– Удивились моему появлению, – подтвердил он мои предположения. – Покажись им, – попросил меня Шекспир.

Я выглянул из-за его спины.

– Здрасти, – скромно поздоровался на русском.

Я ждал удивления со стороны пучеглазых жителей долины, но нет, они восприняли меня спокойно. Однако после слов Шекспира о том, что я прибыл по поручению лесных моави, проявили искреннее любопытство. Оказывается, они знали кое-что из общей с лесными собратьями мифологии о пророчестве, в особенности ту часть, где говорилось, что накануне окончания цикла появится пришелец, который спасёт их от наводнения.

– Говори что-нибудь, они должны видеть и слышать, что ты рассказываешь им о необходимости бежать в лес, – попросил напарник.

– Мне что, говорить что угодно? Я же не умею по-вашему?

– Конечно, я буду делать вид, что перевожу.

– В стихах можно?

– Конечно, так даже лучше. Повторяющиеся интонации вызывают гипнотический эффект и лучше способствуют внушению. Так мне шаман рассказывал.

– Ну, держитесь, сейчас я вам всю школьную программу по памяти зачитаю. – Я начал вспоминать всё, что учил в школе.

Моави слушали меня. Даже дети, забыв про игрушки и открыв рты, уставились на меня и Шекспира. На внушение ушло минут двадцать. У меня с непривычки даже пересохло в горле.

– Ну хватит, у меня уже нет слов, повторяться начал, – предупредил Шекспир.

– А что дальше?

– В другой барак пойдём, пообщаемся с теми, кто остался.

– А если кто-нибудь их них сдаст нас людям? – Чувство тревоги не покидало меня с тех пор, как мы высадились.

– Это, конечно, хреновый вариант, но не вижу, как иначе убедить всех скопом. Я надеюсь, что, увидев тебя по другую сторону, они испытают большие сомнения насчёт правильности решения сдать нас людям. В душе они те же моави, но уснувшие от комфорта, который им создали. Мы их разбудим, и они через шесть дней будут нам благодарны.

– Как знаешь. У меня ощущение, что я на этом мероприятии свадебный генерал.

– Не понимаю.

– Символическая фигура, которая приглашена ради солидности, чтобы подчеркнуть статус мероприятия, но в целом ни на что не влияющая. В пророчестве же сказано, что именно пришелец заставил всех моави из долины перебраться в лес?

– Да что там было сказано по-настоящему, никто не знает. Это же устное предание, и оно могло перевираться многократно. Просто ходи рядом со мной и рассказывай стихи, это всё, что от тебя требуется.

– Если бы не благородный результат, я бы посчитал это занятие одним из самых бестолковых в своей жизни, – признался я.

– Потому что это не твоё дело, а моё. Между нами, тебя ведь не сильно волнует судьба местных жителей? Ещё несколько дней назад ты понятия не имел о нашем существовании. – Шекспир посмотрел мне прямо в глаза, словно хотел найти в них подтверждение своим предположениям.

– Ты меня плохо знаешь, – ответил я. – Мне не обязательно хорошо знать вас, чтобы иметь представление о справедливости. Справедливо будет, если мы спасём твоих соплеменников?

– Да, – согласился напарник.

– Потому я и взялся за это дело. Не сидеть же мне в лесу, молиться колесу и ждать, когда найдут и увезут домой.

– Ну, не знаю, многие поступили бы именно так.

– Тогда я уникальный тип. Давай хлебнём воды, а то у меня от декламации пересохло горло, и пойдём дальше.

Шекспир потряс руками и обратился к своим соплеменникам, внимательно прислушивающимся к нашему диалогу. Через минуту нам принесли воды в двух пластиковых стаканах. Жидкость имела своеобразный запах, отдающий химией, но Шекспир выпил её без всякого опасения. Я тоже выпил, считая, что мой организм намного устойчивее ко всякой воде, натренированный городским водопроводом. Ничего, на вкус она оказалась лучше, чем на запах.

Мы попрощались с обитателями барака и вышли на улицу. Завод гудел и грохотал, как огромный механический муравейник. Сотни летающих тележек одновременно находились в воздухе, загружая производство рудой и вывозя отходы и готовую продукцию. Если бы я не знал, что это незаконное производство, главной задачей которого было желание нажиться на человеческих пороках, приумножая скорбь, я бы гордился технологической мощью завода. Но я знал, и оттого смотрел на него как на нарколабораторию какого-нибудь колумбийского наркобарона.

Пока мы топали до соседнего барака, мне пришла на ум идея открыть нелегальный автозавод, который копировал бы автомобили земного производства. Они были бы лучшего качества, не ломались и стоили дешевле. Так бы я ударил по модной теме гарантированного старения на родной планете. Выручку тратил бы на закупку продуктов питания и распространял их по космическим ценам звёздным толстосумам. Интересно, как повлияли бы неломающиеся автомобили на экономику планеты? Капиталисты передрались бы между собой, обвиняя друг друга в нарушении картельного сговора, согласно которому они обязались делать некачественные автомобили.

– Это рабочий барак. Наша целевая аудитория, – произнёс Шекспир перед замызганной дверью одноэтажного здания. – Правда, сейчас тут немноголюдно, но это и к лучшему.

– Почему?

– Увидишь. – Он открыл дверь и вошёл в помещение.

Я зашёл следом. Барак имел внутри другую конфигурацию, отличаясь от первого. Он был похож на купейный вагон. Узкий длинный коридор во всю длину. С одной стороны окна, а с другой множество сдвижных дверей. Шекспир подошёл к висящему на стене устройству, похожему на старый телефон. Снял трубку и произнёс в неё что-то на родном языке. Его громкий голос разнёсся по десятку динамиков, как я понял, находящихся в каждой комнатке. Одна за другой стали открываться двери. Показались моави, взирающие на нас с удивлением. Шекспир сказал ещё что-то и повесил трубку на место.

Вскоре мы очутились против толпы в двадцать туземцев.

– Начинай, – попросил Шекспир.

Я и начал, как в прошлый раз, со стиха из начальной школы. Напарник делал вид, что переводит мои слова. Прошло десять минут. Я закашлялся, не выдержав темпа. Передышка вызвала не совсем ожидаемую реакцию со стороны обитателей барака. Неожиданно двое из них бросились на Шекспира. Завязалась драка. Мой напарник оказался неплохим бойцом и самостоятельно справился с ними. Но на смену выбывшим пришли другие. Шерсть летела клочками в разные стороны. Кажется, туземцы только и ждали запинки, чтобы напасть на Шекспира. Четверо накинулись на него со всех сторон и повалили на пол. Мне пришлось встать на защиту напарника, хотя я считал нейтралитет самой выгодной позицией в данном раскладе. Это были совсем не мои разборки.

Я старался действовать аккуратно. Отцеплял агрессора от Шекспира и ставил на ноги. В горячке драки моави сопротивлялись и даже пытались бить меня руками и ногами. С их «бараньим» весом и тонкими конечностями удары получались той же силы, что и у моего Никаса, когда он терял над собой контроль. Ну, может быть, чуть сильнее. Я не отвечал, чтобы не напугать их и не настроить против себя. Они ничего не понимали и снова бросались на Шекспира. Тогда мне пришлось взять его на руки и поднять над собой, чтобы моави не дотянулись, а их самих отталкивать ногами.

Бойцы пытались нападать на меня со всех сторон. Я аккуратно отталкивал их от себя ногами, но бесполезно, они вошли в раж. И тогда я крикнул во всё горло:

– А ну, твари, угомонитесь! – И поддал хорошего пенделя под зад самому дерзкому.

Туземец подлетел на полметра и грохнулся на пол. Эффект получился шикарный. В бараке повисла тишина, и только тяжёлое дыхание агрессивных обитателей нарушало её.

– Что ты им сказал? – поинтересовался я у напарника, поставив его на ноги.

– Дело не в том, что я им сказал. Они припомнили мне бегство в лес. Их наказали за то, что они не помешали мне увести людей.

– Как?

– Морили голодом, а нескольким перепало поперёк спины дубинкой, – пояснил Шекспир.

– Жестоко, но ожидаемо. Я не удивлён. И что теперь? Они поверили тебе насчёт скорого завершения цикла?

– Нет, конечно.

– И моя персона их не убедила?

– Пока не убедила. Я не обещал тебе, что это будет просто. Примерно так нас будут встречать в каждом бараке, так что следует запастись терпением.

– А ты не мог предположить, сбегая в лес, что подставляешь оставшихся? – поинтересовался я.

– А ты мог предположить, отправляясь на помощь другу, что окажешься на этой планете? – вопросом на вопрос ответил Шекспир.

– М-да, уел. Ладно, моё дело маленькое, приобщать к земной стихотворной классике моави. Читать?

– Давай. И спасибо, что заступился, хоть я при этом и не выглядел как вождь племени, – поблагодарил меня Шекспир. – Теперь весь лес будет потешаться надо мной.

– Какая ерунда. Будете вспоминать и смеяться, а смех сближает людей.

– Ладно, видно будет, давай бубни.

Я снова начал читать оборванный стих. Шекспир что-то объяснял своим соплеменникам, изредка прибегая к жестикуляции. Мне было совершенно непонятно, что он пытается им рассказать. Однако реакция моави на наши усилия читалась в их мимике. Они стали прислушиваться. Шекспир повысил голос, как умелый оратор, чтобы усилить эффект внушения. У меня снова начало першить в горле от сухости. Долгие речи не мой конёк. Я покашлял. Шекспир умолк и посмотрел на меня.

– Я попрошу их задавать вопросы, а ты делай вид, что отвечаешь, – попросил он.

– Как скажешь, – пожал плечами я. – Переводи мне смысл вопросов, будет интересно узнать, что они думают.

– Хорошо, – пообещал напарник.

Он протрещал на своём сложном языке и получил обратно сразу несколько реплик.

– Как я и предполагал, требуют подтверждения существования циклов. Говорят, что это выдумки стариков, пытающихся вернуть их в лес, – перевёл Шекспир общий смысл. – У нас есть одно доказательство этому – твои слова.

– Ясно. Значит, так и скажи им, что я учёный, который прибыл для наблюдения регулярного явления с целью его изучения.

– У нас нет в языке аналога слову «учёный». Скажу, что ты тоже вождь племени, который много знает.

– Говори, что хочешь, только чтобы они скорее поверили, да пойдём в следующий барак.

Шекспир произнёс довольно длинную речь, часто указывая рукой в мою сторону. Я кивал, словно понимал, о чём они говорят.

– Поверили? – спросил я, дождавшись продолжительной паузы.

– Думают, сомневаются. Жаль, что завершению цикла не предшествуют никакие яркие события, которыми можно было бы их напугать и заставить поверить мне окончательно.

– Слушай, Шекспир, а тебе сколько лет? – спросил я, потому что не имел представления о продолжительности здешнего года.

– Зачем тебе? Скоро четыре, а что? – Он посмотрел на меня так, словно я задал вопрос не к месту.

Его ответ на многое открыл мне глаза. Получалось, что продолжительность здешнего года намного превышала продолжительность земного, и потому цикл в восемьдесят четыре года по земным меркам являлся огромным. Не имея письменности и, соответственно, возможности хранить документальные доказательства очерёдности природных явлений, циклическая катастрофа переходила в разряд легенд, дошедших из глубокой старины. Посчитав Шекспира своим ровесником, я навскидку оценил время прошлого цикла в пятьсот-шестьсот лет назад. Поэтому даже люди, построившие здесь заводы, понятия не имели ни о каком цикле. На протяжении последних двух сотен лет, когда началось освоение планеты криминальными производствами, её погода не давала поводов для беспокойства.

– Надо было понять причину неверия, – ответил я Шекспиру.

– Понял?

– Да. Мне тридцать с небольшим. У вас год длиннее.

– Я знал об этом. Люди рассказывали мне, что измеряют свой возраст периодом вращения вокруг звезды какой-то планеты.

– Не какой-то, а той, откуда я родом. Она называется Земля.

– Земля? Я думал, это грунт под ногами.

– Земля – это опора, на которой стоит всё человечество.

Из толпы моави отделился представитель и обратился к Шекспиру, бросая на меня мимолётные взгляды. Они разговаривали несколько минут, потом он вернулся назад, а Шекспир, по-человечески тяжело вздохнув, передал суть их разговора.

– Говорит, что причина вернуться в природную дикость должна быть очень веской. А стихи, которые ты читал, не могут таковыми являться.

– Стихи? Он что, понимает? – Я перешёл на шёпот.

– Да. Не один я такой умный, как мне казалось.

– Давай я с ним поговорю. – Мне показалось, что это прекрасная возможность донести до моави суть проблемы.

– Не надо. Они должны поверить мне, потому что я их будущий лидер, – Шекспир явил неожиданное тщеславие.

– Мы потеряем время, используя нерабочие методы, – усомнился я в правильности его позиции.

– Нет, все разговоры будем вести только через меня, – настойчиво повторил напарник.

– Как знаешь. – Я почувствовал, как между нами наметилась линия раскола. – Давай я попробую сейчас прочитать лекцию о гравитации, а ты переведёшь её на понятный твоим соплеменникам язык.

– А откуда ты можешь знать про неё, если даже на нашей планете люди не знают об этом? – спросил Шекспир.

– Мне рассказали об этом месте, и ещё я смотрел фильмы, как будто знал, что пригодятся. Кое-что запомнил, – признался я. – А здешним людям просто неинтересно знать то, что не принесёт им денег. Я даже сочувствую вам, потому что своё мнение о нас вы создали через этих преступников.

– Ладно, рассказывай, я попробую перевести. В любом случае заумные речи действуют на нас магическим образом.

Я начал лекцию с описания космоса, о положении планет, звёзд, солнечных систем и галактик, определяемых гравитационным взаимодействием. О том, что всё происходит закономерно и прогнозируемо, кроме мест, называемых гравитационными аномалиями, в которых эта самая гравитация ведёт себя непредсказуемо и очень опасно. Затем я начал привирать, рассказывая о том, что существуют регулярные всплески, вызывающие различные катастрофические последствия на обитаемых планетах. Подобные всплески не распространяются как волны, а являются возмущением гравитационного поля, происходящим одновременно в определённой области космоса. Из-за этого нет никакой возможности оповещать о начале катастрофического процесса. Предположения о скором начале гравитационного всплеска делаются на основании различных признаков, которые уже появились и подтверждают древние наблюдения моави.

Я замолчал. Шекспир перевёл последние слова и стал ждать реакции своих соплеменников. Из толпы раздался голос. Напарник перевёл:

– Сколько времени осталось?

– Шесть дней, – ответил я, опираясь на данные самих моави.

Шекспир перевёл мои слова.

– Я им сказал, чтобы они не суетились и готовились к переезду все одновременно. Иначе люди догадаются и решат вернуть их назад. Это прогресс, Гордей. Твой метод имел успех. Впредь будем им пользоваться.

Пока я читал лекцию, туземцы уселись на пол, спрятав ноги в шерсти. Выглядели они при этом невероятно мило и смешно, как маленькие совята. Даже не верилось, что совсем недавно они жестоко дрались.

– Надо идти, – сообщил мне Шекспир. – У нас впереди ещё полно работы.

Мы покинули барак и вышли на улицу. Солнце припекало. Пока я был в лесу, мне казалось, что вокруг постоянные сумерки и прохлада. От горячих камней поднимался нагретый воздух, превращая зубчатые гряды в зыбкий мираж. В особенности это касалось второго завода, находящегося в нескольких километрах в сторону устья долины. Его высокие дымящиеся трубы меняли форму и даже исчезали на мгновения в струящемся воздухе. Здесь было по-своему красиво.

– Отвык от такой жары, – произнёс Шекспир. – Наша физиология больше рассчитана на лесную жизнь. А в каких условиях на своей планете живёт твой народ?

Я ответил не сразу. Задумался, вспоминая все климатические пояса планеты, заселённые людьми.

– У нас нет аналога вашему лесу. Одни живут в жарком климате и ходят весь год голышом, а у других тепло бывает только несколько дней в году, и они вынуждены надевать на себя много одежды, чтобы не замёрзнуть. Люди не ждут от природы комфортных условий, сами создают себе комфорт, строя дома, в которых поддерживается удобная температура, – пояснил я.

– Я понимаю, о чём ты говоришь. Внутри завода тоже одинаковая температура и днём, и ночью. Я привык к этому с детства и считал обыкновенным делом. Лесные моави не верили нам, что такое возможно. Они подстраиваются под погоду, а вы подстраиваете погоду под себя.

– Громко сказано. Я бывал в ситуации, когда погода чуть не убила меня. Так что мы тоже сильно зависим от её перепадов.

Мы подошли к следующему бараку. Оказывается, там нас уже ждали. Из барака, в котором мы уже были, позвонили сюда и сообщили о нашем визите. Нам это облегчило труд объяснения цели визита. Народ был готов внимать, и мы сразу начали с той части сценки, в которой я рассказывал о гравитационной аномалии и скорой катастрофе. Как переводил мои слова Шекспир, я не знал. Чем он заменял технические термины, и вообще, знали ли моави устройство вселенной, было непонятно, но слушали они внимательно. Никакой драки не наклёвывалось.

После лекции напарник общался ещё минут десять, затем отвечал на вопросы. Мне он не переводил, поэтому я почти не понимал, о чём они разговаривают. Улавливал только часть фраз, которые не получалось соединить общим смыслом. Поэтому я бросил ненужное занятие и стал ждать окончания разговора. Закончив разговор, мы попрощались и пошли к другому бараку. Так мы посетили их шесть штук. Признаться, я невероятно устал от общения. В голове стоял шум, похожий на речь туземцев. Хотелось закрыться в номере на одного человека, упасть на кровать и не двигаться целый час.

Зато Шекспир был весел и полон энергии. Я решил, что у нас всё складывается наилучшим образом. Хотелось поскорее завершить эту миссию и вернуться под сень деревьев. Я надеялся, что кратковременные сигналы аварийного маяка могли быть засечены людьми Ольги и на планету уже снаряжается спасательная экспедиция. А где меня искать, как не рядом с источником сигнала? Хотелось свалить отсюда до начала цикла, который мог затронуть весь ближний космос.

Когда мы находились в последнем бараке, мне показалось, что я услышал нехарактерный для здешней обстановки шум. Оставил Шекспира и выскочил на улицу. Это оказалась та самая баржа, перевозящая горячий шлак. Она шла низко над долиной, сотрясая работой своих двигателей всё вокруг. В лёгком разочаровании я уже собрался вернуться в барак, но случайно посмотрел на небо. Там, на серо-голубом фоне, выделялась яркая звёздочка, плывущая по небосводу. Я вынул из рюкзака умный бинокль, знающий все космические объекты искусственного происхождения, и попытался её рассмотреть. К сожалению, из-за конвекции горячего воздуха бинокль так и не смог определить тип объекта. Мне он тоже виделся дрожащим пятном без всякого намёка на резкость. Однако он точно не был похож на космический грузовик, имеющий вытянутую форму.

– Ты почему ушёл? – неожиданно строго спросил появившийся в дверях Шекспир.

– Мне показалось, я услышал подозрительный звук, – миролюбиво ответил я.

– Когда мы общаемся с моави, будь всегда рядом со мной. Я чуть не запорол ответ, потому что не знал, что ответить, а ты добавляешь моей речи солидности.

– Хорошо, я понял, только не надо просить это приказным тоном. Я тебе ничего не должен. Мы в добровольных отношениях, и если я увижу, что ты пытаешься на меня давить, оставлю тебя и вернусь в лес.

– Как?

– На лодке, – ответил я.

– Это наша лодка, а не твоя.

– Была ваша, стала наша. Ты же не на ней собирался перевозить соплеменников?

– Хорошо, Гордей, я просто прошу тебя быть рядом, когда общаюсь с соплеменниками. Это очень важно для нашего дела.

– Хорошо, Шекспир, твои пожелания услышаны. На сегодня не хватит ли работы?

Напарник посмотрел в небо, прикрыв глаза рукой, потом на завод.

– Наверное, пора закругляться до вечерней смены. Перед сном устроим ещё одно большое собрание для тех, кто отработал. А пока можно прогуляться до лодки и подкрепиться.

– Ты же обещал, что нас будут кормить? – напомнил я ему.

– Порядки за время моего отсутствия здорово поменялись. Теперь еду готовят порционно, и мы сможем поесть, только если кого-нибудь оставим голодным. Это будет для нас плохой рекламой. Ты же не против прогуляться несколько лишних километров?

– Не против, но лучше бы я поел и полежал на кровати.

– Належишься ещё, – пообещал Шекспир.

Мы бодрым шагом направились вниз к берегу. Через час уже были возле утёса.

– Чёртовы вертуны! – выругался Шекспир. – Сорвал с плеча винтовку и принялся палить по мелким животным, разбегающимся из нашей лодки.

Пять животных остались лежать на камнях, остальные сбежали. Я заглянул внутрь и обомлел. Оставленные припасы были превращены в труху. Вынул из рюкзака фруктовый батончик из водорослей, сломал его пополам и протянул половину Шекспиру.

– Держи, ужин у нас будет скромный.

– Спасибо. Не думал я, что эти звери проберутся сюда. Обычно они не подходят близко к воде.

– Ладно, не парься, придумаем что-нибудь. Ты же умеешь готовить вертунов? – Я поддел носком ботинка тушку животного с запёкшейся раной на боку.

– У нас нет огня. А сырое мясо лучше не есть.

– Ладно, будем меньше двигаться, чтобы не тратить силы.

Мы вычистили лодку от остатков еды и экскрементов вертунов. Я, полулёжа, привалился к борту и мгновенно уснул. Проснулся, когда начало смеркаться и стало свежо. Шекспира в лодке не оказалось. Он ходил по берегу в задумчивости.

– Как дела? – спросил я у него.

– Нормально. Думаю, о вечернем разговоре, – объяснил свою задумчивость напарник.

В небе показался знакомый яркий объект. Я вынул бинокль, чтобы рассмотреть его при более удачных условиях наблюдения. Резкость навелась сразу, и произошло определение типа объекта. У меня похолодело на душе, когда обнаружилось, что яркая звёздочка является боевым пограничным судном с возможностью поражения объектов на поверхности планеты с планетарной орбиты. Кажется, маяк засекли все, кроме тех, кто хотел меня спасти.