Текст книги "На берегах реки Ждановки"

Загадки особняка Анастасии Копец

Не так уж много в Петербурге сохранилось небольших уютных особняков, принадлежавших некогда не слишком знаменитым владельцам. В отличие от парадных особняков их в советское время нещадно сносили, так как они занимали площадь, но не давали квадратных метров, да к тому же вечно требовали ремонта. Именно по этой причине сохранившийся двухэтажный особняк по Малому пр., 7, Петроградской стороны привлекает всеобщее внимание. Особенно после ремонта 2007 года, вернувшего ему облик начала ХХ века.

С особняком связано немало загадок, как архитектурных (до последнего времени не известен архитектор, строивший дом), так и касающихся его владельцев.

Первым владельцем дома по Малому пр., 7, о котором упоминают архивные документы, был некий мещанин Клипин. В ЦГИА имеются план двора Клипина 1859 года и чертежи маленького деревянного дома в три окна. Согласно документам, за домом располагался сад, а сам дом требовал «исправления крыши».

В 1862 году участок переходит в руки царскосельского купца 3-й гильдии Алексея Тимофеевича Дылева. Его отец Тимофей Дылев слыл известным в городе лепщиком. По происхождению крестьянин из Ярославской губернии, он приехал в Петербург в 30-е годы XIX века и прославился благодаря работам артели «лепных мастеров» по восстановлению Зимнего дворца, пострадавшего от пожара, а также многочисленным штукатурным и лепным работам в Фонтанном доме Шереметевых, в Царском Селе и Петергофе. Быстро сколотив капитал, Тимофей Дылев уже в 1850 году построил себе на берегу Обводного канала особняк «с претензией» по проекту архитектора Ипполита Монигетти.

Первоначальный вид особняка Дылева по Малому проспекту, 7. Эскиз фасада. 1863 год

Его сын Алексей Дылев пошел по купеческой линии. Приобретя участок на Малом проспекте, он затеял здесь масштабные перестройки. Где-то в начале 1860-х годов строится двухэтажный каменный особняк, а в 1863 году к нему пристраивается чердак в виде мезонина и трехэтажная левая часть. Согласно чертежам, дом был богато украшен лепниной – фирменный стиль Дылевых – и явно выделялся на фоне «деревянного царства» Малого проспекта. В справочниках фигурирует дата постройки особняка, но отсутствует имя архитектора. Известно лишь, что для Анастасии Копец перестраивал дом в 1909 году гражданский инженер Павел Константинович Лежоев.

План участка Дылева. Середина XIX века

В поисках архитектора логично обратиться к чертежам, однако в сохранившейся документации того времени подпись архитектора неразборчива. Судя по архитектурному стилю, можно предположить, что им был профессор Ипполит Монигетти, много строивший в то время. Да и по логике вещей, построив особняк Тимофею Дылеву на Обводном, он мог построить похожий особняк его сыну на Малом проспекте. Но эта гипотеза еще требует своего подтверждения…

В последующем участок часто менял владельцев, среди которых были даже наследники египетского шейха Аяда Мухаммеда Тантави. Выходец из Египта, шейх занимал в 4050-е годы XIX века должность профессора арабской словесности в Азиатском департаменте МИДа и оставил книгу «Описание России», ставшую памятником арабской литературы XIX века. Его наследники, судя по документам, некоторое время владели домом, но никаких серьезных перестроек на участке в это время не происходило.

Активным строительством занялась последняя владелица участка (с 1904 г.) Анастасия Николаевна Копец. Ее муж статский советник Яков Копец занимал важную руководящую должность в организованном в 1901 году товариществе торговли металлом Александра Износкова («Износков, Зуккау и Ко»). По заказу семьи Копец в 1909 году архитектором Лежоевым в Городскую управу передается строительная документация сразу на два объекта: на переделку особняка по Малому пр., 7, и постройку пятиэтажного флигеля в глубине двора. Флигель занимает пустующее место, где некогда у Дылева располагался сад, а перестройка особняка, очевидно нуждавшегося к тому времени в ремонте, приводит к существенному изменению его облика. Трехэтажная левая часть здания становится, как и весь дом, двухэтажной; над парадным входом появляется надпись «КОПЕЦЪ», явно указывающая на тщеславие владельцев. В целом же на доме становится меньше лепнины. Соответственно перестройке подверглись и интерьеры особняка. Можно предположить, что П. Лежоев лишь вернул дому облик, который он имел до 1863 года, когда к нему был пристроена трехэтажная левая часть.

Современный вид особняка Копец. Малый проспект, 7

В советский период особняк Дылева-Копец во время очередного ремонта полностью лишился своего декора, фамилия владелицы с фасада исчезла, и если бы дом снесли, едва ли кто пожалел. Он стоял как большой каменный сарай, забитый ломаной мебелью (дом занимали различные мастерские, в частности мастерская по починке мебели), но все-таки достоял до постсоветских времен. Автор этих строк, учась в школе по соседству, в конце 1960-х годов бывал в этом здании: ничего запоминающегося там не было, кроме пыли, ломаных кресел и облезлых стен.

К концу ХХ века пришедший в упадок дом выставили на продажу. Однако покупатель нашелся не сразу. На фасаде несколько месяцев висела огромная рекламная растяжка с номером телефона и продажной ценой: 500 тысяч долларов. Смешная сумма для такого особняка. Купивший здание банк, надо отдать ему должное, восстановил облик здания и после ремонта особняк стал выглядеть ровно так, как в чертежах, переданных в Городскую управу в 1909 году, только в надписи «КОПЕЦЪ» пропал твердый знак. Но возникает вопрос: почему нельзя было восстановить более интересный облик 1863 года?

«Живой» проспект

Еще 40–50 лет назад Большой проспект выглядел иначе, несмотря на то что его архитектурный облик вот уже целый век почти не меняется. Сейчас это бутики, где посетителей раз-два и обчелся, а тогда на каждом шагу булочные, гастрономы, телеателье, пошивочные мастерские, парикмахерские, кафе-мороженое. И не какие-то особо респектабельные, а самые обычные, в которых можно было, например, подстричься за 15–30 коп., съесть пломбир за 19 коп. или сдать в пошив ткань, с тем, чтобы через две недели получить неплохо сшитый недорогой костюм. В конце Большого в подвальчике существовала вполне «демократичная» рюмочная. Не удивительно, что субъективно проспект выглядел куда более живым и «народным»: раз в двадцать меньше машин, и раз в десять больше людей. Суета, очереди…

Вообще в советское время существовали стандарты, которые указывали, какого профиля магазины и в каком количестве должны иметься в каждом районе города. Сколько булочных, универмагов, гастрономов. Понятное дело, в новых районах эти стандарты не выдерживались, и зачастую в наличии был один единственный универсам на громадный спальный микрорайон, а вот в центре недостатков в магазинах не ощущалось. На Петроградской стороне почти все они располагались на Большом проспекте. Подозреваю, что некоторые из них остались на своих местах еще с дореволюционных времен, только собственником стало государство.

Концентрации магазинов, дешевых кафе и общественных заведений на Большом проспекте способствовало и то, что в советские времена не существовало или почти не существовало понятия «престижности места», поэтому магазины располагали не там, где аренда подешевле, а там, где они нужнее людям. Ну а где они нужнее всего? Конечно же, на центральной улице района.

Утренняя жизнь проспекта начиналась с открытием магазинов: хозяйки занимали очереди в молочные и хлебные отделы (вплоть до середины 1960-х в городе наблюдались перебои с хлебом), заполняли овощные магазины. В это время у входа в магазины рядами выстраивались детские коляски с «бесхозными» спящими детьми, мамаши которых, ничуть не беспокоясь за судьбу своих чад, преспокойно закупали продукты, оставляя детей на полчаса и больше. Это никого тогда не удивляло. В магазинах народа было много, с колясками, тяжелыми и неудобными, протискиваться в очередях было невозможно, да и в случае чего они знали: кто-нибудь ее проснувшегося ребенка да покачает. И действительно, если ребенок просыпался и кричал на всю улицу, находилась какая-нибудь сердобольная старушка, которая утихомиривала дитя, пока родительница не соизволит вернуться. Понятное дело, без выговоров нерадивой маме не обходилось, однако в целом такое положение вещей считалось естественным. Я не слышал, чтобы дети куда-то пропадали, наоборот, случалось мамаши надолго «забывали» про своих детей, посещая сначала один магазин, затем второй, третий, лишь изредка прибегая из очереди, убедиться, что ее чадо спит.

После утренних закупок в магазинах наступала некоторая пауза до 16–17 часов, пока новая волна посетителей по пути с работы не оккупировала их, опустошая прилавки. Ну а после 19 часов отдыхающая публика заполняла уже кафе и кинотеатры. В это время по проспекту приятно было прогуляться: машин почти не было, только общественный транспорт и такси, зато людей – море.

То, что на Большом все было под рукой, доказывает один случай из жизни. Однажды мама послала меня в магазин грампластинок купить ей для школьного урока диск «Голоса птиц в природе». Располагался магазин почти в самом конце проспекта на углу с улицей Ленина и дабы не терять времени, по пути я сделал множество важных дел, которые едва ли возможно осуществить, пройдясь по Большому проспекту ныне.

Первым делом я зашел купить папирос для соседского дяди Васи. Ближайшая табачная лавка располагался не где-нибудь, а в часовне Александра Невского в начале Большого проспекта. Сейчас она относится к Князь-Владимирскому собору, а тогда стояла без крестов, с замазанной надписью «Бога бойтесь, царя чтите», и мы лишь догадывались, что это бывшее культовое сооружение. Купив папирос, я перешел улицу Блохина и в доме № 1 по Большому проспекту, в подвальчике, глядящем на часовню и Успенский сквер, в фотоателье сдал в проявку фотопленку. Фотоателье в округе существовало немало, однако в этом, несмотря на свойственный тому времени фотолюбительский бум, почти никогда не было очередей.

Сдав пленку, в следующем доме № 3 в специализированной мастерской я зарядил гелем стержень для шариковой ручки (стержни стоили тогда дорого и с целью экономии их многократно перезаправляли), а в следующем доме № 5 в диетическом магазине выпил стакан томатного сока и, подкрепившись, дошел до магазина грампластинок. В магазине было множество отделов – эстрада, классика, записи для детей, и я долго не мог отыскать «голоса птиц», не понимая, к какому жанру относится диск.

Сделав покупку, я направился было домой, но наткнулся на своего приятеля, который потащил меня в магазин спорттоваров покупать камеру для его велосипеда. Огромный магазин спортивных товаров располагался тогда в доме № 76. Чего только в нем не продавалось: рыболовные снасти и велосипеды, надувные лодки и мотоциклы, охотничьи ружья и капканы на волка (тогда это продавалось в спорттоварах); а на витрине блестели огромные охотничьи ножи, более похожие на мечи! Ясно, что быстро покинуть такой магазин мы не могли, тем более что при нас проверяли, обдавая помещение магазина клубами дыма, чешский мотоцикл «Панония».

Но и на этом мое путешествие не закончилось. На обратном пути нас занесло в магазин «Филателист», располагавшийся по четной стороне Большого, уже не помню, в каком доме, где мы долго разглядывали марки. Наконец, в кинотеатре «Экран» (дом № 30) нас привлекла афиша польского двухсерийного фильма «Крестоносцы». Решив, что фильм стоит того, мы наскребли по 20 копеек и купили билеты на завтрашний сеанс.

Уже после всего этого мы наградили себя порцией мороженого с сиропом в мороженице, располагавшейся на первом этаже «толстовского» дома № 3 по Ждановской набережной, и благополучно вернулись домой. И пусть на путешествие я затратил более полутора часов, зато разом сделал множество дел.

* * *

Если говорить о магазинах, то старожилы Петроградского района с особой любовью вспоминают диетический магазин, располагавшийся на первом этаже дома № 5 по Большому проспекту. Судя по старым фотографиям, в этом доходном доме Чубакова, построенном в 1910 году по проекту архитектора Вильгельма Ивановича Ван-дер-Гюхта, первый этаж изначально был отдан под магазины. В 1960-е здесь открыли «Диету». Съезжались закупать продукты сюда, по-моему, со всего города. Диетические яйца с печатями на каждом экземпляре, свежая сметана и разливное молоко; творог, сыры и колбасы – все самого высокого качества. Но главное, что в наступающей эре дефицитов, продукты были в наличии и не кончались до самого закрытия магазина.

От нашего дома это был ближайший крупный продуктовый магазин, но я его не любил. Он казался мне бесконечно большим, столько в нем существовало отделов, касс и очередей. Чтобы купить продукты в разных отделах, стоять приходилось в нескольких очередях: сначала, чтобы тебе взвесили, скажем, колбасу или масло (фасованных товаров почти не продавалось), потом в кассу выбивать чек, потом уже без очереди – получать товар; затем аналогичная картина в другой отдел. И так далее. Хозяйкам подобная процедура была привычна, я же от нее изнывал.

Единственный отдел, который мне нравился, располагался справа, со стороны Зверинской улицы – здесь продавали соки, торты и мороженое. Это был, можно сказать, самый спокойный отдел; мы с приятелями после школы иногда забегали сюда, брали мороженое, а иногда выпивали по стакану томатного сока. Рядом стояла банка соли, и сок можно было тут же подсолить по желанию.

Ближе к центру здания начинались развесные отделы мясо-молочных продуктов – очереди здесь выстраивались максимальными. Спасало то, что входов в магазин существовало несколько, и чтобы обойти очередь, не обязательно протискиваться, а можно было выйти на улицу и войти в другую дверь напротив нужного отдела.

Когда мама посылала меня за маслом, я иногда делал вид, что не понял за каким и вместо сливочного покупал шоколадное – цена была одинаковой. Правда, шоколадное, в отличие от сливочного, «уходило» у нас за вечер. Докторская колбаса была такой вкусной, что твердокопченые колбасы мало кто покупал. «Химические» продукты в колбасах, в которых отсутствовало мясо, стали появляться позже, в 1970-х годах, а в 1960-е ГОСТы еще соблюдались.

Кстати, в доме, где располагалась «Диета», с 1922 по 1944 год в квартире № 21 жил известный, а ныне почти забытый советский поэт и писатель Николай Семенович Тихонов. Едва ли автор поэмы «Киров с нами», а также очерков о советской жизни может быть востребован в нынешнее время, однако не следует забывать, что в его квартире бывали такие известные литераторы, как В. Маяковский, К. Федин, А. Фадеев, О. Форш, О. Берггольц, Вс. Рождественский. А сам писатель, по воспоминаниям современников, в дни блокады превратил свою квартиру в корпункт газет «Ленинградская правда» и «На страже Родины».

В самом центре Большого проспекта в доме № 42 в 19601970-е годы находился магазин «Живая рыба». Я его запомнил потому, что аквариум из белого мрамора, в котором плавала эта самая рыба, хорошо просматривался с улицы. Вода в аквариуме почему-то всегда была мутноватой, и, глядя на виляющую хвостом крупную рыбу, я мечтал, чтобы мне на удочку попалась такая же. Но в Ждановке подобные экземпляры не водились.

Весь ужас начинался тогда, когда купленная и принесенная домой рыба на раскаленной сковородке вдруг оживала и начинала прыгать. Иногда поймать ее удавалось уже на полу. Впрочем, рыбу, равно как и икру, покупали в то время не так часто, а в магазин заходили, чтобы поглазеть на аквариум и плавающих рыб.

Кстати, двухэтажный особняк № 42, где располагался магазин «Живая рыба», построен архитектором Шаламовым в 1880-х годах и явно выделялся среди окружающих зданий своим псевдорусским стилем. Сейчас в этом здании тоже достойное учреждение – Детская школа искусств.

Когда-то в доме 42 по Большому проспекту находился магазин «Живая рыба». Фото 2012 года

Имелось на Большом проспекте и несколько магазинов, которые, как мне казалось, не могут закрыться никогда из-за их невероятной популярности. Я говорю о книжном магазине в доме № 36 по Большому проспекту и соседнем с ним магазине игрушек на углу Ижорской улицы и Большого проспекта, а также о комиссионке на углу Большого проспекта и Ораниенбаумской улицы.

В «Игрушках» имелось такое количество отделов, что ходили по нему, как по музею, и если ребенку удавалось затащить родителя в магазин, отвертеться от покупки тому было проблематично. Конечно, советская промышленность не радовала ассортиментом, но зато имелись немецкие и чешские игрушки. В центре зала стояла огромная детская железная дорога производства ГДР, по которой двигались поезда, автоматически переводились стрелки и зажигались семафоры. Дети мечтали о такой железной дороге, однако мало того, что стоила она баснословные по тем временам деньги – около 100 руб., – но и расположить ее в условиях всеобщего дефицита жилплощади было негде. Не в четырнадцатиметровой же комнате!

Значение книжного магазина, глядящего своим фасадом на памятник Н.А. Добролюбову, для взрослых было сравнимо со значением магазина игрушек для детей. Казалось, в этом доме архитекторов Александра Ивановича Князева и Виктора Матвеевича Фромзеля (№ 36 по Большому пр.), возведенном в 1952 году по всем канонам сталинского ампира, книжный магазин на первом этаже является естественной и неотделимой частью. Ведь «просвещение», «знание» – считались синонимами грядущей эры коммунизма, тем более что в 1960-х годах в этом доме жил председатель Ленгорисполкома. Какой же иной магазин мог тут располагаться?

В эру дефицита здесь шли навстречу покупателям и принимали заявки, оповещая при выходе нужной книги. Я таким образом несколько лет подписывался на необходимые мне по работе книги издательства «Радио и связь». Зная планы издательства, в конце года я оставлял заявку и ждал открытки с приглашением. Тот, кто был понастойчивее, «подкарауливал» и художественную литературу. Казалось, в самой читающей стране магазину суждено существовать, пока стоит памятник Н.А. Добролюбову – то есть вечно. Однако в «самой читающей» очень скоро сменились приоритеты и книжный магазин на рубеже веков убрали.

Комиссионный магазин в доме № 44 на углу Большого и Ораниенбаумской открылся еще в довоенные годы и постепенно приобрел колоссальную популярность. Дело в том, что модно одеться в СССР можно было лишь двумя путями: либо иметь связи в магазине и опять же «подкараулить», когда там что-нибудь «выбрасывали», либо, имея деньги, пользоваться услугами комиссионного магазина. В комиссионный сдавали привезенные из-за границы вещи, поэтому выглядели его прилавки гораздо солиднее, чем, например, павильоны построенного в 1960-е годы и широко разрекламированного «Дома мод» на Каменноостровском проспекте. Здесь быстрее всего реагировали на моду, поэтому в начале 1970-х в комиссионном все было увешано вошедшими в моду дубленками по цене 600–700 руб. (в два раза выше, чем в государственных магазинах, где их, впрочем, никогда не было), а в начале 1980-х их место заняли уже куртки «аляски».

Кроме импорта в комиссионку сдавали и «дефицит» из советских магазинов; официально цена не могла быть выше государственной, однако серьезно за этим никто не следил, поэтому если тебе повезло, и ты где-то ухватил хороший импортный товар, можно чуть-чуть подзаработать, сдав его в комиссионку рублей на 30–40 дороже. Тем более что за комиссию брали всего 7 %.

Видя, какой популярностью пользуется комиссионная торговля, в 1980-х годах напротив «вещевой» комиссионки в доме № 46 открыли комиссионный магазин культтоваров. Здесь продавали импортную и советскую радиоаппаратуру, телевизоры, ковры, люстры. В 1970-х ажиотажным спросом пользовались чешские хрустальные люстры, и каждый, кто по путевке бывал в ЧССР, считал своим долгом привезти оттуда люстру. Привезла ее и моя мама. Мне нужны были деньги на стереофонический проигрыватель, и я, с ее разрешения, понес люстру в комиссионку на Большой.

Когда я распаковал люстру, глаза приемщика заиграли почти таким же светом, как хрусталинки на ее латунных ободках.

– Да, люстра хорошая, но дорого принять я ее не могу.

– Почему? – спросил я.

– Государственная цена такой люстры 290–300 рублей и мне никто не даст поставить ее за 500.

– А за сколько можете поставить?

– Ну… рублей за 330.

Я согласился, а потом, когда при получении денег понял, что люстру даже не вывешивали в зал и она «ушла» по знакомству, сожалел, что так легко купился.

В 1990-х годах надобность в комиссионках пропала, и они быстро исчезли с Большого проспекта.

Чуть позже поубирали и булочные с их копеечным оборотом. В свое время их на проспекте было, наверное, около десятка. В начале 1960-х, когда с хлебом в стране случались перебои, эти магазины отличались разве что фасадом и интерьером зданий, в которых располагались, а вот во второй половине 1960-х дефицит исчез, и у каждой булочной появилась своя изюминка. Где-то кроме булки и хлеба продавалось свежее пирожное, где-то имелся широкий ассортимент конфет, где-то хлебные изделия всегда были мягкими.

Увы, ни одной из тех булочных сейчас на Большом нет.

На своем месте остались разве что гомеопатическая аптека в угловом доме № 2 по Большому проспекту, магазин оптика (сейчас «Невская оптика») в доме № 20/5 на углу Пионерской улицы, да чебуречная в доме № 4, правда, чебуреки ныне там совсем не того качества, что были прежде.

В 1990-х закрыли и «Диету» в доме Чубакова, и с тех пор длинный магазин разделен на множество мелких помещений. Арендаторы так быстро меняются, что упомнить, кто чем здесь торгует, невозможно.

* * *

Суетливость и некоторую вечернюю праздничность придавало наличие на Большом кинотеатров. Их на проспекте существовало целых четыре: «Молния», «Арс», «Экран» и «Свет», еще кинотеатр «Великан» в бывшем Народном доме на Кронверкском и несколько клубов в округе, где также демонстрировались кинофильмы. В вечернее время кинозалы почти всегда заполнялись, а это как-никак несколько тысяч человек на нескольких сеансах. После киносеанса люди прогуливались по вечернему городу, делились впечатлениями, создавая ту самую праздничную атмосферу.

Кинотеатр «Молния». Фото 1960-х годов

В этом смысле образ жизни горожан несколько отличался от нынешнего. Тяга к общественным местам была выше, желание проводить досуг дома – меньше. Что объяснимо: если в телевизоре всего две программы, а иностранные фильмы по ним не показывают, то невольно захочется в кинотеатр. Да и в коммуналках, где проживало большинство жителей Петроградской стороны, не очень-то хотелось оставаться вечерами.

Кинотеатры в советские времена подразделялись на кинотеатры первого, второго и третьего проката. Дело в том, что количество копий было ограничено и крутили их поочередно – сначала в кинотеатрах первого проката, потом второго и т. д. Чтобы увидеть «свежий» фильм, надо было обязательно доставать билеты в «Великан» или «Молнию» – кинотеатры первого проката на Петроградской стороне, однако не беда, если по какой-то причине этого не получалось – через полгода и даже через год этот же фильм можно было свободно посмотреть в каком-нибудь маленьком кинотеатре третьего проката. Причем гораздо дешевле. Если в «Молнию» билет на вечерние сеансы стоил 40–70 копеек в зависимости от ряда, то в «Арс» или «Свет» – 25 копеек. А на утренние сеансы, так и по 10 копеек. За две серии цена удваивалась.

Интерьер кинотеатра «Арс». Фото 1970-х годов

Нам очень нравились маленькие и уютные кинотеатры, особенно «Арс» и «Экран», «Свет» тоже, но он специализировался, в основном, на документальных и научнопопулярных фильмах. «Арс» располагался в известном «доме с башнями» № 75/35 архитектора Андрея Евгеньевича Белогруда на площади Льва Толстого. В этом доме, живописно вписывающемся в острый угол между двумя улицами, изначально был кинозал, рассчитанный на двести с лишним человек. Назывался он «Элит». Потом пошла волна переименований: «Конкурент», «Резец», а перед войной – «Арс». В 1990-е годы здесь разместился театр «Эксперимент».

Интерьер кинотеатра «Вулкан». Фото 1960-х годов

В маленьком зале «Арса» порой демонстрировались фильмы, которые в другом месте нельзя было посмотреть. Один английский фильм мне показался столь необычным для советского времени, что я до сих пор помню его сюжет. Интрига строилась вокруг поиска неопознанного комического объекта, приземлившегося, а точнее приводнившегося на Земле. За ним охотились американские, английские и советские моряки, попутно подозревая друг друга в провокациях. А необычность фильма состояла в том, что советские моряки были представлены в очень смешном виде: то не могли отвинтить люк своей подводной лодки, то психовали, оказываясь позади американцев и англичан. Американцы, впрочем, тоже были представлены не в лучшем свете – все-таки фильм английский. Единственная причина, по которой фильм допустили к прокату, как мне кажется, состояла в том, что в конце фильма англичане, русские и американцы стали действовать совместно, убедившись в опасности объекта для цивилизации.

В доме по адресу Большой пр., 74, архитектором Василием Васильевичем Шаубом в 1915 году был устроен кинотеатр «Люкс»; кинозалы на заре кинематографии часто располагались на первых этажах доходных домов и автором некоторых проектов как раз был Шауб. В советское время «Люкс» стал «Светом» и просуществовал до 2006 года. Все годы он специализировался на «умном», то есть документальном и научно-популярном кино, хотя не гнушался и художественными фильмами. Перед сеансами иногда выступали ученые, писатели и авторы фильмов, а зрители могли задать вопросы. По-моему, сборы от документального кино были не слишком велики, однако в СССР не все измерялось коммерческой выгодой, поэтому кинотеатр благополучно здравствовал в центре престижного района, и ни у кого не возникало желания переоборудовать его в бутик.

Ближе всего к нашему дому располагался кинотеатр «Экран» – семь минут пешком в доме № 30. Но его мы посещали реже всего, это типичный кинотеатр «третьего проката» и в нем демонстрировались фильмы, уже давно показанные в других кинозалах города. Ничего нового в его афише мы, как правило, для себя найти не могли. Однако помещение кинотеатра было весьма уютным, не зря в 1990-х в него довольно стремительно въехало казино «Капитан Морган».

Если хотелось сэкономить, а такое со школьниками случалось часто, то посещать нужно было какой-нибудь клуб, а не кинотеатр. Их много существовало в округе, но мне более всего запомнился клуб завода «Канат» на Петровском острове. Приходишь, платишь 10 копеек, садишься на любой ряд чрезвычайно уютного зала и смотришь в свое удовольствие. Конечно, смотрели какое-нибудь старье (старье – это фильм, находящийся в прокате уже год или два), но это не важно, если фильм хороший.

Существовала и своеобразная культура посещения кинотеатров. Приходили заблаговременно, где-то за полчаса до начала, чтобы успеть съесть мороженое или выпить кофе с пирожным. Посещение кинотеатра не стало еще технической процедурой, обязательно надо было послоняться по холлу кинотеатра и поглазеть на киноафиши и людей.

Какие фильмы демонстрировались в прокате? Чаще всего про шпионов и разведчиков. Это была любимая тема советских режиссеров, а потому антагонизм политических систем мы усвоили с раннего возраста. Еще не было засилья фильмов на производственную тему – это случилось позже, в семидесятых годах ХХ века, а потому, хотя глупого кино было достаточно, скучные фильмы находились в меньшинстве.

Однако больше всего мы любили иностранные фильма – цветные, широкоэкранные и красочные. Это было единственным окном в другой мир. Западные фильмы показывали не часто, а если они появлялись, то о них только и говорили. Сколько по времени шел в прокате фильм С. Кубрика «Этот безумный, безумный, безумный мир» я не помню, но помню, что считалось для многих нормой посмотреть его и три, и пять раз. Таким же успехом пользовались фильмы из серии «Приключения Питкина…».

Фильмы стран социалистического лагеря выходили на экран чаще, но они были не лучше наших. Югославские эксплуатировали тему партизан. Мальчишкой я посмотрел не один десяток этих фильмов, но в памяти остался один обобщенный сюжет: в красивейших горах сербы воюют с фашистами, а заодно с хорватами, которые, судя по фильмам, всегда были на стороне фашистов.

Польские и чехословацкие фильмы были гораздо разнообразней, и военная тема не так доминировала в них. Режиссеры этих стран предпочитали незатейливые любовные истории либо масштабные полотна о борьбе этих стран за независимость, особняком стояло более серьезное кино таких режиссеров, как Анджей Вайда. На меня сильное впечатление произвел польский фильм «Крестоносцы», особенно качеством батальных съемок – мне они тогда показались очень натуралистическими; посмотрел этот фильм сейчас, сравнил с нынешним кино и подумал: как я был наивен, считая сцены фильма жестокими.

За моралью следили очень строго, несколько поцелуев в фильме – и уже надпись: «дети до 16 лет не допускаются». Доходило до смешного. Когда в начале 1960-х вышел в прокат фильм «Гусарская баллада», ныне относящийся к категории детско-юношеских, табличка «для взрослых» присутствовала рядом с афишей в кинотеатре «Великан». Хорошо это помню, поскольку мама провела меня на фильм с большим скандалом, да и то лишь потому, что знала: в фильме ничего «взрослого» нет. Эх, посмотрели бы те ревнители морали современное телевидение!

Впрочем, уже в седьмом классе мы научились обходить запреты. Просили кого-то из взрослых, стоящих в очереди купить билет, а потом когда на контроле строгая дама начинала возмущаться, мы небрежно спрашивали:

– Так что, сдавать билет?

– Да уж проходи, – следовал ответ, – но больше не пущу.

Почему-то в кассах не любили, когда возвращают билеты.