Текст книги "Усть-Илимские истории. В честь 100-летия ВЛКСМ"

Татьяна Бударкова, ветеран Усть-Илима: «Историю мы делаем сами»

– В начале 70-х к нам в Казахстан приехала из Сибири мамина сестра Екатерина Васильевна Попова. Она труженица тыла, с первых палаток строила Братск, а потом отправилась строить Усть-Илимск. Тетя с таким восторгом рассказывала о плотине, морозах, туманах, тайге, синем небе, могучей Ангаре, людях, что я тоже решила: еду на Усть-Илим!

Приехала. Устроилась работать лаборантом ОИСМ – отдела исследований строительных материалов. Руководил лабораторией образованный, умный и добрый человек – Марк Александрович Садович. В коллективе также работали молодые, но, как сейчас говорят, грамотные инженеры: Анастасия Богатырева, Люся Царева и много молоденьких лаборантов: Наташа Шафрановская, Валя Подволоцкая, Люда Ермакова, Таня Мишустина, Зина Фадеева. Оборудование, на котором производились испытания, обслуживал секретарь комитета ВЛКСМ Саша Прокопьев. Наша работа строилась в три смены. Денно и нощно мы должны были следить за качеством бетона и качеством его укладки в тело плотины. Работать приходилось с передовыми бригадами Корначева, Михайлова, Васильева, Глухова и другими, у которых были повышенные социалистические обязательства навстречу очередной годовщине Октября или Съезду партии и комсомола.

Зимы в те годы на Усть-Илиме были очень суровые. Девчонки-лаборанты шили себе брюки из толстого драпа, носили меховые полушубки и вообще старались одеваться очень тепло, но все равно мерзли. Бывало, бежишь с длинными термометрами для замера температуры бетона в специальных футлярах, уложенных в сумку через плечо от одной секции плотины к другой, перешагиваешь через горячий трубопровод и невольно присядешь, чтобы погреться. Потом бегом дальше, чтобы успеть замеры выполнить. Требования к качеству строительства были очень жесткие. Помню картину: основание скалы под здание ГЭС. На его поверхности не должно быть даже пылинки. Лаборант Надя Шилова (красавица, модница, с ярко-красным лаком на ноготках) пальчиком проводит по бетону и строго говорит бригадиру: «Не принимаю! Грязно». А строители «мыли» скалу для укладки бетона сжатым воздухом и водой так тщательно, как самые чистоплотные хозяйки в квартире полы не моют. Лаборантка уходит, а бригадир вполголоса говорит молодым, бравым бетонщикам: «Хлопцы, вечером на танцах все приглашайте Шилову. Чтоб ни минуты не стояла. Нам блок сдать надо». И еще помню: подъезжаю на попутном бетоновозе к объекту, а по громкоговорящей связи объявляют: «Лаборант ОИСМ, срочно пройдите на 65-ю секцию». А водитель сочувственно говорит: «Бедная Оисма, только ее одну и вызывают».

После ударной работы на морозе, в слякоть или в жару молодежь охотно выходила на комсомольские субботники, отправлялась в походы, проводила рейды «Комсомольского прожектора» по соблюдению трудовой дисциплины, проверке условий в молодежных общежитиях. Все были молодые, энергичные. Многие встречали на стройке судьбу, женились и выходили замуж, но общественную работу не оставляли. Все горели работой. До сих пор помню плотину в разрезе, на каких отметках, чья бригада укладывала бетон. Как работали люди! Недаром Усть-Илимская ГЭС сдана в эксплуатацию с оценкой «отлично».

В середине 70-х началось строительство объектов СЭВ – Усть-Илимского ЛПК. В те годы на промплощадке ЛПК работали лаборанты ОИСМ: Люба Вертянкина, Валя Баюрова, сестры Роза и Соня Габдулины. Мне непосредственно пришлось работать со строителями ЦЗ, БИО, ТЭЦ, а также со специалистами, которые бетонировали монолитные трубы на ЦЗ и ТЭЦ высотой 110. 180 и 240 метров. Чтобы произвести необходимые замеры и приемку опалубки и основания нижнего слоя бетона, подниматься приходилось по металлической лесенке серпантином внутри трубы. В ветреную погоду трубы качались, как мембраны. По состоянию здоровья всего три девчонки могли выполнять работы на высоте.

Последним моим объектом в ОИМС был Усть-Илимский ЛДЗ. Туда я перешла работать оператором производственно-диспетчерского отдела. Так получилось, что в первое дежурство мне пришлось работать самостоятельно. Сменщица, уходя домой, посочувствовала: «Как же ты справишься?» Справилась. Лаборанты ОИСМ знали все цеха, для чего они предназначены, какое в них оборудование. Знали схему всех коммуникаций и щепопроводов. Коллектив нашей службы, которым руководили Александр Николаевич Родин, Игорь Николаевич Ковальчук, Александр Николаевич Баранов, Нина Петровна Гонова (сегодня она директор по производству) был очень дружным. Многие из нас на заслуженном отдыхе, но до сих пор все мы: Нина Портнягина, Галина Кузнецова, Алевтина Зевакина. Марина Атутова, Любовь Байкалова, Любовь Гнездилова, Татьяна Симакина, Надежда Лузик и всеми уважаемая Нина Петровна Гонова поддерживаем самые теплые отношения.

Комсомол дал мне заряд жизненной энергии на всю жизнь. Постаралась передать его детям. Один сын работает оператором пульта на целлюлозном производстве, другой – на ЛДЗ. Как и в молодые годы, я не могу без работы, встреч с друзьями. Человек обретает значимость только в общении с другими людьми. Это стимулирует и заставляет развиваться. Историю мы делаем сами.

На перекрестке дорог и судеб

У водителя Василия Петровича Токаренко рабочий стаж по трудовой книжке 50 лет. А если посчитать те годы, что не записаны в документах, то получится все 55. Ему скоро 80. И только последние 15 лет он на заслуженном отдыхе. Занимается дачей, смотрит телевизор. Земля возвращает силы, радует урожаем. А телепередачи по истории страны тоненькой ниточкой возвращают память в далекое прошлое.

Забайкалье, станция Тарбагатай

Детство и юность Василия Петровича прошли на станции Тарбагатай Забайкальской железной дороги. Отец работал машинистом паровоза. Мама, как было заведено в те годы, занималась детьми, а их было шестеро в семье, вела домашнее хозяйство. О том, что жизнь непростая штука, Василий Петрович, тогда еще маленький Вася, узнал рано. Помнит, играли они, деревенские мальчишки, в жмурки на улице. Внимание всех привлек шум мотора и клубы пыли. Машины в те годы и в районном центре Петровский Завод были редкостью, а в Тарбагатае ребятишки увидели ее первый раз. Машина остановилась около старого дома, в котором не так давно поселилась переехавшая из глубинки очень бедная многодетная семья. Из машины вышли люди и направились во двор. Вскоре они вывели отца бедняцкого семейства, затолкали в машину, сели сами, и машина рванула с места, понеслась, опять поднимая клубы пыли. Вслед за нею, кинулась было бежать жена арестованного. Но машина уже скрылась за околицей. Женщина протянула вслед клубам пыли руки и с рыданиями упала на дорогу.

Василий и другие ошеломленные увиденным дети разошлись по домам. Потом он слышал обрывки фраз из разговоров взрослых, что машина, на которой увезли отца бедняцкого семейства, называется «черный воронок», и что того человека кто-то оклеветал. Вот и пришили ему такое дело, что и семья теперь будет жить с клеймом «жена и дети врага народа». Что это такое Василий не понимал, но чувствовал – это страшно. В тот год он пошел в первый класс. И опять же из разговоров взрослых узнал, что в самом большом городе СССР, Москве, судили большого начальника по фамилии Ежов за то, что много безвинного народа загубил. А потом в семье были разговоры о том, что Ежова вовремя разоблачили. Председатель сельсовета признался отцу Василия, что тот тоже был в «черном списке». Председатель подозревал, что и сам он где-то значился в списках тайных агентов иностранной разведки, вредителей и чуждых элементов. Рюкзак с сухарями и сменным бельем стоял у него наготове.

Большинство жителей Тарбагатая работали в колхозе. Против них семья железнодорожника Токаренко считалась обеспеченной: усадьба 15 соток, просторный дом, огород, хозяйство. И если колхознику за трудодни ставили только «галочку» в табеле, то на железной дороге отцу платили деньги.

Мы рано взрослели: война

Налаженный строй жизни порушила война. С первых ее дней отца и весь экипаж паровоза мобилизовали в прифронтовую зону. В коротких письмах отец сообщал, что работать приходится по пять суток подряд, без горячей еды и отдыха. Наказывал матери беречь детей, а ему, Василию, быть ей и сестрам опорой. Он хоть и средний в семье, но мужик. В то лето 9-летний Вася Токаренко, как и все другие тарбагатайские мальчишки, пошел работать в колхоз. Весь день они дергали между рядами пшеницы сурепку и другие сорняки, а когда настала уборочная, ходили по полям за конной жаткой и начисто подбирали колоски. Потом копали картошку.

Потом вести от отца перестали приходить. Мать отправляла куда-то запросы через знакомого грамотного человека, печалилась, как, наконец, получила телеграмму, что муж ее скоропостижно скончался в госпитале. Она опять куда-то писала, чтоб оформить пенсию на шестерых сирот, да так ничего и не добилась.

Жили голодно. Весь хлеб, выращенный в колхозе, отправлялся на фронт. И для фронта каждой семье надо было сдать мясо, масло, молоко, яйца, да еще деньгами заплатить налоги. Вырастить вдосталь картошки на личном подворье не удавалось. Половину надела земли при усадьбе отрезали. Каждую весну из сельсовета приходила комиссия с саженью и тщательно вымеряла клочок приусадебного участка, которым можно было пользоваться. Если в каком-то месте огород на лопату-две выступал за межу, колышки переставлялись почти на метр в меньшую сторону и матери строго выговаривали впредь не залезать, куда не положено. Но как бы трудно не жилось их семье, мать никому из детей не позволила оставить школу до окончания 7-летки, которая в те годы приравнивалась к среднему образованию.

Победа и конец Второй Мировой

Летом 1945-го 14-летний Василий с ровесниками работал на железной дороге. Наравне со взрослыми мальчишки выравнивали «разгон» пути, делали рихтовку и подсыпку, разгружали платформы с балластом, чистили и ровняли дерном откосы, красили оградительные столбики, выкладывали вокруг опор с путевыми знаками звезды из кирпича, белили их, чтоб было красиво. Через станцию Тарбагатай весь июнь и июль шли эшелоны на восток с военной техникой, людьми и хозяйственной амуницией. В тамбурах и на подножках теплушек, а также на платформах с военной техникой и товарными вагонами с лошадьми, стояли и сидели разомлевшие от жары, с расстегнутыми воротами гимнастерок веселые солдаты. Некоторые играли на гармошках и баянах, пели. Завидев худых пацанов с ломами, подбойниками шпал и совковыми лопатами в руках, они дружелюбно махали руками, кричали: «Подходи, подставляй». А куда насыпать? Хоть ладони подставляй. Солдаты снимали с себя пилотки, щедро наполняли их горячей кашей с маслом, а то и с тушенкой, протягивали пацанам: «Ешьте, сынки». У некоторых солдат и офицеров гимнастерки и кители были в орденах и медалях. Видно было, что эти люди воевали на Западном фронте. А другие были совсем молодыми, пороха еще не нюхали. Но у всех были такие добрые, открытые и радостные лица, каких Василий потом в своей жизни больше не видел. То была радость великой Победы. В конце августа и сентябре военные эшелоны пошли в обратном направлении, на запад. И однажды через Тарбагатай прошел эшелон с необычными пассажирами: в незнакомой военной форме без знаков отличия, низкорослые, с округлыми лицами и раскосыми глазами, большинство в очках. Василий с товарищами застыли в немом изумлении: людей такой наружности они никогда не видели. Кто-то из взрослых объяснил: «Это пленных япошек привезли».

В 1946-м Василий окончил 7-летку, устроился учеником токаря на ремонтный завод на станции Петровский Завод. На работу и с работы ходил по 3,5 км пешком. На этом же заводе работало много пленных японцев. Им, как и малорослым местным подросткам, ставили деревянные подставки к станкам. Как рабочий человек, Василий получал по карточкам 800 граммов хлеба в день. Его выпекали из овсяной муки грубого помола, нередко прямо с остьями или добавлением чего-то такого, что желудок отказывался переваривать. Пленные японцы питались лучше коренных жителей и выглядели лучше. Знающие люди говорили, что правительство Японии подписало международный договор о гуманном обращении с военнопленными и в СССР японцы получают продуктовую поддержку из Красного Креста. Сами они говорили, что им присылают рис и рыбу с военных складов, что остались в Маньчжурии. Многие из японцев курили, и в обмен на самокрутки, начиненные выращенным на приусадебном участке табаком, предлагали авторучки. Для местных жителей всех возрастов это была диковинка.

Самостоятельная жизнь

Перед призывом в армию Василий Токаренко окончил курсы водителей. Каждый день вставал в 5 утра и отправлялся в соседнее селение за 18 километров, а потом столько же вышагивал обратно. Машины в то время были редкостью. Когда они проходили по деревенской дороге, люди выходили из дворов и с упоением нюхали воздух. В обществе на шофера тогда смотрели так, как сегодня – на космонавта.

Служить Василию довелось в автобатальоне Забайкальского военного округа, который базировался на станции Атамановка, за Читой. В арсенале части были полученные по ленд-лизу американские трехосные «Студебеккеры» и трофейные немецкие легковые «Виллисы». Василию довелось возить на «Студебеккере» военные грузы на многочисленные склады, продовольствие в военторги, боевой состав на учения, оказывать помощь колхозам в уборке урожая. Солдаты в то время служили три года. Дедовщины или другого проявления неуставных отношений в армии и близко не было, военная подготовка велась по всем правилам.

Домой Василий вернулся закаленный духом, с настоящей военной выправкой и в новом обмундировании. Работать пошел на лесоучасток, откуда призывался в армию. В 1953—54 годах машин в хозяйстве вообще не было. Лесосводка велась двуручной пилой, трелевка, погрузка и перевозка тоже выполнялись вручную, с помощью конной подводы. Первую машину Василий собрал на МТС из остатков битой техники.

В 1957-м он женился. Искал суженую долго, зато выбрал и умницу, и красавицу – коса до пояса, и хозяйку хорошую. Дом своими руками построил. Хозяйство с женой завели. Двоих сынов родили. Жили, радовались, а иногда задумывались: какое образование их дети получат в сельской местности, что увидят? Некоторые молодые семьи подавались в город или на новостройки. Василий с женой и детьми тоже перебрались в Байкальск. Классные водители там требовались на каждом шагу. Семье быстро выделили квартиру. Дети пошли в школу. Хорошо и ладно они прожили в Байкальске 7 лет. Но человеческая натура такова, что хочется еще лучшего.

В 40 лет за мечтой и песней

И это лучшее представлялось Василию Петровичу и Любови Васильевне из красиво звучащей песни: «Усть-Илим на далекой таежной реке», из многочисленных газетных публикаций, теле– и радиопередач о будущей стройке СЭВ – Усть-Илимском ЛПК и молодом городе, который по замыслу архитекторов должен стать лучшим от Урала до Дальнего Востока. А бывалые люди говорили, что на Усть-Илиме платят хорошие деньги. Василий Петрович решил, ничего, что уже 40 стукнуло, главное – есть силы и желание начать жизнь на новом месте. Жена, Любовь Васильевна, идею поддержала.

В 1972 году вся большегрузная техника Усть-Илимска была сосредоточенна в АТУ-8. Его начальник, Игорь Михайлович Пашков, встретил приехавшего на разведку Василия Петровича, как родного: расспросил, откуда, где работал, какой имеет водительский класс. Велел кадровику выписать Василию Петровичу вызов, чтоб быстрее получил квартиру. А на первых порах обещал помочь построить времянку силами АТУ. Чтоб никого не обременять, Василий Петрович, посоветовавшись с женой, дал объявление в газету и поменял просторную благоустроенную квартиру в Байкальске на меньшую по площади, в сборно-щитовом доме в Усть-Илиме. Жил в ней 4 года, пока не получил благоустроенную квартиру в правобережной части города.

Начинал Василий Петрович работать на КрАЗе, который сам отремонтировал. Вскоре в АТУ пришло 35 новых БелАЗов. Автоколонну в ту пору возглавлял Иван Павлович Демьяник. Он сразу же предложил Василию Петровичу пересесть на БелАЗ. На этом мощном красавце он возил скальник и грунты на отсыпку земляной плотины Усть-Илимской ГЭС, отсыпку дорог в Кеуль, полотна лесовозных дорог, гравий от земснарядов, что стояли на отсыпанной перемычке ниже моста через Ангару. С этого места в декабре 1972-го он едва ушел на груженом БелАЗе от наводнения. Плотина ГЭС еще строилась и русло Ангары было отведено в сторону. После сильных морозов, сковавших реку, вдруг наступила оттепель. Где-то в нижнем бьефе случился ледовый затор. Масса воды с глыбами торосов прибывала так быстро, что никто из руководства стройки не успел узнать об опасной ситуации. Когда вода захлестнула перемычку, Василий Петрович и другие водители успели проскочить ее на БелАЗах, у которых колеса выше человеческого роста, и уйти по дороге в поселок, а шедший последним с погрузки БелАЗ большая вода настигла в считанные секунды: покрыла капот, кабину. Ошарашенный водитель взобрался на ее крышу, потом на козырек. А ледяные потоки все поднимались. Спасла откуда-то прибившаяся баржа. Руководство стройки и АТУ-8 вызвали вертолет. Пока он прилетел из какой-то геологоразведочной экспедиции, навалились зимние сумерки. Мобильных телефонов в то время не было. Никто не знал, что с водителем. К счастью, он был тепло одет и благополучно пересидел ночь на барже, а утром, как только рассвело, его поднял вертолет. Вмерзший в ледовую глыбу БелАЗ потом вырезали и выдергивали частями.

Подвези, судьба, шоферу

Каждый водитель из тех, кто покорял Ангару и дороги Усть-Илима, может рассказать свою невероятную историю со счастливым или грустным концом. Василий Петрович как-то стоял на своем БелАЗе в карьере под погрузкой. И вдруг прямо над кабиной из 4-кубового ковша экскаватора вывалилась нависавшая с одной стороны глыба мерзлого грунта. Хорошо, удар пришелся с другой стороны от сиденья водителя. В другой раз при погрузке лопнули стальные тросы стрелы экскаватора. 9-тонный ковш вместе с грунтом рухнул в кузов БелАЗа. И опять незримый ангел-хранитель отвел беду.

…Не сосчитать, сколько рейсов совершил Василий Петрович на строительстве ГЭС, города и ЛПК, сколько кубов грунта перевез, отсыпая городские и лесовозные дороги. Возвращаясь с дачи, он невольно отмечает, что в какую сторону ни посмотри, везде есть не доля, а глыба труда водителей-первопроходцев. Вместе с ними Василий Петрович Токаренко может сказать, что жил и работал не зря. А вместе с женой Любовью Васильевной он готов поделиться той мудростью, благодаря которой они преодолели все перекрестки нелегких дорог и превратности судьбы, вырастили детей, внуков и уже дождались правнуков.

Стелись дорога, вези машина…

У водителя Владимира Петровича Васильченко трудовой стаж 46 лет. Из них 40 он отработал на усть-илимской земле. Удостоен звания «Заслуженный энергетик СССР», значка «Участник перекрытия Ангары в 1969 году», награжден медалями за труд и многочисленными почетными грамотами.

За Иваном Бровкиным – на Целину

Любимый фильм у Владимира Петровича – «Иван Бровкин на Целине». С его просмотра и начал свой рассказ Владимир Петрович о том, как они с товарищем решили мир посмотреть, пришли в горком комсомола, попросили дать путевку на большую стройку в Сибирь. «А вы не хотите в совхоз «Комсомольский», где снимали фильм «Иван Бровкин?» – предложил комсомольский инструктор. «Хотим», – ответили парни.

Они ехали по той же железной дороге, в тех же вагонах, что и их любимый киногерой. Состав тянул паровоз с тем же номером и литерами, что в кино. Как и Иван Бровкин с товарищами, они от станции Аниховка, где кончалась узкоколейка, до совхоза «Комсомольский» ехали 20 километров сидя на копне соломы в теплушке на санях, которую тянул трактор. На месте пришли в то же здание конторы, какое снято в кино, и попали на прием к человеку, очень похожему внешне и по характеру на актера, сыгравшего роль директора совхоза по фамилии Барабанов. А настоящий директор носил фамилию Балабанов. И автомобиль «Урал-355 М» новоселу земли целинной Владимиру Васильченко дали с тем же номером, что не раз мелькал в кинокадрах. На нем он возил зерно, грузы, людей. В конце 50-х – начале 60-х теперь уже прошлого века автобусы курсировали в основном в больших городах и районных центрах. А в колхозах и совхозах в кузов бортовой машины ставили скамейки или стелили солому, чтоб можно было сидеть, и с ветерком и песнями – в путь.

Как и Иван Бровкин, Владимир Васильченко мечтал о любви. Хотелось ему встретить девушку, красивую внешне и содержательную душой. Этому образу полностью соответствовала учетчица совхоза «Комсомольский» Галя Шаденко. И еще оказалось, что их судьбы связаны с известными людьми и событиями. Он родился в 1937 году в Грузии, куда родители перебрались из России в 33-м, спасаясь от голодомора. Домик Петра Васильченко в горном селении Насекарали и усадьба Амвросия Шеварнадзе в селении Мамати разделяла только речка Супса. К тому времени, как Владимир пошел в первый класс, Эдуард Шеварднадзе (будущий секретарь ЦК КПСС Грузии, министр иностранных дел СССР, а после его развала – президент новой Грузии) был уже старшеклассником, потом работал инструктором райкома комсомола, возглавлял ЦК ВЛКСМ Грузии.

А Галя родилась в 1942-м в селе Герасимовка Свердловской области, где жил, учился в школе и погиб герой-пионер Павлик Морозов. Галина Андреевна и сейчас убеждена: Павлик отца не предавал. Он и его брат просто-напросто не выдержали пьянства отца, издевательств над ними и матерью. В наше время за такое поведение лишают родительских прав, в том числе и по заявлению детей. И никто в таком случае этих детей предателями не считает. В перестроечные времена под воздействием «разоблачительных» публикаций о Павлике Морозове Галина Андреевна поехала на малую родину. Прошлась по селу, вспоминая детство. Когда она училась в начальных классах, еще стоял небольшой ветхий домишко Морозовых. Вряд ли отец Павлика был кулаком. Галина Андреевна проведала могилки Павлика и его брата за селом. Они тогда были ухожены, с памятниками, а в школе действовал музей. Но вот людей, которые могли пролить свет на эту трагедию, в живых уже не было.

Историю Владимир Петрович и Галина Андреевна переосмысливали уже в зрелые годы. А в 1962-м, когда судьба свела их на Целине, они были молоды, искренне хотели быть похожими на героев своего времени. Вот только Целина была уже покорена, жизнь в совхозе «Комсомольский» уже была налажена, а они жаждали больших свершений. В то время на весь СССР гремело строительство Братской ГЭС, но оно уже заканчивалось. И вот как-то в одной из центральных газет они прочитали заметку о том, что на севере Иркутской области планируется строительство еще одной ГЭС на Ангаре – Усть-Илимской. Владимир решил, что ему надо буквально завтра рвануть на новое место, чтоб не опоздать, а Галя потом к нему приедет. С Владимиром Васильченко в Сибирь рванул и Федор Горбунов.

За мечтой, морозами и песней

В декабре 1962-го морозы в Братске стояли под 60 градусов. Поселок строителей Падун и плотина ГЭС у мыса Пурсей тонули в тумане. Да что плотина, в двух шагах человека было не рассмотреть. Водители на стройках Братска требовались везде, а Владимир Васильченко выспрашивал у всех про Усть-Илим. Кто-то посоветовал отправиться на станцию Коршуниха. Из Братска туда уже была проложена узкоколейка. Дальше на Север ни железной, ни автомобильной дороги не было. По логике, Усть-Илим должен начинаться только с Коршунихи.

– Да, Усть-Илим начнется именно отсюда. Давайте, устраивайтесь к нам на работу, – предложил директор АТУ-5 в Коршунихе.

Поселились в бараке с печным отоплением. Получили «Уралы-355» – по тем временам очень мощные автомобили. Потом в АТУ-5 пришли еще более мощные «МАЗы-205». В Коршунихе тоже стояли сильные морозы. Теплых гаражей не было и в помине. Бывалые водители с интересом наблюдали, как долго вновь принятые шофера будут заводить грузовики? Сибирь – это им не Целина. А Владимир Васильченко давно сделал вывод, что машина заводится не по погоде, а по умению. Технику он любил с рождения. В 7 лет считал великим счастьем, если кто-то из сельчан разрешал ему помыть ветровое стекло, кабину, помочь поменять колесо, почистить трубки. В 12 ему доверяли найти и устранить причину, по которой исчезло зажигание, забарахлил двигатель или карбюратор. В 17 он сдал на права. Первый год ездил на машине, у которой не было тормозов. Приловчился управлять скоростными рычагами, останавливал автомобиль, разъединяя на ходу проводки зажигания. Год так ездил и ни одной аварии не совершил. Однажды мчал по узкой горной дороге, а наперерез выкатилась арба, запряженная буйволами. Возница дал животным команду «стоять», но их рогатые головы выдавались на дорогу. Разрывать зажигание на скорости и узкой дороге было смерти подобно. Владимир крепче сжал руль, приготовившись, что машина ударит по воловьим мордам и улетит в пропасть. Но животные как по команде отвернули головы в одну сторону, и грузовик пронесся мимо.

Это было еще в 1956-м, в солнечной Грузии. Но и в 1963-м, в морозной Коршунихе, Владимир сообразил, как надо прогревать машину, чтоб завелась быстро. Они с товарищем вставали в 5 утра, разминались за рубкой дров, разжигали костер, грели воду в бочке… А в 7 утра уже брали путевки в рейс. Механики удивлялись: «До целинников машины раньше 10, а то и 11 утра с автобазы зимой не выезжали, а теперь ни свет ни заря идут».

На подступах к большой дороге

Весной Владимира Васильченко вызвал директор АТУ-5: «Вы с другом не передумали строить Усть-Илим? Тогда получайте в Братске КрАЗы и своим ходом до Илимска, где Радищев ссылку отбывал. Оттуда на барже по Илиму на Ангару, где стоят деревни Сотниково и Романово. В этом месте на Ангаре – такие пороги, что никакая баржа и лодка не пройдут. От порогов до Воробьево 40 км по волоку, который еще казаки в 17 веке проложили. По волоку из Сотниково и будете возить на Воробьево солярку и другие грузы для строителей трассы «Братск—Усть-Илим».

Сказано – сделано. Технику получили, доставили, езду по волоку с грузом освоили. День проводили в дороге из Сотниково в Воробьево, день – из Воробьево в Сотниково. На базе получали продукты на 3 дня: тушенку, сгущенку, хлеб. Бывало и так, что на базе разводили руками: «Ничего из продуктов не завезли». Тогда водители плели «морды» из проволоки, ловили хариус в ручьях. И это была романтика.

Рядом с Воробьево базировалась уголовная колония: с вышками, высоким забором и колючей проволокой. На берегу Ангары стояли три палатки, в которых жили комсомольцы-добровольцы. Мест в палатках не хватало. Владимир и его товарищи ночевали в кабинах. Мылись в ручье или на заводях Ангары, еду готовили на костре. К осени места в палатке освободились. К напарнику Владимира, Казимиру Гринкевичу, приехала жена с ребенком. Он выгородил в палатке одеялами свой угол. Вскоре к Владимиру приехала Галя, и он тоже выгородил угол. Потом вся палатка стала семейной.

К зиме колонию перевели в Эдучанку, а на ее территории обосновалась автобаза. За ее воротами стояла бревенчатая засыпнушка, разделенная на две половины. Одну заняла семья Гринкевича, другую – Васильченко. Сквозь крышу засыпнушки в ясную ночь можно было любоваться звездами. В лютые морозы непрерывно топили печки, устроенные в больших железных бочках из-под солярки.

К весне дорога из Братска через Эдучанку была пробита аж до 193 километра. На этот километр срочно потребовалось горючее. Доставить его по зимнику до деревни Банщиково поручили Владимиру Васильченко. Тайгу уже развезло. Ехать было опасно. Но мысль, что дело на трассе стоит, отметала все тревоги. По рации договорились, если к определенному часу машина с горючим не придет, навстречу из Банщиково выедет трактор.

Таежный театр в ночи

Зимник пробивали заключенные, которые возили лес на подводах. Он был узким для автомобиля и запутанным, как заячий след. Васильченко благополучно миновал множество опасных мест, а в одной колдобине забуксовал и сел. Обещанный трактор не пришел на выручку и к ночи. Темень навалилась такая, что рядом дерева не разглядеть. Тайга наполнилась странными звуками. Что-то скрежетало так, что мороз по коже драл. То вдруг, будто кто-то хлопал в ладоши и ехидно хохотал. В ответ раздавался жуткий стон, вопль и стук костяшек… Невольно вспомнились рассказы местных охотников про леших, медведей-людоедов, которые прошлой весной в такую пору загрызли в окрестностях Воробьево группу экспедишников. Владимир хладнокровно прокрутил в уме, как он, если придет медведь, поднимет кузов грузовика и заберется на самый его верх. По гладкому металлу зверю его не достать. Успокоившись, решил до утра вздремнуть. Проснулся от сильного стука в дверцу кабины. Сквозь кромешную тьму разглядел: медведь на задних лапах стоит. Владимир дал газ. Зверь отскочил, постоял и опять давай по кабине лапами бить, мордой к стеклу тянется. Владимир опять газонул. Медведь будто понял, что машина застряла, не отбегает, ревет, лапами по кабине дубасит… И вдруг человеческим жестом морду утер. Васильченко включил фары: ба – да это ж мужик в энцефалитном комбинезоне и плаще с капюшоном-раструбом. А в кромешной тьме – точно медведь. Оказалось, это коневод из геологической экспедиции лошадей потерял.

К обеду следующего дня в тайге раздался треск двигателя, меж стволов замелькал колесный трактор без кабины, на котором восседал заключенный в рваной телогрейке. Вытащив из колдобины автомобиль, зэк на тракторе скрылся между деревьями, а Владимир продолжил путь, что называется «на ощупь». Груз доставил.

«Даешь, Усть-Илим!»

Плакаты с такими словами украшали многие сборно-щитовые домики на полозьях, в которых жили семьи водителей, пробивавших трассу «Братск—Усть-Илим». Продвигаясь вперед, водители буксировали и свои домики. Пробившись на Усть-Илим, водители с семьями так и оставались в них жить. В районе, где позже построили молокозавод, стоял целый микрорайон из таких домиков. В шутку его называли «Воробьевским», по фамилии начальника созданного на Усть-Илиме АТУ-8.

Семья Васильченко осталась жить в Эдучанке. Там родилась дочь. Трасса давалась трудно. Весной, летом и осенью техника тонула в болотах, людей заедали гнус и комары. Зимой металл лопался от морозов. Автомобили всех марок в те годы не отапливались. Кто-то из умельцев придумал прорезать дырку в дверце кабины и по трубе от двигателя подавать через нее тепло в кабину. Но стоило заглохнуть мотору… При температуре минус 50 и ниже человек спустя 10 минут падал, как птичка. В рейсы из Братска на Усть-Илим и обратно водители всегда брали факел и ведро солярки, валенки, ватники, подстилку. Как-то Владимиру Васильченко пришлось в мороз под 60 менять на трассе баллон переднего моста. Первая запаска развалилась под домкратом, как стекло. Вторую он разогрел на костре. Поставил, тронулся. Машина запрыгала по дороге как лягушка по болоту. Пока стоял, задубела другая пара переднего моста. А однажды по дороге из Братска у него кончилось горючее. Думал, хватит до Эдучанки, да, видно, из-за мороза под 60, машина больше его «съела». Каким-то чудом она, груженая, все же ползла по трассе, а в Эдучанке, перед самой заправкой, заглохла, но съехала с горки на холостом ходу прямо к будке дежурной. Пусть после этого кто скажет, что машина – безмозглый и бездушный набор железа!