Текст книги "Усть-Илимские истории. В честь 100-летия ВЛКСМ"

– А со спиртным, что, ни разу не было? – язвительно спрашиваю я Веру.

– Как-то мы встречали Новый год, – продолжила свой рассказ Вера, – кто где встречал, а когда второго января все вышли на работу (тогда так было установлено по всей стране), начали обмениваться между собой разочарованием о заурядной встрече этого замечательного и всеми любимого праздника. Вечером решили все вместе отметить Новый год в комнатке моей коммунальной квартиры. Я жила тогда в центре города Иркутска в деревянном доме на углу улиц Байкальской и Софьи Перовской. Под музыку моего катушечного магнитофона мы повторно встречали Новый год. Но уже очень даже весело!

– Надеюсь, напитки были нормальными – спиртными?

– Да, шампанское, сухое вино. Было немного чего-то покрепче. Почему-то парни решили, что у меня в доме нет туалета. А он был, теплый и благоустроенный. А ребята вылезали в окно для… Короче, сам понимаешь для чего, – Вера опять весело и задорно смеется.

Могу себе представить ландшафтный дизайн вокруг твоей двухэтажной деревянной избушки, – теперь уже весело хохочу я, – становится страшно и смешно до слез.

А еще вспоминаются предновогодние волнения, когда я в Усть-Илимске, находясь в командировке, готовила вопрос секретариату обкома ВЛКСМ об интернациональном воспитании. Надо вылетать в Иркутск, а билетов на самолет нет. Я даже плакала, что не смогу встретить Новый год со своим родным коллективом. Тогда Леонид Шагин, первый секретарь горкома комсомола, посадил меня в автобус «Икарус», ехавший с бойцами болгарского отряда до Братска. Там были Стефан Станев и Георгий Китов – руководители болгарских ребят. Я кое-как успела попасть на празднование Нового года в Иркутск. Теща Саши Белякова предоставила нам свою квартиру. Чтобы не рисковать своей посудой, она купила для нас самые дешевые стеклянные стаканы двадцать штук по десять копеек за каждый. Все пришли с женами и мужьями. Заранее мы приготовили пельмени, купили шампанского. Но все равно утром осталось только два целеньких стакана, – Вера опять весело хохочет, – а утром пришли соседи и попросили показать, кто тут у нас Мария. Дело в том, что мы тогда многократно танцевали под одноименную песню популярного в те времена ансамбля «Абба».

Иркутск 2014 год. Слева направо: Борис Неудачин, Анатолий Орлов, Василий Швайкин, Валентин Петров – бывший комиссар болгарского отряда имени Георгия Димитрова, Вера Сенюта, Леонид Шагин

– Вера, а по Усть-Илиму какие воспоминания тебе сейчас приходят в голову. Расскажи. Ты ведь бывала у нас частенько.

– Наверное, это первый фестиваль интернациональной дружбы. Никто тогда не знал, как провести этот фестиваль. Нас с Валерой Пашкиным тогда забросили в Усть-Илимск.

– А кто писал сценарий проведения этого мероприятия?

– Сценарий писали Игорь Альтер и Олег Харитонов.

– А Марина Верномудрова, наш генератор идей интернациональных мероприятий и фестивалей, уже работала в горкоме комсомола, или это событие было раньше ее прибытия?

– Нет, Марина тогда еще не работала. Было начало июня 1977 года. Первый секретарь горкома комсомола Леонид Шагин в это время находился в Москве с отчетом перед ЦК ВЛКСМ. Второй секретарь Сергей Шапочка после учебы в высшей комсомольской школе еще не нашел себя, как руководитель. Ты пришел вторым секретарем горкома позже, в ноябре 1997 года, сменив Сергея Шапочку. Все бразды правления в тот период взяли на себя Ирина Лягутова – секретарь горкома по учащейся молодежи и Слава Грузд – заворг горкома.

Славка сказал нам с Валерой: «Давайте, мы вас забросим в глухую тайгу на вертолете. Вы там посидите, отдохнете на дикой природе, успокоите свои нервы, а мы тут сами интернациональный фестиваль проведем!»

Но мы-то, ответственные люди, и принять такое предложение не могли. Потом приехали Альтер и Харитонов. Время их прибытия совпало с награждением генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева очередной Звездой Героя Советского Союза. Олег Харитонов сказал, что выпил за награду Ильича литр водки и поэтому должен идти спать. Мы кое-как получили от него вожделенный сценарий и с Валерой Пашкиным, одни, без представителей ГК ВЛКСМ, пошли в горком партии для согласования этого самого сценария. Так было принято. Коммунистическая партия была тогда руководящей и направляющей силой советского народа. Первым секретарем ГК КПСС был Мальцев Николай Иванович. Нашими помощниками стали Нина Романовна Зима – заместитель председателя Усть-Илимского горисполкома, я ее знала по работе завотделом культуры в Иркутском горисполкоме, и Маргарита Саркисовна Федотова – заведующая отделом культуры Усть-Илимского горисполкома. В горкоме партии нам сказали составить четкий план действий. На следующий день, а это был выходной, должен был приехать Леонид Шагин. Он заранее позвонил из Иркутска и велел всем собраться в девять часов утра для работы в горкоме. Мы все пришли в назначенное время, а его нет. Поскольку мы не завтракали, в выходные дни утром почему-то столовые не работали, зав. сектором учета Ольга Романова поставила кипятить чайник. Я собралась идти в соседний магазин «Рябина», чтобы купить булочек, как вдруг видим в окно, что с горочки, горком был расположен в низине, спускается Леонид Шагин. «Князь идет!» – воскликнула я. Леньку в шутку у нас в обкоме называли «князем», наверное, за его начальственную выправку и некоторое, порой дерзковатое, отношение к работникам обкома. Он сам ранее был заведующим отделом рабочей и сельской молодежи Иркутского ОК ВЛКСМ. Он зашел в свой кабинет, закрылся там и сидит. А мы ждем. Потом через какое-то время он пригласил нас. Мы обсуждали организационные мероприятия по фестивалю. Потом я взмолилась: «Уже час дня, а мы еще и маковой росинки не съели». Ольга Романова говорит, что чай уже десять раз закипал. Шагин все организовал и через несколько минут к чаю появились коньяк и закуска. Потом Леня пригласил нас с Валерой к себе домой.

Наконец, мы открыли фестиваль. На центральной площади стояла огромная сцена, которую я сама заказывала у начальника одной из усть-илимских исправительных колоний. Этот фестиваль был поистине грандиозным мероприятием. Конкурсы профессионального мастерства сменяли концерты, встречи с замечательными людьми… К нам из Ангарска приезжал танцевальный ансамбль «Багульник» с оркестром в составе 44 человек. По пути в Монголию был популярный молдавский танцевальный ансамбль «Жок». Мы его завернули в Усть-Илимск. Еще к нам приехал ансамбль русских народных инструментов под управлением, по-моему, Архипова или Некрасова.

При этом все творческие коллективы со своими зажигательными выступлениями плавно перемещались по строительным площадкам и объектам строящегося Усть-Илимского лесопромышленного комплекса. Здесь сцены были импровизированные – на бетонные кольца сверху укладывались железобетонные плиты. Они и были концертной площадкой для артистов. Поскольку в этих условиях грим-уборных и раздевалок предусмотрено не было, девчонки спрыгивали вниз, их ловили. Тут же, под слабым прикрытием этих сцен, они переодевались и выходили на исполнение очередного номера.

Рабочие говорили потом: «Мы столько красивых девичьих попочек одновременно еще никогда не видели!» Ансамбли давали по восемь концертов в день! Этот необычный концертный марафон продолжался три дня.

В ходе фестиваля наши вулканы идей – Харитонов и Альтер – вносили новые предложения в сценарий, и мы по ходу внедряли их в реальную жизнь. Творческий процесс бурлил!

Затем, по окончании концертов, всех артистов надо было отправлять назад. О, это была проблема из проблем! Летал в Иркутск только один самолет ИЛ-14. Из-за нас усть-илимский транспортный узел был практически на какое-то время парализован для местных жителей. Пассажиров не отправляли. Меня в лицо никто не знал, в отличие от работников горкома комсомола. Вот меня и отправляли, чтобы я регистрировала билеты для отправки артистов из Усть-Илимска. А так можно было и по мордасам схлопотать под горячую рабочую руку, за то что я лезу без очереди. Но вскоре временные трудности забылись. Все тепло вспоминали сам фестиваль.

– А еще этот фестиваль стал фундаментом для проведения подобных мероприятий в дальнейшем. Когда уже в качестве второго секретаря (с 24.11.1977 года) и первого секретаря (с 08.08.1979 по 09.07.1982) Усть-Илимского горкома комсомола я проводил массовые мероприятия, то мы сполна использовали ваш опыт. От Леонида Шагина мы восприняли необходимость тщательной и детальной проработки каждого, даже кажущегося, на первый взгляд, мелкого момента, например, кто будет оказывать медицинскую помощь, кто проводит гостей в туалет. Все это расписывалось в мероприятиях по подготовке и ведению каждого конкретного молодежного форума. Это стало нормой нашей работы. В этом есть и твоя, Вера, заслуга! – продолжил я наш задушевный разговор.

Удостоверение

Потом Вера рассказала мне один случай из разряда встреч с замечательными людьми. А я долго не мог прийти в себя. Я думал, я осознавал, я мучился от проникновения в те давние эмоции. А дело было вот в чем. Прилетал для поездки на БАМ молодой известный ленинградский артист Александр Кавалеров. Мне он запомнился в яркой роли одноглазого беспризорника в фильме Геннадия Полоки «Республика ШКИД». У него было еще много мальчишеских ролей, которые он сыграл с огромным актерским обаянием. Фильмография артиста в те годы просто поражает своей насыщенностью: 1966 год – «Начальник Чукотки» (петроградский беспризорник), 1967 год – «Женя, Женечка и „катюша“» (пленный диверсант), «У моря, где мы играли» (капитан волейбольной команды,) 1968 – «Любовь Серафима Фролова» (Сашка, беженец), «Мужской разговор» (Юра Пантюхин), 1969 – «Мальчишки» (хулиган Сморыга). Далее были фильмы «О любви», «Приключения желтого чемоданчика», «Минута молчания», «Горячий снег», «Пока бьют часы».

И вот Костя Мамочка спускается с трапа самолета в Иркутске. Его встречает Вера Сенюта. Перед ней стоит четкая задача: нужно Александра Кавалерова срочно, минуя все обычные аэропортовские процедуры, провести в другой самолет, уже стоящий «под парами» и улетающий в Усть-Кут. Но Александр противился. К тому же он был изрядно пьян. Говорил, что ему обязательно нужно получить свой багаж. Там у него мешок с луком. Кто-то сказал ему, что на БАМе нет лука, и у молодых строителей может начаться страшное заболевание, вызванное недостатком витаминов – цинга. И наш наивный «беспризорник» поверил в это. Но не только поверил, он бескорыстно решил помочь людям. Он же летел на встречу с ними. Может быть, этот замечательный человек думал, что вечерами за беседами они будут со строителями БАМа грызть луковицы, как Буратино в каморке папы Карло. Не знаю. Но выглядело это трогательно до слез. Вера немного с удивлением смотрела, как я платочком протирал свои увлажнившиеся глаза. Я знал о трагической судьбе и кончине, уготованной судьбой этому необыкновенному актеру. Мне было грустно. Вспомнились слова песни из кинофильма «Мужской разговор» (1968 год), которую исполнял Александр Кавалеров.

 
Говорят, что будет сердце из нейлона,
Говорят, что триста лет стучать ему,
Может это по науке и резонно,
А по-нашему, ребята, ни к чему,
Может это по науке и резонно,
А по-нашему, ребята, ни к чему.
 

Помолчали.

– Вера, вот ты с заслуженной гордостью, восторженно говоришь о ярких победах. Я полностью разделяю твои чувства, потому что сам этим жил и радовался, наблюдая, принимая и организуя выступления творческих коллективов. А вот были ли неудачи и досадные срывы, которые врезались тебе в память?

– Помню, как мы с Анной Лесной, она была директором Иркутского драматического театра, отправляли в Усть-Илимск театральную труппу со спектаклем. Отправляли только на один день, на понедельник. Потому что у них выходной день понедельник, а во вторник актерам уже надо вернуться, чтобы вечером играть спектакль в Иркутске. Они приехать-то приехали, но оказалось, что народ в Усть-Илимске не был готов к этому действу. Смотреть на игру профессиональных драматических артистов люди не собрались, – с горечью в голосе произнесла Вера, – мы тоже такого исхода не подозревали.

– Да уж, бывало и такое. Обидно, конечно, но вкусы людей надо было тоже изучать. Вот на концерт Дина Рида, популярного американского певца и композитора, борца за мир во всем мире стадион собрался в считанные минуты. Все дружно пели!

Удостоверение

– Вера, а что ты можешь рассказать необычного о людях культуры? Работниках этой сферы, не артистах?

– В Усть-Илимске я была очень дружна с Зинаидой Артеменко. Она возглавляла в старом городе, в левобережье, ДК «Гренада», – Вера на минуту задумалась. – Ой, Сергей, вспомнила вот о чем. У нас в обкоме комсомола работала Нина Синицына. В общем отделе она профессионально печатала на пишущей машинке. По 500 знаков в минуту! Это на простой механической машинке! Мало кто знает, что у нее было высшее образование по культуре. Она, когда печатала разные доклады и справки, могла исправлять погрешности текста или литературно редактировать его напрямую, на ходу! Однажды я писала доклад для первого секретаря обкома комсомола Анатолия Ивановича Орлова на конференцию «Молодость, творчество, современность». Нина с рукописи мне его перепечатывала. Завершив свою работу, она мне сказала: «Вера, этот доклад не прокатит. Надо будет переделывать!» Так и получилось. Анатолий Иванович Орлов отругал меня и вернул текст на доработку. Я трудилась и день, и ночь. Выстрадала, как мне казалось, хороший материал. Принесла перепечатывать к Нине. Она посмотрела на мои красные от бессонницы и слез глаза. Перечитала текст и сказала следующее: «Верочка, иди домой и спи спокойно. Этот доклад пройдет, я только немного его поправлю!» На следующий день Орлов меня уже похвалил за хорошую работу! А помогла мне Ниночка, наша умничка!

Ветераны комсомола (2011 год): Валерий Игнатов, Вера Сенюта, Альбина Неудачина

Вынужден немного отвлечься от этого увлекательного повествования о наших замечательных людях.

Спустя более полугода после беседы с Верой, я снова начал ей названивать по телефону. Но вежливый автоматический голос сотового оператора повторял одну и ту же фразу: «Телефон абонента не доступен». Как так? Я же общался с Верочкой несколько раз летом. Она отдыхала в деревне на своей родовой фазенде в деревне Ахины. Мы договорились пересечься по осени, чтобы я вручил ей первый печатный экземпляр этой книги о нашей комсомольской молодости. А телефон по-прежнему не отвечал. Я написал смс: «Верочка, привет. Книга пришла, как тебе ее вручить? Обнимаю, Сергей Решетников». Это было 10 декабря 2018 года. Телефон не отвечал. Вдруг у меня защемило сердце. В сознании как будто бы подул холодный ветер, набежали черные тучи, солнышко погасло. Интуиция начала рисовать картины скорби: траурные венки, печальные лица друзей. Немного успокоившись, я набрал номер офиса Движения «Ветераны комсомола». Татьяна Ильяшенко сообщила мне, что Веры больше нет с нами. По осени в деревне у нашей подруги случился сердечный приступ. Скорая помощь ехала из города, ее вызвал кто-то из соседей или родственников. Когда она приехала, Вера уже упокоилась. Как жаль. Уходят наши ровесники, и с этим уже ничего не поделаешь. Так и не успели мы с Верой обсудить мой литературный труд. Царствие ей небесное и вечная память.

Вернусь опять к повествованию о встрече с друзьями обкомольцами.

Далее, в этот же день, что и с Верой, вернее, ближе к вечеру, погружаемся в воспоминания о прошлых годах уже с моим комсомольским другом Александром Николаевичем Корольковым.

Саша заведовал отделом рабочей молодежи ОК ВЛКСМ. Поэтому три Усть-Илимские всесоюзные ударные комсомольские стройки и наш горком были его вторым домом. Он и жену себе выбрал из наших девчонок – Ольгу Сатунову, комсомольского секретаря АТУ-8. Одной из основных задач отдела рабочей молодежи являлась комплектация комсомольско-молодежных строек рабочими кадрами – с одной стороны, и работа принимающей стороны с молодыми строителями на местах в плане организации производства, бытовых условий и общественной жизни – с другой. Задачи стояли не из простых. Очень сложные и многогранные проблемы приходилось решать как оперативно, так и на отдаленную перспективу. Саше и его отделу приходилось нелегко. Но мы были дружными, энергичными и никаких трудностей не боялись!

По комсомольским путевкам к нам приезжало много молодых ребят и девчат. Разными были эти люди. В основном, это патриотически настроенные молодые энтузиасты. Но бывали иногда и другие. Комплектацией кадров занимался весь Советский Союз, разные обкомы комсомола России и ЦК Союзных республик. Подходы тоже были разными. Например, мне рассказывали, как иногда, подчеркиваю, иногда, это делалось в других регионах. Например, на Украине. В Одесский или, может быть, какой-то другой следственный изолятор приходит ответственный (так было принято называть) комсомольский работник: «Ребята, кто вместо тюрьмы хочет поехать по комсомольской путевке на Севера в Усть-Илимск?»

Некоторые воры, воровки, хулиганы и проститутки проявляли интерес к такому развитию событий. Всяко-разно это лучше, чем париться на нарах в тюрьме или мотать срок на зоне! Разнарядка ЦК ВЛКСМ с помощью таких недобросовестных «хитростей» выполнялась. К нам в молодой город приезжали опытные в своей «профессии» представители криминальной среды. Надолго они, естественно, не задерживались. Кто-то по привычке попадал в сферу влияния милиции. Кто-то перевоспитывался. Правда, такой статистики не было. Но подавляющее большинство таких молодых людей, получив подъемные деньги (рублей по 200—300), тихим сапом, без предупреждения руководства СМУ (строительно-монтажного управления) «рвали когти» к себе домой, чтобы продолжать заниматься своей ранее полюбившейся преступной или околокриминальной деятельностью. Совершив экскурсию через всю страну, переучиваться в строители на новом месте большинство таких парней и девчонок не хотели. Но до отъезда кто-то из них успевал немного отметиться, отличиться, в том числе и в разных пикантных ситуациях.

Вспоминается, как начальник опорного пункта милиции из левобережья Рагим Рамазан-заде рассказывал об одном смешном инциденте. Начало зимы. Сентябрь. Зима у нас начиналась в сентябре. Поступает сообщение от бдительного общественника, что по сверкающему в закатных лучах солнца свежевыпавшему снегу вокруг одного из общежитий бегает полностью обнаженная девица. «Группа бойцов оперативного комсомольского отряда поспешила для пресечения правонарушения на место происшествия, – далее Рагим, этнический азербайджанец, с элементами некой мужской романтичности продолжил свой рассказ о самом процессе задержания нарушительницы общественного порядка, – девушка пыталась убежать, но ребята все же ее поймали. Один из парней одел девчонку в свой овчинный полушубок, на босые ноги напялили огромные меховые рукавицы и повели нарушительницу в опорный пункт правопорядка».

– Рагим, а жена твоя, Манзура, за это дело тебя не отчихвостила? Она ведь у тебя строгая – заместитель секретаря комитета комсомола Управления строительства города Усть-Илимска, – с улыбкой спрашиваю я.

– Не, я ведь был, во-первых, не один, а во-вторых, ни о чем плохом и не помышлял, – смеется в ответ приехавший по комсомольской путевке горячий азербайджанский парень.

Рагима уже давно нет среди живых, но я до сих пор четко помню его загадочное лицо, полное таинственности, которое было при этом повествовании. В опорном пункте девушка объяснила, что ничего страшного не произошло, ее никто не ограбил, не приставал, просто проигралась в карты на десять обнаженных кругов вокруг общаги и все дела! Что тут скажешь? Смех и грех! Конечно, такие люди героикой Всесоюзной стройки пропитываться не собирались. Алкоголь и пьяный азарт им был ближе.

А вот в самом ЦК ВЛКСМ за закрепляемостью молодежи на строительных площадках следили внимательно и спрашивали строго. Были, конечно, косяки и у принимающей стороны, но это отдельная тема. Так вот, мне недавно назначенному секретарем Усть-Илимского горкома комсомола предстояло принять комиссию ЦК ВЛКСМ, представленную посланцами Украины как раз по этому вопросу, и затем нести отчет в Москве по итогам ее проверки. Приехали человек 15—20 украинцев и один работник ЦК ВЛКСМ. На оперативной планерке в горкоме они поставили задачу следующим бескомпромиссным образом: «Ты, Серега, молодой. Тебе за недостатки в работе строителей „Братсгэсстроя“ по приему молодежи ничего не будет. Надо сократить аппетиты руководства строителей, значительно уменьшив разнарядку ЦК ВЛКСМ, формируемую по запросам „Братскгэсстроя“. В основе этого вывода по снижению призыва молодежи на ударные стройки должен лежать яркий негатив из нашего критического анализа закрепляемости молодежи на местах. Подключайся к нам, вывернем наружу все проколы принимающей молодежь стороны и отымеем все ваше руководство строителей во все отверстия!» Надо сказать, суровая и очень наглая постановка вопроса, хотя организационный подход можно назвать деловым. Особенно, при постановке задачи старался выпендриться один из представителей «западенцев» по фамилии Пиндюшкин или что-то на этот манер. Такой маленький ростом и габаритами шустрик. Все проверяющие были постарше меня по возрасту и статусу комсомольского работника. Но я им все же мягко посоветовал быть сдержанными и объективными, чем вызвал всплеск иронии и смеха. Все представители комиссии тут же разъехались по объектам промышленной площадки. Остался только «портайгеноссе» Пиндюшкин. Видимо, ему надлежало своим красноречием и упорством обратить меня в их «веру».

Настало обеденное время, и мы вместе с ребятами из аппарата горкома комсомола пошли пообедать в местную столовую. Взяли каждый по три блюда: суп, второе, чай или компот и сели кушать. Пиндюшкин ел изысканно, с большим аппетитом, но демонстративно очень медленно, тщательно пережевывая каждый кусочек. Мизинчик кисти его правой руки был при этом элегантно оттопырен в сторону. Эдакий эстет из ЦК ЛКСМ Украины демонстрировал свою дворянскую интеллигентность перед провинциальными олухами. Мы уже доедали второе блюдо, а он все никак не мог справиться с супом. Тогда я с очень серьезным видом многозначительно произнес: «Кто как ест, тот так и работает!» Мы начинали пить компот, а Пиндюшкин уже съел все и допивал свой чай. Глаза его торжествующе и как-то по-лакейски смотрели на меня. Видимо, боялся, как бы я не заложил его главнюкам, ведь он же хороший работник – ни хухры-мухры, а замзав отдела обкома ЛКСМУ.

Естественно, что повлиять на меня в части склонения к предательству интересов «Братскгэсстроя» и его замечательных руководителей было невозможно никак.

Заместителя начальника по кадрам и быту Леонида Евгеньевича Наумова я уже успел полюбить, как родного отца. Он всегда и при любых обстоятельствах откликался на мои просьбы, касающиеся производственных, бытовых и любых других вопросов, затрагивающих интересы комсомольцев и молодежи, которые я ставил перед руководством этого легендарного строительного гиганта. Реализацию поставленных задач обустройства быта молодых строителей по его распоряжению всегда успешно продвигала помощник Светлана Морозова и руководство ЖКХ. Уровень доверия и ответственности были очень высокими.

Вспоминаю, как-то Леонид Евгеньевич позвонил мне. Обговорили некоторые вопросы по производственным делам, а потом он мне заговорщицким шепотом предлагает: «Серега, сегодня пятница. Устал я сильно. Давай с тобой расслабимся». Я тут же перезвонил своему другу, диспетчеру «Братскгэсстроя», Михаилу Молчанову. Он был секретарем комсомольской организации управления «Братскгэсстрой» на Усть-Илимской площадке. Мы сообразили выпить и закусить. И вот уже сидим у Мишки в квартире. Приехал Наумов. Он уважаемый ветеран Великой Отечественной войны, был боевым летчиком-бомбардировщиком. Он крупного телосложения, а с возрастом и болезнями стал грузным. Ему было интересно общаться с молодняком, он как бы сам становился моложе. Правда, к кому попало он бы в компанию не пошел. Он хоть и был общительным и доброжелательным, но вопросами субординации никогда не пренебрегал. Мы шутили, выпивали водочку, закусывали свеженьким хариусом – великолепной ангарской рыбой. Потом я попросил Леонида Евгеньевича рассказать о себе, о жизни, о войне. Он, не спеша, рассказывал разные поучительные истории. Он был прекрасным рассказчиком, хоть и не очень многословным. Мы выпивали и закусывали. Непринужденно шутили и смеялись. Время летело незаметно. Спустя несколько часов, наш ветеран разомлел, закемарил и начал немного похрапывать. А мы с Михаилом травили разные анекдоты про любовь, про жизнь, про женщин и громко хохотали.

Через какое-то время Наумов проснулся и, оглядевшись по сторонам, в недоумении тревожно произнес: «Ребята, а девки-то где?!» Наш любимый добродушный Леонид Евгеньевич спал, но сквозь сон, как разведчик, чутко улавливал тематику нашего разговора. Потом мы все вместе весело смеялись. И такого замечательного человека мне предлагали подло и мерзко предать. Просто уму непостижимо такое. Предательство вообще не мое кредо, не для меня это.

Вернусь к работе проверяющих. Периодически в моем кабинете представитель нашего ЦК ВЛКСМ собирал членов комиссии – археологов по раскопке различных недостатков, и между собой у них происходило обсуждение добытого материала. Выглядело это напыщенно и противно. Многие недостатки можно было устранить оперативно на месте. В конце проверки украинская сторона уже ликовала. Набралась целая куча замечаний и негативных примеров. Тогда они решили отпраздновать это дело, сбросившись по десять рублей каждый на выпивку и закусон. Я отказался от этого мероприятия, предложенного нашим московским цековцем, и свой кабинет для пьянки представлять им не стал. На тот момент это был вполне естественный и очень правильный ход.

Я поехал домой, дав команду оперативным комсомольским отрядам проявлять максимум бдительности по охране общественного порядка в общежитиях, куда разместили девушек и парней из отряда, прибывших с Украины. Их-то и сопровождала эта комиссия для дальнейшего отслеживания процесса трудоустройства и последующей адаптации новобранцев на местах приема. Дисциплина у нас была железная, дополнительно на подкрепление к комсомольцам по поручению своего руководителя вышли на оперативное дежурство милиционеры во главе с заместителем начальника Усть-Илимского РОВД подполковником Иваном Каленовым.

Вдруг среди ночи в моей квартире раздается тревожный телефонный звонок.

– Сергей Алексеевич, у нас ЧП. Представители комиссии ЦК, многие из которых пьяные, как зюзики, начали ломиться в женское общежитие, типа там их девки ждут. Трясут своими удостоверениями, грязно ругаются матом, в добавок ударили по лицу замначальника РОВД, который пытался их пристыдить и утихомирить. Скажите, пожалуйста, что нам делать?

– Что ж они сами себя компрометируют? А битье по лицу представителя власти оставлять без ответа ну никак нельзя. Действуйте в установленном законом порядке! – сказал я, положил трубку и продолжил спать рядом со своей женой.

Она никогда не ругалась. Такие звонки были не редкостью в те горячие комсомольские времена.

Утром приезжаю в свой кабинет. Звонок начальника РОВД.

– Сергей, что делать с этими, как их, ну, проверяющими? Они в медвытрезвителе. Сначала буянили, а сейчас уже смирные.

– Везите ко мне. Буду с ними беседовать. Пока никому никакой информации и рапортов, пожалуйста, не отправляйте. Я попробую сам во всем разобраться.

– Хорошо, но имей в виду, что горком партии я уже уведомил ночью, пришлось будить первого секретаря.

– И что он сказал?

– Сказал, чтобы я решал этот вопрос с тобой.

– Спасибо за информацию, жду гостей!

Через некоторое время милицейские воронки начали подвозить ночных «джакомоказанов» эдаких, обделавшихся по полной программе, несостоявшихся героев-любовников. Вид у них был, надо сказать, потерянный. Карьера парней висела на тонкой ниточке вместе с партийными билетами и все такое прочее. «Случилось непоправимое. Надо выкручиваться, но как, как, как? Ужас, кара-у-у-у-л!» – кричали их воспаленные глаза.

Дело в том, что по существовавшим в те времена строгим правилам, РОВД и милицейский вытрезвитель были обязаны неукоснительно сообщать по месту работы дебоширов и пьяниц об их ненадлежащем и антиобщественном поведении для дальнейшего принятия соответствующих мер воспитательного воздействия в трудовых коллективах. А это пропесочка на профсоюзных собраниях, товарищеских судах для простых смертных, а для коммунистов и руководителей такое было равносильно перечеркнутой жизни. Разбор персонального дела на партсобрании, парткоме, бюро райкома или горкома партии. Всеобщий позор и унижение. Вплоть до исключение из КПСС, изгнания с руководящей работы. Парни не хуже меня это все осознавали, ясно представляя свои не очень радужные перспективы по возвращении к себе домой в Москву, Киев и другие города.

Они с мольбой, жалобно и преданно смотрели на меня – простого провинциального парня из непролазной сибирской глуши, от позиции которого сейчас зависело многое.

«Серега, помоги нам Христа ради, – вибрировали их мысли, заполняя атмосферу моего кабинета как бы штормовым ветром Черного моря и одновременно запахами перегара матросской таверны, – нам очень плохо в этой дурацкой ситуации».

У некоторых парней сильно тряслись руки, а взгляд был бегающим. Понятно, что это от нервов, а не от алкоголя. Парни-то были крепкими. Но попасть в такой переплет они не были готовы. Но и отказаться от вчерашней пьянки, предложенной высоким работником ЦК ВЛКСМ, они тоже не могли. Только я один оказался таким ненормальным и не толерантным к предложению московского начальника. Да еще потом черт во хмелю попутал их и понес к бабам за плотской любовью… Я все это прекрасно понимал и мне было немного жаль молодых мужиков, своих коллег по комсомолу.

Выдержав длинную паузу, я предложил провинившимся высказаться по тематике сложившейся ситуации с выдвижением разных вариантов по выходу из кризиса. Предполагаемый выход из этого карьеродробильного для них и потехокурьезного для нас инцидента, высказанный членами комиссии ЦК ВЛКСМ, оказался вполне конкретным и даже очень деловым. Мне ребята и их слова на этот раз определенно понравились. Сам я ничего не предлагал. Я в основном слушал. Только иногда отпускал короткие фразы, звоня по телефону то начальнику милиции, то начальнику медвытрезвителя, то дежурному по РОВД. Потом опять молчал. Но, видимо, со стороны это молчание казалось каким-то зловещим.