Текст книги "Усть-Илимские истории. В честь 100-летия ВЛКСМ"

Не могу забыть Сашу Киреева

Я с Александром Киреевым (справа) на открытом первенстве Усть-Илимска по боксу

С Александром Киреевым меня связывала давняя дружба. Одно время Саша был секретарем комитета комсомола Управления строительства Усть-Илимского ЛПК. А время это было ударное – на Всесоюзной ударной комсомольской стройке работа кипела. Вокруг в основном молодежь. Саша был закоперщиком всех важных и знаковых комсомольских дел на стройке и в повседневной жизни молодых строителей. Работать порой приходилось без выходных и отпусков, нередко по двадцать часов в сутки. Это был ритм, посильный только настоящим крепким людям. По сегодняшним меркам работа была не очень высокооплачиваемой. Тогда важнее было приносить пользу Родине, чем заколачивать бабло в свой карман. Такое светлое время было.

Когда я уехал из Усть-Илимска в свой родной Иркутск в 1995 году, наша дружба продолжалась. Только вот у Саши появилась проблема. С женой, красавицей Любой, он был разведен, сын Александр служил в армии. Дочь Настя развелась с мужем и привезла своего сына Александра Третьего к маме. Так и жила семья врозь.

Когда Саньке было невмоготу, он звонил мне в Иркутск. Его преданный друг бросал все свои дела и мчался в Усть-Илимск на помощь товарищу. Но в этот раз я ехал на Сашкины поминки. В водовороте траурных дел сын Александра, уже вернувшийся из армии, не позвонил мне в Иркутск, не сообщил печальную новость. Спустя некоторое время после похорон отца, он в отцовской записной книжке нашел иркутский номер телефона и позвонил дяде Сереже.

Я мчался на своей машине на север. Периодически глаза застилали слезы. Я не мог себе представить, что, приехав в родной Усть-Илимск, не услышу голос друга, не увижу его жизнерадостную улыбку. Саша ушел. Ушел в другой мир, неожиданно и ожидаемо с другой стороны.

Когда на Сашу по работе с лесными ресурсами наезжали бандюки, находили повод и отбирали лесную технику, мне приходилось приезжать и возвращать все в исходное состояние. Бандиты после соответствующих бесед рапортовали, что все вернули и больше не будут наезжать. Так и получалось.

Когда у Саши случались обострения болезни, я приезжал, ухаживал за ним. Кашеварил, кормил, терпеливо и строго выводил друга из кризиса. Не я один заботился о друге. В квартиру Саши заходили попроведать товарища Игорь Конышев, когда-то боевой начальник комсомольского штаба Управления строительства Усть-Илимского ЛПК, а ныне угрюмый и грустный человек. Заглядывал Валера Кондратьев, сосед по дому, ранее легендарный комсомольский и партийный работник. Он ненадолго проходил в квартиру, поздоровавшись и помолчав, уходил по своим делам. Лицо его тронул тяжелый недуг. Глаза потухли. Душа была перемолота и растоптана. Он, как настоящий партиец, не мог равнодушно переживать перестроечного бардака. Это и надломило прекрасного парня. От безудержной тоски он и ушел впоследствии из жизни.

Столько грустных воспоминаний проплывало в моей голове, а Усть-Илим становился все ближе и ближе. Вот уже показалась кафешка на въезде в Новый город с вывеской: «Стоп КАС».

Она означала – Стоп Киреев Александр Сергеевич. Я зашел внутрь. Там уже шли поминки. Немногочисленные друзья и сын Александр поминали Александра Сергеевича Киреева.

Меня усадили на главное место, налили стопку. Кто-то заботливо накладывал закуску. Кто-то наливал кисель.

Обстановка тяжелая, пасмурная за столом и на улице.

Как будто бы никак не мог начаться дождь. При том, что облака уже в полной боевой готовности, а ураганный ветер только ждет команды, чтобы включать грозно ревущие турбины ненастья.

Я поднял рюмку, воцарилась полная тишина.

– Давайте помянем отличного парня – Сашу Киреева. Саша был необыкновенным человеком, с огромной страстью он целиком отдавал себя работе. Может быть, поэтому что-то упускал в быту, в своей семье. Отдавая себя служению людям, он нередко забывал о себе. Он не мыслил себя без производства и общественной работы. Чужие дети, трудные подростки считали Александра Сергеевича своим старшим другом и наставником.

– Боксерские соревнования, на которых он был неизменным главным судьей, демонстрировали азарт, удаль и спортивное мастерство мальчишек, которых он обучал премудростям единоборств. А своим ребятишкам – дочери Насте и сыну Саше, наверное, не доставало отцовского тепла.

– Ах, какой он был друг и товарищ…

Я говорил и говорил. Девчонки начали реветь, у парней глаза стали влажными. Кто-то плакал и не стеснялся своих мужских слез. Вдруг заплакала и сама природа. Задул сильный ветер. С неба полились потоки воды. Ураган перерастал в шторм, из дождевых струн сплетал канаты. Водяные канаты достигали предела скручивания и со звоном рвались, разлетаясь в разные стороны. Ветер подхватывал их осколки с земли, поднимал ввысь и с грохотом обрушивал на асфальт. Под натиском ветра деревья гнулись до земли. Наверное, они кланялись в память об Александре. Ведь он много раз проходил мимо них, разговаривал, смеялся, радовался жизни и окружающей природе.

Назавтра утро было солнечным. Друзья стояли на Сашкиной могиле. Каждый думал о своем. А Саша вместе со своим отцом, рядом с которым его похоронили, уже вступили в вечность.

Питерские воспоминания об Усть-Илимске

Питер, Московский вокзал 21 ноября 2016 года. Мы с Молчановым Михаилом Ивановичем стоим возле поезда «Сапсан». Через тридцать минут я уезжаю в столицу, чтобы потом пересесть в самолет и отправиться в свой родной сибирский город Иркутск. Погода в городе на Неве прояснилась, было шесть градусов тепла. Снег, недавно еще праздновавший покорение северной столицы, растаял. Даже слякотная его каша была съедена теплой воздушной массой, пришедшей к нам из знойного далека. В Иркутске тоже потеплело. Вместо минус тридцати пяти градусов термометр застыл на отметке минус двадцать один.

Я не люблю расставание. Много горьких разлук было по жизни. Некоторые навсегда. Вспомнилось, как мы с другом детства и юности, деловым партнером во взрослой жизни – Сашей Тарасовым, приехав из Москвы в Питер в те далекие девяностые годы, выйдя на этот перрон, вдыхали свежий ленинградский воздух.

Саша вдруг ни с того ни с сего как заорет:

– Носильщики Ленинграда! Носильщики Ленинграда!

С десяток грузчиков с тележками наперевес, как чапаевцы с красноармейскими пулеметными тачанками, перегоняя друг друга, бросились к нашему вагону, предвкушая ранний утренний заработок. А Сашка таким же зычным голосом продолжил:

– Привет вам от грузчиков Москвы!

Саша Тарасов

Толпа остановилась, на лицах замешательство стало постепенно меняться на праведный гнев. Но побить нас они не успели. Слишком долго соображали. Встречавший нас Миша Молчанов уже бросал наши сумки в свою служебную машину. Мы по-быстрому уселись в автомобиль, который умчал нас от Московского вокзала. Это было давно, и Сашки уже нет с нами. А перрон, тот же самый, стоит себе, являясь свидетелем радости встреч, слез и горести разлук. Люди уходят, а вокзальная жизнь идет своим чередом.

Мое недельное пребывание в Питере завершалось. За короткий промежуток времени удалось сделать многое. Мы побывали на могилах друзей и близких. Встретились с родными и друзьями. Посетили Эрмитаж и Русский музей, концерт популярного исполнителя своих авторских песен Сергея Трофимова.

Михаил Иванович Молчанов в Питере

Не обошлось и без традиционных воспоминаний о нашей молодости, прошедшей в замечательном сибирском городе Усть-Илимске. Вот мы с Мишей Молчановым сидим на кухне его питерской квартиры.

– Миша, – спрашиваю я, – а как ты оказался в Ленинграде, ты ведь парень белгородский?

Мы, почему-то, никогда не касались темы малой родины.

– Наверное, надо вспомнить свое детство, – начал повествование Михаил. – Рос я в деревне на Белгородщине. Воспитывала меня, как и многих пацанов того времени, улица. Мать с отцом световой день пропадали на работе. Сельский труд – нелегкий и требовал полной отдачи. Я был предоставлен сам себе. Улица была естественной средой моего обитания. А на улице бывало всякое. Однажды я вступил в драку и меня побили старшие пацаны. Когда вечером пожаловался отцу на уличный конфликт, то получил еще одну порцию люлей за то, что пожаловался.

Отец сказал: «Нехер жаловаться, умей выстраивать отношения сам!» Урок был усвоен. С тех пор я надеялся только на себя. Это и помогало мне идти по жизни и справляться со всеми трудностями.

Мама же по-своему, по-матерински, хотела уберечь меня от дурного влияния. Я очень интересовался техникой, мечтал о велосипеде. Но он был недоступной моей и всех моих сверстников мечтой. И для зарабатывания на свой собственный велосипед по договоренности с мамой я был определен скотником на ферму. Я с радостью взялся за работу. У мамы было двадцать восемь коров, она была дояркой. Я вместе с ней, приходя на ферму в четыре часа утра, принимался чистить, выносить навоз, «задавать» корма. Потом к восьми утра бежал в школу на занятия, после занятий – опять на ферму. Так продолжалось с сентября 1961 года до 12 апреля 1962 года – дня моего рождения.

И вот наступил долгожданный момент. Мама передает мне узелок с деньгами. Тридцать один рубль был бережно завернут в мамину косыночку. Кошельков тогда не было. Я прижал к сердцу этот драгоценный сверток, и мы с другом побежали в районный центр. Райцентр был в десяти километрах, и это расстояние мы преодолели бегом без единого перерыва. Торопились к открытию магазина.

А друг был нужен для сопровождения. Мало ли чего могло приключиться с маленьким тружеником. Честно заработанные деньги могли отобрать хулиганы. Но все обошлось без приключений. Вечером два подростка уже гарцевали по улицам деревни на новеньком велике. Казалось, что нет счастливее человека, чем Миша. Он как будто бы в этот День космонавтики сам полетел в космос и вернулся оттуда на своем красивом велосипеде, играющем переливами цветов радуги в закатных лучах солнца.

«Интересно, у меня самое яркое детское впечатление тоже связано с велосипедом. Только он был с мотором. Я выиграл деньги на его приобретение – сорок шесть рублей – в „чику“ у старших пацанов. Примерно в это же время, в начале шестидесятых годов прошлого столетия», – вспомнилось мне.

«Как много общего у детей того послевоенного времени. И радости, и восторги мало чем отличались», – подумал я.

– Потом пришло время идти на службу в Советскую армию, – продолжил свой рассказ Михаил. – Я после техникума работал на радиорелейных станциях в Средней Азии. Домой в Белгород, куда к тому времени переехала моя семья, пришла повестка из военкомата. Мы от армии не «косили», такого понятия тогда не существовало. Поэтому мои домочадцы направили повестку в Московский Главк, в подчинении которого была наша организация. В Главке был издан соответствующий приказ. Я получил расчет, командировочные, полевые и еще какие-то надбавки к зарплате, и за счет предприятия меня отправили домой для дальнейшего призыва в армию.

Столько денег я еще не видал никогда. Приехав домой, я покрыл поверхность нашего огромного кухонного стола красными десятирублевыми денежными купюрами, как скатертью. Мама пришла и запричитала от удивления и восторга за своего сыночка. Столько денег она тоже не видала никогда. Проводы были шикарными. Пили, гуляли все мои друзья и знакомые. По обыкновению, тогда любая пьянка заканчивалась дракой, эдаким кулачным боем. Но у меня у единственного проводы прошли без конфликтов и мордобоев. Моя девушка Оля обещала ждать своего любимого, горько плакала, предвкушая долгую разлуку, – продолжал Михаил, – службой в армии я могу гордиться. Это период становления мужчины. Никаких неуставных отношений не было, никакой дедовщины тогда не знали. Парни из старослужащих поддерживали молодых. Если у солдата случалось горе, то он всегда мог рассчитывать на понимание и поддержку сослуживцев.

Вспоминается такой случай. У одного из солдат на родине погибли в автомобильной катастрофе родители. Командование отпустило парня на похороны. А когда он вернулся весь подавленный от горя, то его оберегали свои же солдаты. Никто не кантовал. За него ходили в наряды. Постепенно парень оттаял от этой тяжелой утраты и вернулся к повседневной жизни.

Когда моя девушка меня не дождалась, я тоже перенес это событие в атмосфере мужской поддержки своих армейских товарищей, продолжал Михаил свой рассказ.

– Ну а в Питер, вернее Ленинград, так тогда назывался город на Неве, ты как попал, – пытаюсь уточнить я.

– Слушай, Серега, дальше, – и Михаил продолжил, – по окончании службы в армии, вернее, под ее занавес, к нам в г. Остров Псковской области в войсковую часть приехали представители приемной комиссии из Ленинградского инженерно-экономического института имени П. Тольятти, и без отрыва от службы я поступил на факультет автоматизации производства. Вот какая удивительная забота о молодых людях проводилась тогда, в те коммунистические времена.

Вот так я стал жителем моего любимого города – северной столицы России, как еще его называют журналисты.

– А как ты вспоминаешь наше знакомство в Усть-Илимске? Что тебя позвало в этот далекий сибирский город? – снова задаю вопросы я.

– В Усть-Илимск в составе студенческого строительного отряда я ездил три раза подряд: в 1977, 1978, 1979 годах. А по окончании института в 1979 году уже прибыл на постоянной основе для работы в знаменитый на весь Советский Союз строительный трест «Братскгэсстрой». Вот где был сумасшедший ритм работы. Подготовка и организация строительного производства была на высшем уровне. Усть-Илим – это школа жизни.

Усть-Илим – легендарное имя, воспетое великими ленинградцами: композитором Александрой Пахмутовой и поэтом Николаем Добронравовым. Кто же тогда не знал этих слов из песни? «Я по карте слежу за маршрутом твоим, это странное слово ищу Усть-Илим».

А тебя, Сергей, я в первый раз увидел в штабе нашего стройотряда, при проведении финансовой проверки. Тогда Серега Яскунов – командир стройотряда – сказал, что к нам едет ревизор, и мы все стояли на ушах в ожидании ужасного. И вот прибыли два «ужасных человека», правда они оказались приветливыми и улыбчивыми: Сергей Алексеевич Решетников – первый секретарь горкома комсомола и Артур Валентинович Аликин – председатель городской ревизионной комиссии.

Артур Валентинович опечатал сейф с деньгами и финансовыми документами и начал составлять акт о начале проверки. Все бухгалтерские документы стали предметом его исследования.

Если бы тогда были изобретены памперсы, то нашим девчонкам бухгалтерам, наверное, понадобился их целый вагон. Да и командному составу тоже. Было действительно страшно, потому что особого значения бухгалтерскому учету у нас не придавалось. Руководство было честным, воровать тогда не было нормой, друг другу доверяли. Но Артур что-то писал, задавал вопросы и опять погружался в документы. Что было дальше, не помню, но, кажется, грозу пронесло, Михаил задумался.

– А вот я хорошо помню этот эпизод, – говорю я, – к нам в горком комсомола из ЦК ВЛКСМ пришел циркуляр – провести проверку финансовой дисциплины в ССО (студенческих строительных отрядах). В ваш стройотряд мы пришли по случаю, он был ближе всех к нашему с Артуром дому – ул. Дружбы Народов, 30, где я с женой и дочкой жил в двухкомнатной квартире на девятом этаже, а Артур с женой и двумя сыновьями ‒в трехкомнатной на шестом этаже.

Хорошо помню, как во время проверки Артур принес мне в штабную палатку командира отряда предварительные оперативные данные, чтобы узнать мое мнение о дальнейшем продолжении проверки. Иными словами – «сливать» студентов по полной программе или как? Куча недостатков в бухгалтерском учете была сразу обнаружена опытным финансистом. Например, уголь для растопки печей на кухне ребята провели по стоимости шоколадных конфет. В кассе обнаружена недостача аж в пятьсот рублей! Сумма по тем временам огромная. Средняя зарплата по стране составляла сто двадцать рублей в месяц. А тут пятьсот рублей!

Конечно, можно отличиться пред ЦК ВЛКСМ, как бдительные контролеры и добросовестные, но бездушные исполнители воли сверху, «замочив» руководство стройотряда, сломав ребятам карьеру, да и всю дальнейшую жизнь.

Тогда я спросил Сергея Яскунова:

– В чем причина недостачи денег в кассе? Давай будем открыты друг перед другом. Я не имею пока ни желания, ни оснований тебя мордовать.

Он честно ответил:

– Зональный штаб ССО, у них была своя надстройка начальников, забрал 500 рублей для каких-то своих нужд.

Тогда я предлагаю Артуру, формально он мне не подчинен:

– Помоги бухгалтерам поправить все регистры бухучета. Надо, чтобы ребята ясно понимали, что бухгалтерская дисциплина важна также, как техника безопасности в строительном производстве. Все недостатки и недоработки пусть исправляют бухгалтера под твоим бдительным взглядом. А в зональный штаб ССО позвони. Скажи, что на нашей сибирской земле негоже заниматься поборами. Они ребята умные, сориентируются, наверное.

Обстановка разрядилась. Лица ребят из напряженных и мрачных стали прояснившимися. Они начали улыбаться и шутить. Заскрипели авторучки, заклацали клавиши калькуляторов. Работа над ошибками закипела.

В нашем разговоре возникла пауза, и тут Мишка как давай хохотать, держась за живот. Он долго не мог остановиться.

Я спрашиваю:

– Миша, что с тобой, что случилось?

Когда Михаил прохохотался, и всхлипывая от неугомонных смешинок, налетавших на него периодически, начал пояснять мне причину:

– Сразу по завершении работ в Усть-Илимске и возвращении в Ленинград к нам в студенческое общежитие пришел комиссар Усть-Илимского зонального штаба ССО. И передал мне молча пятьсот рублей без каких-либо объяснений. Студенты, мои товарищи, сидели обалдевшими и недоуменно переглядывались. Они не могли понять, что к чему. За какие заслуги Михаилу подвалило такое счастье, столько бабла?

Пятьсот рублей

Конечно, применение этим деньгам нашлось. Их тогда же пропили в дружной и неугомонной студенческой компании. А спустя много лет, сегодня я и Миша, наконец, узнали каким был финал и развязка той давней истории. Жаль, что Артур Аликин не сможет посмеяться вместе с нами, он ушел в мир иной в годы перестройки. Сергей Яскунов тоже по причине болезни ушел из жизни рано в расцвете сил.

Я продолжил наши совместные воспоминания.

– Однажды ко мне в кабинет пришел Сергей Яскунов, мы с тех пор подружились, с ним был представитель комитета комсомола Ленинградского инженерно-экономического института имени П. Тольятти Александр Говорунов. Руководители ленинградского комсомольского студенческого движения обратились ко мне с необычной просьбой об оказании им содействия: «Ребята хотели бы сыграть на легендарной усть-илимской земле комсомольско-молодежную свадьбу студентов нашего института. Однако формальные препятствия по необходимости ожидания двух месяцев с момента подачи заявления до регистрации брака в ЗАГСе и по временной местной прописке (зарегистрированы будущие молодожены по месту жительства в Ленинграде) не дают нам осуществить эту мечту».

Я попросил привести ко мне жениха. Хотелось спросить о серьезности его намерений. Он пришел. Вот тут-то и познакомились, и подружились с женихом – Михаилом Молчановым. Все формальные барьеры мы преодолели. Однако, брак оказался в дальнейшем непрочным и распался. Наверное, ребята поторопились в романтическом порыве.

Я же приобрел надежного друга на всю мою жизнь. Уже нет никого, с кем бы я мог доверительно поговорить на любые жизненные темы. Только один Миша, мой дорогой и любимый друг из юности, ставший почти родным на всю жизнь. Александр Николаевич Говорунов в дальнейшем посвятил себя службе Родине в КГБ СССР и ФСБ РФ. Он носит звание генерала. В настоящее время работает первым вице-губернатором Санкт-Петербурга. Наша дружба продолжается.

Александр Николаевич Говорунов

А еще в эти дни пребывания в Питере мы ездили к Ладожскому озеру к мемориалу «Разорванное кольцо». Это место – начало дороги жизни блокадного Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. Из окруженного фашистами Ленинграда этот путь по льду озера был могилой для многих наших людей из-за массированных обстрелов и бомбежки. Но он был и единственной надеждой на жизнь. По нему доставляли пропитание, лекарства и многое другое, необходимое для защитников и жителей осажденного города. По нему эвакуировали людей на «большую» землю.

Памятник

Дорога из центра Санкт-Петербурга не очень длинная – всего пятьдесят километров до берега Ладоги. По пути мы бурно вспоминали наши усть-илимские годы жизни, наших друзей. Смеялись над пикантными случаями и курьезными ситуациями, которых было немало. Звонили в Одессу Володе Зинченко – нашему большому другу и весельчаку по студенческим строительным отрядам. Потом в Иркутск Коле Подтепу – замечательному другу, ветерану строительства Усть-Илимска и КАТЭКа. Миша сказал, что надо и Саше Юношеву позвонить, давненько не общались они.

Прошло почти два года. Я в Иркутске, зазвонил телефон. Миша Молчанов из Питера сообщает: «Мне позвонили из Орла, а им из Усть-Илимска, что в Иркутске умер Николай Подтеп». Я обомлел. Вчера 25 февраля 2019 года я проснулся ночью от какого-то тревожного импульса. В голове стучало: «Как там Коля Подтеп. Жив ли он?» Последний раз мы общались по телефону два месяца назад. Он был бодрым, хотя и по обыкновению озабоченным недостатком денег. Пенсионный фонд удерживал с него ежемесячно половину пенсии. Причина дурацкая: будучи в статусе индивидуального предпринимателя и не занимаясь фактически предпринимательством, Николай не платил несколько лет подряд сбор в пенсионный фонд. Накопившийся долг составил почти сто пятьдесят тысяч рублей. Это космическая цифра для пенсионера. Поначалу он и не знал о таком подарке от Госдумы. От этого пострадал и продолжал страдать. Фонд, который должен защищать пенсионеров, загнал Подтепа за грань выживания. Ежемесячно на протяжении нескольких лет служба судебных приставов удерживала с его пенсии значительные суммы денег. Попробуй проживи на 5 тысяч рублей, еще и снимая квартиру в Иркутске. Мы по возможности помогали ему. Коля занимался творчеством, придумывал и изготавливал разные календари и открытки. Крутился наш друг как мог, перехватывал деньги в банках, у микрозаймовых барыг и надорвался. Случился инфаркт. 22 апреля 2019 года Николаю исполнилось бы семьдесят пять лет… Царствие ему небесное.

Владимир Зинченко

Николай Подтеп

Саша – специалист в области проектирования и строительства, человек с энциклопедическими знаниями в различных областях. Он наш давний друг, ветеран строительства Усть-Илимска.

Я рассказал, что Александр в ноябре 2017 года готовился к операции на сердце в Казани. Он написал мне об этом в Фэйсбуке. Миша и сам два дня назад проводил обследование в кардиологическом центре «Алмазово». Потом мы смеялись над воспоминаниями Миши, когда они с Александром вместо поездки в тайгу за брусникой, угодили в ресторан. Но не успели мы углубиться в разговор на эту тему, как вдруг раздался звонок. Мы просто обалдели – звонит Александр Иванович Юношев.

– Миша, у меня одномоментно сердце заволновалось, я что-то почувствовал, возникла острая потребность поговорить с тобой, – говорит Александр, – вот и набрал твой номер сотового телефона.

После бурного приветствия мы рассказали Саше про наши беседы, про воспоминания, которые он очень кстати прервал своим телефонным звонком. Обсудили вопросы здоровья (теперь эта тема стала актуальной для нас) и пожелали всего самого доброго друг другу.

– Если рассказать кому-то об этом, вряд ли поверят, – в заключение посмеялся Александр.

А я подумал, какими же чуткими могут быть наши сердца. Сердца близких людей, пусть и разделенные тысячами километров. Здоровья Вам всем, мои дорогие человеки, на долгие годы: и друзьям, и знакомым, и незнакомым людям. И, конечно же моему дорогому читателю!

Когда книга готовилась к печати, мне по интернету написал Слава Морозов о том, что в Казани в возрасте 66-ти лет умер Саша Юношев. Это случилось 3 апреля 2018 года.

Я позвонил в Питер Михаилу Молчанову, чтобы сообщить это прискорбное известие. Потом узнал, что Саша успешно перенес операцию на сердце, но выходить его врачи не сумели. Как жаль. Он под моим напором начал писать свою книгу о прожитых годах. Завершить не успел… Пусть земля ему будет пухом.