Текст книги "Усть-Илимские истории. В честь 100-летия ВЛКСМ"

Леонид Гордымов

Почему-то мне вспомнилась апрельская публикация из журнала «Вокруг света» от 1978 года «Ритмы Усть-Илимска» журналиста В. Орлова. Там рассказывалось о судьбе молодого строителя – плотника-бетонщика Леонида Гордымова из бригады прославленного мастера гидростроителя Николая Корначва. В 1978 году он перешел на работу секретарем комитета комсомола Управления строительства Усть-Илимского ЛПК – Всесоюзной ударной комсомольской стройки. Корреспондент описывал беседы с главным инженером строительства ЛПК Ильей Васильевичем Язловицким, с восторженным и захваченным усть-илимскими ритмами жизни Леонидом Гордымовым. А мне было не по себе. Ведь жизнь Леньки уже оборвалась. Остановилась на самом взлете.

Приведу небольшой отрывок, чтобы вы смогли окунуться в мелодию и ритм строительства Усть-Илимска того периода.

Под вечер, оказавшись в СМУ-4, я встретил там и Леонида Гордымова. Он и молодой заместитель начальника Игорь Гордеев рассказывали о том, как трудятся на стройке отряды молодежи из ГДР, Болгарии, Венгрии. Игорь Гордеев не мог нарадоваться работой своих подопечных из венгерской бригады Ференца Кобзи. «Строители они надежные, – говорил он, – делают все основательно, толково, неторопливо. Но пока их обгоняет бригада Альберта Сафралиева. Между ними наладился контакт: венгерские строители попросили поменяться людьми из бригады Сафралиева. Ведь им есть чему поучиться друг у друга».

С Гордымовым мы возвращались со стройки на попутной «будке». «Икаруса» так и не дождались. Город светился за рекой, как фантастическая бабочка, присевшая на склон. Огоньки в морозном воздухе трепетали, перемигивались: так и казалось, что светящаяся бабочка, раскинув крылышки, сейчас взлетит.

В последний день я не утерпел и снова поднялся на Толстый мыс. Там, где рядком стояли сверкавшие яркой краской опоры линии электропередачи, приметил людей. Они поднялись на опоры, перебрались на провода и, как канатоходцы, пошли по ним, удаляясь все дальше и дальше от берега к середине реки.

Шел снег, порывы ветра толкали в спину довольно ощутимо. Каково же было им там, на раскачивающихся под ветром проводах, над бешено несущейся, бурлящей Ангарой?!

Константин Моргунов, бригадир монтажников, наблюдавший за смельчаками с земли, сказал: «Их теперь не вернешь, не догонишь. Установят перемычки и на той стороне реки сойдут. Так легче. Отсюда, с берега Толстого мыса, как с горы, спускаешься, а подняться обратно еще никому не удалось».

Он рассказал, что для прокладки ЛЭП через Ангару вызывали специально вертолет, перебрасывали сначала небольшой трос, затем вытягивали его, а уж потом выбирали провода ЛЭП. Насколько сложной оказалась эта операция, говорит хотя бы тот факт, что и сейчас провисшие над рекой провода давят на опоры с силой восемнадцать тонн каждый…

– Это последние доделки на здешней ЛЭП, – добавил Моргунов. – Вот поставят перемычки – и все, ЛЭП готова. Вторая линия соединит Усть-Илимск с Братском. Работаем на энергетическое кольцо Сибири.

Фигурки на проводах стали еле заметны. На середине реки верхолазы задержались надолго. Установив перемычки, расположились на отдых. Время было как раз обеденного перерыва, и Моргунов прокомментировал, сказав, что сейчас ребята на проводах попивают кофеек из термоса, а потом пойдут к другому берегу. Но неожиданно бригадир протер глаза, сказал удивленно: «Не может быть, возвращаются». Фигурки над рекой и в самом деле стали увеличиваться, приближаться. Двое возвращались обратно. Моргунов побежал к опорам, полез наверх встречать ребят, и я упросился с ним.

Снег внезапно кончился, сверкнуло солнце, заголубела река. С высоты открылась невиданная ранее панорама стройки. ГЭС, море, мост через Ангару, вставший за леском белокаменный город, железная дорога, поднимающиеся из-за леса корпуса ЛПК, трубы ТЭЦ – сколько понастроено за такое короткое время… Меж тем электролинейщики все ближе и ближе подбирались к нам. Им было нелегко, иногда ребята ложились на провода и отдыхали. Наконец, они достигли берега. Тот, что шел первым, Алеша Морозов, уселся на провод, снял шапку и сбросил ее вниз ребятам. «Жарко, черт подери! – прокричал он. – Подъем, как на Монблан», – и пополз вперед, приближаясь к нам.

– Не торопись, Алеша, спокойней, – весело подбодрил его Моргунов. – Между прочим, рекорд ставишь, первым этим путем взбираешься.

– Да, и я так подумал, – ответил Алеша, – что время-то терять? Спускаться на том берегу да по плотине возвращаться – больно долго будет.

Он уже сидел на изоляторах, волосы его развевались, а лицо горело.

– А вообще-то, – признался Морозов, – было желание пройти там, где никто не ходил, работа-то здесь кончается.

Упираясь валенками в жгуты стальных проводов, он выбрался на опору, подал руку товарищу, Степе Кныревичу.

– Хватит еще на нашу жизнь таких тропок, Алеша, – сказал Моргунов.

И они стали спускаться, едва касаясь перил металлической лестницы внутри опоры, будто по желобу скользили.

Костер

Леонид знал, что у него тяжелая форма онкологии. Жить оставалось недолго. Многие его стали забывать. Он приходил ко мне в горком комсомола, мы общались с этим неунывающим, полным жизни человеком. Он любил природу, и мы часто вдвоем выезжали на заливы Усть-Илимского водохранилища. Жгли костер, болтали о смысле жизни, пели в темноту песни. Ах, как он пел! Вспоминаю случай, когда Леня был еще здоров. Мы приехали на учебу комсомольского актива, которую проводил обком КПСС в Иркутске. Леонид работал тогда секретарем комитета Всесоюзной ударной комсомольской стройки Усть-Илимского ЛПК. Разместились в партийной гостинице, недалеко от серого дома наших правителей. Вечером сидим, выпиваем, поем старые комсомольские песни, русские романсы. Водка кончилась, я моложе – мне, по моей же инициативе, идти пополнять запасы. Открываю дверь, а там на стульях, которые вынесли из других гостиничных номеров, сидели горничные, дежурные по этажам, уборщицы. Я удивленно спросил:

– Что вы делаете рядом с нашим номером?

Они сказали, что в прошлом тоже были комсомолками. Просили разрешить им, уже пожилым женщинам с комсомольскими сердцами, послушать песни.

Узнав, куда я направляюсь, мигом организовали все необходимое. Я только успел им в карман засунуть деньги за любезно принесенные «боеприпасы». В комнате разместиться всем было невозможно, и мы открыли дверь своего номера. Пели от души для себя, но мы знали, что нас слушают эти замечательные женщины и вспоминают свою комсомольскую молодость.

Звучали песни о комсомольской юности, о гражданской войне, о тяжелых годах Отечественной войны, современные песни и старинные романсы.

Мы пели на два голоса, Леня брал партию первого, я баритоном второго голоса. Менялись партиями, делали модуляции, переходили почти на шепот. Потом орали, как недорезанные:

 
Идет война народная, священная война!
 
 
Потом струилось:
На Муромской дороге стояли три сосны,
Прощался со мной милый до будущей весны…
 
 
Затем:
Окрасился месяц багрянцем,
Где волны бушуют у скал…
Поедем, красотка, кататься,
Давно я тебя поджидал.
 

Потом чеканно, на стихи Марка Сергеева, песню композитора Владимира Зоткина:

 
Годам минувшим не вернуться,
Но помним все до одного —
Убили паренька в Иркутске,
Ему семнадцать лет всего.
Война гражданская пылала,
Огонь свинцовый землю мел,
Но крепче камня и металла
В огне рождался комсомол!
 

Женщины молча плакали в коридоре. Но глаза их были просветленные. Не от горя они плакали, а от светлой грусти по молодости своей. Они, наверное, вспоминали, какими они были молодыми и красивыми. Как парни оборачивались, чуть не сворачивая себе шеи, любуясь их красивыми ножками. Как яростно они выступали на комсомольских собраниях в борьбе за коммунизм и светлое будущее для всех народов. Как уходили на фронт, на борьбу с фашистами их любимые и не возвращались. Как приходили похоронки. Как ликовали по поводу Великой Победы, запуска первого космонавта Юрия Гагарина. Как старели, из красавиц постепенно превращаясь в бабушек, так и не построив коммунизма.

А мы пели и пели почти до утра.

На следующий день на занятиях Леня настороженно спросил меня:

– А не заложат ли нас какие-нибудь бдительные граждане. Мол, устроили пьянку в партийной гостинице.

– Да не беспокойся, Ленька, – ответил я, – эта гостиница и не такое видала.

Все обошлось на тот раз.

А сейчас, последние солнечные лучи пробегают по глади ангарской воды. Начинают опускаться сумерки, и мы на два голоса выводим слова песни «Гори, гори, моя звезда».

Казалось, что природа слушала и плакала. Мы пели, а потом сидели и молчали, смотрели на костер. Его искорки соскакивали с поленьев и, как маленькие звездочки, устремлялись в небо. Где-то там, в высоте, их свет угасал. Новые искорки летели им на помощь и тоже постепенно угасали.

Угасал и наш Леонид. Медленно угасал, и от этого было еще тяжелее. Так мы могли просидеть до утра, а потом он возвращался домой к семье, а я ехал в горком. Начинался рабочий день, опаздывать нельзя.

Я даже домой не позвонил, не предупредил, сотовых телефонов еще не изобрели. Моя жена Лена утром увела нашу дочь Олю в детский сад и пошла на работу. Она работала мастером на строительстве дорог. В зной и длительные морозные периоды на улице. Строила зэков-рабочих, если те сачковали на заливке бетона. Ее боялись и уважали одновременно.

Я бы мог устроить жену на мягкое конторское место с хорошей зарплатой, но она не просила. А я сам не догадывался. Как-то на ум не приходило воспользоваться своим служебным положением.

С работы я позвонил ей в бытовку:

– Извини, Лена, задержался до утра, работа такая.

Она молчала. Я никогда не оправдывался. Да и не за что было, по крайней мере, в тот раз. Терпимость и терпение не безграничны. Но она каждый раз терпела. Несла свой крест жены комсомольского работника. Как хорошо, когда у тебя есть надежный тыл!

Про наших жен мы тоже пели песню. Бывало это на неформальных комсомольских сходках, вечерах. Слова были написаны кем-то на мелодию песни «Экипаж – одна семья», музыка В. Плешака.

Эту песню еще называли гимном ВМФ (Военно-морского флота).

 
Нам нужны такие жены в комсомоле,
Чтоб они могли с судьбой поспорить.
Чтоб была умна и в меру простовата.
Чтобы нарожала дюжину ребяток.
Припев:
И тогда все в жизни ни по чем.
И тогда работа бьет ключом.
И тогда мужик по доброй воле,
Хоть всю жизнь отдаст на комсомоле.
Знать должна она в Москве все магазины,
Мужу ежегодно покупать машины.
Прокормить семью, обставить с шиком хату
Только на свою и тещину зарплату.
 

Однажды Леонид Гордымов обратился ко мне с просьбой:

– Серега, спой на моих поминках песню, нашу, которую мы с тобой пели на закате на берегу Ангары.

– Какую, Леня, мы перепели вдвоем десятки разных песен?

– «Гори, гори, моя звезда»!

– Хорошо, Леня, я спою, спою обязательно. Только ты, Ленька, не торопись, не умирай.

Прошло совсем немного времени. Леонид Анатольевич Гордымов умер 15 октября 1981 года в возрасте 30 лет (родился 12 марта 1951 года).

Я вспомнил о просьбе своего друга, когда мы с поминок в лагере «Лосята» шли садиться в автобусы. Валерий Лукин произносил такие пронзительные, такие глубокие слова о Леониде, что никто не смог сдерживать слез, скупых мужских или тихих рыданий и всхлипываний наших девчонок. Почему я не вспомнил раньше, наверное, так щемило сердце от боли утраты, голова соображала плохо, память не срабатывала. Я тихо начал петь:

– Гори, гори моя звезда…, – а Леня смотрел сверху вниз на нас, с той недосягаемой звездной высоты.

Некролог

Песня лилась плавно и горько. Кто-то начал шикать, дескать, нажрался Серега водки и понесло петь песни на поминках. Я не был пьян, меня переполняла тоска, я не хотел огрызаться или вступать в спор, оправдываться. Я пел, и Ленька Гордымов неслышно пел со мной.

Кто-то догадался и сказал, что это была его последняя просьба. Через мгновение уже пели все. Песня неслась ввысь к звездам. Наверное, душе Леонида в этот момент было теплее в том далеком мире, где мы все когда-то будем.

В борьбе с недугом

Ритм моей комсомольской работы не давал времени расслабляться, работа не отпускала отлеживаться и болеть. Вот и вылезли осложнения простудных болезней, которые я, по обыкновению, всегда переносил на ногах. О состоянии моего здоровья прогнозы были неутешительные. В скором времени я должен был уже встретиться с Леонидом Гордымовым и моими родными, ушедшими в иной мир. Но мои близкие, друзья-комсомольцы и я сам решили иначе. Сначала Николай Алексеевич Наумов, главный врач железнодорожной больницы, определил меня на курс лечения. Хирург Автандил Шамшеевич Чархалошвили достал какие-то мощные препараты и началась агрессивная борьба за мое здоровье.

Вот уж, как получилось по терминологии, на строительстве объектов велась борьба за выполнение и перевыполнение плановых показателей, а в больнице врачи вместе со мной вели борьбу за мою жизнь и здоровье.

В больнице было море смешных приключений. Когда мне делали капельницы со спиртовым раствором для прогревания легких или для чего-то там еще важного, медсестры бегали по всей больнице и искали для меня соленые огурцы. У меня было чувство необходимости закусить, как после традиционного приема крепкого спиртного. Я попросил лечащего врача назначить мне прием спирта более традиционным образом. Потом они боролись с взлетевшим ввысь артериальным давлением. Две или три недели пролетели быстро. Домой мне уже кто-то привез собачий жир, медвежьего или барсучьего достать не смогли, и книжку с дыхательными упражнениями, гимнастикой йогов. Какие замечательные ребята! Я пил этот жир, предварительно перемешав его с медом. Делал дыхательную гимнастику. Познакомился с методами постизометрической релаксации, изометрической гимнастикой. Смысл этого заключался в последовательном напряжении и расслаблении разных групп мышц, в том числе и диафрагмы легких. Все это помогло мне не только выкарабкаться, но и почти полностью поправиться.

Через год тот же профессор, осматривая меня, возмутился, чего это ему подсовывают здоровяка-спортсмена. Он меня не помнил. Тогда я показал ему прошлогодний рентгеновский снимок, и он изумился. Начал с огромным интересом расспрашивать меня, чем лечился, что делал для выздоровления. Теперь, казалось, это он находится у меня на консультации, а не я у него.

Вот так я восстанавливался без отрыва от комсомольской работы, без «санаториев и профилакториев». Никто из вышестоящих начальников не проявил никакой заботы, прежде всего потому, что я о своих проблемах никогда не говорил. Да я и не просил, привык со своими проблемами разбираться самостоятельно. Мои родные и мои дорогие комсомольцы, крепкая дружба и проявление в очередной раз волевых качеств, доставшихся мне от мамы, помогли выстоять и в этой беде.

Пакет с нераскрывшимися листовками

А еще вспоминается эпизод, когда на работе я чуть не попал в переделку и мог нелепо погибнуть. Дело было в 1978 году. С 25 по 28 апреля в Москве, в Кремлевском дворце проходил 18 съезд ВЛКСМ и прямо со съезда отряд комсомольцев отправился на строительство Усть-Илима. Встречали отряд с большой помпой. Я, будучи вторым секретарем горкома, участвовал в этой встрече.

Встреча комсомольского отряда

Звучала музыка, развивались красные знамена, поезд со станции МПС пос. Железнодорожный прибывал в город на станцию строителей Правобережная. Из окон вагонов высовывались сотни молодых лиц, прибывающие ребята махали встречающим флажками в комсомольском приветствии. В небе кружил самолет – кукурузник АН-2. С небесной высоты огромной белой тучей на землю спускались, причудливо кружась, листовки. Ответственными за листовки были Слава Грузд и Толик Киселев.

Самолет Ан-2

Трибуна была импровизированной. В кузове грузовика установили микрофоны для ораторов. Снаружи к кузову прикрепили красные транспаранты. Я стоял внизу на земле метрах в пяти от трибуны. Потоки свежего ветерка стали задирать транспарант, обнажая обшарпанный борт труженицы-машины. А тем временем поезд уже медленно начинал въезжать на перрон. Я устремился на трибуну, чтобы устранить возможный конфуз с транспарантом. Вдруг слышу глухой и зловещий шлепок. На то место, где я только что стоял, с небес, как невзорвавшаяся бомба, падает стопка листовок. Размер и вес ее был солидным – в четыре кирпича. Рядом не было никого, все бежали встречать поезд.

Прибытие отряда имени 18 съезда комсомола

– Опять мой ангел-хранитель отвел беду, – подумал я.

Никаких разборов полета я в дальнейшем устраивать не стал. Летчик был асом и метание производилось со знанием дела. Видимо, мы сами поторопились, типографская краска не успела высохнуть, вот и слиплись листовки. Хотя, упав на землю, пачка листовок разлохматилась. Почему так случилось, не знаю, но говорить об этом ни с кем я не стал. Если поднять «пургу», то и летчику, и другим ответственным за это мероприятие несдобровать. Все обошлось, но вывод я сделал, и он был категоричен. Больше никогда на мероприятиях горкома комсомола сбрасывание листовок не производилось, и такой вариант приветствия не рассматривался.

Многое из парадного, наносного, после разрыва отношений с партией ушло в одночасье, но самое главное, – дружба с простыми и замечательными людьми осталась.

Этот конфликт, о котором я писал выше, с партийной машиной был моим осознанным выбором. Быть безвольным номенклатурщиком – не мое призвание. А если посмотреть на эту тему с материальной стороны, то я вообще ничего не потерял. Работали мы не за деньги, и материальные блага не были нашей целью. Достаточно сказать, что Первый секретарь горкома комсомола получал со всеми северными накрутками где-то сто пятьдесят рублей в месяц. Коробка спичек тогда стоила одну копейку, булка хлеба 20 копеек, бутылка водки 3 рубля 62 копейки, автомобиль «Жигули» примерно 5 тысяч рублей, автомобиль «Волга» примерно 9 тысяч рублей. На строительстве ребята с квалификацией зарабатывали по 700 и более рублей в месяц. В комитетах комсомола, на стройках руководство своих секретарей проводили под свои штатные единицы с приемлемым жалованием, а на комсомольские ставки принимались в основном девчонки-помощницы. Александр Тимофеевич Гамаюнов пробил этот финансовый вопрос в руководстве «Братскгэсстроя», молодец, спасибо ему за это. В горкоме такое делать нельзя, боялись.

Александр Тимофеевич Гамаюнов

Еще вспоминаю Александра Тимофеевича по такому событию: все трудовые подвиги, досрочный ввод в эксплуатацию объектов и разные ударные вахты, приурочивались к знаменательным датам, например, к дню рождения Ленина, к съезду партии или каким-то другим знаковым событиям.

Дата пуска первой очереди целлюлозного завода была установлена совместным постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Но сроки получения небеленой целлюлозы были установлены оптимистично, но не реалистично.

Сроки ввода мощностей

Партия сказала, и коммунисты ответили: «Есть!» Кто может попереть против воли партии? Только сумасшедший или смелый и принципиальный человек. Говорить о нереальности сроков ввода объекта на стройке СЭВ – Совета экономической взаимопомощи социалистических стран – равносильно самоубийству. Карьера руководителя могла улететь под откос. Мало кому об этом известно, но Александр Тимофеевич Гамаюнов вместе с начальником «Востокэнергомонтажа» на Усть-Илимской площадке Валерием Константиновичем Тихомоловым произвели соответствующие расчеты. В горкоме КПСС даже мыслей о срыве сроков партийного задания не допускали. Поэтому, названные выше товарищи поехали напрямую в Областной комитет партии к первому секретарю Николаю Васильевичу Банникову.

Выездная правительственная комиссия на ЛПК, на переднем плане справа Михаил Иванович Бусыгин

Можно только догадываться, что пришлось пережить Александру Тимофеевичу и Валерию Константиновичу! Сколько нервов и седых волос это стоило. Но поправки в сроках были плавно, без шумихи и чехарды, внесены. Советский Союз сохранил лицо и не попал впросак перед своими социалистическими партнерами. На год позже целлюлоза пошла потребителям и участникам строительства на компенсационной основе.

Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Б. Н. Пастухов (справа) в Усть-Илимске

Отвлекся немного, продолжу рассуждения о деньгах. У народа были деньги, но нельзя было их потратить при всеобщем дефиците всего и вся. Нужно было доставать товары – не покупать, а доставать, такое было время. Я же мог достать все что угодно, но денег на покупку у меня не было.

Даже импортный мебельный гарнитур «Нойцер» (ГДР), который мне выделили в УРСе «Братскгэсстроя», приобрел на заемные у бригадира комсомольско-молодежной бригады строителей ГЭС Геннадия Мальченко. Деньги – 750 рублей. Стас Клевцов мне в этом поспособствовал, самому просить денег взаймы было стыдно. Спасибо ребятам за конкретную помощь. Потом год рассчитывался частями со своей зарплаты. Гаража, машины, дачи не имел и даже не мечтал об этом. Воистину пролетарский лозунг или слоган, как его сейчас могли бы назвать, расположенный под заголовком газеты «Правда», главного печатного органа ЦК КПСС, был актуален: «Голодранцы всих краин, гоп до кучи!» или в переводе с украинского «Пролетарии всех стран соединяйтесь!».

Тесть с тещей помогали содержать мою семью, поддерживали. Да и жена Елена работала и получала зарплату почти вдвое больше меня. Так жили все или почти все комсомольские, да и партийные работники. Вот и слова из шуточной комсомольской песни, которую я приводил ранее, – «Прокормить семью, обставить с шиком хату только на свою и тещину зарплату» – были злободневными и актуальными в жизни комсомольского работника.

Но никто не жаловался и не плакался. Мы строили будущее.

Кто-то сказал, что Сергей Решетников был одним из самых ярких первых секретарей горкома. Я с этим тезисом согласиться не могу. Это неправда.

Во-первых, мне достались яркие времена ударных комсомольских строек, международных строительных отрядов из социалистических стран, международных студенческих строительных отрядов (ССО). В ССО работали студенты со всего мира, они обучались в Советском Союзе, а третий трудовой семестр пахали на стройках.

Как-то шли с гостями по городу, и они восхищенно заявляли, что устьилимцы хорошо живут – здесь даже негры бордюрный камень устанавливают на благоустройстве города. Именно по линии центрального штаба ССО я был представлен к ордену Дружбы народов. Был на тот период единственным первым секретарем горкома комсомола, избранным в бюро горкома партии. Я же и закрывал эпоху Всесоюзных ударных комсомольских строек.

Во-вторых, меня выперли со всех должностей за отказ от дальнейшей партийной работы, и поделом. Орден я не получил, зарубили. А вот Леня Шагин, мой предшественник, награжден орденом «Знак почета». Совсем недавно Леонид умер, царствие ему небесное. Каждый из секретарей был ярок и замечателен по-своему. Поэтому, думаю, сравнения не очень уместны.

Слева направо. Первый ряд: вторая Валентина Москвина – секретарь ГК ВЛКСМ, пятый Сергей Решетников – первый секретарь ГК ВЛКСМ; второй ряд: второй Николай Свистулин, восьмой Олег Краев, девятый Вячеслав Лишик; третий ряд, второй Николай Киселев – инструктор ГК ВЛКСМ, третий Владимир Исаков – второй секретарь ГК ВЛКСМ.

Немного отвлекусь от темы своего повествования. Издательский сервис «Ридеро» позволяет оперативно добавлять в уже изданную книгу дополнения. Это замечательно. Я этой возможностью в очередной раз воспользуюсь.

Хочется рассказать о последующей истории, связанной с фотографией, где изображены передовики производства Управления строительства механизированных работ у Знамени городской комсомольской организации. Как-то в октябре 2018 года приезжают ко мне на работу бывшие устьилимцы – Олег Кочановский и Николай Свистулин, который изображен на этом фото, за консультацией и помощью. Олег – юрист, а Николай – руководитель одного из некогда легендарных строительных предприятий города нашей молодости.

Обсудили проблемы, а потом мы с Николаем Николаевичем разговорились о жизни и нашей молодости.

– Николай, как ты попал в Усть-Илимск?

– Я по комсомольской путевке из города Черемхово приехал на северные ударные стройки в августе 1979 года после окончания Иркутского политехнического института, имея небольшой опыт работы на строительстве федеральных дорог Красноярск – Иркутск. Юный город Усть-Илимск поразил меня размахом и масштабом строительства. Завершалось возведение, начиналась промышленная эксплуатация ГЭС. Строился город и Усть-Илимский лесопромышленный комплекс. Строители в основном – молодые люди. Работа кипела, бурлила и общественная жизнь. Горком комсомола устраивал для молодежи многочисленные разнообразные мероприятия: конкурсы профессионального мастерства, интернациональные творческие и спортивные фестивали. Было очень интересно и романтично. Работали тогда на совесть, был патриотический настрой. Деньги были нужны всем, особенно это касалось молодых семей, но они были не главенствующим стимулом. Главным был боевой дух того времени, направленный на трудовые свершения!

– А награды за свой труд передовика производства ты получал?

– Конечно. В основном это были комсомольские и производственные награды. Вот и у Знамени городского комсомола я сфотографирован, кстати, вместе с тобой, Сергей. Это было почетно и запомнилось мне, рядовому комсомольцу, на всю жизнь.

– Коля, ты заикнулся о молодых семьях. А как у тебя сложилось в этом плане? Где ты нашел свою любимую девушку, ставшую потом женой?

– В декабре 1981 года я навещал своего брата. Он тоже уже работал в Усть-Илимске. Ему нездоровилось. Простыл, наверное. Вызвали врача на дом. И вот пришла она… Как говорят сейчас, между нами пробежала искра, или у нас поехала крыша… Мне не давала покоя мысль: «Замужем ли она?» Аналогичные думы терзали и мою Людмилу: «Женат ли этот парень?» Правда, она стала моей спустя три месяца. Мы поженились и живем с марта 1982 года вместе.

– Свадьба была комсомольско-молодежной?

– Нет. Мы расписались в моем родном городе Черемхово. Людмила тоже из нашей Иркутской области, с берегов Байкала, из города Слюдянка. Свадьба была с большим представительством наших родных. Далеко за тысячу километров на север не каждый из них мог поехать. Потому и празднование было на моей малой родине.

– Коля, а что ты можешь рассказать о своих друзьях-товарищах по производству и о трудовых победах?

– Сначала хочется вспомнить Василия Васильевича Кентеша, он был моим первым начальником в управлении механизации №8. Сам он выходец из рабочего класса. Был бульдозеристом. Работал и заочно окончил строительный техникум. Прошел на стройках все ступени административной лестницы, став потом нашим руководителем. Его сменил Пиковский Аркадий Генрихович. Он был грамотным специалистом с высшим образованием. Сейчас живет в Израиле. Мы иногда общаемся через Интернет в Одноклассниках. Потом руководителем УМ-8 назначили меня. Я продолжил добрые традиции, которые закладывались прежними руководителями управления по безусловному выполнению производственных заданий и взятых на себя обязательств. Уже в мою бытность начальником управления начались работы по благоустройству строящегося нового города. Мы строили внутренние дороги, жилье. Управление строительства города, специализированное подразделение по строительству жилья, в основном удовлетворяло потребности лесохимиков – работников Усть-Илимского ЛПК, а мы возводили жилье для собственных нужд. В основном это были кирпичные дома. Например, знаменитое здание с часами в самом центре нового города – это наша работа. Помощниками у меня были: заместитель Ефремов Павел Иванович, главный инженер Лысанов Леонид Петрович. Комсомол в помощь на благоустройство в летний период присылал нам, в так называемый третий семестр, интернациональные студенческие строительные отряды с представителями множества разных стран, в том числе и африканских.

Интернациональный студенческий строительный отряд

– Николай, а вопросами озеленения нового города занималась моя жена Лена. У нее было профильное профессиональное образование. Ты помнишь ее?

– Конечно, она работала на участке Лукаша Дмитрия Егоровича, перешла к нам из СМУ-2 Управления строительства дорог. Это управление не справлялась с вопросами благоустройства, и руководство «Браскгэсстроя» бросило на прорыв нас. По инициативе Елены мы заготавливали в лесу саженцы диких деревьев. Она ездила в иркутские питомники и огромными шаландами-грузовиками привозила оттуда культурные растения: деревья и кустарники. Результатами труда, проводимого Еленой Георгиевной, можно порадоваться и сейчас. Я до сих пор любуюсь кустарниками плодоносящей облепихи на улице Мира. Правда, ягоды эти кушать, наверное, вредно для здоровья. Они вдоль автодороги вбирают в себя много опасных загрязнений от проезжающего мимо автотранспорта. Но люди их собирают. Выглядят эта живая изгородь очень красиво! – улыбается Николай.

– Продолжу дальше про наш коллектив. Секретарем парткома треста был Леонид Константинович Шагин, а начальником УСМР (Управления строительства механизированных работ) был замечательный специалист Кокорин Владимир Георгиевич. Секретарем нашей комсомольской организации тогда был Олег Краев.

– Вот ты, Николай Николаевич, говоришь о руководящем кадровом составе, а простых людей помнишь? Мы с тобой разглядывали групповую фотографию, которая изображена в книге перед этим текстом и не могли вспомнить имен всех молодых ребят и девчат. Наверное, нас можно за это простить, ведь прошло почти сорок лет. А ветеранов ты кого-нибудь помнишь? Например, сторожа вашей конторы Тихонова Николая Романовича. Мы были соседями по лестничной площадке в доме по улице Мечтателей, 37.

– Помню, он был ветераном Великой Отечественной войны. Профком организовывал ему на праздники подарки. В нашем молодежном коллективе ветеранов было немного, поэтому и помню. А еще для Николая Романовича мы возили кислородные баллоны, чтобы он в своей квартире мог дышать кислородом во время приступов хронической болезни легких.

– Вы молодцы. Проявляли заботу о пожилом человеке – ветеране войны и труда. Ниже в данной книге я приведу отдельный рассказ об этом простом, замечательном человеке, фронтовике и добросовестном труженике. Он этого заслуживает.

– Сергей, о простых наших работягах я могу говорить без конца. Это наш золотой фонд, это наши бриллианты. На них, в основном, и держалось производство. Но и инженерно-технические работники были запевалами всех наших побед. Без соответствующей подготовки производство не раскрутишь. Назову некоторых наших маяков, пусть остальные не обижаются, ведь мой формат в книге не безграничен, а рассказать хотелось о десятке, нет, нескольких десятках таких замечательных людей – тружеников.