Текст книги "Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»"

Сверху лезут на Краков, а снизу – на Венгрию.

Русские войска остановились осенью 1914-го в 80 километрах от Кракова, а сербы – у границы Хорватии, которая тогда была административной частью Венгрии.

– Неважно, пани Мюллерова, я поеду на войну в коляске. Знаете кондитера за углом? У него есть такая коляска. Несколько лет тому назад он возил в ней подышать свежим воздухом своего хромого хрыча-дедушку. Вы, пани Мюллерова, отвезете меня в этой коляске на военную службу.

Патриот-калека в инвалидной коляске впервые возникает в повести. Только добычей транспортного средства было поручено заняться не служанке, которой у Швейка-сапожника из повести не было, а подмастерью по имени Богуслав. Так, кстати, звали младшего брата Гашека.

Принципиальное отличие ситуации в повести от ситуации романной в том, что Швейка из повести никто на медкомиссию не вызывал и даже не думал, выгнала его на улицу в коляске и заставила кричать: «На Белград, на Белград!» бесконечная любовь к родине и царствующей фамилии.

По поводу этого эпизода с острым ревматизмом главного героя и коляской для транспортировки на войну стоит отметить, что идея такого сюжетного поворота могла быть навеяна Гашеку жизненной ситуацией, в которой оказался летом 1914 года его ближайший приятель, бродяга и искатель приключений Зденек Матей Кудей. В неопубликованных воспоминаниях Кудея (ZK XXXX), извлеченных из архивов PNP и преданных гласности Йомаром Хонси (JH 2010), читаем на с. 32:

«Ale utrpení prožitá v carském Rusku se přihlásila svými následky. Byl jsem totiž stižen prudkým záchvatem revmatismu.

Moji přátelé se u mně obětavě střídali po několik dnů. Ale když se moje nemoc nelepšila, ba já se stal úplně nehybným, ujala se mne moje rodina. Přijel bratr se sestrou a odvezli mně do Přibrami k matce. Bylo to právě v dnech, kdy začla mobilisace a já vím jen tolik, že mě místo narukování odvezli v ručním vozíku pro nemocné vzhůru na Pohořelec, kdež plukovní lékař, Dr.Sojka, rovněž starý známný o mně rozhodl, že mně musí býti dána vzhledem k mé nemoci zdravotní dovolená na neurčito a to až do předvolání. Šestinedělní dovolenou mně odepřel povolit z toho důvodu, že není kompetentním.

Все пережитое в странствиях по царской России имело свои последствия. Я был схвачен сильнейшим приступом ревматизма.

Несколько дней со мной самоотверженно возились мои друзья. Но лучше мне не становилось, и когда я вовсе уже стал недвижим, мной занялись родные. Приехали сестра и брат, чтобы забрать меня к матери в Пршибрам. Все это пришлось как раз на те дни, когда началась мобилизация, и помню только, что вместо призывного пункта меня на колясочке для инвалидов отвезли на самый вверх Погоржельца, где полковой врач доктор Сойка, тоже старый мой знакомый, после осмотра объявил, что я могу по состоянию здоровья быть свободен до получения официальной повестки. При этом дать шестинедельный отпуск он отказался, сказав, что такие решения не в его компетенции».

Ну и отдельно необходимо остановиться на кондитере, он безусловно требует своего комментария, что и сделано несколько позже, в связи со строчками, где этот господин, возможно, упоминается прямо по имени – Бильчицкий (Bělčický). См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 210. Здесь же только заметим, что в оригинале он cukrář (cukráře za rohem).

 
Виндишгрец и прочие паны генералы
Утром спозаранку войну начинали.
Гоп, гоп, гоп!
 

См. комм., ч. 1, гл. 4. с. 59 и комм., ч. 1, гл. 1, с. 25.

 
Не робей, ребята! По пятам за вами
Едет целый воз, груженый деньгами.
Гоп, гоп, гоп!
 

Здесь, по всей видимости, в дополнение к комм., ч. 1, гл. 6, с. 74 будет уместно заметить, что денежное довольствие рядового австро-венгерской армии в зависимости от рода войск и части составляло от 6 до 15 крон в месяц.

– Не бойтесь, я – доктор Павек из Виноград.

Одно из кажущихся очевидным свидетельств того, что романный Швейк не живет в Виноградах. То есть по меньшей мере странно представляться: «я из Виноград», если дело в этих, собственно, Виноградах и происходит. См. также рассказ Швейка, начинающийся словами Когда я несколько лет назад жил на Виноградах, комм., ч. 3, гл. 2, с. 82.

См. также комм., ч. 1, гл. 5, с. 64.

Швейку недоставало еще только букетика цветов, какие носят все рекруты. Пани Мюллерова раздобыла ему и букет.

Сравни энтузиазм Швейка с похоронным настроением рекрутов из Воднян, что явились на призывной пункт с черными искусственными гвоздиками в петлицах, комм., ч. 2, гл. 2, с. 318.

Старуха толкала перед собой коляску, в которой сидел мужчина в форменной фуражке с блестящей кокардой и размахивал костылями.

В оригинале блестящая кокарда с инициалами императора на ней FJI (František Josef I) – называется народным словом frantík, этимология которого очевидна. Менее очевидна также ходячая народная расшифровка, которая дается в повести – Für Jüdische Interesse. За еврейские интересы. Речь, само собой, прежде всего о банкире Ротшильде, за заслуги перед империей и династией пожалованном Габсбургами баронским титулом, но важнее другое – косвенное выражение известной неуверенности части чехов по поводу настроений своих же, но немецкоговорящих евреев, с кем они. Так, в повести у Гашека не немчура, а какой-то еврей, крикнувший возле коляски Швейка: «Heil!», получает по шапке возле Музея.

Попадаются патриотически настроенные австрийские евреи и в романе. Так, во втором томе парочка была крепко поколочена солдатами, которых вздумала приветствовать возгласами: «Хайль» и «Долой сербов!».

Форменная фуражка – полевое кепи (Feldkappe). Подробнее см. комм., ч. 2, гл. 1, с. 267.

На Вацлавской площади толпа вокруг коляски со Швейком выросла в несколько сот человек,

Вацлавская площадь – Václavské náměstí (разговорное Václavák) – необыкновенно протяженное (750 метров) и больше похожее на широченный бульвар трапециевидное пространство в Новом Городе. Шикарное место. Уже упоминалась однажды Швейком, когда он рассказывал о виселице у Музея. Речь шла о Национальном музее, венчающем высокую, юго-восточную сторону площади. См. комм., ч. 1, гл. 2, с. 44.

Если коляска со Швейком начала свое движение от угла На Бойишти и Сокольской, то, чтобы выйти на Вацлавскую площадь, пани Мюллерова должна была пройти по Мезибранской (Mezibranská) улице. Далее она катит Швейка по западной стороне площади.

а на углу Краковской улицы был избит какой-то бурш в корпорантской шапочке

Угол Краковской (Krakovská) – первый перекресток при спуске с юго-восточной высокой стороны вниз на северо-запад. На самой улице располагались помещения многочисленных клубов (корпораций) немецких студентов – буршей (buršák).

Бурши носили на головах разноцветные (в соответствии с геральдикой корпорации) плоские шапочки, обшитые галунами и напоминающие тюбетейки. Смешные таблеточки, которые не снимались на торжественных мероприятиях даже в присутствии императора. Массовые прогулки буршей по улицам в таком убранстве неизменно воспринимались как антиславянский вызов и часто завершались жестокими побоищами между молодыми чешскими националистами и немецкими студентами. В числе первых не раз бывал и Гашек. Веселый доктор-бурш появляется в третьей части романа и отправляет кандидата в офицеры Биглера в холерный барак. См. комм., ч. 3, гл. 1, с. 65.

В оригинале шапочка называется cereviska, и это не германизм, а латинизм. От cervisia – брага, пиво. Пивмолка, в общем. Производное от названия того продукта, потреблению которого члены корпораций всей душой отдавались на своих сходках.

На углу Водичковой улицы подоспевшая конная полиция разогнала толпу.

Водичкова (Vodičkova) – большая улица с трамвайными путями. То есть пани Мюллерова смогла продвинуть Швейка по западной стороне Вацлавка чуть дальше его середины. После Краковской миновала еще два угла с улицей Ве Смечках (Ve Smečkách) и Штепанской (Štěpánská).

Когда Швейк доказал приставу, что должен сегодня явиться в призывную комиссию

В оригинале пристав: revírni inspektor – участковый (от úředně revíry) инспектор. Бржетислав Гула указывает (BH 2012), что инспектора бывали в пражских участках старшие (vrchními) и просто участковые (revírnimi). Если переносить на русскую почву, у Гашека скорей околоточный – околоточный надзиратель.

Обо всем происшедшем в «Пражской официальной газете» была помещена следующая статья:

В оригинале – v «Pražských úředních novinách», что является контаминацией сложного названия пражского официального листка. Pražské noviny: české vydání Pražských úředních listů. Официальный орган Místodržitelství králoství českého (Канцелярии наместника чешского королевства). Немецкоязычная версия называлась «Prager Zeitung». Главным образом публиковал законы, указы и прочие правительственные материалы. Однако, кроме официального отдела (Část úředni), в газете имелся и неофициальный (Část neúředni). В этой второй части вполне могло появиться и сообщение о калеке-патриоте.

Вновь упоминается в ч. 1, гл. 8, с. 91 и в ч. 2, гл. 2, с. 298.

«Казалось, что вернулись славные времена греков и римлян, когда Муций Сцевола шел в бой, невзирая на свою сожженную руку».

Пародируя типичный высокопарный стиль газетной статьи с обязательными историческими параллелями, Гашек, между тем, сам того не замечая, высмеивает и свои собственные, въевшиеся, как соль и пыль в кожу, привычки и навыки бойкого журналиста, столь нелепо лезущие наружу в первых главах его свободного, не по шаблону выстраиваемого романа.

См. комм., ч. 1, предисловие, с. 21; и ч. 1, гл. 2, с. 42 и вставной фельетон ч. 1, гл. 14, с. 194.

В том же духе писал и «Прагер Тагблатт», где статья заканчивалась такими словами: «Калеку-добровольца провожала толпа немцев, своим телом охранявших его от самосуда чешских агентов Антанты».

«Прагер Тагблатт» («Prager Tagblatt») – умеренная буржуазная пронемецкая газета.

В оригинале начало газетной цитаты содержит русизм – že mrzáka dobrovolce vyprovázel zástup Němců; доброволец по-чешски не dobrovolce, а dobrovolník. Что в контексте чешско-немецкого языкового противостояния невероятно смешно. Причем это не первый и не последний случай использования русизмов именно в «как бы переводной с немецкого» речи. См. комм., ч. 1, гл. 8, с. 93.

«Богемия», тоже напечатавшая это сообщение, потребовала, чтобы калека-патриот был награжден.

«Богемия» («Bohemie») – печатный орган крайне националистической Немецкой прогрессивной партии (Německé strany pokrokové). Следствие этой публикации явится в следующей главе и не принесет Швейку счастья. Не принесет счастья бравому солдату встреча с той же печатной продукцией и позже. В ч. 2, гл. 1, с. 257.

Итак, эти три газеты считали, что чешская страна не могла дать более благородного гражданина.

То есть все, от умеренного до крайнего, включая официальный, выразители немецкой общественной мысли в Чехии.

Однако господа в призывной комиссии не разделяли их взгляда. Особенно старший военный врач Баутце. Это был неумолимый человек, видевший во всем жульнические попытки уклониться от военной службы – от фронта, от пули и шрапнелей. Известно его выражение: «Das ganze tschechische Volk ist eine Simulantenbande» /Весь чешский народ – банда симулянтов (нем.)/. За десять недель своей деятельности он из 11 000 граждан выловил 10 999 симулянтов и поймал бы на удочку одиннадцатитысячного, если бы этого счастливца не хватил удар в тот самый момент, когда доктор на него заорал: «Kehrt euch!» /Кругом! (нем.)/.

Надо отметить, что, судя по газетным сообщениям (JS 2011), реальность была не столь ужасающе безнадежной, как изображена в романе. В частности, как сообщала в своем номере от 2.10.1914 «Bohemia»: Bei der Landsturmmusterung, die Gestern auf der Schützeninsel begonnen hat, wurden von 260 Wehrpflichtigen 150 assentiert – Во время осмотра ополченцев, начавшегося вчера на Стршелецком острове, из 250 призывников 150 были признаны годными к службе.

В общем, не такой уж зверь был не выдуманный, а настоящий старший военврач Баутце. Вполне себе даже душка.

– Осмелюсь доложить, у меня ревматизм. Но служить буду государю императору до последней капли крови,

ale sloužit budu císaři pánu do roztrhání těla – см. комм., ч. 1, гл. 1, с. 34.

Кроме всего прочего, фраза замечательна еще и тем, что впервые в романе Швейк произносит свое излюбленное и по мере развития действия буквально прирастающее к его образу выражение: осмелюсь доложить («Poslušně hlásím»), чешский эквивалент «Ich melde gehorsam». В мультиязычной Австро-Венгрии языком армии был исключительно и только немецкий. Опять же, это не относится к венграм, имевшим право в своих частях самообороны использовать родной венгерский.

Годик (HL 1998) сообщает, что согласно статье 94 австрийского служебного устава (Služebný řád pro cís. a král vojsko, 1909 года, он же Dienstreglement), любое устное обращение военнослужащего должно сопровождаться непременным «осмелюсь».

В романе фраза неизменна, как шаблон. В повести встречается еще один вариант: Poslušně prosím. Осмелюсь обратиться.

«Ano, švanda, poslušně prosím, švanda to byla».

Да, шутка, осмелюсь обратиться, это была шутка.

И, что любопытно, в сугубо гражданской обстановке, во время следствия и суда.

А еще забавно, что это «осмелюсь доложить», в романе буквально превратившееся в навязчивый символ как уставного идиотизма, так и собственного швейковского, в киевском стихотворении Гашека «После присяги чешского солдата в Австрии» (Po přísaze českého vojaka v Rakousu), опубликованном в «Календаре журнала Чехослован на 1917 год» (Kalendář Velký Čechoslovan pro rok 1917), рефреном повторяется совсем иначе, как язвительный и открытый вызов, то есть безо всяких дураков. Вот, например, такой зачин (SB 2016):

Ну и так далее, в общем не осмелюсь, а явно посмел. Посмел и скоро осмелею еще больше.

Два солдата с примкнутыми штыками повели Швейка в гарнизонную тюрьму.

Конвоиры ведут бравого солдата Швейка на Градчани. См. комм., ч. 1, гл. 6, с. 71.

А бравый солдат Швейк скромно шел в сопровождении вооруженных защитников государства. Штыки сверкали на солнце, и на Малой Стране, перед памятником Радецкому, Швейк крикнул провожавшей его толпе:

– На Белград!

Мала Страна (Malá Strana) – четвертый исторический район Праги, расположен на левом западном берегу Влтавы под холмом, на котором стоят Градчани. Если Старе и Нове Место – районы по своему духу преимущественно буржуазно-чешские, то Мала Страна – место скорее немецкое со значительной долей домов и садов чешского дворянства.

Маршал Радецкий (Radecký Jan Josef Václav hrabě z Radče, 1766–1858) – выдающийся австрийский полководец чешского происхождения. Герой наполеоновских, а позднее итальянских компаний. Памятник ему, знаменосцу, взорлившему над головами верных воинов, отлитый из трофейных итальянских пушек, стоял с 1858 года (BH 2012) на нынешней Малостранской площади (Malostranské náměstí), тогда площади Радецкого (Radeckého náměstí).

Памятник защитнику монархии и ее герою был снесен чешскими патриотами в бурный период установления первой республики, в 1919-м. Некоторые краеведы и, соответственно, составленные ими путеводители утверждают, что патриотов особенно подзуживали новые друзья и союзники молодой чехословацкой республики – итальянцы, обустроившие после Первой мировой посольство буквально за углом, в Коловратском дворце на улице Нерудовой (Kolovratský palác, Nerudova, 20). Но это скорее всего легенда, поскольку упомянутым дворцом в Праге посольство Италии обзавелось лишь в 1924 году. Так или иначе, ныне на месте памятника верноподданному усмирителю свободолюбивых итальянцев платформа трамвайной остановки и киоск, в котором туристы угощаются трделниками (trdelník) – горячими сдобными трубочками в сахарной пудре, в том числе и итальянцы. Сам же могучий монумент переехал под крышу Лапидариума – отделения зодчества Национального музея (Lapidárium Národního muzea). Там и горюет уже сотню лет, время от времени собирая под своими бронзовыми знаменами сторонников возвращения героя на площадь его славы.

Надо заметить, что от Стршелецкого острова, где Швейк был признан симулянтом, до Градчан есть более короткий и прямой путь, нежели через Малостранскую площадь. Предположительно тюремная больница находилась там же, где и гарнизонный суд с тюрьмой – Капуцинская ул, 2 (Kapucínská ulice, č. 2): ч. 1, гл. 8. Хотя не исключено и то, что тюрьма и больница были в соседнем здании на Лоретанской площади (Loretánské nám. čp. 181). В любом случае, если

Швейка поместили в больничный барак при гарнизонной тюрьме

Можно было сразу с Кармелитской (Karmelitská) свернуть на Тржиште (Tržiště – Břetislavova), не доходя до площади доброй сотни метров. Но чтобы Швейк мог облегчить и потешить душу воинственным призывом, Гашек подкинул ему этот щедрый крюк туда, а потом обратно по Нерудовой (Nerudova).

Глава 8. Швейк – симулянт

В эту великую эпоху врачи из кожи вон лезли, чтобы изгнать из симулянтов беса саботажа и вернуть их в лоно армии.

Собственная госпитальная судьба вольноопределяющегося Ярослава Гашека этого не подтверждает. В Ческих Будейовицах добрейший госпитальный главврач Петерка (Peterka) готов был лечить писателя, да и не только его одного, буквально до бесконечности, но, увы, во время очередного многодневного исчезновения «выпил – проснулся в Путиме» возникло дело о предполагаемом «дезертирстве», и вернувшегося Гашека пришлось волей-неволей признать здоровым. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 327.

Вообще же, в первый раз в больницу Гашек попал еще в Праге, сразу после мобилизации, не успев даже тронуться к месту службы в Ческие Будейовици (31.01–9.02.1915). Сохранилась история болезни (RP 1998).

«Diagnóza zní: epistaxe (krvácení z nosu) – a bolesti hlavy. Je nebezpečí, že jsou zachváceny ledviny. Váha 71,60 kg. Nemocný vypije 35 i více sklenic piva denně! Otec zemřel v 63 letech po operaci na chirurgii, matka marasmem v 73 letech».

«Диагноз следующий: эпистаксия (носовое кровотечение), а также головные боли. Подозрение на болезнь почек. Вес 71,6 кг. Больной выпивает 35 и более стаканов пива в день. Отец умер в возрасте 63 лет на операционном столе, мать от старости в 73 года».

Жалобы на плохое самочувствие привели его позднее и на койку будейовицкого лазарета, но вот симулировал ли автор «Швейка» или с его объемами и общей историей потребления жидкостей всех степеней крепости он сам по себе был ходячим наглядным пособием для студентов-медиков, в любой момент готовым напугать кого угодно запущенностью и безнадежностью симптомов, сказать с полной уверенностью нельзя. Впрочем, последнее вероятнее всего. И ранняя смерть в возрасте неполных сорока лет кажется этому очевидным подтверждением. Да и перед отправкой на фронт, 25 мая 1915-го, когда все уже в брукском лагере без разбора и оговорок сдавались на пушечное мясо, Гашека при очередном медосвидетельствовании врачи признали годным лишь к нестроевой.

Пытки, которым подвергались симулянты, были систематизированы и делились на следующие виды:

1. Строгая диета: утром и вечером по чашке чая в течение трех дней; кроме того, всем, независимо от того, на что они жалуются, давали аспирин, чтобы симулянты пропотели.

2. Хинин в порошке в лошадиных дозах, чтобы не думали, будто военная служба – мед. Это называлось: «Лизнуть хины».

И так далее… до пункта 5.

Вся эта схема лечения симулянтов практически в неизменном виде была представлена Гашеком задолго до мировой войны и безо всякой еще связи с «великой эпохой» в рассказе «Суперарбитрование бравого солдата Швейка» («Superarbitrační řízení s dobrým vojákem Švejkem»). См. комм., ч. 1, гл. 2, с. 43.

– Я знаю одного трубочиста из Бржевнова

Бржевнов (Břevnov) – во времена Швейка самостоятельный населенный пункт сразу за западной границей Градчани. С 1921 года район Праги. Знаменит своим древним монастырем. Городок вновь упоминается в ч. 1, гл. 9, с. 106. А монастырь не только упоминается, но и посещается Швейком в ч. 1, гл. 11, с. 156.

В Вршовицах есть одна повивальная бабка

См. комм., ч. 1, гл. 5, с. 62.

– Мне вывихнули ногу за пятерку, – раздался голос с постели у окна. – За пять крон наличными и за три кружки пива в придачу.

В оригинале:

“Já mám vymknutou nohu za pětku,” ozvalo se z řady postelí u okna, “za pětku a tři piva”.

И здесь пятерка (pětka) – не крон, а золотых. Если в кронах, то речь о десятке – 10 крон наличными. Когда Гашек имеет в виду пять крон, он так и пишет – pětikorun, см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 286.

См. комм. о денежной системе ч. 1, гл. 6, с. 74.

– Мне моя болезнь стоит уже больше двухсот крон, – заявил его сосед, высохший, как жердь. – Назовите мне хоть один яд, которого бы я не испробовал, – не найдете. Я живой склад всяких ядов. Я пил сулему, вдыхал ртутные пары, грыз мышьяк, курил опиум, пил настойку опия, посыпал хлеб морфием, глотал стрихнин, пил раствор фосфора в сероуглероде и пикриновую кислоту. Я испортил себе печень, легкие, почки, желчный пузырь, мозг, сердце и кишки. Никто не может понять, чем я болен.

Несколько прекрасных комментариев к этому фрагменты прислала врач и блогер coldwindto:

«Большая медицинская энциклопедия сообщает, что пикриновая кислота, она же 2-4-6 тринитрофенол, которую в числе прочей дряни глотал высохший, как жердь, сосед Швейка по палате, целенаправленно употреблялась новобранцами для симуляции желтухи…»

«Отравление ртутными парами в основном проявляется дыхательной симптоматикой, вплоть до развития пневмонии. Но поскольку дядя пил еще и сулему, то у него приключились еще и кровавый понос и рвота, а также затрудненное мочеиспускание и кровь в моче.

Симптомы отравления мышьяком напоминают симптоматику холеры, что, по-видимому, и пытался этот алхимик изобразить.

Раствор фосфора в сероуглероде при приеме внутрь вызывает целую кучу симптомов – это и слюнотечение, и понос, и желтуха, и головная боль, и целый пакет неврологических жалоб (тремор, преходящие параличи, сужение зрачков, бессонница, спутанность сознания и т. д.). Кроме того, сероуглерод вызывает перепады артериального давления, аритмию и красные пятна на коже.

Что же касается опиума и морфия, то бедняга, скорее всего, принимал их, чтобы унять боль и сохранить остатки здравого смысла.

В общем, он говорит совершенно правильно: Я испортил себе печень, легкие, почки, желчный пузырь, мозг, сердце и кишки. Только к этому надо еще добавить желудок и кожу…»

«Да, стрихнин забыла – в основном неврологическая симптоматика, параличи, судороги, вплоть до состояния, напоминающего столбняк. При отравлениях меньшими дозами можно принять за эпилепсию».