Текст книги "Где живет ум"

Проснувшись, он не увидел привычных солнечных лучей, зато услышал нудное и тягучее постукивание капель дождя по козырьку окна. Вставать не хотелось; родители, чтобы не беспокоить его, закрыли дверь в кухню и, судя по звукам, смотрели в комнате телевизор.

Взяв со стола телефон, он с чувством предвкушения открыл почту, но сообщения не было. Время показывало начало девятого.

– Ясно, не получилось вечером ответить. Могла бы, конечно, и в туалет с телефоном сходить… Ну, да ладно, на нет и суда нет, – сказав себе это, он поднялся и отправился умываться.

Мама, услышав, что сыночек проснулся, засуетилась с завтраком на кухне. Глебу из ванной было слышно, как отец стал убирать за ним постель и складывать диван. Они очень любили его и, продолжая заботиться о нем, жили только встречами с сыном.

Вернувшись на кухню, он увидел сервис, о котором мечтает любой мужчина, проснувшийся в выходной день. На столе дымился кофе, в тарелке лежал поджаренный и слегка скрученный кусочек бекона с помидором и фасолью, яйцо стояло в специальном стаканчике, и кто-то даже подготовил его для еды, сняв верхнюю часть скорлупы.

– У-у, какие запахи и виды! – сказал Глеб, усаживаясь за стол. – Спасибо, мамулечка, только ты можешь готовить мне завтрак пятьдесят лет – жен на такие подвиги не хватает… Я и забыл уже, когда мне Виктория в последний раз сама готовила завтрак. Наверное, нужно чаще жениться и, как только женщина начинает привыкать, сразу менять ее на другую.

– Сынок, – вступил в разговор отец, – правда, что все так плохо в твоих отношениях с женой? Мать говорит, вы даже собираетесь разводиться. Это у тебя другая женщина появилась или между вами что произошло?

– Да, пап, дело плохо… Виктория позвонила мне и предложила развестись. Говорит, хочет пожить одна: надоела ей семейная жизнь. Каких-то серьезных причин не называет, на мои просьбы одуматься не реагирует. Так она уже даже детям сообщила о своем решении.

– Боже!.. – мама с возгласом присела на диван.

– Поэтому завтра утром я улетаю на Кипр – будем разводиться. Ну, а что?! Вы все сами видите: давно живем словно чужие, каждый сам по себе. Дети выросли, зачем же мучиться-то?

– Ну, я так и подумал, – сказал отец и тоже опустился на диван. – Слышу, разговаривает с нами зло, с обидой какой-то, к тебе вот больному не прилетела… Да, сыночек, когда женщина перестает заботиться о своем муже – сливай воду. Жалко-то как, столько лет вместе прожили, Север прошли, детей вырастили… И что, мир не берет? Вот она, ваша заграница, развращает только. Может, богаче вы там и становитесь, но главные ценности, – людские, все же теряете… – Он тяжело вздохнул и, взяв пульт, включил маленький телевизор.

– А что это за женщина у тебя появилась? И Алексей вот заметил ее звонки в телефоне, да и мы с отцом видим: когда она звонит, ты всегда уходишь в сторону, а потом возвращаешься довольный, – с лукавым интересом спросила мама.

– О, мам, да что об этом говорить?! Старый я для нее, да и замужем она… Внешне семья нормальная, ребенок есть, думаю, несерьезно это с ее стороны, поэтому считайте: нет у меня никакой женщины. И завтрак я сам себе готовлю.

Глеб, не поднимая глаз, сосредоточенно нарезал бекон полосками, мама теребила фартук, отец, выключив звук телевизора, смотрел на сына в упор – на кухне воцарилось молчание…

– Сынок, а вот Алексей вчера приходил, – снова заговорил отец. – Это что, ты опять в какую-то опасную командировку летишь?..

– Да нет, пап, нет. Мы едем на Кипр. Так, дела разные… не волнуйтесь, дней через пять прилечу!

Глеб посмотрел на сидящих рядышком старых и взволнованных родителей.

– Хорошо сидите, красиво!.. Пятьдесят лет вместе прожили, а все рядышком, на одном диване. Завидую… такие вы у меня молодцы! А давай, отец, с утра по рюмочке за вашу жизнь, за годы голодные, послевоенные, за терпение… Словом, по пятьдесят граммов под фасольку, а?

– Нет, Глеб, не нужно, – сказал отец, рукой останавливая жену, уже готовую бежать к холодильнику. – Утро, тебе сегодня делами заниматься. Вот вечером приедешь – мать на стол накроет, тогда по рюмочке за твой отъезд и выпьем.

– Хорошо, только вечером не знаю, когда приду. – Глеб поднялся и положил пустую тарелку и чашку в раковину. – С девушкой запланировал встретиться, месяц не виделись, так что уж не обессудьте – буду поздно.

Собравшись и поцеловав родителей Глеб, выйдя из дома, отправился к остановке маршрутных такси, идущих до Москвы каждые двадцать минут.

По дороге он, обзвонив знакомых, нашел свободную квартиру на сегодняшний вечер и, послав Насте зашифрованное сообщение о времени и месте встречи, в ожидании ее ответа стал рассматривать жизнь города, пролетающую за окнами микроавтобуса.

Приехав в офис своих вчерашних работодателей он, консультируясь с участниками предстоящей операции, постоянно проверял свой телефон – ответа все не было. Нетерпение росло по мере приближения встречи, неясность раздражала и пугала угрозой отмены свидания.

Снова и снова пролистывая бумаги в комнате для переговоров Глеб, уже положив телефон перед собой, поворотом головы проверял его каждые пять минут и, когда дисплей наконец-то засветился долгожданным именем, поднял трубку в ту же секунду.

– Котик, – произнесла она спокойным и ровным голосом, – ну, как ты там без меня? Жена тебе звонила?..

– Ну, а ты что? Ты знаешь, что мы через два часа на квартире встречаемся? Ты сообщение мое читала? – Глеб напрягся, в ее голосе было что-то не так, словно она готовилась сообщить ему неприятность.

– Да хоть бы что, – сказала она наконец-то игриво. – Конечно, читала, написать тебе вечером не могла: так устала, просто ужас. Только до подушки добралась и сразу заснула. Знаешь, чего замечаю: как позанимаюсь сексом, сплю потом как убитая. Сейчас у меня еще много всяких колхозных дел, я даже еще свои обновки не забрала, поэтому ты поезжай на квартиру и жди меня там. Вина бутылочку возьми, на закуску рыбку красную и такие есть баночки с раковыми шейками… Да, и кофе! Кофе не забудь. Понял?

– И сколько мне там одному сидеть? Давай сразу договоримся на точное время, и ты подъедешь без опозданий.

– Ладно, э-э-э, в шесть часов… Все, котик, не могу говорить – я за рулем. Пока-пока.

Глеб положил телефон. Можно было успокоиться, он зря боялся и нервничал – свидание не срывалось, а просто немного переносилось.

Вернувшись к документам он, наконец-то впервые отбросив мысли о девушке, стал вдумчиво изучать бумаги и планировать свои действия на Кипре.

Через два часа закончив с бумагами и выйдя из офиса, Глеб отправился в соседний супермаркет за продуктами и вином для своей «птички».

Съемная квартира была обставлена современно, чисто убрана, а главное – находилась всего в пятистах метрах от ее дома.

Глеб накрыл стол, поставил бутылку сухого чилийского вина и, присев на диван, поглядывал то на часы, то на телевизор. Ожидание захватывало его, заставляя приятно нервничать.

Пять минут седьмого… Звонок в домофон подтолкнул его к двери. Короткое мгновение – и он, открыв входную дверь, прямо на пороге уже держит ее в своих объятиях. Подняв Настю на руки, он сразу понес ее в спальню и, не давая говорить, нежно зажал ее влажные губы долгим поцелуем.

– Котик мой! – Наконец-то ей удалось освободиться от его страстного порыва чувств. – Подожди, мой дорогой! – сказала она, останавливая его руки под блузкой. – У нас сегодня, наверное, ничего не получится… – Настя смотрела на него с большим сожалением, словно умоляя. – Ванечка заболел. Он сейчас один дома. Муж с работы как назло не едет, да и как я объясню, почему ушла, когда у ребенка температура… Котик, я прибежала поцеловать тебя и все рассказать лично, без телефона, зная, как ты ждал сегодняшнего вечера.

– Ну, хотя бы пять минут-то у нас есть? – Глеб задавал вопрос, но уже понимал, что она все продумала, пока шла к нему.

– Пять минут есть, только пойдем в кухню… Пойми меня! Ну, как я буду сейчас спать с тобой, сексом заниматься, а там ребенок с температурой дома, один… Я так ни расслабиться, ни настроиться не смогу. – Глаза ее были искренни и просили понимания.

– Ну вот, – сказал, улыбаясь и вставая с кровати, Глеб, – так всегда – не одно, так другое.

– Что ты хочешь сказать про другое? – Настя, застегивая пуговицы на блузке, подошла к зеркалу и стала поправлять волосы.

– Под другим, дорогая моя, я имею в виду то, что завтра утром я с твоим братом улетаю на Кипр. – Глеб подошел к ней сзади и, глядя на отражение в зеркале, снова начал расстегивать пуговицы на блузке.

Она опять остановила его руки и, глядя в зеркало, произнесла дрожащим от волнения и досады голосом:

– На сколько дней?

– Думаю, на неделю. А там у тебя, наверное, дела начнутся или простынешь? Вообще, я чувствую, что мамонты именно поэтому и вымерли: их самки постоянно были чем-то заняты… Как ты считаешь?!

Настя развернулась и посмотрела в его глаза. Она чувствовала: он не сердится. Плохо, что уезжал, плохо, что мало виделись, но хотя бы так… уж как сложилось! Настя обхватила его большое тело, прижалась к груди и, вслушиваясь в удары сердца, закрыла глаза. Глеб смотрел на нее сверху. Ее маленькие плечи и тонкая шея были по-детски беззащитны, волосы, заправленные в хвостик, пахли волшебным, особенным, женским запахом домашнего счастья.

Он тоже закрыл глаза и еще крепче обнял ее. В наступившей тишине происходило таинство единения, таинство понимания без слов, таинство зарождения тонкой материи любви двух таких разных и непохожих людей.

– Мне пора, – произнесла она с интонацией, которую до этого момента он никогда в ее голосе не слышал. – Я буду писать тебе каждый день, а думать – каждую секунду. Нужно идти, мой прекрасный и наивный котик, пока…

Она нежно коснулась его щеки губами, открыла дверь и ушла в темноту подъезда. Звуки ее шагов затихали и вскоре растворились в тишине.

Вернувшись на кухню, Глеб открыл бутылку вина, наполнил два бокала и, чокнувшись, по очереди выпил их до дна.

Он сидел в чужой квартире. Все пространство его сознания, до последних глубин, было захвачено мыслями о ней. Нервы, словно струны, издавали призывные звуки желания любить, ласкать и дышать ее телом. Глеб, наверное, впервые за месяцы их знакомства, сейчас увидел ее искренность, ее чистые и простые глаза без кокетства и игры.

Тишину нарушил тихий звонок. Открыв сообщение, он прочитал: «Я живу только нашими встречами. Я знаю, все вокруг меня страдают от моего эгоизма, но я люблю тебя и это уже случилось. Крепко обнимаю и снова скучаю».

Немного поразмыслив над ответом, он написал: «Настя, я разведусь и больше всего на свете хочу просыпаться утром с тобой в одной постели. Будь всегда такой, какой ты была сейчас – настоящей и нежной!!!»

Положив продукты в сумку, он закрыл дверь и, проходя мимо Настиного дома, остановился, чтобы посмотреть на ее окна – в них горел свет; за стеклом была другая жизнь, и рядом с его женщиной ходил другой мужчина.

Утром Глеб попрощался с родителями, наотрез отказавшись от помощи отца, рвавшегося везти его в Шереметьево, вызвал такси и поехал за Алексеем.

Все, словно по кругу, повторилось. Люди, пограничники, таможенники, сувениры прошли перед ними стройными рядами и остались позади, едва они опустились в кресла самолета, летящего на Кипр.

Кипр

Часть 1

Самолет прилетел в Ларнаку. Соленые озера вокруг аэропорта пополнились дождевой водой и разлились, словно в половодье. Спускаясь по трапу, Глеб и Алексей сразу ощутили теплое дыхание южного солнца, море волновалось белыми барашками волн, небо было подозрительно безоблачным. Получив багаж, они заглянули в маленький магазин беспошлинной торговли и, купив бутылку двенадцатилетнего «Чиваса», не спеша направились к выходу из аэропорта.

– Вот смотри, – Алексей толкал тележку с чемоданами и рассуждал вслух, – мы с тобой взяли с ленты наши чемоданы и пошли. И никто, – то есть абсолютно никто, даже не проверил наши багажные квитанции. А если я в следующий раз выберу чемоданчик поновее и закидаю его своими вещами – кто меня остановит?

– Иди, сейчас возьми… Хочешь, давай вернемся? – Глеб любил воспользоваться случаем и поучить охранника специальному, не обывательскому, мышлению. Так сказать, преподать урок «разведчика», замечающего детали и события, ускользающие от обычных людей. – Лешка, ты дремучий, как салага на первом месяце службы. Давай поясню тебе на примере нашего самолета. Мы с тобой быстро прошли пограничников и первыми оказались у транспортера с чемоданами. Время прилета самолета нам известно.

– Какое время?

– Сейчас сколько времени? – Глеб показал пальцем на свои часы.

– Ну, двенадцатый час… – Голос Алексея выдавал непонимание вопроса и легкую обиду.

– Ай, ты чего-то сильно тормозишь, не буду тебя мучить, давай сразу все расскажу… Ты забрал чемодан с московского рейса раньше хозяина. Он, видя, что на ленте его нет, обращается в розыск и заполняет специальную карточку – цвет, размер, особые приметы и тому подобное. Чемодан начинают искать разные люди и в том числе – сотрудники службы безопасности аэропорта. Они посмотрит все видеоматериалы от момента прилета самолета до момента обращения хозяина в службу поиска. И вот сотрудник отдела поиска увидит, как ты кладешь похожий чемодан в тележку, возьмет приближением картинки номер квитанции на твоем, не спрятанном, чемодане; по ней восстановит твое имя и узнает, что у тебя было заявлено одно место, а в тележку ты положил два. По фамилии они найдут, кто тебя приглашал на Кипр и, когда мы с тобой будем допивать виски на балконе, приедут в темно-синих костюмах веселые полицейские. А пройдя в комнату, сразу найдут случайно прихваченный чемоданчик.

– Ой-ой, прямо целый шпионский эпизод! Так все и бросятся искать чемодан… Зараза ты, Глеб… Весь кайф обломал, неинтересно с тобой мечтать… – с сожалением выговорил Алексей и вышел на улицу, оглядываясь по сторонам. – Ну, где твой сын? Ты хоть позвонил ему? Слева лавочка свободная – пошли туда, присядем…

Не дожидаясь ответов на свои вопросы, Алексей покатил тележку в указанную им сторону. Глеб, тоже осмотревшись по сторонам и не увидев машины сына, достал телефон и набрал его номер.

– Лечу, лечу!.. – Послышалось в трубке без приветствия и лишних обращений. – Пять минут – я уже свернул с хайвэя.

– Ну, что, Савва, опять проспал? – Глеб медленно пошел в сторону сидящего на лавочке Алексея.

– Нет, пап, просто пока заправился, пока из города выехал… Время как-то незаметно пробежало. А что вы там, три минутки на улице не потерпите?!

– Давай-давай, рули! Мы сидим напротив парковочных автоматов. Все, отключаюсь, подъезжай.

Глеб присел рядом с охранником. Несмотря на первый зимний месяц, погода была замечательная. Воробьи носились между веток небольших деревьев, солнце приятно припекало нежным, ласковым теплом, небо было синим и безоблачным.

Черная «Хонда», не обращая внимания на ограничения скорости и переходящих через дорогу людей, быстро, с залихватским напором въехала на парковку и резко остановилась.

Из машины вышел высокий молодой парень в потертых джинсах, черной рубашке и кожаных браслетах с металлическими заклепками на запястьях. Подойдя ближе, он сначала развел руки в разные стороны, а потом, обняв Глеба, приподнял его.

– Э-э-э! Поставь на место, надорвешься… – закряхтел Глеб в объятиях сына.

– Ничего себе вымахал мальчик! – Поднялся со скамейки Алексей. – Слушай, Савва, я тебя не видел года два, ты прямо мужик стал настоящий. Вырос вон как, прямо дядя Степа! Какой рост-то у тебя, верзила?

Савва, поставив отца на место, обнял охранника и, похлопав его по спине, произнес:

– Метр девяносто пять где-то…

– Да-а… – протяжно произнес Алексей. – Действительно, вы тут, на Кипре, как на дрожжах растете… Вот что значит: экология хорошая, продукты свежие, воздух, море! Правильно, что ты, Глеб, семью из России вывез, спокойно тут и всегда солнечно. Не то, что у нас – дожди да слякоть, солнца не видно неделями… тоска зеленая! Утром проснешься, подойдешь к окну, а там серость… сразу настроения – ноль. Как люди утром на работу ходят?

– Ладно, Леш, что ты запричитал-то… – Глеб протянул пакет с бутылкой виски сыну. – Пошли к машине. Москва осталась позади, радуйся жизни и сегодняшнему дню. И вообще – ты сегодня какой-то вялый и нудный.

Подойдя к автомобилю они, разложив багаж, решили поехать в таверну – настроение просило начать отдыхать как можно быстрее. Возвращаясь на Кипр, Глеб всегда заказывал одно и то же: салат с фетой, рыбное «мезе», лимоны и белое молодое вино. Вдали от этого солнечного острова он постоянно тосковал по смешанному сочетанию вкуса еды и морского воздуха.

Вот и сейчас, не изменяя своим традициям, они заехали в маленький рыбный ресторанчик в рыбацком поселке Зиги. Салат и хлеб им принесли сразу.

Савва принялся разливать вино по фужерам, а Алексей, выискав горбушку кукурузного хлеба, намазал на него два пакетика сливочного масла и наконец-то улыбнулся.

Можно было начинать: желудочный сок уже выделялся вовсю, взгляды пожирали блюда на соседних столах, руки, подняв бокалы, пошли друг другу навстречу и, после звона фужеров, донесли живительную влагу прохладного вина до рта.

– Ах, – Алексей заговорил первым, – ну до чего же хорошо!..

Сидим на берегу Средиземного моря, вино попиваем, а миллионы наших сограждан стоят сейчас в автомобильных пробках, сидят в грязных машинах и психуют, опаздывая на встречи. Нет, ну скажите мне: где тут справедливость?! Через три часа прилетели в другой мир!.. А ботинки?! Вы знаете, что такое каждый день чистить ботинки, потому что на них соленые разводы от реагентов, и они ужасно выглядят?.. Купил себе хорошую обувь, одна зима – и все: ботинки вида не имеют.

– Ты опять о своем! Савва, наливай ему скорее, а то он нас сейчас забьет своим нытьем! – И Глеб жестом показал сыну, чтобы он поторопился и налил Алексею фужер до краев. – Братцы, давайте лучше выпьем за такое место, где мы можем вот так запросто забыться, наслаждаться морем, чистым небом, нашим общением и не гундосить, а тем более – не вспоминать о грязных ботинках. Давайте, ребятки, за Кипр!

Они снова соединили фужеры и, подгоняемые настроением, с той же жаждой допили вино до капельки.

Официант начал выставлять тарелки с разными видами рыб и моллюсков, заполняя все свободное пространство стола и сопровождая свои действия рассказом о кипрском «мезе». Их голодные глаза увидели нарезанные щупальца осьминога и маленькие колечки кальмаров. Каракатицы, с запеченными прямо в них чернилами, имели красивую светло-коричневую корочку. Небольшие крабы, зажаренные во фритюре, застыли, словно глиняные фигурки. Креветки внушительных размеров казалось, шевелили длинными усами и сами просились в рот. В большом блюде лежала на выбор разная по цвету и размеру рыбка с поджаренными хрустящими плавничками.

– Вот это да!.. Вот это я понимаю!!! – с восторгом произнес Алексей, покачивая от избытка удовольствия головой.

– Так, мужики, давайте сами… Берите, кому что нравится, – сказал Глеб, подвигая фужер сыну. – Ты сегодня не следишь за тарой – она постоянно пустая! Давай, разливай остатки и заказывай новую бутылку.

Савва на греческом языке, – что само по себе вызывало гордость Глеба, попросил принести сразу две бутылки и еще одну порцию маленьких кальмаров для себя.

Алексей, поедая рыбу, перешел на кошачий язык, произнося после каждого тоста и укуса только первые буквы прилагательных, так как последующие звуки не могли пробиться через его жующий рот и походили на урчание и сопение.

Наконец насытившись, Глеб, взяв со стола фужер с вином, откинулся в кресле назад и стал смотреть на море. Волны катали камушки, солнце, отражаясь от воды, играло бликами солнечных зайчиков, где-то далеко от берега шел куда-то большой корабль – все вокруг двигалось, но ему очень сильно захотелось все остановить и сохранить эту идиллию в своей памяти навсегда.

Он слышал, как охранник и сын завели пацанские разговоры, обсуждая различные эффективные техники восточных единоборств, как сравнивали характеристики японских и немецких автомобилей, как Алексей провоцировал сына рассказами о прелестях женщин.

– Филин, – Глеб решил прервать их затянувшуюся болтовню и обратился к сыну. Кличка, которую он ему присвоил, происходила от его имени Савва и ночного, молодежного, образа жизни с дневным сном и гуляньями до утра. – А куда ты нас сейчас везешь? И что там мама тебе рассказала о нашем разводе?

Савва, словно остановленный в прыжке лыжник, посмотрел на отца испуганными глазами и после небольшой паузы произнес:

– Алексея везу в съемный дом, тебя к маме, а про развод я ничего не знаю.

– Да-а… – Глеб снова по привычке почесал место, где раньше были усы. – Ну и хорошо, поедем домой. А то радость от еды и вина у меня лично начинает плавно переходить в желание прилечь или даже поспать чуток…

Подойдя к машине, Глеб определил для себя, что теперь для него более удобным является заднее сидение и, когда первые плавные покачивания амортизаторов, вызванные ездой, начали действовать на его сознание, он закрыл глаза и, не сопротивляясь более, заснул.

– Папа, вставай! – Услышал он через приятную дремоту голос сына. – Приехали. Я уже поднял наверх твои чемоданы. Там мама дома, она тебя ждет. Поговорить. А я поехал с ребятами потусуюсь, если что – звони…

Глеб, потерев глаза и немного потянувшись, разминая позвоночник после не очень удобной позы, вышел из машины и, пожелав Савве хорошо погулять, зашел в подъезд своего дома. Открыв дверь квартиры своим ключом, он сразу увидел сидящую на диване Викторию.

– И что, даже не поцелуешь мужа после долгой разлуки?! – сказал Глеб, усаживаясь в кресло напротив – весь ее вид указывал на то, что она приготовилась и сейчас будет говорить о самом главном.

– Глеб, вот только не надо иронии! – словно услышав его мысли, начала Виктория свою речь, придав лицу выражение серьезности и нетерпимости к возражениям. – Мы с тобой по телефону уже начинали говорить на эту тему, и сейчас я намерена обговорить все до конца. Я твердо решила – с тобой развожусь и уже даже упаковала твои вещи в чемоданы. Что-то объяснять… я бы не хотела. Сам же ты можешь думать, что хочешь… Я знаю, тебе приятней сделать плохой меня и всем сказать, что мы расстались, потому что ты должен денег компании, а я не захотела помогать тебе отдавать их. Пожалуйста, говори что хочешь, думай, что хочешь и теперь делай тоже, что хочешь… – Голос ее стал спокойнее и тише, чувствовалась уверенность и продуманность фраз. – Мне хочется пожить для себя… Без твоих войн и постоянных стрессов на работе, без авантюры, которая стала твоим вторым Я, без ночных звонков. И самое главное – с деньгами. Хотя бы с теми, которые я с таким большим трудом зарабатываю для своей семьи, стоя над своими клиентками по десять часов каждый день. Все, Глеб, больше ничего не хочу объяснять! – Женщина поднялась и пошла на кухню.

– Куда же ты… А меня послушать не хочешь?! Мое мнение по поводу развода тебя что, не интересует?! – Глеб встал и пошел следом за ней.

– Нет, твое мнение меня не интересует! – Она отвернулась и принялась складывать тарелки в посудомоечную машину.

– То есть как это?! Мы прожили почти четверть века, и ты сейчас вот так легко хочешь сломать все, что мы поддерживали столько лет?! Вот так легко и спокойно заявляешь, что делить со мной трудности не собираешься, просто поворачиваясь ко мне спиной? – Глеб подошел к ней и, взяв Викторию за руки, посмотрел в глаза.

Она молчала и не прятала взгляда. Он разглядывал ее и пытался найти в знакомом лице хотя бы тень той прошлой женщины, которую любил когда-то.

– Не надо… – опять заговорила Виктория. – Не надо ничего пытаться понять и тем более – изменить… Я приняла решение и хочу, чтобы ты с этого момента ты… не считал себя моим мужем. – Она высвободила руки и, снова отвернувшись от него, продолжила убирать посуду.

Глеб, опустившись на стул, долго смотрел на нее. Голова была пуста, мысли и слова словно замерзли на морозе; говорить не хотелось и он, поднявшись, пошел к входной двери, у которой стоял только что принесенный сыном чемодан.

В прихожей, на крючке, висели ключи от его машины. На секунду он остановился и пробежал взглядом гостиную – совсем недавно он делал тут ремонт, менял мебель и думал только о семейном уюте.

Взяв ключи и чемодан он, не оглядываясь, вышел из квартиры и, отыскав в подземном гараже свой запыленный «Мерседес», поехал в дом, где уже квартировал Алексей.