Текст книги "Искусство любви"

Часть IV
Послезавтра

Глава 1
Колесо времени

Лишь когда шасси лайнера коснулись полосы, Певица закрыла книгу. Прочитав ее на одном дыхании за время недолгого полета, она не сразу смогла прийти в себя от прочитанного.

…Икона заняла место в ее спальне. Певица застраховала ее на умопомрачительную сумму, как самую дорогую вещь в доме.

Поздними вечерами, когда стихала суета и прекращались бесконечные телефонные звонки, она перечитывала книгу вновь и вновь, изредка бросая взгляд на икону, словно желая получить благословение своим действиям. Переворачивая страницы, Певица полностью погружалась в мир невыдуманных страстей – читала и каждый раз не могла оторваться, пока не дочитывала до конца! Повесть была написана непрофессионально; рассказ о происходивших с Борисом и Кармелой событиях часто прерывался страстными пассажами о чувствах и переживаниях автора…

Но сколько теплоты и искренности было в этих строках!

По сюжету повести у певицы родилась мысль дать концерт в Москве.

…И она с блеском отработала его! А потом они встретились…

Борис и «Кармела».

Время необратимо – скажет вам всякий физик. Но жизнь сложнее любой науки – для Бориса время превратилось в колесо и откатилось назад!

Закрыв книгу, Певица поняла это.

…Кто, как не она, могла понять Бориса? Двадцать пять лет назад она сама безумно влюбилась и… что было бы с ней, если бы ее возлюбленный внезапно ушел на самом пике сладостного наслаждения чистой любовью, когда быт и материальные проблемы еще не омрачают счастья?

Исчез. Растворился в мире теней, не оставив ей на память о себе ничего осязаемого, даже фото…

И ей предстояло бы выбирать – поместить его в какой-то дальний уголок своей души, а потом и вовсе вытеснить оттуда калейдоскопом новых впечатлений и чувств, или… продолжать жить с этим в сердце, надеясь на… что?

…Она не спала несколько ночей подряд, до предела возбужденная историей, в которой она была одной из главных, любимых автором героинь. Певица чувствовала, что в душе рождается какой-то неопределенный, ей самой еще непонятный ответ. Кому? Она не могла бы этого объяснить, даже самой себе…

Может быть – самой судьбе, сначала довольно неожиданно забросившей ее на вершину мирового музыкального Олимпа, а потом так же неожиданно сбросившей в пропасть полузабвения и какого-то полусуществования?

Может быть, это рождался ее ответ безжалостному, неумолимому времени, будто колесом прошедшему по ней и день за днем забирающему ее жизнь, отодвигая всё дальше и дальше в прошлое счастливые моменты полного погружения в стихию музыки, максимальной самоотдачи и почти физического ощущения ликующих, обожающих ее взглядов, в которых она купалась, как в потоке жизненной энергии, струящейся к ней на сцену из зрительного зала…

Она не смогла бы объяснить, как возникла в ее сознании эта мысль, откуда пришла. Возможно, из наполненного ностальгической болью сердца, тоскующего по напитанной восхищением и любовью атмосфере прежних лет?.. Мысль возникла внезапно – лаконичная и законченная, как гениальное в своей простоте решение сложной задачи.

«Да, да, да! Мексика. Этот город. Эта таверна… Я должна разыскать Кармелу. Живую или мертвую… Одну „Кармелу“ Борис уже нашел. А другую найду я!..»

Она уехала в аэропорт, не сказав никому ни слова и даже не предупредив своего менеджера, занятого организацией ее очередного выступления на ежегодном ретро-фестивале. Просто исчезла, вызвав среди организаторов немалый переполох…

Она бывала и раньше в Мехико, но ни разу не имела возможности рассмотреть этот город спокойно, без сумасшедшей спешки на очередную концертную площадку, освободившись от изнурительных репетиций, прогонов, пресс-конференций и интервью… А теперь с удивлением рассматривала старинные особнячки в классическом испанском стиле, величественные древние сооружения мексиканской столицы и довольно неожиданно соседствующие с ними зеркальные башни небоскребов. Их верхушки терялись высоко над ее головой в ослепительно голубом мексиканском небе, от ровного блеска которого кружилась голова…

Из багажа у Певицы был только небольшой чемоданчик, с которым она обычно ездила на гастроли; туда помещались лишь байковая пижамка, любимая расческа, косметичка, кредитные карточки и документы. Но в этот раз к привычному набору добавилась облаченная ею в кожаную обложку книга.

Междугородный автобус «Мехико-Веракрус» мчался по автостраде со скоростью восемьдесят миль в час, унося ее всё дальше от нарушенных неожиданным отъездом контрактов и с такой же скоростью приближая ее к полной неизвестности впереди. Утреннее солнце слепило глаза, но Певица не прикрывала их рукой, не было желания двигаться. Она словно оцепенела, только сейчас осознав до конца, на что решилась. Какой-то новый мир мчался ей навстречу, вызывая в ее душе смятение и легкое беспокойство. «Всё будет хорошо!» – убеждала она себя, так и не представляя толком, что же она имеет в виду.

Выбравшись из автобуса в центре города, она пересела в такси; водитель немного знал английский и сориентировался сразу. В машине негромко играло радио. Внезапно томные латиноамериканские ритмы сменил… ее знаменитый шлягер. Певица вздрогнула.

Сейчас, даже под дулом пистолета, певица не призналась бы, что это поет она – настолько нереальной была эта картина, настолько давними казались ей эти события, и настолько она уже хотела быть другой… Кем?

Еще немного, и шофер остановит машину в порту. Дорога закончится, и начнется что-то новое. Что?

…Плотная, почти осязаемая жара, сковывала движения как вода; липкий и влажный воздух полз по вискам, сушил губы и обжигал плечи. Раскаленный воздух не поглощался землей – он отражался от асфальта и стен домов, из-за чего живому существу находиться в нем было нестерпимо. Непривычной к такому солнцу Певице казалось нереальным жить в этом городе.

Незнание испанского превратилось в проблему: в окраинном портовом районе по-английски никто не говорил. Она долго и бесцельно бродила, разглядывая дома и убогие витрины. Почти невесомый прежде чемоданчик вдруг стал таким тяжелым, будто в него разом поместили все сценические наряды, в которых она когда-либо выступала…

Да и как ей разыскать ресторан, о котором она не знала ничего, кроме его названия?

Певица вышла на пляж, заполненный загорающими туристами, и повернулась спиной к морю. В повести написано: ресторан расположен где-то в этом районе. Поддавшись внезапному импульсу, она подошла к группе оживленно беседующих мужчин в сомбреро и четко произнесла:

– Tavern, restaurant – «Laura»?

Мужчины, как по команде, замолчали, разглядывая красивую женщину-туристку в некотором недоумении.

– «Car-me-la»? – еще четче, почти по слогам произнесла Певица и замерла…

Пан или пропал?

Сеньоры на этот раз раздумывали недолго – она даже не успела насладиться собственной находчивостью, интуитивно догадавшись, как отныне может называться это заведение.

– Si, senora! Esta por ahì, no lejos[86]86
  Это там, недалеко (исп.).


[Закрыть], – сказал один из них и указал рукою направление.

– Спасибо! – ответила Певица по-английски, и мужчины слегка поклонились ей, сняв шляпы.

«О, мой Бог! Этого не может быть!»

Ей хотелось побежать, но она пошла медленно, сдерживая свой порыв, и чем ближе подходила она к этому месту, тем больше замедлялись ее шаги…

«Ресторан называется „Carmela“… Почему? Кармела продолжает там выступать? А может… она уже его владелица? – Или… (Певица прикусила губу) он назван так в память о ней? Или это название – простое совпадение?»

Наконец она увидела вывеску. Ей потребовалось некоторое время, чтобы справиться с волнением. Удивительно – ей, выступающей в огромных залах, давшей сотни интервью и объехавшей полмира, стало сейчас весьма неуютно и даже страшновато.

Но отступать было поздно. Впрочем, это было и не в ее правилах…

Она подошла к двери. Справа от нее висела плотная картонка, привязанная кожаным ремешком к ввинченному в стену бронзовому кольцу. Размашистая надпись ярко-красным маркером не давала возможности открыть дверь, не прочитав текст: Es necesario fregar – 1500 peso. Ее смартфон перевел фразу, и она улыбнулась. Но через секунду по спине побежали мурашки…

Певица глубоко вздохнула, выпрямила спину, толкнула разно– цветную дверь и решительно вошла внутрь.

…Блестящая черным мрамором барная стойка, витрина с рядами разноцветных бутылок, кофеварка, зеркала – обычная обстановка для заведений такого уровня. Пробивающееся сквозь окна солнце слепило глаза, заполняя всё помещение радужным блеском.

Певица подошла к бармену и молча поднесла к его лицу свой Nokia. На лице старого мексиканца отразилось искреннее удивление: чего хочет от него эта красивая, элегантная и явно не местная белая женщина? На экранчике он увидел те же слова, что были написаны на картонке, которую он сам же и прикручивал к кольцу у двери.

«Посудомойка? Матерь Божья! Такая женщина – посудомойка?! Этого не может быть… А вдруг?! Она из комитета по трудовому законодательству или что-нибудь в этом роде…»

Он облизал пересохшие губы и, заискивающе улыбаясь, предложил ей сесть за столик. Но Певица не поняла его и продолжала стоять у стойки.

…Хосе не было всего лишь несколько минут… Он подарил певице это время. Чтобы подумать. Справиться с волнением, снова начинающим охватывать ее. «О, мой Бог! И зачем я всё это затеяла? А если сейчас сюда придет… Кармела? У нее муж, дети, ресторан… Она не хочет ворошить прошлое. И что я ей скажу?!»

…Еще позавчера, лежа дома в своей уютной кровати с книгой в руках, она представляла это путешествие в прошлое очень трогательным, романтическим и нужным… Ведь мало кому выпадает в жизни такой жребий – выполнить столь сложную и благородную миссию! Правда, это было там, в Европе – но здесь и сейчас… Вся бравада куда-то улетучилась, и Певица вдруг с ужасом поняла, какую сложную, тяжелую задачу она так легко поставила перед собой, руководствуясь эмоциями, а не здравым смыслом…

Она едва не выскочила вон, но было поздно. Из двери за стойкой бара вышла женщина, которая, несмотря на пожилой возраст, сохраняла еще следы былой красоты, была со вкусом одета и держалась с достоинством. На ее лице наблюдались сосредоточенность и растерянность одновременно…

Но ни возрастом ни внешностью она не походила на Кармелу.

«Неужели это… та самая Лаура?!»

Певица мило улыбнулась, давая понять, что ее визит неофициален.

– Здравствуйте, – произнесла она по-английски.

Женщина напряженно кивнула.

– Могу я видеть… К-кармелу? – На лбу ее выступил пот; а вдруг она ошиблась и это заведение принадлежит уже другим хозяевам?

Но женщина вздрогнула и изменилась в лице. Она мгновенно побледнела, брови взлетели вверх, а в больших и выразительных глазах отразилась вся гамма чувств… Лаура, не стесняясь, словно сканировала взглядом лицо Певицы. Оно неуловимо напоминало ей кого-то… Некоторое время стояла тишина.

– Прошу вас, пройдемте к нам, – наконец произнесла она и посторонилась, приглашая певицу пройти вперед.

Певица смутилась, услышав испанский. Хозяйка поняла это. Жестом она пригласила последовать за ней. Они шли молча, и не только из-за языкового барьера.

Лаура была очень взволнована; ее мысли путались. «Эта женщина хочет рассказать о Кармеле, или же, напротив, что-то узнать о ней? Она иностранка… из России? Но лицо… Где я могла его видеть?»

Певица также чувствовала себя весьма неуютно. Ей почему-то казалось, что хотя бы они должны немного знать английский. Но теперь… Как рассказать им всё, что произошло с Кармелой? Рассказать, кто она сама такая и почему приехала сюда? И что она может понять из их рассказа, если таковой последует? Она шла всё медленнее и медленнее, и Лауре пришлось тоже невольно замедлить шаги, чтобы подстроиться под нее.

Наконец пришли. Лаура указала на кресло, предлагая сесть, и певица в изнеможении опустилась в его мягкие объятия.

– Un momento! – произнесла Лаура и вышла из комнаты.

«О, какое счастье, что у них есть кондиционер…» Она прикрыла глаза, но ненадолго – София принесла фрукты и напитки.

Глава 2
Все повторится вновь

Лаура нашла Хорхе в его кабинете за разбором счетов.

В последние годы он вплотную занялся наведением порядка в заведении, и теперь не было, наверное, во всем районе более въедливого и придирчивого хозяина. Лауре предстояло сделать почти невозможное: быстро, корректно и, главное, спокойно объяснить ему, кто ожидает его внизу в гостиной.

– Хорхе… – она зашла со спины и положила руки ему на плечи. – Ты должен спуститься… В гостиной тебя ожидает женщина. Она хочет видеть… Кармелу.

Хорхе продолжал неподвижно сидеть, лишь рука с авторучкой остановила свой ход.

– Кармелу?! – Хорхе наконец резко вздрогнул. – Ты сказала – Кармелу?

Он всем корпусом повернулся к ней, счета посыпались на пол.

– ???

– Она не говорит на испанском, – заторопилась Лаура. – Быть может, она приехала из России и расскажет нам о ней?

– Но этого… не может быть, – пробормотал он, посмотрев на жену таким взглядом, какого она, похоже, не видела у него никогда… В нем была счастливая, но какая-то жалобная растерянность.

На нее, не веря ни одному ее слову, грустно смотрел пожилой, потрепанный жизнью человек…

– Нет! – Лаура загородила ему дорогу, выставив вперед ладонь. – Сначала ты успокоишься… И переоденешься. Выпьешь лекарство… Только после этого я разрешу тебе спуститься.

Но он попросту оттолкнул ее и «скатился» вниз по лестнице, словно юнга по корабельному трапу. Однако, ухватившись за ручку двери, остановился. Больное сердце работало на пределе. Хорхе так боялся, что оно подведет его в самый нужный момент – он сползет по стене и осядет на пол, как уже бывало не раз… Лауре придется звонить врачу, поднимется переполох, его уложат в кровать, сделают укол – он успокоится и заснет, так и не увидев… Нет, только не сейчас!

Он отворил дверь.

В кресле сидела Кармела.

«О, Пресвятая Мария, Дева-Заступница! Как бы я хотел, что бы в этом кресле сидела Кармела! О, если бы она была жива!!! Наверное, сейчас она выглядела бы вот так – у этой женщины есть какое-то неуловимое сходство с ней».

Что-то милое и родное виделось ему в этих чертах.

– Здравствуйте, – Хорхе произнес приветствие по-английски хриплым от волнения голосом и сделал какое-то непонятное движение, словно собирался поклониться гостье, но, едва начав поклон, передумал.

У Певицы сердце забилось учащенно: «Неужели он знает язык?»

Это многое бы изменило – она смогла бы рассказать, что произошло в России с Кармелой и что привело сюда ее – всемирно известную певицу, чей репертуар был на устах у простой мексиканской посудомойки…

– Здравствуйте… Вас зовут Хорхе? – она произнесла эту контрольную фразу, еще не до конца веря своему счастью… Поймет?

– Да, – он спокойно и как-то даже растерянно ответил ей, садясь в кресло; на лице отразилась работа мысли: «Кем приходится Кармеле эта миловидная и элегантная женщина? Кармеле… А может быть, Николаю? Или?..»

Но лицо женщины не выражало желания поделиться с ним какой-либо информацией: ни хорошей, ни плохой. Напротив, оно было напряжено, словно она сама мучительно искала ответ на давно не дававший ей покоя вопрос. Он внимательно и пристально смотрел на нее; Певица не выдержала и отвела взгляд. В ней было что-то такое, что ни в коем случае не позволяло Хорхе считать ее чужим человеком. Желание разгадать этот ребус полностью завладело его сознанием.

…Едва Кармела скрылась в зоне паспортного контроля аэропорта, Хорхе сразу же почувствовал, что никогда ее больше не увидит… На сердце навалилась такая тяжесть, что он еле добрался до стойки бара.

Его Кармела уехала! – ни о чем другом он думать не мог, а думать об этом было невыносимо. Он выпил стаканчик текилы – боль не отпускала; он выпил еще и еще…

Хорхе очнулся только дома. Как, каким образом он смог добраться до него целым и невредимым – знала, наверное, лишь Пресвятая Дева…

– Нет! – упрямо повторял он Лауре, лишь усиливая этим и ее боль. – Кармелу мы больше никогда не увидим – она уехала навсегда!

…Дурные предчувствия сбылись – Кармела пропала! Хорхе с полгода каждый день трижды заглядывал в ящик: ждал, хотя и не верил, что письмо придет… Несколько лет он пытался разузнать о ней хоть что-то; потратил на это кучу денег и – сходил с ума от безрезультатности своих попыток! Увы, все его усилия разбивались о «железный занавес», подобно морским волнам, которые с глухой яростью налетают на мол, отгораживающий портовую бухту от залива, пытаются его разбить, сломать, уничтожить, но лишь с грохотом рассыпаются на мелкие бессмысленные брызги!

Семья Кармелы стала для Эрнандесов родной; Тересия с Лаурой часто плакали вместе, а Хорхе и Пако подолгу молча сидели друг против друга за бутылкой текилы.

Из динамиков рыдал голос Хосе Альфредо:

 
…Под песню, что марьячи заказал,
Со мной текила – друг мой самый верный,
а в памяти моей – твои глаза…
 

…С тех пор у Хорхе стала часто болеть грудь, но о врачах он и слышать не хотел, а лечился небольшими дозами текилы. Во время одного из приступов, почувствовав, что она не помогает, сам попросил Лауру вызвать врача. Тот категорически запретил курить, употреблять алкоголь, острую пищу и, разумеется, нервничать…

Хорхе бросил пить и вплотную занялся делами ресторана. Доходы пошли в гору, несмотря на отсутствие на сцене хоть какой-нибудь певицы, а в зале – девочек легкого поведения и распространителей «Марии и Хуана»[87]87
  Наиболее распространенными именами в испаноязычных странах являются Мария и Хуан. Когда-то в Мексике выпускались сигареты под названием «Мария и Хуан». Они были очень любимы в народе за их крепость и дешевизну. И вот однажды торговцы наркотиками стали вкладывать туда вместо табака полученный из конопли препарат. И в таком виде отправлять сигареты из Мексики в США. С тех пор и повелось тот наркотик называть марихуаной. (Прим. авт.)


[Закрыть].

День в заботах протекал незаметно, но наступала ночь…

«Я не верю, что с тобой случилось что-то дурное: la adivinadora[88]88
  Гадалка, предсказательница (исп.).


[Закрыть] не предсказала этого… Но тогда почему же ты не напишешь мне?! Хоть пару строк… Быть может, я чем-то обидел тебя? А твоя семья? Я больше не могу видеть глаза твоих родителей… О, Святая Дева! Зачем, ну зачем я отпустил тебя… так легко?! Быть может, ты обиделась на меня за это? Но ведь я хотел тебе только хорошего! А если… Этот русский не дает тебе писать? Он запер тебя на своей вилле, и ты стала его рабыней? И поэтому я не могу получить о тебе никаких сведений?…А чем ты занимаешься… там? Ты по-прежнему поешь, или… он сделал из тебя домохозяйку? А деньги? Он действительно не беден, или… ты выступаешь и сейчас, а все деньги он забирает себе? Я и дальше буду делать всё от меня зависящее, чтобы узнать о тебе хоть что-то… Быть может, мне самому стоит поехать к тебе? Но это почти невозможно, поверь. Я узнавал. И даже не потому, что для этого мне, возможно, придется продать бизнес… Просто… если ты сама не хочешь этого, я не смогу переубедить тебя; а если тебя изолировали от всего мира, спрятав где-нибудь в глухом месте, – то в чужой стране, в одиночку, не зная языка… я не смогу разыскать тебя!»

…Когда последние надежды растаяли, супруги решили переименовать заведение. А все с таким трудом приобретенные видеозаписи Певицы, фотографии и журналы он собственноручно уничтожил.

– Для меня больше нет других певиц! – бросил он недоуменной Лауре.

Видеозаписям же выступлений Кармелы Хорхе уготовил другую судьбу: буквально стер в порошок от многократного просмотра. А ее фото стояли у него на рабочем столе, висели в комнатах и в зале ресторана.

…Они удочерили малышку, и Розе недавно уже исполнилось шестнадцать; назвать ее Кармелой он так и не решился.

Отныне у него никто больше не пел – он ждал свою Певицу и…

– А меня зовут …….

Хорхе вздрогнул. Больное сердце из последних сил перекачивало кровь, пытаясь поддержать шокированный организм.

– Да, да, я и есть та самая певица, и… скажу вам – Кармела также была замечательной певицей!

Хорхе отвалился в кресле. Сердце Певицы было здоровым, но сейчас и ему приходилось нелегко! Она хотела добавить еще что-то, но осеклась, увидев, как изменилось его лицо – похоже, он был близок к обмороку! Лаура стояла за ее спиной, скрытая от глаз роскошной пальмой, но, едва завидев, что Хорхе может не справиться со стрессом, вышла оттуда.

– Tiene el corazón enfermo[89]89
  У него больное сердце (исп.).


[Закрыть], – сказала она, и – Певица вдруг поняла ее.

Лаура принесла лекарство – он принял его, откинулся на спинку и закрыл глаза. Приложив указательный палец к губам, она жестом пригласила гостью в свою комнату. Удивительно, но незнание языка отныне почему-то не смущало Певицу – ей казалось, что они с Лаурой обязательно поймут друг друга! Ведь понимал же Борис Кармелу, а она – его.

Загадочно и мило улыбнувшись своим мыслям, Певица извлекла из косметички красивую толстую ручку и попросила лист бумаги.

Она начала рисовать.

Получилось совсем даже неплохо – Лаура, улыбнувшись, удовлетворенно кивнула. Это вдохновило Певицу. Прикусив кончик языка, она продолжила. Лаура смотрела, напряженно впитывая информацию, едва успевая подкладывать всё новые и новые чистые листы. Лицо Певицы светилось счастьем – способ общения, придуманный Кармелой, – сработал! Она опять схватила ручку, нарисовала самолет и… Лаура всё поняла.

…Потрясенная, она не знала, что ответить. Ни на испанском, ни на английском…

Она начала рисовать.

Но бумаги потребовалось немного. От Кармелы они с тех пор не получали никаких вестей. В память о ней переименовали ресторан. Удочерили ребенка. У них теперь больше никто не поет. Они переживают до сих пор. Им не удалось разыскать ее… Они уже пожилые люди, и у них больше нет сил. Быть может, это удастся сделать ей?

Лаура положила ручку и взволнованно заходила по комнате. Энергия любви, пронесенная сквозь годы русским парнем к мексиканской девушке, действовала на нее, соединяясь с энергией ее собственной любви к Кармеле, Хорхе и Розе. Сердце Лауры разрывалось от волнения, любви и сострадания…

А Певица закрыла лицо руками, сильнейшим усилием воли подавив в себе нестерпимое желание разрыдаться.

Внезапно спохватившись, Лаура принесла ей фото Кармелы в рамочке. Не удовлетворившись малым, она вытащила альбом с ее фотографиями и вручила гостье. Певица перелистывала страницы и… о чудо! На нее смотрело ее молодое изображение! Сходство было не столько портретным, сколько энергетическим, интуитивным…

Она видела себя! Молодую и стройную, открытую всему миру, и готовую любить весь мир… Готовую… впустить в свою жизнь любимого мужчину – сильного, умного и заботливого отца ее будущих детей, надежду и опору ее будущей семьи. Во взгляде девушки с фотографий была радость оттого, что ждать этой встречи осталось недолго, и была наивная, но непоколебимая вера в то, что «всё будет хорошо!»

«Да… я была недурна собой в молодости». – Она откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза и улыбнулась, предавшись ностальгии. Но внезапно что-то заставило ее их открыть. Лаура неслышно подошла и смотрела на нее пристально – похоже, всё еще не веря тому, что произошло за эти полдня. В руках ее была вазочка с фруктами и графин. А в глазах – слезы. Давние, которые она прятала от Хорхе все эти годы. Точнее, старалась прятать…

Певица смутилась.

– Простите меня, – она неловко прижала руки к груди и говорила, путая от волнения английские слова с немецкими и французскими. – Я… я была не права. Эта девушка… Она – не моя копия… Она – певица! Так красиво петь под фонограмму, на чужом языке, безо всякой вокальной и сценической подготовки – это, поверьте, невероятно трудно! К сожалению, я не знаю, как в дальнейшем сложилась ее судьба, но… если она погибла, то попала в рай. Да, да! То есть я абсолютно уверена в этом!..А если она всё же отыщется, то… мы еще споем вместе с нею. Для вас! А пока этого не произошло, я хотела бы спеть вместо нее… Вы позволите?

Певица осеклась, видя, что Лаура не понимает ее. Тогда она поднялась с дивана, взяла журнал с низкого стеклянного столика, свернула его в трубочку и поднесла ко рту… Лицо Лауры осветила мягкая улыбка, и Певица с удивлением почувствовала, как ее охватила волна доброго материнского тепла, шедшего к ней от этой незнакомой женщины.

…Когда Хорхе открыл глаза, то увидел, что кресло напротив него пустует; с удивлением и тревогой он закрутил головой: «Неужели всё это было лишь сном?!» Но Лаура окликнула его; обе женщины спустились вниз. Супруга подошла к нему и сказала что-то. Хорхе тяжело поднялся – в его глазах стояли слезы. Тем не менее, он пошел за ними. Хорхе шел как пьяный и, похоже, соображал плохо – действие лекарства еще не кончилось.

Они пришли в ресторан. Певица с любопытством рассматривала зал, небольшую сценку и… фотографии Кармелы с микрофоном в руке, висящие на стенах. У нее создалось впечатление, что она зашла сюда впервые – настолько далекими казались события первой половины дня. «И как только я не заметила фото?!»

Лаура тронула ее за руку:

– Завтра… – сказала она спокойно (похоже, из них троих она была наиболее адекватной), – мы устроим здесь концерт.

И посмотрела певице в глаза.

– Твой концерт… – продолжила Лаура и перевела взгляд на фотографию Кармелы. – Ее концерт.

Хорхе перевел слова жены.

– Завтра? – переспросила Певица.

– Конечно, – кивнула Лаура и обвела взглядом зал. – Не станешь же ты петь для них?

В разных углах за столиками сидело десятка два посетителей, занятых своей текилой и своими chile con carne[90]90
  Тушеное мясо с перцем чили (исп.).


[Закрыть] и не обращавших никакого внимания на хозяев заведения и разговаривавшую с ними женщину.

– Мы позовем тех, кто помнит Кармелу, – добавила Лаура и указала рукой на Хорхе, словно представляя Певице человека, который помнит покинувшую ресторан девушку лучше всех, но вслух произнесла совсем другое: – И ему, и тебе нужно отдохнуть…

Певица кивнула. Она даже и не заметила, когда Лаура перешла на «ты», но нисколько не возражала против этого: эти люди по возрасту годились ей в родители. На волне возбуждения Певица могла бы выступить и сейчас – шокированный организм не чувствовал усталости. Но Хорхе… Ему приходилось нелегко. Казалось, он не переживет всех событий этого дня!

…Певица долго не могла уснуть. Она ворочалась на прохладных атласных простынях, вспоминая свою спальню на вилле с видом на море и детскую с двумя кроватями, на которых смешно сопели носиками ее дети. Певица вдруг чуть не заплакала от сдавившего грудь пронзительного чувства…

Она положила под спину высокую подушку и села на кровати. События прошедшего дня, прокручиваясь в голове, вспыхивали, меркли и никак не хотели выстраиваться в логическую цепочку.

Певица вспоминала мать, отца, свое светлое и теплое детство, заполненное удивительными, волшебными звуками мира, распахнутого перед нею настежь… Звуки складывались в мелодии и проникали в каждую клетку; ритм звучащего мира становился ее пульсом, кружащийся вихрь чудесных звуков делал тело невесомым… С самого детства ей хотелось петь и танцевать – она не представляла свой день без этого, как невозможно представить его без воды и пищи…

Она «слышала» искрящиеся лучи вечернего солнца; огненные всполохи ночной грозы над небольшим европейским городком ее детства; брызги проливного дождя, барабанящего по жести оконного откоса; рассветный туман над глубоким озером, темное зеркало поверхности которого прятало в своей глубине тайны средневековых легенд. Ослепительную белизну заснеженных полей и удивительно четкую графику черного зимнего леса…

Звуки живого мира – и маленькая девочка, слушающая их… Она «звучала» ему в ответ, органично вплетая мелодию своего удивления и восторга в порой радостную и бездумную, порой торжественную, а порой грустную и щемящую сердце полифонию.

Она вспоминала изнурительные репетиции, на которых доводила себя до изнеможения, сотни раз повторяя одно и то же движение, одну и ту же фразу, пытаясь проникнуть во внутренний смысл простых звуков и несложных мелодий, в тайну их очарования, чтобы затем передать свое удивление этой тайной зрителям и слушателям. Репетиции начинались ранним утром; к вечеру тело ломило от усталости, а желудок сводило от голода – чтобы поддерживать отличную форму, часто приходилось следовать жесткой диете… Казалось, сил хватит только на то, чтобы добраться до постели.

Но стоило ей надеть концертный костюм, взять в руки микрофон и, выйдя на сцену, увидеть сотни устремленных на нее взглядов, почувствовать жажду и стремление публики услышать звучащую внутри нее мелодию – как всё остальное исчезало, и рождался новый мир, восхищенный ее музыкой! Так было каждый раз, и Певица знала это…

Но что будет завтра? Она хочет спеть для тех людей, которые помнят и любят мексиканскую девушку-певицу… Они помнят и любят свое радостное и молодое восхищение жизнью, бесстрашие и бессмертие, свои надежды и мечты, первые поцелуи и первые ночи, первые ответы на первые вопросы, первые успехи и первые разочарования…

И всё это теперь слилось для них в образе певицы, двадцать лет назад уехавшей в далекую и холодную Россию…

Певицу охватила некоторая тревога: а сумеет ли она стать для них, завтрашних зрителей, этой мексиканской девушкой? Сумеет ли выступить так, чтобы они видели на сцене не ее, певицу с мировым именем, а свою Кармелу, сумеет ли она «вернуть» ее из России?

Устав от размышлений и воспоминаний, она всё же заснула. Но, проснувшись уже через пару часов, чувствовала себя при этом бодрой и свежей, словно только что вышла из лучшего SPA-салона…

Ее ждали ванна и роскошный завтрак. Певица втайне наслаждалась новыми впечатлениями, пытаясь представить себя бедной девушкой, впервые попавшей в богатый дом. Она безотчетно пыталась сохранить всякую минуту этого странного дня, чтобы потом доставать их из потаенных мест памяти, отирать пыль и вдыхать почти неуловимый аромат каждого драгоценного мгновения. Сказка о красавице-мексиканке не могла длиться вечно, а финал ее выпало рассказывать ей, Певице…

Хорхе за столом вел себя достаточно невозмутимо. Похоже, ударная доза лекарств сделала свое дело. По его лицу невозможно было определить, что рассказала ему супруга. Всё или ничего. И лишь по глазам Лауры, Софии и Розы было ясно, что для всех троих эта ночь была бессонной…

После завтрака бережно, словно величайшую ценность, Хорхе взял певицу под руку и повел показывать дом. В каждой комнате находилось распятие. И несколько фотографий Кармелы. Певица сжала его теплую, чуть подрагивающую руку…

…Каким же Богам нужно молиться, чтобы Она нашлась?!

И сколько времени.

…Он показал ей видеозапись выступления Кармелы; на изображении «выбивало» строки, а звук «плыл». Но это, похоже, уже не заботило его: он знал наизусть каждое ее движение, а запись была нужна лишь для того, чтобы она снова пришла в его дом, словно говоря: «Не грусти, я же жива, что ты еще выдумываешь?! Я буду петь для тебя вечно, пока смерть не разлучит нас…»

Глядя на огромный телеэкран, певица часто моргала и прищуривалась, чтобы Хорхе не заметил ее слез. «О, мой Бог! Как она похожа… а как старается! Я и то не всегда выступала так… И… как же она все-таки прекрасна!»

Следом Хорхе раскрыл перед ней створки двух больших платяных шкафов. В нос ударил запах нафталина. Он наугад извлек плечики с одним из сценических нарядов Кармелы и… машинально приложил его к груди Певицы.