Текст книги "Сотовая бесконечность"

– Ну, это же обычное добавление к фараонскому титулу…

– Не-ет, старик! Это – мания величия. И хорошо, что в этом мире есть такие прагматичные люди, как афиняне, ответившие: «Если Александр хочет быть богом, пусть будет им. Но мы-то знаем, кто он такой!»

Лисимах не до конца понял цепь их рассуждений. Откровенно говоря, он даже запутался, добросовестно пытаясь следовать за полётом мысли подозрительных чужеземцев. Однако намёки молодого собеседника, его потуги оскорбить царское достоинство – уловил…

В гневе македонянин потянулся к мечу, уже сжал рукоять, когда на него налетела толпа грязных и оборванных уличных мальчишек, едва не сбив с ног. Грозный воин попытался обрушить на них свой гнев, однако наглые оборванцы обогнули его двумя рукавами весело гомонящего ручья и растворились в толпе.

Лисимах встрепенулся и лихорадочно принялся отыскивать взглядом вызвавших его гнев прохожих. Слава Олимпийцам, нашёл, благодаря высокому росту, выделявшему их из запрудившего улицу пёстрого людского потока. Они возвышались над всеми, как минимум, на полголовы. Особенно младший.

Решительно поправив пояс с мечом, Лисимах поспешил за двумя прохожими.

– И толку-то!.. Сам же знаешь, что созданная им империя развалится, даже не успев окрепнуть. Нам ли не знать… Называя вещи своими именами, она так и не успела стать настоящей империей, если понимать под этим цивилизационную систему, типа британской. Сатрапии, не связанные общей идеологией, начали расползаться ещё при жизни Александра, а теперь-то уж… – Младший махнул рукой и продолжил: – А потом что? Войны диадохов … Каких-нибудь два десятка лет, и со смертью Антигона , последнего, кто пытался действовать от имени царя – погибнет и призрак империи Александра. Так ради чего было пролито столько крови? Скажи мне!

– Хорош ты, чужие штаны примеряя, – возразил ему спутник. – Знаешь же: «Не судите, да не судимы будете».

– Ой, командир, только не надо! Оставь этот опиум для народа! – отмахнулся молодой. – По делу говори. Он же, по сути, ничего не создал. Даже этот пресловутый узел , и тот разрубил, а не развязал. Он был способен только разрушать. Как и положено воину. Что он великий боец – несомненно, кто бы спорил…

– И всё же. После смерти Александра осталось более семи десятков основанных им городов. Они заложили основы цивилизации во многих варварских краях, продолжили процесс ассимиляции народов и распространение эллинистической культуры…

Не подозревающие о преследовании, болтуны свернули в какой-то узкий переулок.

Недолго думая, Лисимах выхватил из ножен верный меч и ринулся за ними, пылая желанием защитить честь великого военачальника, походя поруганную каким-то хлыщеватым проходимцем. Но, едва свернув за угол, он натолкнулся на твёрдый, как крепостная стена, взгляд горящих серо-синих глаз… Сначала что-то с ужасной силой ударило его в челюсть, отчего в глазах мгновенно потемнело. Потом его, кажется, оторвала от земли какая-то сила и швырнула о каменную мостовую, вышибив разом и дух, и сознание.

В себя Лисимах пришёл оттого, что кто-то лил ему на лицо воду и немилосердно хлестал по щекам.

Все тело болело, как одна сплошная рана.

Открыв глаза, он увидел перед собой чьё-то расплывающееся лицо.

– Э-эй! Лисимах! Дружище! Ты меня узнаёшь?

Голос знакомый…

– Бартас? – прищурился сотник.

– Бартас, Бартас, – подтвердил его догадку всё ещё «расплывающийся» человек. – Ты чего это здесь разлёгся?

– Где они?! – Лисимах попытался вскочить, но это усилие вызвало лишь волну головной боли – она взорвалась в затылке холодным пламенем, вызвавшим громкий стон и невольную тошноту. – Где эти грязные клеветники?

– Сиди, сиди! – верный друг Бартас Эвбулей , стоявший с ним плечом к плечу не в одной битве. – Кто «они»?

– Ну, те двое! – внёс ясность Лисимах, порываясь встать и немедленно покарать виновных, вступиться за честь царя. – Один из них меня ударил…

– Не знаю, о ком ты говоришь.

Вдвое более массивный, Бартас легко удержал Лисимаха от резких движений.

– Благодари этих мальчишек за то, что нашли меня и привели сюда. Эта окраина из тех, где и с трезвого всё снимут, и горло днём за медяк перережут. А тебя даже не ограбили.

Лисимах с большим трудом перевёл свой безумно блуждающий взор с лица друга-македонянина на мельтешащий за его спиной пёстро-гудящий хоровод, при тщательном рассмотрении оказавшийся теми самыми скалящими зубы в счастливых улыбках мальчишками, что совсем недавно чуть не сбили его с ног. На крутых поворотах судьбы никогда не знаешь заранее, кто послужит орудием смерти, явившейся по твою душу, а кто может оказаться дарующим жизнь…

Глава двадцать вторая
ПО РАЗНЫЕ СТОРОНЫ…

На постели лежала худющая девушка, укрытая одеялом. Лишь внимательно присмотревшись, можно было разглядеть, как витмарская ткань на груди поднимается и опускается в такт дыханию. Если бы не это, едва заметное, движение и шевеление глазных яблок под опущенными веками – лежащая под одеялом легко сошла бы за мёртвую: бледное до молочной белизны лицо, обескровленные губы, покрытые синеватым налётом, выглядывающие из-под одеяла обнажённые плечи туго обтягивает кожа, сквозь которую просвечивают острые ключицы.

Подстать лежавшей был и круглый, метров пяти в диаметре, апартамент. Строгая до полного аскетизма обстановка. Точнее, её почти полное отсутствие. Ничего лишнего, словно это не жилое помещение, а казарма, или, что ближе к истине, – больничная палата. Унылость однотонных, зеленовато-серых стен не смело нарушить ни единое цветовое пятно. Никаких картин, панно, узоров, полочек, ниш. Полусферический потолок давал мягкий рассеянный свет. Не было даже обычных для подповерхностных жилищ проекционных экранов, создающих любую иллюзию заоконного пространства. Всё предельно утилитарно – узкая кровать, низкий маленький столик возле неё и простой стул из гнутых металлических трубок.

Абсолютно ничего в этой комнате не должно было отвлекать взгляд. И слух тоже – тишина царила совершеннейшая, будто стены при строительстве покрывались специальными звукоизолирующими материалами.

Единственное, что нарушало унылое единообразие, – дверь. Узкий прямоугольник более тёмного, травянистого оттенка…

Эта прямоугольная створка начала медленно приоткрываться.

…Белый чайник с закопчённым боком недовольно посапывал. Быть может, ему не нравилось, что его бесцеремонно разбудили среди ночи и нагло бросили на плиту, заставив нагревать воду.

Выцветшие куцые занавески еле дотягивались до подоконника, не особо прилежно скрывая от любопытных глаз внутреннее пространство тесной кухоньки. Впрочем, одна из занавесок была плохо задёрнута, и если бы в час ночи всё-таки нашлись любопытствующие, то они узнали бы, что хозяину нечего и скрывать. Кухня обустроена по-холостяцки. Стол, три табурета, газовая плита на две конфорки, узкий шкаф-пенал, в котором сиротливо томились парочка кастрюль, стопка разнокалиберных тарелок и небольшая сковородка.

На первый взгляд здесь чаёвничали закадычные друзья. Но из-за того, что они очень уж нарочито любезно передавали друг другу чашки, печенье и маслёнку, в которой желтел обветренный кусочек масла, возникало сомнение в истинности их дружелюбия. Так приговорённым предлагают отведать отравленный кубок, со стрихнином, насыпанным вместо сахарку.

Один из недрузей, облачённый в офицерскую униформу министерства внутренних дел Советского Союза, мог бы претендовать на звание хозяина кухни, равно как и квартиры, вот только вид у него был не раскованно-хозяйский, а растерянно-пришибленный. Зато двое гостей вели себя достаточно непринуждённо. Достаточно было одного взгляда в их холодные, спокойные глаза, чтобы понять: эти могут чувствовать себя вольготно практически везде и всегда.

Хотя в данное время и в данном месте их ЧТО-ТО очень сильно беспокоило. Озабоченные выражения лиц выдавали. Видимо, беспокойство возросло до такой степени, что они даже не считали нужным скрывать.

…Корабельные сосны, уверенно вонзая корни в песчаный берег, подбирались почти к самой кромке воды. Ровные золотистые стволы с потёками смолистого «клея» гордо возносили верхушки к небу. Солнце пригревало сосновую рощу, и аромат смолы смешивался со свежестью солёных брызг, создавая неповторимый воздух – один раз побывав здесь, на берегу лимана, уже невозможно было спутать это место ни с каким другим во Вселенной. Эти стройные, похожие на колонны, деревья и никогда не спящее, даже в полный штиль, море в соавторстве творили на границе стихий атмосферу, остро пахнущую всепобеждающей жизнью…

Два человека, неторопливо бредущих по берегу, прямо по кромке, где смыкались земля, небо и вода, придерживались именно такого мнения. Изредка перебрасываясь короткими репликами, они время от времени останавливались и полной грудью вдыхали сосново-морской воздух, словно хотели надышаться впрок, про запас. Их пример оказался столь заразительным, что мальчик и его собака, полдня таскавшиеся за ними как привязанные, тоже останавливались и, подражая мужчинам, глубоко вдыхали. Пёс при этом распахивал пасть, вываливая длинный красный язык, а мальчишка зажмуривался и старательно сопел.

…Травянистая дверь открылась наполовину, и в круглый апартамент скользнул молодой мужчина. Он идеально вписывался в туманно-зеленоватую серость, словно был специально создан для этого помещения и являлся неотъемлемой деталью интерьера. Серые глаза, тёмные волосы, средних размеров нос, ничем не примечательный подбородок, лицо ни худое, ни полное – среднее лицо. Обладателю такой усреднённой внешности можно не опасаться быть «выхваченным взглядом» из толпы. «Среднестатистичность» облика скрывает лучше всякой маски, и уже через секунду такие типы напрочь выветриваются из памяти, если их специально не занести в долговременный архив.

Мужчина держал в руках поднос, как ни странно, крикливого, мгновенно приковывающего внимание ярко-оранжевого цвета. В унылой монотонности помещения казалось, что пришедший поймал маленькое солнце, в свете которого трудно разглядеть, что, собственно, на подносе находится.

Водрузив «солнышко» на стол, молодой человек спокойно, привычно, явно не в первый и даже не в десятый раз, стянул с лежащей девушки одеяло.

Она безучастно перенесла сеанс массажа, не выказывая ни малейшего сопротивления, безвольно, не реагируя, выдержала гигиенические процедуры. Лишь открывшиеся глаза, затуманенные и совершенно отсутствующие, но живые, свидетельствовали, что мужчина обслуживает существо из плоти и крови, а не резиновую куклу.

Затем он усадил умытую и протёртую влажной губкой девушку на постели и, придерживая одной рукой, второй принялся кормить с ложечки. Бесстрастное лицо мужчины ничего не выражало. Для него всё происходящее было просто работой. Привычной. Не волнующей, не досадной. Ни плохой, ни хорошей. Неизбежной.

Девушка, механически открывая рот, проглотила питательную смесь, потом выпила витаминный коктейль. И только когда мужчина опять уложил её на кровать и аккуратно прикрыл одеялом, девушка шевельнулась и что-то пробормотала. Как ни слабо было это движение, как ни тих был голос, молодой человек застыл рядом с кроватью. Его лицо напряглось, глаза сузились. Мужчина будто прислушивался к какому-то звуку, ещё очень отдалённому, но – приближающемуся.

…Старший из двоих гостей произнёс таким тоном, словно отдал команду:

– Повторяю, нам необходимо связаться с Верховной. Срочно! Напрямую!

– Вы хотели поговорить. Мы говорим. – Ответил человек в милицейской форме с двумя большими звёздочками на каждом погоне. – Скажите всё, что считаете нужным. Я передам. Но прямой связи не будет.

– Почему?! Я не сомневался, что Амрина не оставит нас без присмотра, и ты наверняка регулярно докладываешь ей оперативную обстановку, так передай же, что…

– Я передам всё, что нужно, – деревянным голосом сообщил милиционер.

– И желательно побыстрее! – бросил младший из не-друзей.

– Повторяю, мы не в силах вернуться на Локос, – продолжал старший. – Мы очень долго не могли пробиться сюда, на Землю, а теперь не можем отсюда вырваться…

– Кому-то очень выгодно, чтобы мы не вернулись домой! – почти выкрикнул младший.

– Проблема ясна, – ответил подполковник. – Ждите…

Внезапно глаза его выпучились, как будто он увидел на столе что-то несусветное, вроде бегающих между чашками зелёных человечков или змею, выползающую из заварника. Хозяин квартиры вздрогнул, схватился за голову и застонал, будто от приступа острой боли.

– Как долго ждать?! – спросил старший.

– Ко… го? – очнувшись, спросил милиционер и опустил руки. Глаза его прояснились, но выглядел он очень испуганным, словно только что расслышал свист пули у собственного уха. – Ещё кто-то придёт? Я никого не приглашал… – растерянно добавил он.

– Командир, а если «хвост» вовсе и не мать навесила? – вдруг задумчиво произнёс младший. – То-то он раньше упорно не желал откликаться, когда мы пытались на связь выйти. С чего бы вдруг разговорился?

…Двое сидели на берегу, наслаждаясь тенистой прохладой, которую дарили сосны. Мальчик и его собака устроились неподалёку и вздремнули, устав от долгой прогулки. Мужчины ни разу не делали попыток прогнать своих неожиданных преследователей, только старший разок крикнул: «Мамка не заругается, что долго гуляешь?» Получив в ответ энергичное: «Не-е-е, она до вечера в смене!» – усмехнулся. «Познакомиться бы с твоей наблюдательной мамкой поближе…» – пробормотал он и больше не приставал.

Младший из спутников улёгся животом на песок, и, положив голову на руки, тоже начал клевать носом. Старший лениво обозревал окрестности. Волны налегали на берег и, шипя, откатывались назад с шелестом, похожим на шорох опавших листьев под ногами, утягивая за собой ракушки. Сосны тоже, казалось, спали, лениво помахивая кронами. Дремота мягким покрывалом укутывала всё вокруг, вот уж и волны затихли, точно уснули…

Вдруг старший мужчина насторожился, вскинул голову. С минуту прислушивался, затем тронул за плечо младшего, и тот мгновенно проснулся. Они синхронно вскочили на ноги, а в их руках, словно материализовавшись из воздуха, внезапно возникло какое-то оружие, с виду напоминающее обычные пистолеты, но почему-то с приплюснутыми шарами, насаженными на стволы.

…Мужчина замер у кровати. Девушка резко села в постели и посмотрела на него прояснившимся взором. Переход от сомнамбулического состояния к вполне адекватному совершился быстро, можно сказать, мгновенно. ЕЁ словно ПОДМЕНИЛИ.

– Нуж-шна связь… Долож-шить… – исторгла она хрипло, натужно; язык, нечасто использовавшийся для речевой коммуникации, плохо повиновался ей. – Надо ж-ше когда-то… вернутьс-ся из-с пох-хода.

Мужчина кивнул и молча задействовал терминал. Пару минут спустя он всё ещё молчал, продолжая манипулировать сенсорами, но… прямо на глазах выражение его лица менялось.

Три минуты спустя выглядел он крайне удивлённым. Его тоже словно подменили, хотя для перехода от бесстрастности к явному волнению ему потребовалось больше времени.

– Нет связи. Госпожа не отвечает, – сказал он тихо. – Прямой канал заблокирован…

Девушка посмотрела на него недоумённо, словно до неё не сразу дошёл смысл сказанного. Потом её взгляд помутнел, сделался отсутствующим…

– Госпож-жи на Локосе нет… – прошептала она.

– Вообще нет? – уточнил мужчина.

– На планете… н-нет. Не чувствую её присутс-ствия… – девушка опустила ноги с кровати, встала и, пошатнувшись, выпрямилась во весь рост. Отталкивающим жестом запретила собеседнику поддерживать её.

Щёки мужчины внезапно покрылись лёгким румянцем, как будто нагота движущегося тела смутила его, в отличие от наготы тела неподвижно лежащего.

– Плохо… очень плох-хо, – шептала девушка, оглядываясь в поисках чего-то.

– Да, – прошептал и мужчина, – напоминает уход Второго семиарха. Ночью, накануне…

– Дай одеться! – нетерпеливо повысила голос девушка. С каждым словом говорить ей становилось всё легче.

Мужчина умолк и стремительно скользнул к выходу из апартамента. Вернулся почти сразу, неся под мышками два тяжёлых цилиндра с упакованными боевыми комплектами.

– И что же ты теперь будешь делать? – спросил он у девушки.

О том, что делать ему, он не спрашивал. Видимо, из них двоих первостепенное значение имели не его, а ЕЁ действия.

…Чайник закипел, пустил струю пара, и милиционер машинально поднялся, чтобы выключить газ. Двое гостей пристально следили за ним, а точнее, за его ртом, ожидая, что вот-вот заговорит необходимый им собеседник…

– Ребята, а вы кто, на самом деле? – спросил подполковник, и по разочарованию, мелькнувшему в глазах не-друзей, было ясно, что они ждали совершенно других слов.

– Гуманоиды, – раздражённо ответил младший. – Не видно, что ли!

– Ещё чаю хотите? – осторожно спросил милиционер, поразмыслив над ответом.

– Нет, – досадливо мотнул головой младший.

– А я не откажусь, – продемонстрировал выдержку старший.

– Так вы точно не инопланетяне? – продолжал упорствовать милиционер; судя по разочарованию, мелькнувшему в ЕГО глазах, подполковнику сделалось чрезвычайно грустно при мысли, что гости могут оказаться всего-навсего землянами.

Старший поднялся и задёрнул занавеску на окне, словно вдруг убоялся, что круглосуточно любопытствующие где-то снаружи всё-таки найдутся.

– Ну, что там? – спросил младший несколько минут спустя, обратившись к хозяину кухни. Подполковник внезапно начал клевать носом, чуть ли не макая его в чашку с кипятком. Видимо, гость решил, что милиционером вновь овладел незримый наблюдатель.

– А?! Что? – спохватился хозяин. – Вы о чём?

– Да ни о чём! – досадливо махнул рукой младший. – Не спи, обожжёшься.

…Между стволами мелькнул женский силуэт. Женщина в светлом комбинезоне шла по направлению к мужчинам, спрятавшимся за соснами. Шагала она, часто останавливаясь и оглядываясь, словно кого-то искала, и что-то негромко говорила, как будто обращаясь к невидимому собеседнику.

– Приготовься, – шепнул старший.

Как ни тихо он это выдохнул, чуткий пёс, дремавший неподалёку, насторожился, вскочил и залился громким лаем.

Услышав собачий голос, женщина остановилась, повела головой из стороны в сторону, разглядела пса и решительно, целеустремлённо направилась в эту сторону, тем самым неотвратимо приближаясь к спрятавшимся мужчинам.

…Она резко вскинула руку, отмахиваясь от повторного вопроса, как от назойливой мухи.

– Пока не знаю, сказала же! – снова ответила. И гневно уставилась на него. Даже прекратила подтягивать ремни боевого комплекта, уже прикрывшего её тело.

Чувствовалось, что девушку безумно раздражает незнакомый мужчина, чувствующий себя в её доме, как у себя дома! Даже то, что он официально числится её мужем, и не один год ухаживал за ней, как за беспомощным младенцем, отнюдь не делало его более близким. Но, кажется, этот мужчина воспринимал факты иначе. Он настойчиво, будто она обязана отвечать, требовал указаний, что делать дальше.

Девушка открыла было рот, намереваясь отчитать мужчину, как вдруг… замерла, вытянувшись в струнку. Её лицо из молочно-бледного стремительно превратилось чуть ли не в полупрозрачное, словно вся кровь мгновенно ушла из тела. Расширенные зрачки, точно зеркальца, отразили испуганное лицо «мужа», раздвоив его. Мужчине показалось, что девушка вот-вот рухнет в обморок. И она бы рухнула, если бы он вовремя её не подхватил. Бережно уложив хрупкое тельце на кровать, мужчина прижался ухом к девичьей груди и с облегчением услышал стук сердца… В эту секунду девушка вышла из транса, и резко оттолкнула прильнувшего в ней мужчину. Вскочила с кровати и бестолково заметалась по апартаменту.

– Что?! Что такое? – встревожено спросил мужчина.

– Она там! – вскрикнула девушка, остановившись на половине пути от стены к стене. – Пёс её видит!

– Где?!

– Там! На берегу! – она затравленно огляделась по сторонам, а потом выжидательно уставилась на него, словно ища поддержки. – Она всё знает! Она убьёт его!

– Кого?!

– Мне тоже туда надо! – воскликнула девушка, сжав кулаки так, что ногти впились глубоко в ладони. – Проклятая плоть, ну почему ты такая слабая! Ну давай, давай же! ХОЧУ ТУДА!

– Куда же?.. Куда? – растерянно спрашивал мужчина.

Но вместо ответа девушка вдруг… исчезла.

Прямо на глазах мужчины. Вот она была, и вот её уже НЕТ.

И никакого взрывного движения воздуха, стремящегося заполнить образовавшуюся пустоту.

…Милиционер пил чай, периодически задрёмывая. Он брал в руки чашку, делал глоток, ставил чашку на стол и, закрыв глаза, всхрапывал. Вздрогнув от собственного храпа, снова брал чашку и делал глоток… Младший зачарованно следил за процессом, а старший стоял, прислонив голову к стеклу, за которым чернота ночи перетекала в предрассветную серость, невидящими глазами смотрел во двор.

Внезапно хозяин всхрапнул, дёрнулся, очнулся и, затравленно оглядев кухню непонимающим взглядом, вдруг чётко, громко произнёс:

– ОНА ТАМ.

Вскочив, он уронил чашку на пол, и, не обращая внимания на окружающих, заметался по тесной кухне, сжимая и разжимая кулаки. Старший гость втиснулся в подоконник, чтобы не мешать.

– Мне тоже туда надо! – встав посреди кухни столбом, заявил милиционер, а потом закатил глаза и рухнул словно подрубленный. Младший гость вовремя поймал его, не позволив виску встретиться с углом стола, и усадил обмякшее тело на табуретку. Уронив голову на руки, милиционер вовсю захрапел.

– И нам туда не помешает, – задумчиво сказал старший. – Я взял пеленг. Сконцентрируйся. Уходим.

…Женщина в белом подходила всё ближе и ближе.

– Сейчас что-то будет, – загадочно произнёс старший.

– Чем это грозит нам? – напряжённо переспросил младший, но не получил ответа.

Женщина вдруг резко изменила направление и… рассмеявшись, бросилась к воде. Когда она пробегала поблизости, стало ясно, что на ней не комбинезон, а белая просторная блуза и такие же белые брюки. Пёс, радостно залаяв, бросился вслед новой знакомой, играть с ней. Женщина легко освободилась от одежды и со счастливым визгом влетела в солёную воду лимана.

– Ничего себе моржиха, – проворчал старший. – Водичка далеко не летняя.

– Да она же просто песню пела! – вдруг дошло до младшего, ему наверняка почудилось, что незнакомка отдаёт в микрофон приказы невидимым соратникам.

– Ложная тревога, – расслабил мышцы старший. – Но издали как похожа, стерва… Иногда так жалею, что я не телепат.

– Я бы на твоём месте не был так уверен…

Изменившийся, враз севший голос младшего заставил напарника резко развернуться.

В нескольких шагах у них за спиной появилась ещё одна незнакомка, и уж её-то тело облегало одеяние явно военного образца. Она ТОЧНО материализовалась прямо из напоенного жизнью сосново-морского воздуха – секунду назад с той стороны ещё никого живого не наблюдалось. Мальчик побежал за своим псом и первой женщиной, к морю…

Беззвучно, неуловимо нарисовавшая себя на картине мира вторая ощутимо пошатывалась, будто сильно пьяная, и горящим взором пожирала младшего из двоих.

– Ну, здравствуй, наблюдательница, – спокойно сказал старший. – Не обмануло чутьё, без мамкиного пригляду не остались…

И в этот миг среди храмовых сосновых колоннад появились ещё два силуэта. Тёмных. Мужских.

Двое мужчин неторопливо приближались к границе стихий.

Он рассматривал две удаляющиеся спины сквозь прицел и маялся.

Три приказа ему были отданы. Первый: «Служить ей бессменно, следовать за ней всегда и всюду!», он выполняет неукоснительно. Она здесь и он здесь же, в непосредственной близости. Для исполнения второго, «Устранять любую опасность, потенциально способную нанести вред её телесной оболочке!», он должен уничтожать всех, кто приблизится к ней на расстояние меньше пяти метров – примерную длину прыжка взрослого человека или диаметр круглой комнаты, в которую никто из посторонних живьём попасть не должен… Третий, «В случае смерти либо исчезновения главнокомандующей перейти К НЕЙ в непосредственное подчинение!», он выполнять не мог, потому что ОНА не ознакомила его с планом дальнейших действий.

Не проинструктировав его, она ринулась спасать землянина и реально переместилась на Землю, в мир захватчиков. Ради этого верзилы она не пощадила собственное драгоценное тело. Беззащитная и хрупкая, бросилась под открытое небо, ненавистное небо, смертельно опасное небо…

Теперь к ней вплотную приблизилась другая смертельная опасность, собственной персоной кровавый землянин «Сидоркаин», а он – не может стрелять. Хотя должен. Приказ есть приказ… и приказ есть приказ. Нет для солдата ситуации более мучительной, чем столкновение двух взаимоисключающих приказов. Хуже только зыбкое, подвешенное состояние, когда приказ вообще не отдан, и приходится самостоятельно принимать стратегическое решение…

Уже тоскуя по счастливой жизни, безвозвратно окончившейся несколько минут назад, он маялся и никак не мог решиться. Стрелять или не стрелять? Вот в чём вопрос!

И другой вопрос бередил, не давал покоя. Почему ОНА не распознала, что женщина в светлых одеждах – не госпожа, а местная, землянка? Точнее, почему приняла случайно забредшую в лесок аборигенку за Верховную, собственной персоной явившуюся на Землю?.. Ведь если бы не эта фатальная ошибка, ЕГО счастье не закончилось бы так внезапно…

Рассматривая людей, образовавших круг на влажном песке у самого берега, он поневоле прислушивался к их диалогу. Благо оснащение его персонального боевого комплекса позволяло. Его ПБК вообще обладал возможностями куда более серьёзными, чем «прослушка» на расстоянии нескольких сот метров и прицельная стрельба на сверхдальние дистанции… Содержанием «пятисторонней» словесной баталии, разразившейся на береговом песке, когда четверо мужчин и ОНА сошлись в единую группу, он особо не нагружался, но в архив памяти исправно заносил. Рассматривая четыре цели на предмет установки очерёдности отстрела, эпизодически выхватывал обрывки смысла… затем сосредоточился, вник.

Они заговорили о Создателе, который хотел уничтожить разумных за грехи смертные, но решил дать им шанс на спасение жизни – подкинул старцу Ною идею ковчега. Значит, бывало это, бывало уже, твердила она, не мы первые, сохранились какие-то доисторические в буквальном смысле архивы памяти, донесли до нас информацию, что спастись возможно… Они брали выше и неизбежно пришли к вопросу: кто задумал и осуществил бога и дьявола? Кто располовинил всех, вся и всё, кто придумал войну, чтобы разделять и властвовать? Кто же истинные творцы мироздания, КТО… А потом они долго обсуждали ключевые сражения. Не раз упоминались Каталаунские поля, на которых, дескать, то вся Европа собирала войска в кучу, чтобы дать отпор бешеным гуннам Аттилы, то ещё какие-то армии сшибались в бою с противниками… А ещё они обсуждали некий «тендер на поставку когаза» и «запрет добычи», судьбоносное деяние, несколько отодвинувшее конец света…

Это утверждение его несколько удивило. Он знал, что «конец света уже свершился, но мы его не заметили», по словам госпожи. Сохранившие память, выжившие обитатели бывшей центральной планеты, способные отправиться в прошлое Земли и других «колоний», выходят из вневременья в реальное текущее время не позднее середины сороковых годов двадцать первого века от Рождества Христова. Позже – выходить уже НЕКУДА. Локос непонятным образом сумел закапсулироваться, и уже добрых два десятка лет субъективного времени мир живёт ПОСЛЕ конца света. Пространственные переходы больше не существуют по простой причине – потому что некуда переходить. На «том конце» НИКОГО НЕТ. Природные катаклизмы не просто так, от нечего делать, участились и ужесточились за несколько десятков годовых циклов до момента исчезновения разумной цивилизации, «даты икс», ранее известной как «барьер времени»… Высшие силы природы уничтожили зарвавшихся разумных на остальных планетах «ячейки», потому что материализованная мысль человека может влиять на Вселенную, преобразовывать её, перекраивать – следовательно, оспаривать право высших сил на эксклюзивность Творения. Отрицая ИХ исключительность, мысленно уподобляясь ИМ, люди расшатывают мироздание, выстроенное не людьми и не для людей, по большому счёту… Будь иначе, благоприятные условия обитания разумных не были бы настолько ограниченными и редко встречающимися.

Не зря она панически боялась открытого неба. Оно не только ей на голову упало. Всем людям. И тем, которых больше нет, и всем, кто ещё живы и каждое утро просыпаются в страхе, что этот рассвет солнца последний, и завтра взойдёт Чёрная Звезда.

«Будущее всегда есть. Только вот каким оно будет, от нас почти не зависит», – сказала Амрина Инч Дымова, и он очень хорошо запомнил эти слова. Знают ли об этом воины, что собрались на берегу, затерянном в историческом прошлом одной из планет? Так или иначе, они вознамерились объявить войну наступающему Ничто-Нигде-Никогда, точнее, Чёрным Звёздам, его универсальному орудию убийства Сущего. Заключив военный союз между добром и злом, заботливо культивируемыми в душах учеников наставниками, – разыскать то самое поле, где не прекращается ключевое сражение Вселенной…

И будь что будет.

С теми, кто есть, делай то, что должно.

Главное, чтобы хоть что-нибудь БЫЛО…

Оценив их простой, как линейка, но трудновыполнимый замысел, он принял самостоятельное решение: не стрелять.

Пора к ним присоединяться. Ну что за армия! Офицеры сплошные, ни одного солдата. Надо исправлять кадровый перекос.

Он оторвался наконец-то от прицела, фиксирующего пять живых объектов, и взглянул на берег просто так, невооружённым взглядом.

И вдруг увидел Бесконечность.

Он не сразу понял, что с его глазами…

Объяснение оказалось простеньким, как все единственно верные ответы.

Если приближаться к воде, проходя между колоннами сосновых стволов, увенчанных непроглядными хвойными кронами, возникает устойчивое ощущение, что противоположного берега лимана НЕТ. Что есть только ЭТОТ берег. Дальше – бескрайний океан, а не малюсенькое море, которое начинается в десятке миль правее, там, где лиман вливается в него. Сквозь чистый, свободный от густого подлеска низ леса видно только волны, непроглядный верх же – совершенно скрывает противоположный берег. И на мгновение возникла иллюзия, что его попросту не существует…

Солдат шёл к офицерам, собравшимся на границе стихий, и перед ним расступались сосны.

Древние хвойные деревья, благодаря которым, пусть на краткий миг, но поверилось вдруг, что Бесконечность ЕСТЬ…

Молодая стройная женщина в светло-розовом бикини усмехнулась, внимательным взглядом проводив экзотическую группу, удалявшуюся в сторону городка. Двое мужчин постарше, трое парней, один из которых выглядел натуральным солдатом будущего из фантастического боевика и был увешан оружием, как новогодняя ёлка, а двое очень похожи, ну просто родные братья, и затесавшаяся в крепкую мужскую компанию худенькая невысокая девушка в иностранной военной форме о чём-то бурно спорили на берегу, а затем, по-видимо–му сойдясь во мнениях, все вместе пошли на запад. Туда, где уже клонилось к закату багровое солнце. Мальчик и его собака отправились домой ещё раньше. Только она, не спеша натягивая белые брюки и блузку, стояла на песке, позволяя телу обсохнуть после бодрящего купания. Незадолго до ухода к ней подбегал один из молодых людей, представился Алексом, и спросил, не нужно ли прекрасной незнакомке крепкое мужское плечо? Она оценивающе рассмотрела заботливого красавчика и отказалась. Хотя по огонькам, зажёгшимся в её глазах, очень хорошо было видно, что большой парень ей более чем понравился. И, прогуливайся он по этому райскому черноморскому бережку один, без целой группы сопровождающих, кто знает, какая горячая могла бы у них случиться любовь…