Текст книги "В интересах следствия"

ИЗГНАНИЕ КОЗЛИЩ

– Что будем делать с этими вонючими козлами?

Начальник отдела полковник Шутилин хмуро оглядел Рамодина и перевел взгляд на единственное окно в маленьком кабинете. Но и там ничего радостного не обнаружил: забранное здоровенной решеткой окно выходило во двор, где пылились проржавевшие, отслужившие свой срок милицейские машины.

– Отпускать. Не кормить же их обедом!

– Еще чего! Пендель под зад – и прощайте! – Начальник был особенно недоволен тем, что к операции по вылавливанию бомжей привлекли даже уголовный розыск. – Ты, может быть, все-таки сядешь? Стоишь столбом.

– Вы, товарищ полковник, приказали бы коменданту стулья сменить. Уж очень скрипят. Сидеть на них невозможно.

– Уже приказал. Говорит, могу только свои из дому принести. Третий год ни копейки на мебель не дают. Тьфу. А тут еще козлы эти…

Раздражение начальства объяснялось довольно просто. Несколько дней назад из Управления внутренних дел поступило устное распоряжение – очистить микрорайон, прилегающий к Дому правительства, от бомжей. Намекнули: приказ идет с самого верха.

Рамодин знал, чем вызвано гонение бомжей, но своими догадками он ни с кем не делился.

Две ночи подряд сотрудники отдела прочесывали подвалы и чердаки, вылавливая спившихся мужчин и женщин, потерявших свое место в обществе. Потерявших работу, жилье, а очень часто и какие-либо документы.

Подвалы заделывали решетками, на чердаках устанавливали железные двери. Бомжам доходчиво объясняли, что для их здоровья полезнее выбирать пристанище подальше от центра. Одну группу даже отвезли на омоновском автобусе на границу с Калужской областью и выпустили прямо в лес. На второй рейс не хватило бензина.

В отделении милиции господствовал стойкий запах годами не стиранной одежды, немытых тел и алкоголя. Ни сквозняки, ни купленные вскладчину освежители воздуха не помогали.

И главное – не было результатов. Необъяснимым образом бомжи просачивались на свои старые квартиры.

– Сегодня их обыскивали? – спросил полковник.

– И-и-горь Сергеевич!1

– Да-а! – Шутилин поморщился, на секунду представив, какое это большое удовольствие – шмонать нечесаных бомжей. – Козлы и есть козлы. Ума не приложу, куда их девать?

– Выход один – объявить борцами за демократию. Американцы предоставят им статус беженцев…

– Евгений! Не до шуток.

– И мне. Из-за отлова бомжей у меня оперативная работа буксует.

– Да. Кстати, – оживился Шутилин. – Один козел показался мне знакомым. На твоего дружка Фризе смахивает.

– И я обратил внимание. Подумал, хорошо бы его показать Володьке. Но он в отъезде.

– Похож, похож. Только сутулый. И рожа зверская. Так бы и врезал для профилактики. Да ведь потом рука будет неделю вонять козлятиной. Не знаешь, что за тип?

– Я поинтересовался. Из Питера. Владимир Кислицын. Говорит, на студии «Ленфильм» работал осветителем. А документов никаких.

– Это легко проверить. Позвонить на студию.

– За ваш счет?

– Вот черт! Нам и своих бомжей хватает. Может, посадить его на поезд?

– Или на самолет. У вас получка больше, чем моя. Билетик ему купите. Пускай летит в Питер с комфортом.

– Не остри. Мы обязаны с беспаспортными разбираться. А уж если попались приблудные – тем более.

– Правильно.

Шутилин посмотрел на старшего оперуполномоченного с подозрением:

– У этого осветителя, наверное, и жилье в Питере есть?

– Было. Он недавно в Москву приехал. И булькнул. Очнулся – ни денег, ни документов. А жена квартиру продала. За границу уехала.

– Разжалобил?

– Еще чего! Порасспросил этого типа из-за сходства с Фризе. Приедет из Германии – расскажу ему.

– Живут же частные сыскари! – мечтательно сказал Шутилин. – По Германиям разъезжают. Отдыхать поехал твой дружок?

– Угу. Я его и на поезд проводил.

– На поезд?

– Не любит летать.

– Большой оригинал.

– Это точно. – Рамодин рассмеялся.

– Ты чего?

– Представил себе Фризе в роли бомжа. Где-нибудь в вонючем подвале, среди фановых труб. С бутылкой бормотухи.

– Подумаешь! Я, например, так считаю: когда ничего нет под рукой – и бормотуха сойдет.

– Только не для Фризе. Ему хороший коньячок подавай. Виски. И то не всякое. Утром кофеек со сливками.

– Понятно. А тут сидишь дурак-дураком, бомжами занимаешься, – со злостью выпалил полковник. – Последний раз спрашиваю: что будем делать?

– Пинка под зад. А перед начальством как-нибудь отчитаемся.

– Так бы и говорил сразу. Передай дежурному – чтобы через пять минут их на пушечный выстрел поблизости не было.

СТРАНА БОМЖОВИЯ

– Эй, приятель!

Фризе оглянулся. Слегка припадая на левую ногу, к нему спешил один из новых знакомых – бомж в генеральской форме. Даже небольшое усилие давалось ему с трудом. Недавний сокамерник запыхался.

Владимир вспомнил – когда бомжей вышвыривали из милиции, Генерала среди них не было. Наверное, его отпустили на несколько минут позже.

– Ну? – сурово бросил Фризе, когда Генерал поравнялся с ним. – Чего надо?

– А ничего… – Мужчина шумно выдохнул. Улыбнулся. – Хотелось покалякать. Про Питер. Не возражаешь?

– Чего о нем калякать? Стоит себе… – У Фризе чуть не сорвалось с языка: «Есть не просит». Еще как просит. Он не удержался и тоже улыбнулся. – Мы с тобой в милиции уже поговорили о Питере. У тебя какой интерес?

– Да никакого. – Генерал пристроился рядом, подлаживаясь под широкий шаг Владимира. – Разве нельзя просто поговорить? Ради разговора.

Завязывать знакомства с бомжами, «поболтать ради разговора», было сейчас главной целью сыщика. Но неприкаянный бедолага Памперс исчез так же внезапно, как и появился. Да и весь его рассказ о черном «линкольне» пришлось поставить под сомнение. Байки Алексея были явно сдобрены фантазией и передавались с чужого голоса. Но намек погорельца Левона на доллары, купленные у бомжа, дорогого стоил. Фризе чувствовал – он на верном пути. Оставалось только порадоваться, что нашелся человек, сам проявивший интерес к общению. Нужный человек.

Вышагивая по пустынной в эту пору улице рядом с «генералом-погорельцем», Фризе вспомнил, как, приблизив к нему испитое лицо, выспрашивал бомж про питерские злачные места ночью в ментовке. «Почему ко мне лез? Не к другим? – Но тут же Владимир поправил себя: – Не только ко мне. Старика звал присоединиться. Старика со смешным прозвищем Колизей. Значит, не чужой в этой компании».

– Заметил я, – продолжал болтать бомж и ткнул Фризе локтем в бок, – вы, питерцы, все молчуны. Из вас слово клещами тащить надо.

– Когда у тебя желудок к позвоночнику прилипнет – и ты молчуном станешь.

– И сколько ж ты без жратвы?

– Вторые сутки.

– Вторые сутки! – Бомж хихикнул, растянув и без того тонкие губы. – Вторые сутки – не срок. Я и по три дня маковой росинки в рот не брал. А ты небось блокадник? – Он опять хихикнул. – В третьем поколении. Должен привычным к голоду быть.

– Дошутишься!

– Это я так, к слову. Не обижайся. У меня один знакомый был, сорок пятого года рождения. Первого мая родился. А туда же, блокадник. Все документы доподлинные имел. И значок тоже.

– И куда же твой знакомый подевался?

– Куда-куда! На кудыкину гору. – Бомж круто сменил тему. Спросил: – Жрать, говоришь, охота? А деньги есть?

– Банки откроются – валюту поменяю. И деньги будут.

– Понял, – опять растянул губы в улыбке бомж. – У меня тоже ни гроша. Обмелел. Но кое-чем побаловаться мы с тобой можем. – Генерал неожиданно остановился и протянул Фризе руку: – Василий.

– Владимир.

– Счас, Володя, я тебя побалую.

Он расстегнул генеральский китель, сунул руку за пазуху и долго шарил там. Фризе даже подумал, что просто решил почесаться. Блохи заели. Но Василий наконец вынул коробок спичек и, осторожно раскрыв его, показал Фризе. На дне коробка лежало несколько – штук пять, не больше – обыкновенных спичек. Только очень внимательный человек сумел бы заметить, что коричневые головки были более пухлые, чем обычно.

Продемонстрировав содержимое коробка, бомж так же аккуратно закрыл его и с таинственным видом спрятал в карман.

– За углом садик. Посидим. Словим кайф… – Последнюю фразу Василий произнес почти шепотом – из подъезда вышел молодой улыбающийся мужчина с модным кейсом. Одет он был в легкую бежевую куртку из лайки, в шелковые светлые брюки. Густой аромат хорошего французского одеколона, казалось, заполнил весь переулок. Аромат этот был хорошо знаком Фризе – бывшая любовница Берта дарила ему такой одеколон по большим и малым праздникам.

Мужчина на секунду остановился, вынул из кармана своей роскошной куртки ключи на брелоке и, по-видимому, собирался нажать на пульт дистанционного управления, когда встретился глазами со злым, ненавидящим взглядом бомжа. Улыбка на его лице погасла, сменилась холодным отчужденным выражением. Он круто развернулся, прошел с десяток шагов деревянной походкой и, остановившись рядом со своей машиной – белым сверкающим «опелем» последней модели, – нажал на пульт. Мигнули габаритные огни, мужчина сел в машину, включил зажигание и, не дожидаясь, пока прогреется мотор, рванул с места так, что завизжали шины.

– Не любишь? – тихо спросил Фризе.

– Ненавижу! – Бомж бросил быстрый взгляд на Владимира, и тот внутренне поежился – даже сквозь узкие щелочки опухших век чувствовалось, сколько ненависти таится в глазах этого странного человека. – Так чего это я хотел? – задумчиво спросил Василий, отведя взгляд от Фризе. – Оттянуться в садике? Ладно, потерпишь. Я тебе покажу, где можно погорбатиться за десятку. На батон хватит.

Они медленно пошли по переулку. Прохожих по-прежнему не было.

При упоминании батона Фризе вспомнились слова из широко рекламируемой песни: «…И вальсы Шуберта, и хруст французской булки!» Он представил себе врывающийся в мелодию вальса хруст этой самой французской булки и, как ни странно, расхотел есть. А воспоминание об «упоительных вечерах» направило его мысли в другое, горячительное русло.

Глубоко вздохнув, он постарался выбросить из головы непрошеные аллюзии.

По переулку прогромыхала поливалка. Шофер даже не убавил струю, поравнявшись со спутниками, и окатил их водой. Генеральскому мундиру Василия досталось больше всего. Но даже вода не смогла уничтожить едкий запах горелой резины, витавший в переулке после стремительного старта белого «опеля».

– Постоим? – Василий дотронулся до локтя Фризе. – Летишь как угорелый. А куда нам спешить? Нигде не ждут.

– Да я что? Иду куда глаза глядят.

Вообще-то у Владимира была цель. 6-й Ростовский переулок. Занимая бомжа рассказами о Питере, о злачных местах и забегаловках города, он как бы невзначай увлекал Генерала к месту недавней трагедии. Ведь в ней поучаствовали и бомжи.

Со студенческих лет Фризе помнил древнее изречение: молва растет, распространяясь. И слова Памперса о том, что Москва – одно большое ухо, вселяли надежду. По цепочке, от бомжа к бомжу, городские байки могли распространяться очень быстро. Вдруг появление в 6-м Ростовском разбудит отяжелевший мозг Генерала и развяжет ему язык.

Минут пять они постояли на перекрестке, подставляя палящему солнцу мокрые одежды. Неподалеку, под полосатым тентом, крошечный – не выше полутора метров – чеченец или еще какой-то пришелец с Кавказа колдовал возле сочащейся жиром шаурмы. Аромат созревающего мяса был таким аппетитным, одуряющим, что у Генерала стали закатываться глаза. Фризе на всякий случай взял его под руку и не спеша повел по улице. За следующим углом начинался 6-й Ростовский.

КАЙФ

– Ты не обижайся, мужик. – Очухавшись от жары, от голодного полуобморочного состояния, бомж вновь обрел уверенность. В голосе появились покровительственные нотки. – Мне эти спички дороговато обошлись!

Они сидели на подоконнике, и сквозь давно немытые лестничные окна Фризе был виден пустынный переулок. И огромный домина из розово-белого кирпича, из которого похитили знаменитую коллекцию картин.

Василий, как и первый раз, долго шарил дрожащей рукой во внутреннем кармане генеральского кителя. И наконец достал коробок. Не меньше минуты разглядывал его – словно увидел впервые. На вспухшем лице Генерала отразилась такая мука мученическая, что Фризе живо представил себе, что происходит в душе бомжа. Как борются в нем противоречивые чувства: поделиться с едва знакомым человеком своим сокровищем или поберечь для себя?

Наконец Генерал решился. С трудом открыл коробок, достал из него две спички. Одну протянул Владимиру, другую поспешно сунул в рот, на манер папироски, и блаженно зажмурился.

Единственно, что беспокоило Фризе, так это «дегустация» наркотика на голодный желудок. Может просто стошнить. Привыкнуть к «травке» и порошкам он не опасался – организм их не принимал. Как не принимал опохмелки по утрам. А вот уколоться Владимир не позволил бы себе ни под каким предлогом. Даже в надежде сокрушить всю российскую мафию.

Преодолев брезгливость, он осторожно облизнул головку спички и незаметно сплюнул. Потом, снова зажав ее в зубах, почувствовал легкий кисловатый привкус.

Генерал сидел привалившись спиной к стене. Глаза у него закрылись, лицо расслабилось и от этого приобрело жалкий вид. Стало похоже на лицо ребенка, состарившегося уже к пяти годам.

Фризе сунул руку в карман своего бархатного пиджака. Нащупал коробок спичек. Осторожно открыл. Вытянул одну спичку и зажал между средним и указательным пальцами. Так же осторожно, не сводя взгляда с лица Генерала, закрыл коробок и вынул из кармана руку.

Через секунду генеральская спичка уже лежала у сыщика в кармане, а изо рта торчала, словно карликовая папироска, самая обыкновенная, череповецкая.

«Будет время, отдам экспертам, – подумал он, чувствуя, что даже минутное соприкосновение с наркотой не прошло для него даром. – Что еще за новый финт придумали наркодельцы?»

У подъезда дома напротив остановился фургончик «ГАЗель», и два здоровых парня, сверяясь с бумажкой, выставляли на тротуар секции с большими фирменными бутылями родниковой воды.

«Богатые люди – особые люди», – вспомнил Фризе любимую присказку своего приятеля майора Рамодина. – Пьют только родниковую воду. Хотят жить вечно». Он скользнул глазами по стене дома и увидел то, что и ожидал увидеть: почти у каждого окна красовались приемники мощных кондиционеров.

«Интересно, наркотики эти богатые люди употребляют?» Владимир перевел взгляд на лицо своего нового знакомого, вздохнул и прикрыл глаза.

Минут через десять, а может быть, через пять или через час – он не мог сказать более определенно, потому что время перестало для него существовать, – Фризе почувствовал, как его охватывает сладкое чувство легкости и освобождения от окружающего мира. «Мир – это я. Вот в чем, оказывается, дело», – с удовлетворением подумал он. А другой, пытающийся контролировать первого Фризе – или, наоборот, второго? – подсказал ему: «Старик, а какой бы кайф ты словил, если бы использовал всю дурь, а не прятал ее в карман?»

Этот второй Фризе, никак не желающий забыть, что он сыщик, серьезно подпортил ему эйфорию. Не давал полностью отключиться, оборвать последнюю тоненькую ниточку, соединяющую с окружающим миром.

Сквозь сладкую дрему до Фризе доносились звуки движущегося лифта, стук дверей, шорох автомобильных шин в переулке, завывание внезапно сработавшей автосигнализации. Все эти звуки были по ту сторону его заторможенного сознания – в другом мире. Но ради этого мира он находился здесь. И не давал себе полностью забыться.

– Боже! Опять бомжи! – произнес молодой, но сварливый женский голос. – Неужели ты не можешь их выбросить раз и навсегда?

– Уже выбрасывал. Это – другие.

– Начни отстреливать.

– Патронов не хватит, – равнодушно сказал мужчина и тут же спохватился: – Ты что, дура? Хоть бы на лестнице придержала язык.

В это время пришла кабина лифта. Щелкнула дверь. Когда кабина лифта проходила мимо, до Фризе донеслась раздраженная фраза женщины:

– Если застану их вечером – ошпарю кипятком.

Хлопнула дверь в подъезде, и опять наступило длящееся вечно состояние блаженного покоя. До появления на лестнице новых людей. Они вызывали лифт, шаркали подошвами по ступеням. Увидев бомжей, они отпускали злые реплики. Иногда испуганные. Эти реплики были единственным, что сейчас поддерживало связь Владимира с внешним миром. А в его персональном мире все было ярким и солнечным. Веселым и приветливым. Когда потом, окончательно придя в себя, Фризе пытался вспомнить, воспроизвести в мозгу этот мир, у него ничего не получилось. Осталось только ощущение – мир был копией того, в котором он жил. Но только с точностью до наоборот. Очень ярким, очень добрым. Сочувствующим.

Полубредовое состояние не мешало сыщику время от времени разлеплять веки и проверять, как обстоят дела возле интересующего его дома. Там ничего не происходило. Дом словно вымер. Лишь однажды благообразный старик вывел на прогулку терьера. Имя терьера Фризе вспомнил – Панасоник, а вот имя старика его затуманенное сознание выдавать отказалось.

Сигналом к окончательному пробуждению стали слова, сказанные неприятным, как шорох наждачной бумаги, голосом:

– Чертова мразь! Наркоманы гребаные. Сейчас вызову милицию.

Это были слова из реального мира.

Когда он окончательно пришел в себя, то увидел, что сидит скорчившись на подоконнике. Его новый приятель спал прямо на каменном полу, на кипе рекламных газет «Экстра-М».

За окном уже сгустились сумерки. Фонари еще не зажглись, и переулок показался Фризе неуютным. Даже враждебным. На мгновение Владимира охватила паника: может быть, светлый и солнечный город, из которого он только что вернулся, и есть подлинный? Его постоянная среда обитания. Надо только как следует встряхнуться, чтобы вернуться к действительности?

Фризе вздохнул и почувствовал, как непривычно гулко стучит сердце. Он пошевелил затекшей рукой, побарабанил пальцами по стеклу. Расколотое, плохо закрепленное в раме стекло задребезжало, и Владимир вспомнил, как дребезжало оно в его сне, когда по переулку проносились редкие автомобили. Потом ему вспомнились реплики жильцов, гудение лифта, стук дверей. Все слова, которые он слышал и запомнил, звучали враждебно.

Еще Фризе вспомнил, что какие-то передвижения по лестнице насторожили его, и он приказывал себе не забыть о них.

«Что же это было? Что же? Кто-то стоял рядом. Совсем рядом. Этот кто-то возник словно ниоткуда. Не гудел лифт. Ни разу не хлопнула дверь. Не слышались шаги по ступеням. Только… Запах! Запах кухни: котлет, жареного лука, вареных овощей, хозяйственного мыла».

Фризе взглянул повнимательнее на подоконник. Рядом с ним, прикрытая газетой, стояла железная тарелка. Он сбросил газету. В тарелке лежало несколько картофелин и котлета на куске черного хлеба. Чья-то добрая, не ожесточенная жизнью душа решила подкормить неприкаянных бедолаг. Владимир живо представил себе, как бабуся-пенсионерка спускается по ступенькам в мягких шлепанцах и ставит угощение на подоконник. Не эти ли мягкие шаги он приказывал себе запомнить? Нет. Их он, наверное, и не слышал.

Он приказал себе запомнить другие легкие шаги. Крадущиеся. В обуви на мягкой подошве. Обладатель мягкой обуви приехал на лифте на этаж выше. Потом легко сбежал на лестничный марш ниже. Постоял рядом с бомжами. Владимир вспомнил слабый запах ментола, исходящий от мужчины. Наверное, он жевал ментоловый чуингам. В том, что это был мужчина, Фризе не сомневался. В едва освещенном уголке памяти, куда он приказал себе вернуться, шаги пришельца запечатлелись хоть и мягкими, но по-мужски размашистыми. Уверенными.

Мужчина не стал возвращаться наверх, а спустился на этаж ниже.

И наверное, позвонил. Мягко открылась дверь квартиры. И тут же закрылась.

Потом был второй визит. Фризе слышал уже знакомый мягкий щелчок двери. И через секунду почувствовал присутствие нового гостя. Тоже мужчины. Владимир мог поклясться, что это был уже другой мужчина. От него пахло не ментолом, а хорошими сигаретами и дешевым, приторным бонд-спреем. Вместо того чтобы спуститься, мужчина поднялся на следующий этаж и вызвал лифт. Так же как и первый, он не захотел, чтобы соседи знали, на каком этаже он гостил. Владимир усмехнулся, вспомнив одну свою замужнюю любовницу, – приходя к ней, он проделывал такую же операцию – ехал на лифте на этаж выше, а потом тихо спускался к нужной квартире.

Но эти мужики ездили явно не к любовнице.

– Василий! – Фризе наклонился над бомжом и дернул за китель генеральского мундира. – Атас!

Бомж с трудом приоткрыл веки и тут же опустил их снова.

– Атас! – повторил Владимир. – Тут один хмырь милицию пошел вызывать.

– Он уже два года грозится, – не поднимая век, сообщил Генерал. – А ты кто?

– Владимир.

– Какой еще Владимир? – Бомж приоткрыл глаза и долго всматривался в лицо Фризе. – Первый раз вижу.

– Владимир из Питера.

– Дашь ты мне, наконец, поспать, падла!

– Дам.

Наверное, бомж не привык к тому, что на его хамство отвечали так спокойно и не бросались в драку. Он опять открыл глаза и посмотрел на Фризе внимательным осмысленным взглядом:

– Ах, это ты? Питерский интеллихэнт!

Фризе стало обидно, что даже бомжи так ласково относятся к ленинградцам. «Чем москвичи хуже? – подумал он. – И в Питере сейчас хамства выше головы. Даже слава пошла – самый криминальный город России. А поди ж ты!»

– Забыл, как тебя зовут, мужик. Прости.

– Владимир.

– Ну да, ну да! Володька. Ты этого скрипуна не боись! Он только грозит. А сам с полными штанами от нас бегает. – Внезапно лицо у бомжа исказилось гримасой страха. Он непроизвольно схватился за синюю щеку. – Боженька мой! Как мы сюда попали? Ты привел?

– Ты.

– Линяем!

Бомж вскочил со своего газетного ложа и на цыпочках стал спускаться по ступенькам. Почувствовав, что Фризе медлит, он обернулся и резко взмахнул рукой, призывая следовать за собой. Выражение лица, движения – все говорило о том, что Генерал паникует.

«Что его так напугало? – подумал Владимир. – Уж не здесь ли так подсинили ему лицо?»

Фризе так и подмывало остаться и посмотреть, как будут развиваться события. Что за осторожные, молчаливые люди спускались по лестнице поглазеть на словивших кайф бомжей. Придет ли кто-нибудь снова? Но расставаться с Василием ему не хотелось. Как бы опереточно ни выглядел Генерал, человек он бывалый. Настоящий тертый калач. И его паническое бегство говорило о многом.

Владимир с трудом преодолел тяжесть во всем теле и оторвался от подоконника. Стараясь не нарушать тишину, он устремился следом за бомжом. А тот все набирал и набирал скорость. Он ни разу не споткнулся, не задел за перила, несмотря на свою хромоту. И не сделал попытки сесть в лифт. Бесшумно распахнулась дверь в подъезде. Генерал дождался Владимира и только тогда осторожно прикрыл ее.

В переулке бомж снова удивил Фризе. Уставившись на сверкающий лаком и хромом большой черный «Мерседес-Бенц», стоящий ядом с подъездом, Генерал застыл как вкопанный. Оцепенение продолжалось несколько секунд. Не издав ни звука, Василий отступил назад, к подъезду, и стремительно скрылся за дверью.

«Чего он остолбенел при виде джипа? Или про котлету с картофелем вспомнил? – подумал Фризе, и перед его мысленным взором возникла металлическая тарелка с подношением какой-то сердобольной души. – Надо было сразу захватить с собой».

Бомж не появлялся, а идти за ним Владимиру были лень.

Обогнув разогретую солнцем машину, он медленно двинулся по переулку.