Текст книги "В интересах следствия"

ПОЖАР В РОЧДЕЛЬСКИХ БАНЯХ

– Пс-с, – удивленно прошептал Генерал, увидев в руках у Фризе револьвер. – Вот это удостоверение личности! note 7Note7
  Удостоверение личности – револьвер, пистолет (жарг.).


[Закрыть] На газовый не похож.

Он не сводил с оружия восхищенного взгляда. Владимиру даже показалось, что заплывшие глаза-щелочки раскрылись пошире.

– Хорошая машинка, – подтвердил Фризе. Это был точно такой же кольт, какой он видел у майора Иваненко.

– Успел у козла перехватить?

– Да.

– А я облажался. Ведь слышал, как железка об пол брякнула! Да подумал – фонарик. Ну ты мастак! – Бомж долго смотрел на Владимира, как будто увидел его впервые. Потом многозначительно покачал головой и перевел взгляд на кольт. – Попади он мне в руки…

– Хорошая машинка, – повторил сыщик. – Жаль расставаться.

– Расставаться? Это еще почему?

– Тебя часто шмонают?

– Сам видел.

– Меня за последнюю неделю трижды в ментовку брали. И каждый раз шмон. Сколько я от прокурора за него огребу? А если машинка с биографией?

– Это уж точно. Еще бы минута, и мы с тобой в ее биографию попали.

– Отдельной строкой, – усмехнулся Фризе. – Так что скинем его в Москву-реку. От греха подальше. – Он засунул револьвер за пояс. Застегнул пиджак.

Генерал занервничал. Снял и снова надел каскетку. На его темном морщинистом лице появились мелкие бисеринки пота. Ладонью правой руки он быстро-быстро стучал по левой, сжатой в кулак. Наконец бомж решился:

– Ты, Володька, все правильно сказал. Пропасть с волыной – раз плюнуть. Да я и так пропаду. Со дня на день!

– Еще чего?! Отобьемся. Похоже, твой друг Муха – ку-ку. Отчалил насовсем, – запротестовал Фризе. Получилось у него бодренько, неискренне. И он внутренне поморщился

– Не перебивай! Как сказал, так и будет. Не от «дури» загнусь, так от водяры. Если не Муха, то эти козлы доберутся. А с таким «удостоверением личности» я напоследок себя человеком почувствую. – Он долго молчал. Губы его шевелились. – Володька, я тебе за него тысячу долларей дам. Клянусь.

– Богатые люди – особые люди, – усмехнулся Фризе. – Только зачем деньги на ветер кидать? Ты за пятьсот новенький возьмешь. У трех вокзалов. Пока я там ошивался, всего повидал.

– Володька! – в неожиданном дружеском порыве воскликнул бомж и осекся. Как будто израсходовал на этот порыв все свои силы. А через мгновение добавил расстроенно: – Нету у меня пятисот долларей. А тысяча есть

– Я ж говорю – богатые люди…

Сыщик ни разу не видел тысячедолларовой купюры. Один из его друзей, тоже Владимир, журналист-международник, рассказывал ему, что ничем особым она от стодолларовой не отличается. Всего-то лишний ноль. Да президент другой, Гровер Кливленд. А майор Рамодин, которому удалось подержать в руках тысячедолларовую бумажку во время событий в 6-м Ростовском, президента на купюре не запомнил. Запомнил только, что нулей было три.

– Заладил. Как тебе объяснить? – Бомж поискал глазами бутылку пива, открыл зубами пробку и залихватски выплюнул ее. Словно выстрелил. Запрокинув голову, выпил все пиво залпом. Один из приятелей Фризе называл эту «экзекуцию» – «в одно касание». Рука Василия уже не дрожала.

– Дед! Бутылочку-то отдашь? – раздался голос у них за спиной.

Фризе вздрогнул от неожиданности и обернулся. Старушка лет восьмидесяти, одетая в серое платье и неопределенного цвета шерстяную кофту, смотрела на Генерала с надеждой своими голубыми, совсем не выцветшими от старости глазами. Фризе подумал, что ее платью и кофте лет двадцать назад могли позавидовать самые прикинутые модницы. А сама старушка, наверное, в то время преподавала в Университете. И жила где-то поблизости, в университетском доме.

– Отскочи! – рявкнул бомж, и бабушка молча поплелась прочь. Улов в ее сумке был скудный. Всего две-три бутылки.

Владимир, часто приезжающий сюда, на Воробьевы горы, погулять в одиночестве, заметил, что охотницы за стеклотарой перестали подбирать бутылки из-под шампанского. Спросил – почему? И услышал ответ: «Тяжесть-то какая, милок! Попробуй потаскай. А транспорта здесь нет. Один троллейбус. И того не дождешься».

Сейчас Фризе с трудом подавил в себе желание окликнуть старуху и отдать ей оставшуюся бутылку с пивом.

А Василий влюбленными глазами осмотрел свою опустевшую бутылку и покачал головой:

– Музыка! – Он блаженно зажмурился и, резко взмахнув рукой, бросил пустую бутылку за спину. В кусты. – Когда опять сяду на мель – подберу и сдам. – И добавил: – Володька, уступи волыну. Получишь тысячу одной бумажкой. Долларей.

– Сам напечатаешь?

– Я тебе, Володька, доверюсь. Вижу – не продажный.

Василий смотрел на Фризе пристально, не мигая. Перед Фризе сидел новый, еще незнакомый ему человек. Напряженный и равнодушный одновременно.

И этот человек сыщику очень не понравился.

– Денег этих – долларей – у меня навалом. Все никак не посчитаю до конца. Как до трехсот семидесяти штук дойду – или собьюсь, или кто-нибудь помешает. – Он сделал паузу. А сам все так же внимательно вглядывался в собеседника. – Башли-то тысячные. Тонны. Воспринимаешь информацию?

Слово «информация» из уст Генерала, все время сыпавшего словечками блатной «музыки», прозвучало неожиданно.

– Просекаю.

– Я тебе, браток, доверюсь.

Фризе заметил, что бомж любит повторяться. Но каждый раз меняется интонация. Теперь слова о доверии прозвучали с сожалением.

– Но уж ты смотри, без шу-шу-шу… Да ты же не наш. Питерский. Еще вопрос – не повредит ли московский климат твоему здоровью?

– Кончай болтать. – Фризе надоели бесконечные хождения вокруг да около. – Деньги есть – бери сыры. Денег нет – сыры обратно.

Бомж насупился. Бросил взгляд на последнюю бутылку пива, но взять ее не решился. Он уже выпил четыре, а Фризе – одну.

– Ладно. Слушай сюда. Помнишь, после ментовки мы в одном доме кайф ловили? На лестнице.

– Помню. Тебя там кто-то насмерть перепугал.

– Еще чего! Напридумаешь! Так вот – в том переулке с неделю назад заварушка произошла. Со стрельбой и жмуриками. Какого-то сазана грабанули. Доллари летели тучей. У меня на глазах все произошло.

– Муха?

– Ш-ш-ш! Чего гудишь? Думаешь, такие, как он, сами на дело ходят? – Василий нахмурил лоб. Наверное, какая-то мыслишка пришла ему на ум. – Если только в черной тачке не сидел…

– Выходит, Муха свои деньжата из бомжей выколачивал? Награбленные?

– Выходит, не выходит. По его, по-мухински, все деньжата – его! – Лицо Генерала неожиданно расплылось в улыбке. – Только от меня он получил… – Бомж сделал неприличный жест и сплюнул.

– А Николай Тарасович? Его не менты…

– Не! Мухины абреки. Старый дурак на себе доллари попер. А все считал себя самым умным.

То ли Генерал радовался, что выбрался живым из Рочдельских бань, то ли надеялся, что платой за откровенность будет револьвер, но сейчас он оказался на редкость словоохотлив.

Неожиданно с юго-запада нанесло большую темно-синюю, почти черную тучу. Мелкий дождь, не долетая до разогретого асфальта, превращался в облачка пара.

По заросшему кустарником и лесом склону Воробьевых гор наверх выбралась молодая пара. Мокрые и веселые, парень с девушкой встали под огромную лиственницу и прижались друг к другу. И только тогда заметили двух бомжей на скамейке. Девушка обиженно поджала губы, как будто ее обманули в лучших чувствах. Резко отстранилась от стриженного ежиком двухметрового акселерата. В это время на шоссе со стороны смотровой площадки появился троллейбус. Ребята кинулись по лужам к остановке.

Фризе вспомнил, как несколько минут назад Генерал швырнул пустую бутылку в кусты, и непроизвольно поежился. Бутылка улетела как раз туда, откуда поднялись молодые люди.

Дождь закончился, даже не промочив землю под деревьями. Туча повисла над центром города, а над Москвой-рекой появились сразу три яркие крутые радуги.

Где-то между белоснежным Домом правительства и Центром международной торговли поднимались к небу густые черные клубы дыма.

«Опять Москва горит». Фризе вспомнил горящий Белый дом в октябре 1993-го, черные языки копоти на мраморных стенах. Похожие на клочки ваты разрывы снарядов. Перед ним всегда возникала эта картина из недалекого прошлого, когда он смотрел на Белый дом.

Фризе сплюнул с таким остервенением, что Генерал удивленно спросил:

– Что, пиво горчит? Если ты…

– Пивко в самый раз! Сейчас выпью.

Он пил пиво и думал о том, что, если десятки миллионов людей день изо дня разглядывают чье-то изображение на телеэкране со злобой и стыдом, неужели это может пройти бесследно? Для того человека? Конечно нет. И начинаются болезни, бесконечные недомогания.

Лицо помимо воли искажает гримаса злости. Брезгливости.

Человеческая ненависть концентрируется. Становится осязаема. Так же как свет имеет материальное выражение, состоит из частиц, так и ненависть материальна. Как и любая мысль.

Фризе вспомнил Памперса с его бредовой теорией о конце «всемерной» и «чертовом балансе». Поморщился: «И я туда же! Какая только не придет в голову ахинея на голодный желудок! Нейтрино ненависти! Молекулы любви!»

– Вась, – позвал Фризе, отвлекаясь от смурных мыслей.

– Чего тебе?

– Догадайся, что там горит рядом с Белым домом.

Генерал так пристально вглядывался в даль, что у него заслезились глаза.

– Господи спаси! Похоже, Рочдель?! Ну и пожарище полыхает. Это же и мы с тобой могли сейчас там жариться. – Неожиданно он повернулся к Фризе. – Володька, толкни волыну.

– Подумаю.

– Неча думать. Заметано? – Бомж скосил глаза на полу пиджака, под которую Фризе засунул револьвер.

– Заметано.

Владимир решил, что стоит рискнуть.

От майора Иваненко он узнал, что деньги украли. Документы, найденные у Люсенды, это косвенно подтверждали.

Из разных источников получил сведения, что часть долларов растащили бомжи.

Теперь со слов Генерала выходило, что к грабежу причастен Муха со своей бандой. Но главное – бомж подтвердил, что видел «заварушку» собственными глазами. Так в чем же тогда «облажались» менты?

К сожалению, не было ни одного свидетеля, который упомянул бы о похищенных картинах. Кроме Колизея, внезапно отбывшего на свидание со своим страшноватым кумиром.

Старый бомж знал о краже «малых голландцев». С чужих ли слов, сам что-то видел? Поди догадайся. Но – знал. И Генерал ему поддакнул.

– Ну! – Бомж уже выказывал нетерпение.

– Баранки гну. Знаешь, Вася, не нужны мне твои долларя, – лениво сказал Фризе. – Не Муха, так кто другой отберет. Отдам я тебе кольт по дружбе.

– Не шутишь?

– Схожу сейчас за пивом – если деньжат подкинешь…

– Подкину, подкину!

– …выпью. И посплю под кустами. Страсть, как спать хочу. А перед сном ты мне что-нибудь интересное расскажешь.

– Заместо бабушки?

– Ну да. На сон грядущий. Кстати, когда мы из-под «Верблюда» ноги делали, что Колизей про «малых голландцев» гутарил? Когда я помог ему кроссворд отгадать. Не помнишь?

– Да что ты все выстукиваешь да выстукиваешь?! – озлился бомж. – Шел бы уж за пивом поскорей.

– Говорю – боюсь напороться.

– И как же мы дальше жить будем? – проворчал Генерал, вытаскивая из карманов несколько червонцев. – Долларей у меня нет. За ними ехать надо. Туда. – Бомж сделал неопределенный жест в сторону центра. – А с большой ты и шагу сделать не хочешь. Опять под землю? Мы и там на каких-нибудь диггеров-шмиггеров можем напороться.

Фризе опять подивился на то, как складно заговорил Генерал. И словечки, оказывается, знал заковыристые.

– Здесь, на Горах, напороться на ментов – раз плюнуть. Есть что стеречь. Там – больница для толстожопых. – Василий показал на огромное здание, утопающее в зелени. – Правее – их виллы. Деревня Заветы Ильича, слыхал?

ПРОЩАЙ, ГЕНЕРАЛ

– Так ты шагаешь за пивом или нет?

– Хоп! – Фризе поднялся, взглянул на свою сумку.

– Постерегу, – пообещал Генерал.

Владимиру не хотелось обижать его своим недоверием. Но потом, всю дорогу до ларька и обратно, он проклинал себя за то, что не взял сумку с собой. Два документа, спрятанные в шов под «молнией», дорогого стоили.

Когда он вернулся к скамейке, Генерал отсутствовал. Старая адидасовская сумка валялась на том же месте, где Владимир ее оставил. Чуть поодаль расположилась толстая пожилая женщина в оранжевой фирменной жилетке. Дворник. Она не сводила с сумки глаз и что-то рассказывала двум другим женщинам. Наверное, из тех, что любят утром прогуливаться по аллеям Воробьевых гор.

Фризе подошел к скамейке, положил на нее бутылки с пивом. Оглянулся в надежде увидеть Генерала. Первая мысль была о том, что бомж отлучился в кусты по малой нужде.

– Эй! Чудило! Отойди от сумки! – сердито крикнула дворничиха. – Может, она заминирована!

– Это моя сумка.

– Еще чего! Своими глазами видела, как бритоголовый ее на скамейку поставил. А сам в троллейбус шмыгнул. Как мышь.

– Да моя сумка, моя! – спокойно сказал Фризе, по опыту зная, что ругаться с дворничихами – себе дороже. – Могу сказать, что там лежит. – Он протянул руку к «молнии».

– Положь! Рванет! – завизжала дворничиха и попятилась назад. А «прогулочных» дам будто ветром сдуло. Теперь они с любопытством выглядывали из-за толстого ствола лиственницы.

– Нечему тут рвануть. – Фризе осторожно поднял сумку. Она явно не прибавила в весе. Вернув ее на прежнее место, он спросил у дворничихи: – А генерала вы не видели здесь?

– Ему генерала подавай! – обратилась женщина к перепуганным свидетельницам. – Моя помощница пошла милицию вызывать. Приедут – разберутся, кто тут генерал, кто чеченец.

«И у дворничих бывают помощницы, – машинально отметил сыщик. – Надо же!»

Повернувшись спиной к женщинам, он нащупал в подпоротом шве свой клад. Надо было торопиться – в любой момент могла появиться милиция. Фризе вытащил туго сложенные документы. Сунул во внутренний карман.

Дворничиха продолжала честить его почем зря. Обозвала и уродом, и чертовым бомжом, и подонком. И даже – педиком.

– Ну что орешь! Что орешь?! – Владимир обернулся. – Не нужна мне твоя дурацкая сумка. Посмотрел просто – нет ли в ней пустых бутылок? – Фризе подхватил со скамейки свое пиво и зашагал к Воробьевскому шоссе.

– Ворюга! – раздалось вслед. – На чужое позарился! Жаль, что тебе руки-ноги не оторвало!

Сыщик мысленно перебрал содержание сумки. Ни одного предмета, который бы связывал ее владельца с гражданином Москвы Фризе Владимиром Петровичем, там не осталось. Отпечатки пальцев? Дактилоскопические хранилища России они не украшали.

Выйдя на шоссе, Владимир попытался остановить левака. Это удалось ему только с восьмой попытки. Владельцы иномарок – а заграничные автомобили преобладали – даже не смотрели в его сторону. А промышляющие извозом владельцы «Жигулей» и «Волг», наверное, сомневались в кредитоспособности молодого высокого мужчины с недельной щетиной на щеках и в мятой, грязной одежде.

«А Генерала подбирал первый встречный лихач», – ревниво подумал Фризе.

Когда он ехал на стареньком, дребезжащем всеми железяками «Москвиче», со стороны Мосфильмовской промчались с воем милицейский «форд» и микроавтобус.

«За моей сумкой, – усмехнулся сыщик. – Что ж, ребята, казенный бензин вы потратили зря. А он нынче сильно подорожал».

И еще он подумал о Генерале. Почему он исчез? Если забрала милиция, суровая дворничиха непременно проехалась бы по этому поводу. Да и сумку стражи порядка прихватили бы с собой.

Может быть, бомжа напугала напористая любознательность питерского Володьки? Его вопросы?

Или взяла оторопь от собственной откровенности? Помчался перепрятывать «доллари»?

Всю дорогу до своей «запасной» квартиры – появляться дома было еще преждевременно – Фризе размышлял о внезапном исчезновении Василия. Генерала, чью фамилию он так и не узнал. И в этих размышлениях не последнее место занимал дом «Под верблюдом», просторный чердак и кирпичная кладка печной трубы, на которую бомж так внимательно смотрел.

В ПОИСКАХ ИРОЧКИ

Вячеслав Николаевич Горобец оказался человеком неуловимым. Сколько ни пытался Фризе дозвониться до него, все впустую. На службе приятный женский голос интимно, с придыханием отвечал:

– Вячеслав Николаевич у шефа.

Или:

– Вячеслав Николаевич отошел.

Владимира так и подмывало спросить: «Не в мир иной?» Но он сдерживался. Подлаживался под интимную интонацию:

– Не подскажете, когда подойдет?

– Сожалею. Вячеслав Николаевич меня не предупредил.

Обволакивающий голос вызывал у Фризе шаловливые мысли, далекие от тех причин, ради которых он разыскивал любовника Ирины Карташевой.

«Наверное, такой голосок, – думал Владимир, – имеют и дамы, занимающиеся телефонным сексом».

По домашнему номеру Горобца тоже отвечала женщина. Голос у нее был строгий и звонкий. Догадаться по нему о возрасте говорившей Фризе даже не пытался. Этот голос мог принадлежать и матери, и жене Горобца. Если они имелись у Вячеслава Николаевича. Обладательница строгого голоса каждый раз спрашивала:

– С кем я разговариваю?

Фризе вешал трубку.

Трудность заключалась еще и в том, что названивал он всегда с уличных телефонов. Люди из Службы, запретившие уголовному розыску проводить расследование происшествия в 6-м Ростовском, наверняка держали под контролем всех свидетелей. Майор Рамодин рассказывал Владимиру, как его взяли под белы руки, едва он вознамерился встретиться с Горобцом.

Фризе не хотел, чтобы его тоже брали «под белы руки». А они, после того как он вышел из подполья, стали опять белыми.

Белая «ауди» Вячеслава Николаевича уже несколько дней пылилась на платной стоянке на проспекте Вернадского, рядом с Детским музыкальным театром. Суточная плата на этой стоянке составляла шестьдесят рублей. «Ну что ж! – подумал сыщик. – Богатые могут себе это позволить». Он каждый день заглядывал на стоянку. Проверял, стоит ли «ауди».

Попытки подловить Горобца утром или вечером около дома тоже ни к чему не привели. А нагрянуть к нему на квартиру Фризе не мог. Не хотел засветиться.

И телефон Ирочки Карташевой молчал. Но это было понятно. По словам Рамодина, фигурантка по делу уехала в Комарове. На Карельский перешеек. Сыщик мог похвастаться только тем, что получил исчерпывающие сведения об Ирочкином супруге. Господин Карташев последние несколько месяцев бывал в Москве лишь наездами. А большую часть времени проводил за границей. Где – оставалось для Фризе тайной. Его приятель-информатор, клерк из юридического отдела Администрации, раскрыть эту тайну не смог. А может быть, не захотел. Сказал только: «За Карташевым не уследить. Сегодня здесь, завтра там. Пять дней назад, например, сопровождал спецпредставителя президента в Германию».

«Неужели любовникам не хватало времени, когда супруг пребывал далеко от собственной спальни, – думал Фризе. – Стоило ли рисковать и встречаться в ночь накануне возвращения мужа? А может быть, возвращение оказалось неожиданным?»

Фризе чувствовал: в этом есть какая-то загадка. Отсутствовала логика. Ирочка знала, что муж прилетает утром. Почему не провела ночь в одиночестве? Как образцовая жена.

Не придумав этому никаких объяснений, сыщик начинал размышлять о вещах посторонних. Например, о том, может ли догадаться муж, что еще полчаса назад его супруга так же страстно, как сейчас ласкает его, отдавалась другому мужчине? Такие экскурсы в сторону никак не помогали ему приблизиться к истине.

В одном Фризе убедился твердо, прослушав запись допроса любовников: Карташева знала, что Цветухин в отъезде. А Горобец – не знал. И поэтому так взвился, когда услышал разговор Рамодина с Ирочкой.

Да и как было не взвиться? Он же ляпнул майору, что идет из квартиры 27. Ради доброго имени своей подруги ляпнул! И очутился в наручниках.

Клиент побеспокоил Владимира всего один раз. Позвонил по телефону, поинтересовался, есть ли новости.

– Всего одна, – невесело доложил сыщик. – Теперь я точно знаю – тугрики летали не ваши.

– Ну спасибо! А то я уже засомневался – может, и правда мои? Отложил на черный день и забыл. – В голосе Игоря Борисовича чувствовался сарказм. – А все остальное?

– По приезде расскажу.

– Уезжаете за границу? – насторожился Цветухин.

Фризе хотел сказать, что если Карельский перешеек посчитать за таковую, то да. Но поостерегся:

– Подробности при личной встрече.

Он понимал, что шансы найти картины в России уменьшаются, как шагреневая кожа. Его муторное и опасное пребывание среди бомжей принесло лишь отрицательный результат: трагический инцидент в 6-м Ростовском к похищению «малых голландцев» отношения не имел.

Прежде чем отправиться в Комарово, сыщик заглянул в Службу вневедомственной охраны. И выяснил, что в этот злополучный день в доме номер 3 по 6-му Ростовскому переулку охранная сигнализация срабатывала лишь один раз. В 27-й квартире.

Когда он приехал в очередной раз на автостоянку у Детского музыкального театра, машина Горобца отсутствовала. Охранник сказал, что владелец уехал на ней затемно.

– Наверное, в отпуск, – добавил он мечтательно.

– Почему так думаете?

– Пс-с! Я с лету определяю. Одежда на вешалочке, сам – налегке. На заправке рядом бензинчику залил под завязку. Я теперь насобачился – могу по звуку определить, кто сколько заливает.

– И настроеньице у отпускников особое, – поддержал разговор сыщик. – Рот до ушей.

– Вот тут неувязочка получилась. Парень был мрачней тучи.

– Бывает, – философски заметил Фризе. – Один едет с веселой душой. Другой думает, не подвела бы машина. Не чинят ли дорогу?

– Ой! И правда! – обрадовался охранник. – Спросил у меня парень, как дорога на Питер? Да откуда ж я знаю?! Сижу тут как проклятый. А отпуск и не обещают.

«Ну вот и ладненько! – веселея, подумал сыщик. – Проявился любовничек! Потянулся на запад, вслед за Ириной Георгиевной. И мне пора! Посажу их рядком, поговорим ладком».

Он выехал в Питер вечером. Не на любимой ласточке – «БМВ», а на «Жигулях». Зачем привлекать к себе внимание?