Текст книги "Заклятие немоты"

– Что ж, если вы настаиваете… – сказал наконец Диармид с явным облегчением. – Обязательно пошли нам весточку о себе, – обратился он к Имриен, избегая смотреть ей в глаза. – Я, ну… Ты была так добра…

На этом прощальная речь закончилась. Диармид поднял взгляд на Торна.

– Сэр, – растроганно начал эрт, – осмелюсь сказать, если мои попытки вступить в Братство увенчаются успехом, останется одна лишь милость, о которой я буду молить судьбу. Больше всего на свете я хотел бы служить под вашим началом.

– Твои желания не так уж несбыточны, – ответил дайнаннец.

Внезапно эрт опустился на одно колено и склонил голову. Торн выждал несколько мгновений, коснулся его плеча и торжественно произнес:

– Встань, отважный капитан. Доброго пути.

Эрт поднялся, отвесил обоим попутчикам глубокий поклон, неожиданно заключил Имриен в объятия – и уже через миг оказался на подводе. Ладони золотоволосой девушки запорхали в воздухе:

«Удачи, Диармид. И тебе, Муирна. Такой краткой была наша встреча – надеюсь, судьба позволит нам увидеться вновь!»

Эрт протянул руку и помог сестре взобраться. На прощание Имриен бросила Муирне маленький узелок. Прежде чем та успела развернуть его или даже сказать спасибо, раздался приказ отправляться. Имриен улыбалась: в узелке был рубин. Теперь, если удача отвернется от ее друзей и путешествие окажется напрасным, им хотя бы не придется просить милостыню.

Свистнул бич, зацокали копыта, загромыхали стальные колеса, и подвода тронулась.

Ночью прошел дождь. Под ногами дайнаннца и девушки чавкали в лужах сырые листья. Туфли Имриен были почти без лака и вскоре тоже захлюпали.

Придорожные травинки кремового и бледно-виноградного оттенков качались от малейшего дуновения ветерка. На коже путников плясали теплые пятна солнечного света, однако ветер обжигал щеки холодом. Звенели трели дроздов. Эррантри покружил в небе и, распугав певчих птиц, опустился на плечо хозяина. Но Имриен мало трогало происходящее вокруг. С тем же успехом она шагала бы по темным подземельям Дон-Дел-Динг: девушка ничего не видела, кроме дороги под ногами, и была глуха ко всему, слушая только чудный голос рядом.

Дорога на Байт Даун Рори вела то вверх, то вниз по склону холмов. Порой деревья у обочин редели, а за ними расстилались просторные луга, лесистые пригорки и мглистые ущелья, на дне которых журчали серебристые речушки. Путники сделали привал у окаймленного плакучими ивами озера в одной из низин. Над водой трепетали стрекозки; правда, приглядевшись получше, Имриен рассмотрела меж блестящих прозрачных крылышек похожие на человечков тельца. Юные водяные попрыгунчики, заслышав шаги, расправили складки крыльев и бросились в осоку.

Из свертка, навязанного хозяином «Короны и Льва», Торн извлек увесистые ломти свежего хлеба и окорок. Сердце девушки так тоскливо сжималось, предчувствуя разлуку, что бедняжка даже не притронулась к еде. Торн пожевал немного без аппетита и отложил сверток.

Странно: всю дорогу дайнаннец пел, смеялся, шутил со своей спутницей; когда мимо промчались всадники из деревни, Торн весело поприветствовал их, и те на скаку отозвались радостными кличами – но вот он сидит, точно в воду опущенный, молчит и не сводит взгляда с отражений нагих ив и сизых облаков на сонной глади озера. Эррантри пристроился на ветке неподалеку, распушился, сложил перья, беззвучно пощелкал клювом и прикрыл глаза.

Девушка пошла прогуляться по берегу. Она вдруг припомнила, как пускала блинчики на Лестнице Водопадов. Сианад оказался хорошим учителем – в Финварне, по собственному признанию эрта, он был одним из лучших, и камешки у него подпрыгивали до дюжины раз. Имриен наклонилась за плоским, обкатанным голышом. Буль, буль, буль… восемь.

Дайнаннец очнулся от задумчивости, встал и легким шагом дикой кошки приблизился к девушке. Вспыхнувшая улыбка полоснула сердце Имриен, как острое лезвие. Дайнаннец набрал горсть камешков. Каждый из них подскочил по разу и бултыхнулся в воду.

«Я знаю, ты можешь лучше!»

Он кивнул, примерился, взвесил голыш на ладони – и тот поскакал, оставляя разбегающиеся круги. Дважды семь, трижды семь, трижды девять! Как ни старалась Имриен повторить достижение Торна, у нее ничего не вышло. Испытывая досаду и восторг одновременно, девушка просто зашвырнула последний камешек в озеро. Из воды показалась костлявая рука, поймала его и медленно погрузилась обратно.

Дайнаннец перебрасывал голыши с руки на руку, заставляя их исчезать и появляться снова.

«Научишь меня?»

Камешки попадали и раскатились по траве.

«Я бы с удовольствием, но времени нет. Идем дальше».

Теперь дорогу изрезали глубокие колеи, и листва выглядела так, словно ее разворошили совсем недавно. Навстречу проехала груженая телега, прошли крестьяне с лопатами на плечах.

Солнце катилось к низкому зимнему зениту сквозь клочья облаков, которые потихоньку рассеивались и уплывали на север. Яркий свет залил пейзаж, сделав его необычайно четким и резким – до последней черточки. Пологие склоны дремали в нежно-золотистой дымке.

Долгие синие тени протянулись к востоку, когда путники взошли на гребень холма и увидели крыши раскинувшейся у подножия деревни. Торн пристально посмотрел на девушку.

– Который из домов тебе нужен?

Ей вспомнились наставления Этлин.

«У подножия свернуть направо. Дом стоит на самой окраине, за мостом».

Видимо, ее общество утомило дайнаннца, опечалилась Имриен. Бедняга, он спешил в Каэрмелор, но кодекс чести не позволил ему бросить леди одну. И вот неприятная работа выполнена. Не стоит задерживать Роксбургского Рыцаря. К тому же девушка с ужасом ждала, что ее волнение, нарастающее с каждой минутой, вот-вот перейдет все границы.

Дорога круто бежала вниз. У подножия она раздваивалась, теряясь в деревьях.

«Расстанемся здесь. Возвращайся в Каэрмелор. Я найду путь. Со мной ничего не случится».

– Как скажешь.

Имриен отвернулась и сжала дрожащие руки. Торн шагнул к ней. Тяжелые складки его плаща зашуршали, коснувшись платья девушки.

– Еще есть время передумать. Идем со мной!

Его близость испепеляла Имриен темным пламенем. Несчастная удивлялась тому, что еще жива.

– Я возьму тебя с собой ко двору.

Девушка вздрогнула, словно от удара. К Королевскому двору? К чужакам-придворным, которые будут сочувственно кивать и перешептываться, глядя на нее – да что там, на него! Превратить доблестного героя в мишень для колких насмешек – нет, это выше ее сил! Взгляд, проникающий в самую душу, продолжал сжигать ее. Под этими лучами даже горный хрусталь растаял бы и превратился в молоко.

Имриен потупилась.

«Нет».

– Ты уверена? Так решило твое сердце?

Она кивнула.

Меж дорожных камней под ногами девушки пробивался маленький росток чертополоха. Она сосредоточила свои мысли на благородном резном узоре листочков.

– Тогда мне придется покинуть тебя, – услышала Имриен. – Мой путь лежит на запад. Что-то говорит мне, что мы не скоро свидимся, цешшеаге фаойлеах.

Молчание. Девушка боялась поднять безумные от горя глаза: если только дайнаннец не ослеп, он все прочтет в них! Ветер донес из далекой выси протяжный, заунывный крик ястреба.

– Я чувствую, что должен спросить, – начал Торн. – Меня давно гложет…

Он совсем смешался и вздохнул.

– Нет, это невозможно. Просто в тебе есть что-то… Вот я и подумал…

Он порылся в карманах мундира.

– Возьми, это тебе.

На ладонь девушки легла склянка из розового кристалла – драгоценная Драконья кровь. Слезы жгли Имриен изнутри. Что дать ему взамен? Самоцвет? Только не это – дайнаннец сочтет ее чудовищно пошлой и неблагодарной!

– Можно и я кое-что попрошу?

«Все, что угодно», – встрепенулась девушка. Мгновенная острая боль – и в ладони Торна оказались три золотых волоска.

– Благодарю. Я не потеряю их.

Имриен потерла висок. Дайнаннец сплел из волос колечко и надел его на палец левой руки.

– Это будет напоминать мне о тебе. Склянка – вздор, какого подарка ты хотела бы на самом деле?

Кощунственная, непрошеная мысль заставила Имриен залиться краской: «Поцелуй». О великие звезды! Что, если он все поймет по ее лицу? Путая знаки от волнения, девушка показала: «Я хотела бы на языке обычных людей просить твоего благословения. Надеюсь, ведунья, к которой я иду, исцелит мое лицо или восстановит хотя бы часть прежнего облика. Пожелай мне удачи».

Он кивнул и задумался на мгновение. Потом, раньше, чем Имриен успела понять, что происходит, дайнаннец шагнул вперед, ласково обхватил ее голову, приподнял подбородок и поцеловал девушку прямо в губы.

До сих пор они касались друг друга всего лишь дважды. Тело Имриен пронзали бесчисленные молнии – сильнее, чем в царстве Байтира, а волны сладкой истомы накатывали снова и снова, грозя совсем утопить ее.

Наконец мужчина отпустил девушку, повернулся и молча ушел. Не разбирая дороги, Имриен бросилась в лес.

Дорожки горьких слез больно щипали бугристую кожу. Девушка бежала все быстрее, но скорбь следовала за нею по пятам. Мелькнул мостик, высокие заборы, каменные стены, просторное пастбище, дубовая роща, закачались перед лицом низкие ветви каштанов, темные в догорающем зареве заката. У самых корней щурились и подмигивали жуткие сверкающие глазки. Невидимые существа шныряли во тьме, то внезапно разражаясь нечеловеческим хохотом, то гикая и улюлюкая. Заяц-беляк выскочил из мрака и чуть не сбил Имриен с ног.

Впереди меж деревьев забрезжил теплый желтый свет лампы. Девушка поспешила на огонек. Вот и заветная дверь. Лицо несчастной мучительно чесалось и горело от непрекращающихся слез, но это ее уже не волновало. Имриен постучала в дверь и обессилено прислонилась к косяку, вздрагивая и хрипло дыша. Створка подалась – и девушка тяжело рухнула внутрь. Чьи-то сильные ладони схватили ее за плечи. Сквозь туман, застилающий взор, Имриен разглядела лик ведуньи. На месте правого глаза зияла темная дыра, веки были грубо сшиты суровыми нитками. Лоб старухи украшал синий круг – как у Этлин.

– Батюшки мои, это еще что такое! – воскликнула ведунья, цепко изучая единственным глазом незваную гостью. – Возьмите себя в руки, девица!

По телу девушки пробежала судорога. Хозяйка отвела Имриен к соломенному тюфяку и заставила прилечь.

– Немудрено догадаться, зачем ты пришла ко мне. Тут и двух глаз не надо. Да, от ядовитого плюща есть снадобье, и Маэва сделает все, что в силах сделать. Давай-ка, выпей для начала: это угомонит тебя.

Холодный напиток обладал необычным, но довольно приятным вкусом, напоминая почему-то прибрежные травы, качающиеся в ночи под дождем. Покой и утешение разлились по жилам; гостья затихла, и только лицо продолжало невыносимо зудеть. Девушка принялась яростно расчесывать его ногтями.

– Прекрати. Дай мне взглянуть. – Ведунья твердо отвела ее руки.

Жилистая ладонь ощупала бугры и наросты. Имриен услышала, как Маэва шумно втянула воздух сквозь зубы. Ну и пожалуйста. Девушке стало все равно. Она стремительно погружалась в омут забытья.

– Вот и хорошо, поспи, – донеслось откуда-то. – А я пока смешаю грязи.

Черный поток подхватил девушку и понес туда, где колыхались сочные травы, блестящие в бесконечных струях дождя.

… Когда-то – однажды – в мире существовало лицо. Первое из первых. Это было больше, чем просто лицо: это было утешение, изгоняющее тоску; насыщение, побеждающее голод; тепло, смеющеесянад стужей; прохлада, смягчающая силу зноя; рывок вперед, спасающий от неподвижности; друг, помогающий забыть одиночество; нежная мелодия посреди невыносимой тишины; душевный покой после тяжкого горя. Пара глаз, нос, рот – и больше ничего, никаких признаков возраста или пола, – однако это лицо узнавали из тысячи. В нем был сокрыт источник жизни.

Исчезнув, оно оставило после себя зияющую пустоту, которая принялась жадно поглощать сияние, освещавшее ту область бытия.

Второе лицо вначале было подобно первому и так же обожаемо, однако отличалось от него. Оно продолжало созревать и со временем стало лицом доброго мудреца с веселыми морщинками в уголках глаз. Он всегда был рядом, улыбаясь с невообразимой высоты. Он воплощал собой цельность и надежность.

Третье лицо тоже претерпевало изменения. Оно явилось в уголке лагуны, покинутой первым, сначала как неясное очертание, готовое растаять в любой момент, затем как милый образ ребенка – лелеемого сокровища, бесценного друга. Над головкой младенца шумели кроны цветущих яблонь, осыпая его душистым снегом лепестков. Крохотные зеленые плоды наливались соком, и чьи-то руки срывали с ветвей спелые фонарики…

Женщина, мужчина, дитя. Всего лишь сон? Плод разыгравшегося в ночи воображения? Или – наконец-то – первое воспоминание?

Дождь. Нескончаемый ливень барабанит и барабанит за окнами. Так было всегда, еще до начала времен… Но нет, это всего лишь одна ночь. И она уже закончилась.

Имриен лежит на плотных белоснежных простынях. С потолочных балок над головой свисают пучки пахучих трав. Низкий столик, ступка с пестиком; слуга, присев на корточки, разводит огонь в очаге, затем поднимается, смотрит на больную и молча выходит. Девушка приподнимается на локте и с трудом видит сквозь узкие щелочки глаз сидящую в кресле ведунью. Волосы старухи торчат в стороны белыми сосульками.

Нечто очень, очень странное творится с лицом. Кожа все еще чешется, хотя и гораздо слабее; что-то словно стягивает ее. Веки почти не разлипаются. Щеки сухие и бесчувственные, какие-то чужие на ощупь.

– Не старайся, под таким слоем грязи ничего не ощутишь, – заметила ведунья. – Я наложила маску, пока ты лежала тихо. Не люблю работать, когда больной трясется и плачет. Попробуй-ка улыбнуться. Что, не вышло? То-то, хорошо застыло. Голубая грязь с самых вершин Белфайера, это тебе не шуточки! Во всем Эрисе не сыскать лучшего сырья! Если уж маска впиталась в отравленную кожу, то нипочем не оторвешь. Вот подожди, грязь высосет весь яд и сама отшелушится. Когда? Вот уж не знаю! Для излечения требуется день, или три, а то и десять! Надеюсь, ты не слишком голодна, потому что до тех пор все равно не сможешь есть. Хочешь посмотреть, какая ты стала красавица? Зеркало вон там, в углу.

В полубреду Имриен действительно поднялась и подошла к окну, у которого висело продолговатое зеркало. Посеребренное стекло мерцало и подергивалось рябью, словно гладь коварного омута. Тяжелую раму украшал причудливый узор из переплетенных лилий и русалок с развевающимися волосами. Творение бессмертных, с первого взгляда поняла девушка. Подкожный зуд вернулся с утроенной силой.

И тут Имриен увидела свое отражение.

Стройная фигурка в простом сельском платье из Долины Роз. Льющиеся, словно крученый шелк, водопады кудрей и прямых прядок, и между ними – сухой ком грязи с парой щелочек для глаз. Соль от слез так и разъедала лицо. Девушка не могла больше терпеть. Чтобы хоть как-то облегчить свои страдания, она слегка подергала маску.

Та без усилий отошла. И осталась в руках Имриен. Сплошным куском.

Под грязью было лицо.

Вздох восхищения замер в груди девушки. Губы складывались в нежнейший розовый бутон, нарисованный на атласной коже сливочного цвета. Мягкие, плавные очертания щек, закругленный подбородок, аккуратный носик, подчеркнутые скулы, окаймленные густыми ресницами глаза-самоцветы под изогнутыми арками бровей – вот что смотрело на Имриен из серебряного зеркала.

Не понимая, что происходит, все еще не веря чуду, она прикоснулась к этому лицу и робко ощупала его кончиками пальцев. Оно не исчезло. Только алые розы расцвели на щеках, и сияние утра озарило большие глаза. Комок, застрявший в горле девушки с самой минуты пробуждения, взорвался внутри, причиняя острую боль.

Что это – истинная красота или простая сердечность? Она слишком пристрастна, чтобы судить! Слишком часто Имриен видела в отражающих поверхностях нечто мерзкое и отталкивающее. По крайней мере этот лик симметричен, и значит, люди примут ее. Это все, на что надеялась девушка – быть наконец принятой.

Маэва-Одноглазка взяла маску из ее застывшей руки. Ведунья молчала и щурилась, точно от нестерпимого, запретного блеска.

И вот старуха заговорила:

– Что же, снадобье сотворило чудо. Ты видишь? Настоящее чудо!

Комок в горле растаял. Могучий поток вырвался из берегов и устремился на свободу.

– Да, я вижу, – тихонько сказала Имриен.