Текст книги "Свет любви"

Несмотря на все муки, эти ласки возбуждали ее. Как странно! В первый раз с Брайаном Элиза не испытывала ничего, кроме гнева, боли и… страсти. Однако она научилась любить Брайана, но так и не смогла бы объяснить, почему после неукротимой ненависти к ней пришла любовь.

Она вновь прикрыла глаза, неудержимо дрожа. Внезапно она с мольбой воскликнула:

– Джалахар! Прошу, отпусти меня и выслушай!

Он подозрительно, но не без любопытства взглянул на нее.

– Да?

Элиза глотнула, набрала воздуха, молясь, чтобы у него осталось достаточно терпения.

– Если ты возьмешь меня сейчас, – хрипло произнесла она, – это будет насилие. Если же… если вы с Брайаном встретитесь в бою и Брайан будет убит, я… я приду к тебе сама.

Он помолчал, приподняв бровь.

– Я не перестану бороться! – воскликнула она. – Я буду отбиваться, пока не ослабею и не устану, и тебе придется любить бесчувственное тело.

– Но Брайан может убить меня, – сухо заметил Джалахар.

– Да, ты рискуешь. Война – это всегда риск. – Джалахар молча слушал ее. – Прошу тебя, Джалахар! Если ты победишь, клянусь нашим Христом и Святой Девой, я забуду о прошлом и приду к тебе… по своей воле.

Он прикрыл глаза и сжался. Медленно выпустив ее, Джалахар откинулся на подушки, гибко потянувшись всем телом. Он встал, прошел к двери, но остановился и вновь повернулся. Элиза беспокойно потянула на себя простыню, однако Джалахар жестом остановил ее, продолжая пристальный осмотр. Элиза молчала, зная, что удостоилась неслыханной милости.

– Теперь по крайней мере я знаю, как ты выглядишь. Твоя кожа гладка, как шелк, – пробормотал он и учтиво напомнил: – Ты дала клятву, Элиза. Такие клятвы нельзя нарушать.

Он вышел. Элиза вновь вздрогнула и поспешила надеть рубашку.

Сгорая от любопытства, в комнату вернулась Гвинет вместе с Ленорой.

– Ну, что? – спросила она.

– Бой… решит все, – слабо ответила Элиза. Она крепко прижала к себе ребенка и пригладила его шелковистые волосы.

– Ты… заключила с ним сделку? – воскликнула Гвинет.

– Да, – прошептала Элиза.

Гвинет молчала несколько секунд, а затем воскликнула:

– Боже милостивый, если бы у меня были светлые волосы!

Никто из них не спал всю ночь, обе молчали. Утром толстая арабка забрала у Элизы ребенка, и хотя Элиза ничего не поняла, она знала, что эта женщина будет заботиться о девочке так же, как заботилась бы о ней кормилица-христианка.

Прошел день, тревога во дворце понемногу усиливалась. Наступила ночь – напряженная и тихая.

За ночью последовал рассвет.

Глава 28

– Джалахар!

Горящие стрелы взметнулись, едва посветлело небо; метательные машины отплевывались песком и камнем, таран ударял в ворота.

Все утро Гвинет и Элиза прислушивались к шуму боя, к какофонии звуков, визга и воплей.

Мусульмане защищали свою землю, сражаясь не на жизнь, а на смерть.

Но ворота не выдержали под напором.

Христиане стали врываться во дворец; когда рассеялась пыль, в воротах показался единственный всадник.

– Джалахар!

Этот пронзительный крик разнесся по всему дворцу. Стоя у окна рядом с Гвинет, Элиза задрожала, ее лицо покрыла мертвенная бледность. Ноги подогнулись, и она сползла по стене.

– Это Брайан! – пробормотала она.

– Конечно, Брайан, – подтвердила Гвинет.

– Но что же он делает! – воскликнула Элиза. – За ним нет прикрытия! Стоит кому-нибудь пустить стрелу, и… – Она собралась с силами, вскочила и оттолкнула Гвинет от окна. – О, Гвинет, что он делает?

Последние слова прозвучали шепотом, ибо Элиза задрожала всем телом, а сердце ее зашлось от страха и гордости. Жеребец Брайана танцевал, закусив удила, но Брайан сидел в седле как влитой. Ветер раздувал его плащ. Он пришпорил беспокойного коня, не спуская глаз с окон дворца, напоминая о своем вызове.

– Джалахар! – вновь прозвенел его голос. Хрипловатый, настойчивый, он был настоящей музыкой для Элизы. Когда Элиза в последний раз видела мужа, он был при смерти, а теперь…

Она отвлеклась, видя, как навстречу Брайану выехал другой всадник – Джалахар.

Их разделяло всего несколько шагов. Оба были на боевых конях, облачены в доспехи, держали в руках обнаженные мечи.

– Что происходит? – изумилась Гвинет.

– Не знаю! – простонала Элиза и добавила: – Тише, они что-то говорят…

Брайан понизил голос. Элиза напряглась, чтобы различить хоть несколько слов, но это ей не удалось. К ним присоединился третий всадник – Саладин.

– Что они делают? – прошептала Элиза, когда всадники внезапно развернули коней и направились к воротам в сопровождении воинов Музхара, пение которых разносилось далеко над песками пустыни.

– Они уезжают! – воскликнула Элиза. – Они вместе уезжают из дворца!

Она отвернулась от окна и бросилась на дверь всем телом. Наружный засов даже не дрогнул. Элиза лихорадочно ударила в дверь кулаками.

– Помоги же мне, Гвинет!

Гвинет подбежала к ней, и они вдвоем попытались выломать дверь. Но засов оказался крепким, и единственным результатом усилий подруг стали синяки и ссадины.

– Этого я не вынесу! – всхлипывала Элиза, вновь бросаясь на дверь.

Гвинет вздохнула:

– Элиза, нам не сломать эту дверь, пожалуй, ее не прошибешь даже тараном.

– Но они уехали… мы даже не знаем, что случилось… Гвинет, в последний раз я видела Брайана истекающим кровью… умирающим… Больше я этого не вынесу! Я не могу отпустить его! И Джалахар… как глупо все это!

– Что бы они ни делали, тебе их не остановить!

– Но я не могу здесь оставаться!

Она разбежалась, чтобы вновь удариться о дверь, но остановилась и порывисто обернулась.

– Гвинет, простыни! Тащи сюда простыни!

– Простыни?

– Да… мы свяжем их вместе и спустимся во двор. Я уже делала это, но Джалахар поймал меня и сказал, что поставит под балконом стражников. Но сейчас во дворе пусто, Гвинет. Там никого не будет, все уехали…

Говоря, Элиза торопливо связывала простыни.

– Ты погубишь нас обеих! – запротестовала Гвинет, поглядев с балкона вниз и сжавшись от страха.

– Помоги мне только связать их. Я не отступлю, а ты можешь поступать, как пожелаешь.

Элиза крепко привязала конец простыни к железным перилам и проверила его надежность. Она взобралась на перила и крепко схватилась за материю. Взглянув на Гвинет, она на мгновение зажмурилась, беспокойно улыбнулась и начала спускаться. Она скользила по гладкой ткани слишком быстро и больно ударилась о плиты двора, но тут же вскочила на ноги и торжествующе замахала Гвинет.

– Подожди! – беспокойно воскликнула Гвинет, помедлила и глубоко вздохнула. – Я с тобой!

– Держись крепче! – ободрила ее Элиза. – Я поймаю тебя… ох!

Гвинет скользнула по простыням, и Элиза попыталась подхватить ее. Обе повалились на землю, задыхаясь, но остались невредимыми.

– Что же теперь? – спросила Гвинет.

– Надо добраться до ворот.

– Но нам придется обойти дворец…

– Гвинет, мы уже сбежали. Думай скорее, куда надо идти теперь!

Гвинет подумала и показала путь:

– Вот сюда.

Дворец был настоящим лабиринтом из арок и коридоров. Пустынным лабиринтом. Шаги отдавались по нему гулким эхом. Первый раз беглянкам не повезло: они оказались в тупике.

– Обратно! – скомандовала Гвинет, и они повернули в другой коридор. – Вижу двор!

Спустя мгновение они оказались во внутреннем дворике с экзотическими растениями и журчащими фонтанами. Гвинет замерла, глядя на один из фонтанов.

– Скорее! – прошипела Элиза, хватая ее за руку.

Они промчались через двор и остановились у выхода из дворца. Стражник оставался на месте, глядя вдаль, на сломанные ворота и на расстилающиеся за ними пески, на толпу, собравшуюся там.

Гвинет потянула Элизу назад. Обе прижались к стене.

– Как же нам пробраться незамеченными? – пробормотала Гвинет.

Элиза прикусила губу, стараясь быстро найти выход.

– Мы можем попытаться… нет, подожди! – прошептала она. Пара вырезанных из слоновой кости львов стояла у первого фонтана. Элиза схватила одного из львов и подкралась к двери, подавая Гвинет отчаянные знаки.

Гвинет глубоко вздохнула и шагнула к выходу, оказавшись на виду, рядом с невидимой для стражника Элизой.

– О-о! – беспомощно простонала она и упала на пол. Как и надеялась Элиза, стражник обернулся, опустил меч и бросился к Гвинет. Элиза неслышно обошла его и подняла льва, надеясь только на свою силу. Послышался глухой стук, и стражник повалился на Гвинет. Та вновь вскрикнула.

– Убери его!

Элиза помогла Гвинет выбраться из-под обмякшего тела. Гвинет быстро вскочила, оглядываясь.

– Бежим! – потянула ее за собой Элиза.

Путь до ворот показался им бесконечным, песок забивал горло, утреннее солнце немилосердно жгло, а пение в пустыне превратилось в безумные вопли. У ворот Элиза и Гвинет забрались на большой камень, и, когда пригляделись, Гвинет испустила изумленный крик.

Повернувшись к ней, Элиза увидела впереди толпу христиан и мусульман и сжала руки на груди.

– Что там? – спросила Элиза. Гвинет не ответила. – Что там? – повторила Элиза, затем позабыла о Гвинет и помчалась к другому камню, побольше, чтобы лучше видеть.

Оба войска выстроились в долине между дюнами. Саладин в боевом облачении сидел верхом посредине долины, подняв меч высоко в воздух. Меч сверкал на солнце, как молния.

Внезапно меч блеснул, упал, и оба войска разразились громовыми криками.

Кони ринулись вперед. Слева мчался Брайан на своем боевом жеребце, справа – Джалахар на арабском скакуне.

Элиза не могла пошевелиться, не издала ни звука. Она только следила расширенными от ужаса глазами, как кони сближаются, как вздымается песок из-под их копыт.

Это был поединок. Рыцарь сражался против другого, надеясь только на свою силу и крепость доспехов.

Оба воина подняли мечи и пригнулись к гривам коней, словно на турнире. Но это был далеко не турнир. Воздух наполнился криками: христиане выкрикивали имя своего рыцаря, мусульмане – своего повелителя. Крики усиливались, а кони продолжали мчаться друг на друга, разбрасывая песок. Мечи блестели на солнце, позвякивали доспехи.

– Нет! – вскрикнула Элиза, невольно закрывая глаза, когда воины сблизились. Казалось, солнце обожгло ее, лишило силы; она боялась упасть.

Крики усилились, и она осторожно открыла глаза. Оба воина удержались в седлах. Она облегченно перевела дыхание, но тут же вновь сжалась, увидев, что воины вновь готовятся к атаке.

– Остановите их! – взмолилась она. – Остановите! Никто не услышал ее, а если бы и услышал, то не послушался бы. Элиза принялась спускаться с камня.

– Элиза! – крикнула вслед ей Гвинет. – Вернись! Тебе нельзя идти дальше…

Элиза оглянулась, не замечая подруги. Ее глаза наполнились тревогой и ужасом.

– Их надо остановить…

Она бросилась к толпе, продираясь сквозь ряды арабов. На нее посматривали с раздражением, не желая отвлекаться от схватки.

Толпа расступалась с трудом. Элиза вновь услышала рев, а затем глухие удары копыт по песку. Кони вновь бешено помчались друг к другу, подергивая ноздрями, прижав уши. По их телам струился пот.

– Остановитесь! – пронзительно закричала Элиза. Сверкающие мечи взметнулись в воздух и упали, толпа словно обезумела. Элиза оттолкнула с дороги какого-то араба и оказалась в первом ряду.

Оба воина катались по песку, отчаянно пытаясь ухватить мечи. Кони отбежали в сторону, едва Джалахар и Брайан поднялись на ноги.

Элиза не видела их лиц – оба были скрыты забралами шлемов. Она различала их только по доспехам: у Брайана был герб герцога Монтуанского, эрла Саксонби, у Джалахара – более легкие и удобные доспехи, сделанные искусными мастерами его народа.

Оба поднялись, пытаясь сохранить равновесие и прийти в себя после удара о землю.

Они вновь подняли мечи, и битва продолжалась. Мгновение Элиза следила за ней, завороженная блеском стали. Брайан был выше, шире в плечах, но в проворстве Джалахар не уступал ему. Оба предпринимали стремительные атаки, ловко и умело отражали удары. В своем движении бойцы приблизились к толпе, и та быстро отступила, давая им место. Брайану удалось нанести Джалахару удар по шлему, меч Джалахара скользнул по груди Брайана.

– Нет… – прошептала Элиза, зная, что люди вокруг нее довольны зрелищем. Сражались два достойных противника, сражались для того, чтобы умереть, стать прахом и легендой…

– Нет… – вновь прошептала она. Когда она в последний раз видела Брайана, он лежал на песке с побелевшим лицом, истекая кровью…

Ее увезли от Брайана. Заставили жить без него, едва она поняла, что жизнь с ним может быть блаженством, едва научилась его любить. Если Брайан умрет, ей будет тоже незачем жить…

Но едва взглянув на Джалахара, она замерла. Он мог проявить жестокость, но всегда был ласков с ней. А Элиза уже давно поняла, как тяжело любить того, кто не отвечает на эту любовь.

Меч Джалахара ярко блеснул на солнце, крутанулся в руке, вырывая меч из руки Брайана. Элиза закричала, но ее крик потонул в реве толпы.

Однако триумф Джалахара оказался кратким: Брайан метнулся в сторону, ударил кулаком по руке Джалахара у локтя, и сверкающий мусульманский меч зарылся в песок рядом с мечом Брайана.

Джалахар бросился к противнику, и вскоре оба они повалились на песок, продолжая бой врукопашную.

У Элизы туманом заволокло глаза. Она увидела Саладина, который сидел верхом, наблюдая за поединком. Он не кричал и не пел, как другие: он сидел неподвижно, в глазах было спокойствие и смирение перед неизбежным.

Элиза бросилась вперед, подбежала к Саладину, прижалась к его ноге и умоляюще взглянула ему в глаза.

– Останови их, великий Саладин! Ты должен остановить их! Только ты можешь это сделать… только ты! Прошу тебя, Саладин, умоляю!

Он печально покачал головой:

– Они предпочли спасти жизни своих воинов, сразившись друг с другом. Было решено, что после поединка мы разойдемся с миром. Они сражаются за свою честь, а такие люди, как они, ради этого готовы на смерть. Это их право, и я не могу лишить их этого права.

– Но такая смерть бессмысленна! – возразила Элиза.

Саладин склонился с седла, взял ее ладонью за подбородок и вгляделся в ее лицо. Его глаза поблескивали, как драгоценные камни.

– Ты и в самом деле не хочешь этого? – Он вздохнул. – Тебя можно назвать колдуньей, искусительницей, но в тебе нет зла. Это не твоя вина. Мужчины должны сражаться – так повелел Аллах.

Элиза отдернула голову.

– Аллах! Бог! Если мужчины сходят с ума, другие должны остановить их…

Она осеклась и повернулась к воинам. Толпа вокруг заревела.

Оба воина стащили шлемы, их лица были покрыты песком и потом. Изо рта Брайана струилась кровь, у Джалахара заплыл глаз, висок был рассечен. Внезапно Джалахар бросился к своему мечу, Брайан последовал его примеру.

Но вновь оказавшись лицом к лицу с оружием в руке, оба почувствовали, что слишком утомлены. Они спотыкались, удары мечей стали слабее. Жара, тяжесть доспехов и мечей вымотали воинов.

Джалахар сделал выпад, целясь в грудь Брайана, тот увернулся, но тут же бросился вперед, отвечая ударом на удар. Джалахар пошатнулся и упал на спину. Брайан занес меч. Опираясь на локоть, Джалахар из последних сил приготовился отразить его удар.

Элиза вновь закричала – так громко и пронзительно, с таким ужасом, что ее крик перекрыл пение, вопли и приветственные крики. Не раздумывая, она бросилась вперед, казалось, ноги сами несут ее. Она уже твердо решила, что ни Бог, ни Аллах сегодня не получат жертву. Этот поединок был нелепым, воины не думали о себе. Она оказалась между воинами в ту минуту, когда их мечи были готовы столкнуться, и если бы сила не подвела араба, она оказалась бы рассеченной надвое. Джалахар споткнулся и беспомощно упал в песок.

Элиза бросилась к Брайану, уже не сдерживая слезы. Она не видела его так долго и теперь понимала, что Брайан с трудом узнает ее, считает всего лишь досадной помехой в бою. Кровь еще сильнее полилась из его рта, шрамы покрыли руки, он шатался…

– Брайан! – вскрикнула она, когда он хотел оттолкнуть ее прочь. – Брайан! – Ее руки цеплялись за раскаленные под солнцем доспехи; ей так хотелось дотронуться до его тела! Даже под броней она ощущала его нервную дрожь. Он едва держался на ногах. Рост и сила дали Брайану преимущество, но, как и Джалахар, он был слишком измучен, к тому же получил несколько ран.

– Брайан, все кончено! Прошу тебя, Брайан, послушай меня! Вы убьете друг друга… вы оба погибнете…

На песке лежал Джалахар. И толпа, как в древнем римском цирке, жаждала крови.

– Честь уже спасена! – умоляла Элиза.

Брайан отшвырнул ее, и она упала, ослепленная слезами, опутанная растрепавшимися волосами. Она упала рядом с Джалахаром, и его глубокие глаза, наполненные болью, устремились на нее. Он прошептал слабым голосом:

– Он должен довершить поединок… Он победитель. Я погибаю с честью, это лучше, чем жить… после поражения.

– Нет! – вскрикнула Элиза и перекатилась по песку, вновь бросаясь между Брайаном и распростертым Джалахаром. Она смутно слышала, что Саладин громовым голосом приказывает оттащить ее, и решила не сдаваться.

К ней заспешили люди.

– Брайан! – умоляюще воскликнула она, бросаясь к его ногам.

Наконец Брайан взглянул на ее залитое слезами и запачканное песком лицо. Улыбка тронула его губы.

– Элиза… – прошептал он.

– Прошу тебя, Брайан… не надо смерти! Пожалуйста!

Он уставился на нее, слыша рев толпы, жаждущей крови. Оказалось, что ему некого убивать. Он разжал пальцы, и меч упал на песок.

Точно так же, как прежде мусульмане и христиане требовали убийства, они стали взывать к милосердию.

Брайан зашатался и упал на колени. Внезапно его глаза закрылись, и он рухнул, увлекая Элизу на песок рядом с собой и уже неподвижным телом Джалахара.

Победитель и побежденный лежали без чувств рядом с женщиной, ради которой они начали схватку.

Элиза прижалась к плечу Брайана, чувствуя, что не сможет сдвинуться с места. Кто-то помог ей подняться, и Элиза обнаружила, что смотрит в искрящиеся глаза Саладина.

– Пути Аллаха неисповедимы, – произнес он, оттащил в сторону Брайана и поставил ее на ноги. Старый седовласый воин держал Элизу с силой, которую не унесли годы. Он поднял руку, и воины бросились на помощь: арабы подняли Джалахара, Уот и Мордред поспешили к Брайану.

Саладин не сводил глаз с Элизы.

– Мужчины… часто бывают совсем мальчишками, – проговорил он. – Они готовы драться за любимую игрушку.

– Я не игрушка, – тихо возразила Элиза. – Я герцогиня Монтуанская, графиня Саксонби…

Он улыбнулся:

– Может, ты не игрушка. Ты уже дала понять это нам… и этим мальчишкам. Иди с миром, золотоволосая герцогиня.

– С миром? – прошептала она.

Саладин положил ей руку на плечо и подтолкнул к христианам, которые собрались уезжать.

– Ваш король Ричард изнурен лихорадкой и жарой. Он победил, и я тоже стал победителем. Вскоре мы заключим перемирие. Нам останется Иерусалим, и я готов принять паломников-христиан.

– Значит, крестовый поход… закончен?

– На этот раз – да. Но мир не может продолжаться вечно. Между нашими народами слишком много различий. Война вспыхнет вновь. Но для тебя, Элиза, и для твоего воина она закончена. Ступай, позаботься о своем муже.

Она неуверенно улыбнулась и поспешила туда, где Мордред ждал ее, чтобы подсадить в седло.

– Элиза! – Она обернулась на окрик Саладина. – Спасибо тебе, – тихо произнес он. Элиза вопросительно приподняла бровь, а он добавил: – За жизнь моего племянника.

Слезы выступили у нее на глаза, она кивнула и поспешила к Мордреду. Взобравшись в седло, она догнала носилки Брайана, но внезапно глаза Элизы расширились, и она крикнула Мордреду:

– Подожди!

– Миледи… – запротестовал Мордред, однако она поспешно перебила:

– Леди Гвинет осталась у ворот дворца! Надо найти ее!

Мордред что-то кричал ей вслед, Элиза слышала, как он бежит за ней, стуча сапогами. Но она легко ускользнула, ужасаясь тому, что забыла про Гвинет. Она понимала, что ее никто не тронет: ее охраняло слово самого Саладина.

Но Гвинет у ворот не оказалось. Элиза постояла, осмотрелась. Исполнившись решимости, она въехала во двор, спешилась и бросилась через дворец, к фонтану.

Джалахара принесли сюда, и он лежал рядом с журчащей водой.

Гвинет обмывала его раны, убирала пот со лба. Элиза нерешительно шагнула вперед. Джалахар открыл глаза, с трудом улыбнулся и протянул руку. Гвинет подала Элизе знак подойти.

Элиза коснулась руки Джалахара.

– Неужели любить меня было так тяжело? – прошептал он. – Или…

Элиза поднесла его руку к губам и поцеловала.

– Любить тебя было бы легко, – ответила она, – если бы я… не любила другого.

Он пожал ей руку и улыбнулся, устало прикрывая глаза и отпуская ее.

Элиза отвела взгляд и обернулась к Гвинет.

– Тебе пора, мы уезжаем.

Гвинет с задумчивой усмешкой покачала головой;

– Я остаюсь.

– Остаешься?!

– Я отличная сиделка. И когда ты уедешь… – Гвинет понизила голос, и Элиза поняла ее. Но ее тревога не утихала.

– Гвинет, у него уже есть две жены. Вряд ли ты будешь счастлива…

Гвинет рассмеялась.

– Две старые глупые вороны! Элиза, ты недооцениваешь меня. Я могу быть очень настойчивой. К тому же, – серьезно добавила она, – думаю, мы обе нашли то, что искали. Брайан принадлежит тебе, Элиза. Возвращение домой будет слишком… мучительным для меня.

– Но… твой сын, Гвинет, Перси…

– Люби его так, как люблю я, хорошо, Элиза? Я знаю, что вы с Брайаном сможете дать ему больше, чем я. Поезжай, Элиза. Ты слишком долго ждала, отправляйся к Брайану. И к своему ребенку. Обещаю, я буду счастлива здесь.

Элиза хотела что-то возразить, но Мордред, подошедший сзади, решительно повел ее прочь, взяв под локоть.

Элизу изумило сияющее солнце, бескрайние пески пустыни. Казалось, прошла целая вечность.

Но она ошибалась. День только начинался.

На этот раз сны не приходили, была только борьба со мраком.

Что-то прохладное коснулось его лба и щек, и прикосновение это было нежным и легким. Он улыбнулся, прежде чем открыть глаза, ибо на сей раз знал, чье это прикосновение.

Рядом сидела его жена.

Он узнал ее аромат, вспомнил нежность пальцев. Он открыл глаза и взглянул на нее. Бирюза… морская вода… ее глаза – бескрайнее, мирное море, волны которого уносят к блаженству. Он поднял руку и притянул ее к себе. Он коснулся ее губ дрожащими губами, ощутил, как крепкое вино, вкус поцелуя и удивился тому, что в душе, постоянно помнил этот вкус.

Послышался плач, и он отпустил Элизу. Он увидел, что находится в комнате отвоеванного у мусульман дворца, а плач слышится из колыбели, стоящей рядом с постелью, за газовым пологом.

– Кажется, наша дочь зовет тебя, – произнес он.

Элиза виновато взглянула на него и поспешила к колыбели. Брайан улыбнулся, видя, с какой любовью жена берет на руки ребенка.

Она прижала девочку к груди и вернулась к Брайану, беспокойно поглядывая на него.

– Ты… любишь ее, Брайан? Я знаю, мужчинам хочется иметь сыновей, но…

Он рассмеялся:

– Люблю ли я ее? Что за вопрос! Ведь она наш первенец! Она прелестна, и хотя мы с ней знакомы всего пару дней, я уже люблю ее!

Он удивился, заметив, что Элиза быстро опустила ресницы, и еще сильнее удивился, увидев на ее щеке слезу. Он потянулся к ней, сдерживая стон от боли во всем теле, эта боль напомнила ему о недавнем поединке. Он не хотел, чтобы она видела его слабость, не хотел, чтобы она тревожилась об этом… прошло уже так много времени с тех пор, как он видел ее лицо, обнимал ее.

– Что случилось, Элиза? – торопливо спросил он и осторожно стер слезу ладонью, опасаясь задеть ребенка. – Элиза, все в порядке! Я боялся, что больше никогда не увижу тебя, но теперь мы вместе. Ты здорова, и, если не считать головной боли и десятка царапин, со мной все в порядке…

– О, Брайан! – со вздохом прошептала она. – Я так боялась… боялась, что ты никогда не признаешь этого ребенка, что не захочешь принять меня! Мы так давно не были вместе! Брайан, я знаю, тебе трудно поверить, но… Джалахар ни разу не прикоснулся ко мне. Он пообещал подождать, пока родится ребенок… затем я поклялась, что соглашусь прийти к нему только после боя… о, Брайан! Я люблю тебя! Я любила тебя все долгие месяцы, боясь сказать об этом. Я любила тебя, когда нам пришлось расстаться, и это помогло мне выжить…

Не обращая внимания на боль, Брайан сел на постели, нежно привлекая к себе Элизу и свою дочь, пробегая пальцами по золотым волосам, так давно очаровавшим его.

– Элиза! – нежно прошептал он, целуя ее щеки, лоб, губы. – Элиза, я верю каждому твоему слову, любимая; но и это не самое важное. Я люблю тебя. Я был зачарован с той самой ночи в лесу, когда считал, что поймал воровку. С этого момента ты так прочно поселилась в моей душе, что мне часто казалось, что ты сводишь меня с ума. Даже когда я обнимал тебя, я видел, что твоя душа куда-то ускользает. Ты была такой неуловимой, ты так и не смирилась с поражением. Но разве ты не понимаешь, любимая? Я никогда не расстанусь с тобой. Вот почему я увез тебя из Монтуа, через всю страну… – Он задумчиво улыбнулся. – Я так ревновал к Перси, что весь превратился в комок боли, я возненавидел Гвинет, потому что ты поверила ее обману.

Ленора, согревшись на руках у матери, решила положить конец признаниям. Она вскинула крохотные кулачки и захныкала. Элиза взглянула на дочь и разразилась веселым смехом, несмотря на то что слезы еще блестели у нее на глазах.

– Брайан, – проговорила она, – я так ревновала, что была сама не своя от ярости! Мысль о том, что Гвинет носит твоего ребенка, была невыносима для меня… особенно тогда, когда я потеряла своего…

– Я подарю тебе десяток детей, – пообещал он. – Но сейчас, кажется, пора позаботиться о нашей первой дочери, она хнычет, не переставая.

– Она голодна, – сказала Элиза.

– Если хочешь, я позову кормилицу…

Элиза твердо ответила:

– Ее уже отняли у меня однажды, и больше я этого не допущу. На этот раз я смогу позаботиться о ней сама.

Брайан хлопнул по шелковой подушке.

– Ложись здесь, со мной рядом.

– Ты ранен, тебе и так мало места.

– Ложись рядом, – настаивал Брайан. – Больше я никуда тебя не отпущу.

Она улыбнулась и послушалась его. Положив ребенка, Элиза расстегнула одежду, чтобы накормить дочь. Брайан любовался дочерью, приподнявшись на локте и нежно касаясь пальцем щеки ребенка. Их окружало молчание, комнату наполняли сумерки, а Ленора не отрывалась от материнской груди.

Элиза виновато взглянула на Брайана.

– Она становится все ненасытнее.

Он рассмеялся:

– Как и положено внучке короля Генриха.

У Элизы округлились глаза, и Брайан вновь рассмеялся.

– Но когда ты узнал? – изумленно выговорила Элиза. – Кто и как…

Брайан хитро улыбнулся:

– Ричард рассказал мне обо всем, когда я потребовал вернуть тебя. Я был рад, поскольку моя жена никогда не говорила мне об этом.

Элиза вспыхнула.

– Я собиралась рассказать тебе. В ту ночь, когда мы натолкнулись на засаду, я хотела рассказать тебе о ребенке… и о моем отце.

Брайан поиграл ее блестящим локоном, и его улыбка стала шире.

– Хорошо, что ты собиралась во всем признаться. Почему-то твою тайну я связывал с недоверием ко мне, а если бы во всем призналась, я понял бы, что ты мне доверяешь и наконец-то смогла меня полюбить. Я чувствовал себя таким глупцом… я даже не догадывался. Боже мой, я знал Генриха лучше, чем кто-либо другой! Ты явно унаследовала его нрав! А твои волосы – настоящее знамя Плантагенетов! – Его улыбка погасла и синие глаза помрачнели. – Элиза… почему же той ночью, в лесу, ты ничего не сказала мне? Ты могла бы спастись… от меня. Я никогда не выдал бы твою тайну.

– Теперь я знаю об этом, – тихо ответила она. – Но тогда я боялась. Генрих предупреждал меня… Монтуа невелико, но я не могла позволить себе выдать эту тайну. Если Джон узнает… Брайан, это принесет неприятности нам обоим. Или… или Леноре, если с нами что-нибудь случится.

– Я буду беречь эту тайну. И знаешь, я рад, что ты решила сохранить ее от меня любой ценой.

Элиза опустила глаза.

– Я боялась из-за Перси. Он был слишком тщеславен, он никогда бы не женился на внебрачной дочери, тем более дочери короля. Он считал Генриха старым распутником.

– Могу только повторить, что очень рад этому, – еще тише ответил Брайан. Он помолчал минуту. Насытившись наконец, Ленора заснула. Не замечая боли, он бережно взял ее на руки. – Моя дочь, – он улыбнулся Элизе, – потомок Вильгельма Завоевателя, и я горжусь этим.

Элиза заулыбалась, но вскоре морщинка прорезала ее лоб.

– А я не уверена, что горжусь своей родословной. Ведь Джон тоже мой сводный брат, как и Ричард, а Генрих был. таким развратником!

Брайан услышал, что ребенок замурлыкал во сне. Побоявшись встать, он прошептал Элизе:

– Возьми ее, она уже спит.

Элиза осторожно положила Ленору в колыбель. Брайан протянул к Элизе руки, и сердце ее забилось, когда она вернулась к мужу и снова легла рядом с ним.

– Элиза, я понимаю, как сильно ты любила Генриха. Ты, должна им гордиться. Ему не было чуждо ничто человеческое, он бывал вспыльчивым, суровым, часто несправедливым к своим сыновьям и к Элеоноре; но он был хорошим королем, Элиза. он дал Англии закон. Отличный закон, такой надежный, что он выжил в отсутствие Ричарда и, да поможет нам Бог, переживет правление Джона!

Элиза улыбнулась и осторожно прикоснулась к его щеке.

– Спасибо тебе за это, Брайан.

– Спасибо тебе, – тихо ответил он.

– За что?

– За внучку Генриха. И… за его дочь.

Элиза радостно прижалась к его груди, но тут же вспомнила о ранах Брайана. Она хотела отодвинуться, но он не пустил ее.

– Я так истосковался по тебе, – в его голосе послышалась хрипота, – я чуть не сошел с ума, думая о Джалахаре.

Элиза приподнялась на локте.

– Он никогда не прикасался ко мне, он ничем мне не повредил, Брайан. И потому… я рада, что ты не убил его.

Брайан испустил долгий вздох.

– И я рад, что не убил его.

– С ним осталась Гвинет.

– Правда?

– Она сказала, что стала отличной сиделкой. Это верно?

– Гвинет была добра ко мне, – ответил Брайан, увидев невысказанный вопрос в глазах Элизы. – Добра – но не более того.

Он всмотрелся в ее глаза, и счастье, наполнившее их, вознаградило его за недосказанную правду. Он поцеловал жену и пробормотал:

– Элиза… я верю тебе, и я не был бы счастлив, убив этого человека. Но мне бы не хотелось впредь слышать о нем.

– Мне тоже, – ответила Элиза, осторожно касаясь губами его шеи, – не хотелось бы слышать о заботах Гвинет!

– Договорились. А теперь раздевайся.

– Брайан, ты весь в ранах, синяках, и…

– Я весь – сплошное вожделение. К собственной жене.

Ей следовало возразить, что он едва только пришел в себя после поединка…

Но Элиза сама превратилась в трепещущее желание. Его глаза, руки… сознание того, что он по-настоящему любит ее, так же сильно, как она сама, – все это усилило голод, который уже давно не утоляли мечты.

С легким ропотом неодобрения она скинула тунику и рубашку и легла с ним рядом.

– Брайан… – Она вздохнула от наслаждения, едва он коснулся ее обнаженного тела. – Брайан, я люблю тебя…