Текст книги "Тристан и Женевьева (Среди роз)"

Остановились они в большом и густом дубовом лесу, подернутым утренним туманом, создававшим впечатление таинственной красоты. Здесь царила тишина, нарушаемая лишь редким криком, проснувшейся птицы, да смехом людей графа, расположившихся вокруг аккуратно разложенного костра. Они с аппетитом завтракали. Легкий ветерок донес до нее восхитительный аромат жареного мяса.

«Интересно, а собирается ли он кормить меня, – подумала Женевьева, – или пытка голодом входила в его планы?»

– Ну, что пошли? – предложил Тристан.

– Пошли? – переспросила Женевьева, – я должна остаться одна.

Он отрицательно покачал головой:

– Никогда.

– Но… – она посмотрела на него с заметным испугом. Возможно, что он избрал самый жестокий способ, чтобы унизить ее. Ведь Женевьева была и скрытна, и брезглива одновременно. Она никому бы не позволила остаться с ней теперь…

– Ну, пожалуйста, – умоляюще прошептала она.

– В последний раз, когда вы сказали это, – холодно напомнил ей Тристан, – я очнулся погребенным в скале.

– Но куда же мне сейчас идти? Что я теперь могу вам сделать? – спросила она с отчаянием.

– Я уверен, что у вас еще полно неиспользованных возможностей, – сухо ответил граф. Его взгляд был столь непреклонен, а губы настолько плотно сжаты, что Женевьева уверилась в том, что Тристан и дальше будет отказывать ей в малейшей просьбе. Тут он вздохнул и сказал:

– Ну что ж, пошли к ручью, но я совершенно серьезно предупреждал вас, что бы вы не думали даже попытаться сбежать, или спрятаться в лесу. В противном случае, вам больше никогда не будет предоставлена возможность уединиться по какому бы то ни было поводу.

И они направились к ручью, журчавшему невдалеке среди деревьев. Утренний туман стелился над землей. У Женевьевы возникло странное ощущение от этой прогулки. Необычность этого впечатления подчеркивалось еще и прикосновением его руки. Она бросила на Тристана быстрый взгляд, пытаясь угадать, не изменилось ли его отношение к ней. Но его взгляд, когда она наконец, встретилась с ним глазами был по-прежнему пронизывающим и колючим. Тристан чуть дернул уголком рта, и Женевьева поняла, что ненависть ничуть не ослабла. Он был похож на ястреба, кружащегося со злобным удовлетворением над своей добычей, в ожидании момента для последней атаки.

Быстрый ручей с мелодичным журчанием струился меж корней деревьев, в воздухе была разлита благодатная прохлада, но умиротворенность окружающего пейзажа совершенно не подействовала на Тристана, губы его были все также сурово сжаты, все также мрачно сверкали глаза. Он выпустил ее руку.

– Вон там впереди кусты, – сказал он коротко, – возвращайтесь немедленно, или вам придется за это очень дорого заплатить, – предупредил он негромко.

Несколько минут спустя, Женевьева печально озиралась вокруг. Какой большой и густой лес! Как было бы легко спрятаться в нем! Она тяжело вздохнула, и вернулась к Тристану. Он ожидал ее, поставив ногу на пень, и скрестив руки на груди. Она прошла мимо и спустилась к берегу ручья, чтобы сполоснуть лицо и рот.

Внезапно он схватил ее за волосы. Ее испугало это движение, и страх снова объял ее душу. Женевьева была уверена в том, что Тристан собирается заставить ее опустить лицо в воду и держать там, пока она не захлебнется. Ее глаза несомненно выдали ее чувства, ибо когда он увидел выражение лица Женевьевы, то рассмеялся и сказал:

– Я только пытаюсь придержать эту спутанную гриву, которую вы называете волосами, чтобы она не намокла в воде. Вот и все!

– Я не нуждаюсь в этом! – ответила девушка. Она не желала, чтобы он находился так близко позади нее, не желала чувствовать его прикосновения, не желала чувствовать силу, исходящую из его рук, не желала обонять его чистый, свежий мужской запах.

Но Женевьева испытывала сильную жажду и заставила себя на мгновение забыть о его присутствии, чтобы утолить ее.

И через несколько секунд почувствовала, как его рука легонько дернула ее за волосы.

– Довольно. – Тристан привычным жестом поставил ее на ноги и повел через лес к карете.

Женевьева с завистью посмотрела на людей, сидевших вокруг костра. В ее желудке урчало от голода, а к горлу подступала тошнота при одной мысли о том, что ей снова придется ехать в этом тряском экипаже.

– Можно мне немного побыть на воздухе? – спросила она, с усилием заставляя себя просить его об этом одолжении.

Тристан отрицательно покачал головой. Он казался чем-то очень раздраженным в эту минуту, как если бы Женевьева была для него всего лишь игрушкой, к которой он вдруг потерял интерес.

– Я принесу вам что-нибудь поесть, – произнес он. Он подсадил ее обратно в карету и запер дверь.

Несколько минут спустя Тристан вернулся с деревянной доской, на которой лежал кусок жареного мяса дикого кабана. Оно оказалось довольно жилистым и жестким, но Женевьева была слишком голодна, чтобы обращать внимание на такие пустяки. Она еще не закончила свою трапезу, когда карета резко тронулась с места, и Женевьева поняла, что предстоит пережить те же ощущения, что и вчера.

Весь день девушка провела наедине со своими мыслями, думая о том, когда же, наконец, он набросится на нее и о том, как и когда она сможет от него сбежать. Уже ближе к вечеру ей принесли немного эля. Когда дверь ее темницы на колесах открылась, она вся внутренне сжалась, ожидая увидеть Тристана. Но к великому ее облегчению, это был не он.

Молодой человек, вежливо назвавший свое имя – Роджер де Трейн – показался ей и приятным и хорошо воспитанным. И в ее душе снова зажегся огонь надежды, ибо, казалось, что он с сочувствием относится к ее бедственному положению.

Роджер пришел к ней и на следующее утро. Она печально и ласково улыбнулась ему, когда они подошли к ручью, упросила его оставить ее одну, что ей нужно искупаться. Она была так мила в своей покорности судьбе, в голосе ее звучала такая искренняя мольба, что он согласился, и когда молодой человек отошел на приличное расстояние, Женевьева быстро скинула с себя платье и вошла в воду, намереваясь переплыть на другой берег. Другой берег…

Женевьеве не стоило бы большого труда доплыть до него, и Тристану ни за что не придет в голову, что она способна на такой трюк. Там такие густые деревья и кусты, что среди них можно прятаться, часами, днями или даже неделями…

Она осторожно осмотрелась вокруг. Роджер стоял на приличном удалении, вежливо повернувшись к ней спиной. Женевьева тихонько нырнула. Она плыла под водой, чтобы парень не услышал ее движений, и только увидев приближающееся мелководье, осмелилась вынырнуть и набрать воздуха, намереваясь незаметно выбраться на берег. Но когда она поднялась, то невольно вскрикнула от удивления и разочарования. Прислонившись к большому вековому дубу, насмешливо улыбаясь, ее ожидал Тристан де ла Тер.

От неожиданности она застыла, в то время как его глаза медленно скользили по ее телу. Внезапно Женевьева осознала, что ее льняная рубашка прилипла к телу, словно вторая кожа и ничего не может скрыть. Она почувствовала себя обнаженной и залилась краской. Ткань плотно облегала грудь и бедра, волосы намокли и ниспадали слипшимися локонами на плечи. Женевьева подумала, что сейчас она выглядит скорее, как какое-нибудь дикое создание из леса, чем как высокородная леди.

Но Тристан казался абсолютно равнодушным. Он лишь бросил ей свой плащ, чтобы Женевьева могла прикрыть свою наготу, но она задрожала под его холодным взглядом.

– И не пытайтесь даже обольщать моих людей, чтобы они позволили вам бежать, миледи, – сказал он, – я весьма тщательно отбирал тех, кто будет сопровождать меня в этом путешествии. Все они провели некоторое время в подвалах Эденби, куда были помещены по вашему приказу.

– Но вы совершенно… сухой, – проговорила Женевьева, стуча зубами.

Тристан улыбнулся и показал на небольшой плот, причаленный к берегу.

– Ну, что пора возвращаться? – спросил он.

Они достигли противоположного берега всего за несколько гребков единственного весла. Когда они вышли на берег, Тристан протянул руку за своим плащом и швырнул Женевьеве ее платье. Подождал, пока она оденется, и затем снова взял ее за руку, чтобы отвести на дорогу к экипажу. Прикосновение его цепких рук было подобно цепям. Женевьева испытывала страх, в ее душе нарастало чувство отчаяния.

«О, Господи, ведь он же, как ястреб, как кот, искусно играющий своей жертвой!» – думала она.

Женевьева повернулась к нему, ощущая, как ее оставляют последние силы, как окончательно теряет она выдержку и, не сдержавшись, набросилась на Тристана.

– Ну, давай же! Задуши меня! Застрели меня, разрежь мое тело на куски! Только кончай быстрее!

Тот удовлетворенно улыбнулся:

– И лишить себя главной радости – ожидания справедливого возмездия? Нет уж, нет, миледи. Эденби был местом унижения для меня, теперь ваша очередь!

– Этому не бывать! – воскликнула Женевьева, скрестив руки на груди, – я не сдвинусь с этого места! Я…

Тристан пожал плечами и, наклонившись, поднял ее и перебросил через плечо. Она отбивалась с дикой яростью, царапалась и щипалась, стараясь причинить ему, как можно больше боли, страстно желая, чтобы и он ответил ей тем же.

Но ей не удалось добиться какого-либо эффекта. Несколько мгновений спустя, Женевьева была уже водворена в свою карету. Она упала на пол, как пойманный дикий зверь, обессиливший от сопротивления.

– Разве вы не можете найти более подходящего занятия, чем издеваться над женщиной? – спросила она язвительным тоном, который, как она знала, должен был задеть его гордость.

– Вообще-то нет. В данный момент я свободен и у меня нет никаких других дел, – ответил он спокойно, – к тому же вы, леди Женевьева, просто-напросто не являетесь женщиной.

С этими словами он закрыл дверцу, не взирая на бурные протесты Женевьевы.

На следующий день он сам пришел к ней, чтобы отвести к ручью. Она не сказала ни слова и шла, гордо подняв голову. Но как только Женевьева умыла лицо, она вновь почувствовала нарастающую тревогу, ибо, когда она обернулась, Тристан приказал ей опуститься на колени.

«Вот оно… Вот сейчас… Собирается ли он заколоть ее, зарубить насмерть или только покалечить?»

– Нет, – выдохнула она, собираясь с силами, чтобы стойко выдержать новые мучения, чтобы не показать ему свою слабость.

Тристан издал нетерпеливый звук и, положив руки на ее плечи, силой заставил опуститься. Это было ужасно… Она не могла его видеть, она не знала… Женевьева вся напряглась, ожидая, когда нож перережет ей горло, ошеломленная прикосновением его горячих бедер, прикасавшихся к ее спине. И тут ощутила, как его руки, бережно приподняв тяжелую копну ее волос, осторожно коснулись шеи… И вот уже гребень мягко скользит по спутанным прядям.

Стоя на коленях и дрожа от страха, Женевьева не могла защититься от возможной угрозы, но оставалась неподвижна, насколько ей позволяло ее мужество. Между ними не было произнесено ни слова, до тех пор, пока Тристан не закончил расчесывать ее густые локоны, и не сказал коротко, что она может встать. Девушка поднялась и уставилась на него. Тристан выдержал ее взгляд. Она все еще дрожала столь сильно, что боялась упасть. Он протянул руку, коснулся ее плеча, и казалось, был удивлен тем, как она сильно вздрогнула. В его взгляде явно читались и недоумение, и вопрос, и Женевьева невольно опустила глаза.

– Я… я думала, – начала она.

– Что же вы думали?

– Что вы собираетесь…

– Ударить вам в спину?

– Д-да.

Он помолчал мгновение, и затем негромко проговорил скорее усталым, нежели насмешливым тоном.

– Нет, миледи, нож в спину это скорее ваше поле деятельности, но не мое.

– Сэр, я и подумать не могла, что вас может заботить состояние прически пленного врага.

– И очень глубоко заблуждались. Эти волосы – настоящее сокровище и оно принадлежит мне.

Смятение охватило душу несчастной девушки, мысли лихорадочно метались, противоречивые чувства переполняли ее сердце. Она развернулась и побежала к карете. Впервые Женевьева вошла в свою необычную тюрьму добровольно, потому что остро почувствовала потребность остаться одной, разобраться немного в самой себе. И немало прошло времени, пока она успокоилась, хотя будущее по-прежнему представлялось ей угрожающе неясным.

Они подъехали к Эденби уже ближе к вечеру следующего дня, когда лучи заходящего солнца, окрасили все в золотисто-малиновые тона, а тени стали гуще и длиннее.

Женевьева очнулась от состояния полусна-полуяви, в котором она пребывала, забившись в угол кареты, при первых же звуках зычного голоса Тристана, отдававшего распоряжения людям на стене. Она сразу же поняла, где они находятся. Сердце ее захлестнула новая волна отчаяния. Это правда, он действительно захватил Эденби. Но все равно Женевьева отказывалась принять этот факт. Она не имела возможности выглянуть из кареты, но ее воображение рисовало ей страшные картины крепостных стен с установленными на них виселицами, на которых болтаются стражники, крестьяне и ремесленники. Без проблеска надежды, Женевьева снова задумалась о судьбе Эденби, Томкина, маленькой бедной девочки Энни!

Бедная девочка! Но ведь, даже граф Тристан де ла Тер, вероятно не способен причинить вред невинному ребенку…

Экипаж проехал через ворота. Женевьева чувствовала направление движения. Наконец, лошади остановились. Дверца кареты открылась, и в ней появился Тристан. На его устах играла веселая улыбка, темные, глубокие глаза загадочно блестели.

– Эденби, леди Женевьева, – он взял ее и высоко подняв, прошептал, когда Женевьева скользнула вдоль его тела и встала на землю. – Ваше время пришло, леди.

Она вырвалась из его объятий и глянула кругом в отчаянии; Тристан рассмеялся гомерическим смехом и взял ее за талию, вновь привлекая к себе.

– Разве у вас уже не осталось желания снискать мою милость? – насмешливо спросил он, – разве вы не собираетесь просить о милосердии, или, что еще лучше, поразвлечь меня, и тем самым спасти ваших людей от моего гнева и от чести повиновения ланкастерцам?

– Я никогда не просила! – огрызнулась она, но колени ее дрожали.

Люди, сопровождавшие Тристана и его пленницу в этой поездке, один за другим пропадали в глубине двора. Женевьева оглянулась, пытаясь определить, можно ли ей рассчитывать на какую-нибудь помощь… Но, увы, надеяться на это было бы бессмысленно. Они были одни, недалеко от дверей, ведущих в Большой зал. Кто там внутри? Ланкастерская деревенщина, испохабившая то, что раньше принадлежало Женевьеве?

– Вы войдете сами? Или мне вас внести? Мне очень жаль, но в таком случае вам придется подождать, пока я вами займусь, ибо сейчас мне необходимо решить некоторые, более срочные проблемы.

Женевьева развернулась и пошла к дверям, затем задержалась на мгновение.

– Ах, простите, я выбрала правильное направление? Или мне следует пройти в подвал?

– Возможно позже, – лениво ответил Тристан, и снова подарил ей свою белозубую улыбку, которая резко контрастировала с его бронзовым загорелым лицом. – Я ожидал этого вечера очень долго, целую вечность, миледи. Что же, могу потерпеть еще несколько часов.

Он отвесил ей изящный, галантный поклон и процедил сквозь плотно сжатые губы приказ:

– Идите!

Господи, что делает с ней его голос? Мягкий, резкий, снова мягкий. Какой страх и нечто еще, неизведанное ранее, он способен внушить, медленно обволакивая ее жаром. Женевьева предпочла бы упасть в обморок, чтобы в забвении найти убежище от этих, нахлынувших на нее чувств.

Она повернулась и бросилась бежать. Если бы она могла достичь задней стены, то смогла бы вскарабкаться на скалу и скрыться, либо морем, либо через горы. Женевьева прекрасно понимала, что это была бы пустая затея, но что еще ей оставалось, кроме как сопротивляться, пусть даже и без особой надежды?

Тристан поймал ее за шлейф платья почти сразу же и, вздохнув, перебросил через плечо. Она яростно извивалась, пыталась укусить, ударить, расцарапать, но все было впустую. Женевьева была близка к тому, чтобы заплакать, когда они вошли в здание. Она убедилась, что им не миновать Большого зала, и невыразимый ужас в какой уже раз охватил все ее существо.

– Тристан! – знакомый голос прервал безнадежное течение мыслей Женевьевы.

Это был юный и красивый ланкастерец, приветствовавший Тристана и с легким удивлением наблюдавший за тем, как тот несет свою непокорную ношу. Извернувшись, Женевьева, наконец, увидела его лицо.

Джон, а это был он, бросил на нее любопытный взгляд и подошел к графу.

– Все идет достаточно хорошо…

– Что ты сделал с моей тетей? – сердито выкрикнула Женевьева.

– Дай мне разместить людей, – спокойно сказал Тристан, – и позже мы поговорим в кабинете.

– Подождите! – снова крикнула девушка. Она, возможно, и предала этого человека, но у него, кажется, было некое подобие сердца? – Пожалуйста! Что случилось с…

– Эдвина сидит у камина, – вежливо ответил Джон, когда они входили в зал. И правда, ее тетя Эдвина была там. Она совсем неплохо выглядела, казалась вполне здоровой, как и прежде была изящно и со вкусом одета, но лицо ее было очень бледным, а голубые глаза наполнены слезами сочувствия.

– Эдвина! – выдохнула Женевьева.

Та начала было подниматься, чтобы пойти навстречу, но к ней быстро подошел юный друг Тристана, и нежно обхватив ее за талию, и мягко сказал:

– Нет, Эдвина, ты не должна вмешиваться.

Тристан с Женевьевой на плече направился к винтовой лестнице. Она, пораженная, ничего не понимающая, не сводила глаз с Эдвины. Взгляд больших, влажных, участливых глаз молодой женщины, провожал ее, пока они не скрылись за поворотом.

– Она жива! – облегченно вздохнула Женевьева.

– Конечно же, она жива, – раздраженно произнес Тристан, – ваша тетушка не тигрица, что нападает сзади!

Означало ли это, что Эдвина останется жить, а ее Женевьеву ожидает нечто ужасное? И опять она попыталась сопротивляться. Тристан негромко выругался и поставил ее на ноги, запустив одну руку в волосы, чтобы пресечь все попытки сопротивления. Они подошли к двери ее спальни, и Женевьева с отчаянием отметила, что с внешней стороны был приделан засов, которого прежде не было. Граф так резко толкнул ее вовнутрь комната, что она пошатнулась, едва удержавшись на ногах. Сам он остался стоять в дверях, и с сарказмом обратился к Женевьеве:

– В самом деле, мне очень неловко оставлять вас одну, но увы! У меня есть кое-какие дела, которыми я должен заняться. Воспользуйтесь свободным временем и примите ванну, леди, располагайтесь с комфортом, и я клянусь, что приду при первой же возможности!

С улыбкой поклонившись, Тристан вышел и оставил ее, наконец, одну. И почти сразу же Женевьева услышала звук задвигаемого засова.

* * *

Джон и Тибальд ожидали Тристана в кабинете. Оба казались удовлетворенными, спокойными и довольными жизнью. Это очень порадовало Тристана, ибо означало, что в захваченном замке все нормально.

Он сел за стол, чтобы выслушать их доклады. Тибальд сказал, что большая часть старой стражи находится в подвалах, они еще не рискнули освободить их. А крестьяне и ремесленники уже занимаются своими обычными делами. Слуги все еще держатся настороже, однако до сих пор никто не выразил протеста по отношению к новой власти.

– Томкин сидел в темнице, – вступил в разговор Джон, – но мне пришлось перевести его оттуда в одну из башен. Он знает доходы с каждого участка земли, и хорошо разбирается в записях по зерну и муке. Я знаю, что он дрался с тобой в ту ночь, поэтому считаю, что выносить ему окончательный приговор – не мое дело. Он со страхом ожидает твоего возвращения.

– Угу, – только и пробормотал Тристан, сделав большой глоток эля, предусмотрительно поставленного на стол.

– Что ты собираешься предпринять? – с любопытством спросил Джон.

– Я еще и сам не знаю, – задумчиво ответил Тристан, – как-то надо его наказать, чтобы внушить уважение к власти. Ну, и я не знаю… может быть устроить порку. Мы оставим его в живых, а все остальные увидят, что опасно противостоять нам. – Он выдохнул воздух, сжал и разжал пальцы. Поездка была нелегкой, и Тристан чувствовал себя усталым, кроме того, ему необходимо было разобраться с Женевьевой.

Он никак не мог решить, чего же он хочет от нее, что намеревается сделать с ней. Только в одном он был уверен совершенно отчетливо, за долгие дни их совместного путешествия, он понял, что желание обладать ею не прошло с течением времени, он по-прежнему страстно желает ее, нуждается в ней. Голод, которого он не знал раньше, терзал его тело и заполнял душу. «Она обыкновенная женщина!» – говорил он себе, наверное, в тысячный раз. Но это только усиливало горечь от ее предательства.

Если бы на ее месте оказался мужчина, он бы вручил ему меч, чтобы сразиться с ним, и с Божьей помощью, этот поединок закончился бы смертью. Но подобному суду не суждено состояться, ибо она все-таки женщина, очаровавшая его, и безумно желанная.

«Женевьева Эденби принадлежит мне по праву, – снова и снова думал он, – и этой же ночью она узнает об этом. Как бы ни сложилось все в будущем – эта ночь его. От заката до восхода. Однажды она пригласила его в свою спальню, она умоляла его прийти туда. Ну что же, теперь он придет к ней, рада она будет видеть его там или нет».

– Я думаю, что все прочее может подождать до утра, – сказал граф с долгим вздохом. – Джон, есть ли для меня спальня?

Тот насмешливо посмотрел на него:

– А я-то думал…

– О, я собираюсь нанести визит леди Женевьеве, – холодно произнес Тристан, – но я никогда не улягусь спать рядом с ней! Я слишком высоко ценю свою жизнь!

Джон усмехнулся.

– Рядом с Большим залом есть спальня бывшего хозяина замка. Я присмотрю за тем, чтобы ее быстро приготовили.

Джон и Тибальд встали. Но прежде чем они успели выйти из кабинета, дверь в комнату распахнулась настежь. Тристан начал было подниматься, но был остановлен леди Эдвиной, бросившейся к его ногам и положившей ему на колени свои тонкие изящные руки. Она взмолилась со слезами на глазах:

– Не убивайте ее! Милорд, я умоляю вас! Она так молода… у нее не было выбора! О, я клянусь, она была так растеряна… но у нее не было выбора! Разве вы не понимаете? Она боролась с врагом! Я знаю, какое горе постигло вас… Джон рассказал мне о вашей жене. Но я верю, вы выше подобной жестокости! Пожалуйста, лорд Тристан!..

– Эдвина! – Тристан взял ее лицо обеими руками и всмотрелся в ее огромные, голубые, как бирюза, глаза, начиная понимать, что так привлекло в этой женщине его друга. И, хотя он разозлился на Джона за то, что тот рассказал о его трагедии, страдание, застывшее в этих прекрасных глазах, искренняя мольба, звучавшая в голосе, тронули его сердце.

– У меня нет намерения убивать вашу племянницу, леди Эдвина, – сказал он, и бросил взгляд на выглядевшего смущенным Джона. – Но я предупреждаю вас, миледи, что история моей жизни не может служить поводом для пустой болтовни! – Тристан снова смотрел на Эдвину.

– Можете спать спокойно, она не умрет, но она пленница в этом замке и, пока останется в этом качестве. И никакими слезами этого изменить нельзя.

Эдвина опустила голову. Ее голос дрожал:

– Спасибо, – пробормотала она.

– Эдвина! – резко произнес Джон.

Она поднялась и присоединилась к нему у дверей, глядя на Тристана:

– Милорд, но ведь я же никогда не была здесь пленницей, почему же…

– Конечно, же, миледи. Вы доказали, что подчинились неизбежному, и заслужили доверие. Продемонстрируйте обратное, и вы сразу же почувствуете, насколько изменится ваша жизнь.

– Но, милорд…

– Джон, Тибальд, леди Эдвина, – твердо сказал Тристан, – спокойной ночи. – Посмотрел на Джона и сурово нахмурил брови.

Джон крепко обнял Эдвину и вывел ее из комнаты. Тибальд усмехнулся, покачал головой и следом за ними покинул кабинет.

Тристан задумчиво допил эль и решил, что ожидал достаточно, долго. Чем дольше сидели они здесь, тем сильнее разгорался его гнев.

Он прикрыл глаза и представил себе, как она стоит на коленях, умоляя его, затем представил Женевьеву стоящую перед ним, сжимавшую в руках окровавленную кочергу.

Он встал, полный решимости.

Настало время напомнить, леди Женевьеве, о его предупреждении не давать обещания, которых не собираешься выполнять.