Текст книги "Евнухи в Византии"

Заключение

Таким образом, в Византии евнухи явно могли исполнять функции клириков и монахов (иногда одновременно) и даже могли признаваться святыми. Существовало положительное восприятие евнухов, которое можно было использовать для оправдания их церковных постов, хотя оно и противоречило враждебному отношению к ним, существовавшему параллельно. Несмотря на официальные опасения по поводу кастрации, в Византии родители и родственники могли придать оскоплению своих родных препубертатного возраста религиозное значение. Не удивительно также, что евнухи как члены византийского общества разделяли ценности своих современников и могли иметь сильные религиозные привязанности и заниматься церковным патронатом.

Глава 7
Образ и идентичность евнуха

Введение

Евнухи, как правило, были субъектом оценки со стороны других, а не создателями своих собственных нарративов.

В настоящей главе будут рассмотрены те образы и определения евнухов, которые встречаются в поздней Римской и Византийской империи. Они могут сильно различаться: евнухи могли представляться как крайне вероломные и как весьма преданные, как сексуально развращенные и как изначально чистые существа.

Проблемы гендера отражаются и в вопросе об идентичности евнухов: в частности, высказывалось мнение, что они не были ни мужчинами, ни женщинами. Недавно Кэтрин Рингроуз предположила, что в Византийской империи произошел сдвиг в восприятии евнухов благодаря появлению у них позитивной идентичности третьего пола[796]796
  См. особенно Ringrose (2003).


[Закрыть].

Настоящая глава будет посвящена преимущественно рассмотрению этой точки зрения, а также предположению, что, на самом деле, нормой оставалось сосуществование у них множественных идентичностей.

Другие исследуемые в ней темы – случаи создания евнухами собственной идентичности, а также реакции невизантийцев на евнухов в империи и их вписывание в образ самой Византии.

Позднеантичный враждебный взгляд на евнухов

Позднеантичные источники, особенно IV века, печально известны своей враждебностью по отношению к евнухам[797]797
  См., например, Hopkins (1978), 193–196; Guyot (1980), 157–176; Tougher (1999a). Как уже отмечалось в настоящей книге, враждебность по отношению к евнухам встречается и во многих других эпохах и местах. Поразительным образом Heriot (1975), 56, говорит о кастратах, что «они явно представляли собой тетушку Салли, как евреи при Гитлере, и все кидались в них».


[Закрыть]. Особое их внимание привлекают придворные евнухи. Главный спальничий Евсевий – доминирующая фигура в рассказе Аммиана Марцеллина о царствовании Констанция II и образец дурного влияния на императора. Аммиан утверждает, что Евсевий не просто заботился об интересах Констанция, но действовал в собственных интересах, увеличивая свои богатство и власть. Его враждебность по отношению к полководцу Урсицину была мотивирована отчасти его неутоленной алчностью, так как евнух потребовал, чтобы этот военачальник отдал ему свой дом в Антиохии, а Урсицин отказался[798]798
  Аммиан Марцеллин 18.4.3.


[Закрыть]. Наказание Евсевия в царствование Юлиана рассматривается здесь как вполне справедливое[799]799
  Аммиан Марцеллин 22.3.10–12.


[Закрыть]. Аммиан осуждает и придворных евнухов вообще: он отмечает, например, что, когда евнухи уходили с императорской службы, они избегали тех, кому причинили вред, пока занимали этот пост[800]800
  Аммиан Марцеллин 16.7.7.


[Закрыть]. Могущественный главный спальничий Евтропий был объектом целенаправленной атаки в двух инвективах Клавдиана[801]801
  Против Евтропия I, II. О них см. особенно Long (1996).


[Закрыть]. Они концентрируются на ужасном характере этого евнуха и его дурном управлении: так, он изображен одновременно суровым и скупым[802]802
  Например, Против Евтропия I.181–228.


[Закрыть]. «История августов» также проявляет недовольство политическим влиянием придворных евнухов: она, опять же, часто жалуется на их алчность, как и на подчинение им императора[803]803
  Например, История августов 18.66.3–4, 20.24.2–3.


[Закрыть]. Чувствуется, что сильная ненависть, которая проявляется в этих источниках по отношению к евнухам, вызвана тем, что в позднеантичный период евнухи стали постоянным атрибутом императорского двора и приобрели влияние и власть. Данная ситуация раздражала традиционную мужскую элиту, которая давала таким способом выход своему гневу на этих рабов и вольноотпущенников, действующих в сферах за рамками ожидаемых от них ролей.

Однако очевидно, что враждебность могла возникать и по отношению к евнухам вообще, а не только к тем евнухам, которые служили при дворе. Печально известное письмо Василия Кесарийского к Симплиции, по-видимому, было вызвано протестом этой знатной женщины против посвящения в клирики одного из ее рабов без ее разрешения[804]804
  Письма 115.


[Закрыть]: она грозила Василию своими рабами и евнухами. В ответном письме Василия говорится о негативных качествах евнухов: они характеризуются, среди прочего, как существа завистливые, продажные, вспыльчивые, прожорливые, алчные, жестокие, ненасытные и ревнивые[805]805
  Комментарии к письму см., например, в Hopkins (1978), 195; Guyot (1980), 171–172.


[Закрыть]. Так сложилось мнение о природе и характере евнухов, и оно было враждебным.

Эти негативные реакции на евнухов могут быть связаны и с гендерной идентичностью, и с сексуальным поведением евнухов. Наиболее устойчивая трактовка этих тем содержится в инвективах Клавдиана в адрес Евтропия, особенно в первой[806]806
  См. также Tougher (2005).


[Закрыть]. Касательно сексуальной жизни евнуха Клавдиан утверждает, что у Евтропия были любовники мужского пола, и останавливается, в частности, на примере Птолемея[807]807
  Против Евтропия I.61–77.


[Закрыть]. Но больше всего Клавдиана беспокоит гендерная идентичность евнуха. Он много говорит о том, что евнух Евтропий был женоподобен, если не женщиной вообще, и потому ему нет места в общественных и военных делах. Сокрушаясь по поводу получения Евтропием консульства, Клавдиан восклицает, что предпочел бы, чтобы такую честь получил мужчина[808]808
  Против Евтропия I.29.


[Закрыть]. Комментируя участие евнуха в военных делах, Клавдиан описывает Евтропия как амазонку и утверждает, что вместо этого ему следовало бы посвятить себя женскому искусству прядения[809]809
  Против Евтропия I. 240, 272–276.


[Закрыть]. Появление консула-евнуха и осуществление им консульской власти представлены как извращение общественных норм, когда евнухи берут на себя мужские роли, а мужчины – женские[810]810
  Против Евтропия I. 463–465, 497–499.


[Закрыть]. Однако, кроме этого, Клавдиан рассматривает евнухов не как мужчин или женщин, а как представителей третьего пола. Это мнение озвучивает Беллона, богиня войны, когда переодевается женой грейтунга Тарбигила: она заявляет, что против ее мужа выступает иной пол, ибо Римом управляют евнухи[811]811
  Против Евтропия II.223–225.


[Закрыть]. Еще более поразительно, что богиня Рома описывает евнухов как «несчастную шайку», отвергнутую одним полом и не принятую другим[812]812
  Против Евтропия I.466–467.


[Закрыть].

Частично такие взгляды разделяют и другие позднеантичные авторы. Касательно женоподобия евнухов Аммиан приводит редкое соображение об их поле, замечая, что префект армян Цилак был силен в уговорах, подобно женщине, так как был евнухом[813]813
  Аммиан Марцеллин 27.12.6.


[Закрыть]. Василий Великий более откровенен, описывая евнухов в своем перечне их пороков как немужественных (ἄναδρον) и женоподобных (θηλυδριῶδες). О сексуальной активности евнухов подробно говорит Василий Анкирский в своем трактате «Об истинной непорочности в девстве»[814]814
  PG 30, 793–796. Комментарии см., например, в Rouselle (1988), 123.


[Закрыть]: он предупреждает девственниц об опасности, исходящей от евнухов, ибо те еще могут испытывать вожделение и желание заняться любовью, даже несмотря на разочарование из-за отсутствия оргазма. Василий Анкирский имеет в виду евнухов, кастрированных в постпубертатном возрасте, но сексуальное вожделение евнухов постулируется и шире. Рассказ Павла Элладика о вожделении, которое евнух Евтропий испытывал к своему юному крестнику, кульминацией которого стала эякуляция, весьма впечатляющ[815]815
  Ed. Lundström (1902), 17–23.


[Закрыть]. Василий Великий мог характеризовать евнухов как помешанных на женщинах (γυναικομανές). Наиболее интересно его мнение о том, что евнухи были третьим полом, поскольку оно бросает вызов древним и современным нормам[816]816
  Интересно отметить, что кастрат Балатри пишет, как некий хам из Тартарии спросил его, мужчина он или женщина: см., например, Heriot (1975), 208.


[Закрыть]. Василий Великий намекает на такое их восприятие, так как, несмотря на немужественность евнухов, он описывает их и как неженственных (ἄθηλυ). Клавдий Мамертин, как и Клавдиан, более откровенен, полагая, что евнухи изгнаны из общества людей, так как не принадлежат ни к одному из полов[817]817
  Панарион Lat. 3.19.4.


[Закрыть]. Епифаний Кипрский также придерживается мнения, что евнухи – ни мужчины, ни женщины[818]818
  Панарион 58.3.1.


[Закрыть]. Но наиболее выразительна «История августов», которая приписывает Александру Северу утверждение, что евнухи – это третий тип людей[819]819
  История августов 18.23.7.


[Закрыть].

Таким образом, очевидно, что в поздней Римской империи существовал враждебный взгляд на евнухов. Он чаще всего касался придворных евнухов, но явно был распространен и шире. Негативно оценивался характер евнухов, им приписывались такие пороки, как алчность и жестокость. Но враждебность концентрировалась и на аспектах пола и гендера. Евнухов могли считать похотливыми и сексуально активными и понимать как немужественных женоподобных существ, а также как нечто совершенно отличное от мужчины или женщины.

Переход к положительному взгляду на евнухов в Византии

В своей работе о византийских евнухах, которая сосредоточена, в первую очередь, на проблемах гендера, Рингроуз развивает следующий аргумент: в отличие от враждебной категоризации евнухов в поздней Римской империи, в Византии возникло позитивное конструирование идентичности евнуха, которое стало нормой[820]820
  См. особенно Ringrose (1994), (2003), но следует обратить внимание на трансформацию ее аргументации. Первоначально Рингроуз утверждала, что византийцы стали рассматривать евнухов просто как мужчин.


[Закрыть]. Она датирует эту трансформацию самое позднее Х веком, указывая, что VIII–IX века также были поворотным моментом. Рингроуз предполагает, что бóльшая интеграция евнухов в византийское общество из-за растущего числа евнухов из ромеев сыграла определенную роль в появлении этого положительного образа. Это конструирование, утверждает она, приняло форму признания евнухов третьим полом. Рингроуз, как кажется, имеет в виду преимущественно придворных евнухов, ибо утверждает, что их адаптация к роли идеального служителя была тесно связана с их идентификацией как третьего пола: например, они были обучены определенным манерам поведения и носили особенную одежду.

На формирование взглядов Рингроуз особенно повлиял текст Феофилакта Охридского, написанный в начале XII века и озаглавленный «В защиту евнухов»[821]821
  Ed. Gautier (1980), 289–331. Комментарий к тексту см. также, например, в Mullett (2002); Tougher (2005).


[Закрыть]. Он был составлен Феофилактом для своего брата-евнуха: обычно считают, что его звали Димитрием. Основная часть текста представляет собой диалог между монахом и евнухом: монах нападает на оскопление и евнухов, а евнух отвечает на его обвинения. Этот евнух действительно представляет собой очень яркий пример: в своем ответе он подробно останавливается на изменившихся условиях византийского общества, отмечая, например, устаревшие взгляды на апостольские каноны и позднеантичное императорское законодательство. Он утверждает, что византийских евнухов никоим образом нельзя сравнивать с теми, что встречаются среди персов или арабов, а также отмечает, что всех людей следует судить по их собственным достоинствам и что, хотя могут существовать отдельные дурные евнухи, большинство из них хорошие. Действительно, далее он заявляет, что евнухи обладают природной чистотой, с которой не могут сравниться даже подвижники. Мнение о том, что евнухи вообще чисты от природы, встречается и в одном из стихотворений Феофилакта: на это указывает Рингроуз, предполагая, что это было общепринятым в то время мнением[822]822
  Ed. Gautier (1980), Poem 13, 367–369; Ringrose (2003), 200.


[Закрыть]. В свой труд «В защиту евнухов» Феофилакт включает и этимологию слова «евнух», которая здесь явно позитивна, в отличие от ее более нейтрального толкования как «хранитель ложа», – Феофилакт отмечает, что термин «евнух» обязан своим происхождением тому факту, что такие люди были благонамеренными (εὐνοοῦν)[823]823
  Ed. Gautier (1980), 309.14–15.


[Закрыть]. Рингроуз утверждает, что этот факт иллюстрирует изменения восприятия евнухов в византийском обществе[824]824
  Ringrose (2003), 15–16, 39.


[Закрыть].

Потенциальная проблема тезиса Рингроуз заключается в том, что негативные взгляды на евнухов в Византии тоже существовали[825]825
  Я рассмотрю их более подробно ниже.


[Закрыть]: даже сам Феофилакт мог нападать на евнуха за его развращенный и безнравственный образ жизни[826]826
  Ed. Gautier (1980), Poem 13, 367–369.


[Закрыть]. Впрочем, Рингроуз хорошо знает об этом факте и пытается истолковать его. Для нее такие враждебные комментарии – устаревшая стереотипная риторика, топосы, которые могли проявиться в византийской литературе, но которые не подрывают новую норму позитивного отношения к евнухам[827]827
  Например, Ringrose (2003), 202.


[Закрыть]. Как говорит Феофилакт, плохие евнухи могут существовать, но это скорее исключение, чем правило.

Таким образом, Рингроуз развивает аргумент, который делает византийское представление о евнухах весьма положительным. В средневизантийский период возникла позитивная идентичность евнухов, которая признавала их третьим полом. Это была идейная норма, на которую не влияло повторение противоположных ей негативных взглядов. Но права ли Рингроуз? В следующих разделах будут подробнее рассмотрены образы и взгляды на евнухов в поздней Римской и Византийской империи и выдвинуто предположение, что это утверждение не столь однозначно.

Позднеантичные положительные взгляды на евнухов

Для начала важно признать, что положительные взгляды на евнухов могли существовать и в поздней Римской империи, несмотря на впечатление о ее подавляющей враждебности[828]828
  На это указывали, в частности, Boulhol, Cochelin (1992), Sidéris (2002). Я подробнее рассмотрю их мнения ниже.


[Закрыть]. Например, Аммиан Марцеллин мог хвалил евнуха Евферия, главного спальничего своего героя Юлиана[829]829
  Аммиан Марцеллин 16.7.4–8. Woods (1998) утверждает, что Аммиан на самом деле был введен в заблуждение относительно истинной природы Евферия.


[Закрыть]. Этому евнуху он приписывает такие замечательные качества, как ум, порядочность, доброта, умеренность, верность и умение давать хорошие советы. Аммиан, в отличие от Феофилакта, утверждает, что хороший евнух был исключением из правила. Он заявляет, что искал исторические свидетельства, дабы отыскать другой такой образец, и смог обнаружить только Менофила, евнуха понтийского царя Митридата VI[830]830
  Аммиан Марцеллин 16.7.8-10. Аммиан – единственный источник сведений о Менофиле. О Менофиле см. также Guyot (1980), 216.


[Закрыть]. Этому евнуху было поручено заботиться о дочери Митридата Дрипетине, которую он излечил от болезни, но когда он испугался, что ее захватят римляне, то убил, чтобы защитить от насилия, а затем покончил с собой. Даже этот случай не произвел на Аммиана достаточного впечатления, поскольку он отмечает, что ничего более о Менофиле не известно, – возможно, это был однократный славный поступок, размышляет он. Тут ясно, что Аммиан предпочитает враждебный взгляд на евнухов, но указывает и на альтернативное, позитивное отношение к ним, где присутствует идея добродетели, а преданность и верность – ключевые качества евнухов. Не следует забывать, что Аммиан, как и некоторые другие позднеантичные авторы, поносящие евнухов, намеренно использует негативную риторику для достижения собственных целей. Большинство замечаний Аммиана по поводу евнухов содержится в рассказе о правлении Констанция II, антагониста его героя Юлиана. Их противоположное обращение с главными спальничими Евсевием и Евферием отражает представление Аммиана о самих императорах. Подобным же образом нападки Клавдиана на Евтропия способствуют достижению политических целей Стилихона, ведущей фигуры в управлении Западной империей, а Василий Великий защищает себя от Симплиции, сам переходя в атаку. Эти авторы – совсем не беспристрастные наблюдатели.

Несмотря на утверждения Аммиана, в древности существовали и положительные оценки евнухов, как уже было показано в этой книге. И Геродот, и Ксенофонт приводят свидетельства о евнухах как преданных служителях в своих рассуждениях о персидских придворных евнухах. Ксенофонт, конечно, хорошо известен своим описанием того, как Кир Великий оптимизировал использование евнухов при дворе, но не менее интересен его рассказ о евнухах Пантеи, жены Абрадата[831]831
  Cyropaed. 7.3.14–17.


[Закрыть]: когда Абрадат пал в битве, Пантея совершает самоубийство, и ее евнухи тоже убивают себя. Такое поведение в определенной степени перекликается с поведением, которое Аммиан приписывает Менофилу, что наводит на мысль о том, что существовали ожидания, как будут действовать слуги-евнухи. Евнух, сравнимый с Евферием, встречается в истории Полибия[832]832
  Полибий 22.22. Эта оценка Аристоника включена в «Суду», византийский словарь Х века. Об Аристонике см. также Guyot (1980), 182–183.


[Закрыть] – это Аристоник, слуга Птолемея V (204–180 годы до н. э.). Сообщается, что он был умным собеседником, справедливым и добрым от природы. Кроме того, утверждается, что он проявил себя мужчиной, был прирожденным воином и занимался военными делами. Как и в случае с характеристикой Евферия у Аммиана, указывается, что Аристоник был необычен тем, что обладал такими добродетелями, однако они достаточно часто ассоциируются с евнухами, чтобы не вызывать удивления. Благоприятные и враждебные оценки евнухов сосуществовали.

Намного более положительные взгляды на евнухов в поздней Римской империи исследователи часто выявляли в специфически христианском контексте. Особенно показательна работа Бульоля и Кошлена, так как они противопоставляют стереотипное негативное отношение к евнухам положительным взглядам на них: их исследование сосредоточено на «реабилитации» евнуха в агиографии[833]833
  Boulhol, Cochelin (1992).


[Закрыть]. Как уже отмечалось выше, особенно в предыдущей главе, евнухи могут фигурировать в мученичествах или житиях как святые. Рассматривая такие источники позднеантичного периода, Бульоль и Кошлен утверждают, что в них евнухи изображены просто как мужчины, и предполагают, что их авторы использовали метафорическое понимание слова «евнух», чтобы представить другим христианам образцы целомудрия, – те должны были стремиться стать мистическими евнухами. Как уже было отмечено, это произошло потому, что физическая кастрация ассоциировалась с целомудрием. Однако агиографы могли отмечать определенные качества евнуха, присущие либо выдающимся евнухам-христианам, либо просто обычным скопцам. В «Мученичестве Индиса и Домны» Индис – евнух молодой жрицы Домны, и они вместе обращаются в христианство. Примечательно, что его характер описывается как кроткий и тихий (ἥμερον δὲ καὶ ἡσύχιον)[834]834
  Boulhol, Cochelin (1992), 64.


[Закрыть] – такая характеристика контрастирует с тем фактом, что он был варварского происхождения, но важно, что эти качества ассоциируются с евнухом. Описание спальничих при константинопольском дворе в «Житии Мелании Младшей» как верных (πιστοῖς), отмеченное Бульолем и Кошленом, – совершенно традиционное признание этого важного качества евнухов[835]835
  Boulhol, Cochelin (1992), 65. Житие Мелании Младшей 11.


[Закрыть]. Бульоль и Кошлен останавливаются также на образе конкретных евнухов: кастренсиса Амантия в «Житии Порфирия Газского» Марка Диакона и кувикулария Елевферия, героя соответствующего мученичества[836]836
  Boulhol, Cochelin (1992), 66, 68–69.


[Закрыть]. Амантий изображен кротким, благочестивым, добрым, отзывчивым, честным и прилежным. В перечне добродетелей Елевферия фигурируют благочестие, мягкость, доброта, миролюбие, щедрость, кротость, негневливость, справедливость, безупречность, честность, братолюбие, набожность, беззлобие, неалчность и великодушие. Бульоль и Кошлен утверждают, что эти положительные характеристики евнухов у агиографов – сознательное переворачивание доминирующих негативных стереотипов евнухов того времени.

Важное указание на то, что положительный взгляд на евнухов мог существовать в поздней Римской (и Византийской) империи, дал также Сидирис[837]837
  Sidéris (2002).


[Закрыть]. Он разбирает случаи, уже упомянутые в этой главе, например Евферия и Амантия, и называет другие – например, спальничих Мисаила и Феодора, которые фигурируют в «Житиях восточных святых» Иоанна Эфесского. Эти два спальничих известны своим благочестием и милосердием[838]838
  Sidéris (2002), 164–165.


[Закрыть]. Сидирис отмечает также особо интересные примеры Каллиника и Нарсеса[839]839
  Sidéris (2002), 165–166.


[Закрыть]. Каллиник был главным спальничим Юстиниана I, и Леонтий Схоластик прославил его в эпиграмме, которая первоначально сопровождала изображение этого евнуха[840]840
  Греческая антология 16.33.


[Закрыть]. В эпиграмме говорится как о духовной, так и о физической красоте Каллиника. Она изображает евнуха, сеющего сладость (μειλιχίην) в уши императора, когда тот ложится спать. Что касается Нарсеса, то он был спафарием Юстина II и фигурирует в панегириках Кориппа, посвященных восшествию на престол этого императора[841]841
  In laudem Iustini 3.220–230, 4.368–373.


[Закрыть]. В них отмечается его добрый характер и подчеркивается его блистательная внешность (как и его красота и рост). Корипп упоминает и слуг-евнухов вообще и подчеркивает их преданность императору[842]842
  In laudem Iustini 3.214–219.


[Закрыть]. Примечательно, что на скипетре, который был создан для Амантия, praepositus sacri cubiculi Анастасия, были начертаны стихи, восхвалявшие преданность евнуха этому императору[843]843
  Греческая антология 1.96.


[Закрыть].

Взятые вместе, работы Бульоля, Кошлена и Сидириса указывают на то, что в позднеантичный период существовал обширный пласт положительных взглядов на евнухов. Он встречается не только в агиографии, но и в других литературных жанрах, более классических по своему характеру. Впрочем, тезис Бульоля и Кошлена, что именно агиографы восстанавливали репутацию евнухов, можно поставить под сомнение[844]844
  Однако они признают смягчение отношения к евнухам в Библии: Boulhol, Cochelin (1992), 59–62. Stevenson (2002) также признает это, как и Sidéris (2002), 163.


[Закрыть]. Скорее, можно утверждать, что агиографы просто опирались на существующие позитивные стереотипы, которые сосуществовали с негативными. Образ евнуха уже в античности был двояким, как это показал Бриан в своем разборе греческих источников о персидских евнухах[845]845
  Briant (2002), 268–272.


[Закрыть]. Это сосуществование взглядов очевидно, например, в письме Василия Великого к Симплиции: хотя в своей тираде против евнухов он осуждает их страсть к женщинам, но ссылается и на тот факт, что кастрация делает их умеренными. Агиографы могли даже использовать оба типа евнуха в одном и том же тексте, как это показывают Бульоль и Кошлен[846]846
  Boulhol, Cochelin (1992), 64–65. Еще один злой евнух, которого они упоминают, – индиец Арион в «Мученичестве Мануила, Савела и Исмаила», хотя он и служил при персидском дворе.


[Закрыть]. В «Мученичестве Индиса и Домны» представлены и святой евнух Индис и клирик Агапий, и злой главный придворный евнух, который заключил в тюрьму Индиса и Домну. Хотя это вымышленные персонажи, они всё равно представляют собой различные взгляды на евнухов.

Интересно, что Бульоль и Кошлен указывают еще на одну возможную позицию по отношению к евнухам – нейтральную[847]847
  Boulhol, Cochelin (1992), 49.


[Закрыть]. Авторы могли упоминать евнухов, не вынося о них однозначного суждения. Это говорит о том, что любая характеристика, которая им давалась – отрицательная или положительная, – озвучивалась по определенной причине или с определенной целью. Поразительный контраст, например, представляют собой истории Аммиана Марцеллина и Прокопия Кесарийского. Аммиан печально известен своим враждебным отношением к евнухам, тогда как Прокопия, как кажется, совершенно не беспокоит присутствие евнухов при дворе и их возможная роль в имперской администрации: он может упоминать таких евнухов, не давая им никаких подробных характеристик. Джонс отмечает, в частности, его справедливое отношение к Нарсесу и предполагает, что предубеждение против евнухов ослабло после IV века[848]848
  Jones (1964), 570.


[Закрыть]. Безусловно, весьма положительный взгляд Прокопия на Нарсеса разделяет и Агафий Миринейский. Последний хвалит этого евнуха за то, что он деятелен и мудр (δραστήριος καὶ δεινός), за его мужество и великие свершения (ἀνδρεῖον καὶ μεγαλουργόν), и утверждает, что он обладал душевным благородством[849]849
  Agath. 1.16.1.


[Закрыть]. Прокопий хвалил Нарсеса также за его деятельный характер (δραστήριος)[850]850
  Прокопий Кесарийский, О войнах 6.13.16.


[Закрыть]. Примечательно, что Прокопий мог восхвалять и евнуха Соломона, утверждая, что его управление Африкой было мудрым и очень умеренным[851]851
  Прокопий Кесарийский, О войнах 4.20.33.


[Закрыть]. Однако не следует упускать из виду, что враждебность по отношению к евнухам можно обнаружить и после IV века, как и тот факт, что Аммиан не нападает на евнухов каждый раз, когда они появляются в его повествовании. Например, спальничему, который забрал шлем Валента в битве при Адрианополе и которого больше никогда не видели после поражения римлян, и спальничему, присутствовавшему у смертного одра Валентиниана I, он не выносит никакого приговора[852]852
  Аммиан Марцеллин 27.10.11, 30.6.4. Можно предположить, что Аммиан намекает на то, что евнух Валента воспользовался возможностью скрыться.


[Закрыть]. Этот факт подчеркивает, что у Аммиана была особая цель, которой служили его замечания против евнухов, – очернение режима Констанция II.

Создается, таким образом, впечатление, что, когда дело доходило до евнухов, авторы могли выбирать тот образ, который желали, в соответствии со своими целями. Они могли выбирать между позитивными и негативными образами евнуха, которые сосуществовали в обществе и даже в одном тексте одновременно. Оба эти образа были стереотипны, оба они составляли «общие места». Это имеет определенные последствия для теории Рингроуз. Существование положительного отношения к евнухам в Византии вряд ли было беспрецедентным. Рассматривать отрицательные взгляды на евнухов в Византии как пережиток устаревших топосов, а положительные как подлинные чувства – позиция сомнительная. И то, и другое было одинаково стереотипно. Как упоминалось выше, Рингроуз придает большое значение тому факту, что в Византии XII века можно найти позитивную этимологию слова «евнух»[853]853
  Эту этимологию можно найти также в «Номоканоне» Никона Черногорца: Gautier (1980), 308, n. 34.


[Закрыть], однако она не была изобретением византийцев, так как существовала уже в поздней Римской империи: о ней упоминает в IV веке Епифаний Кипрский[854]854
  Панарион 58.4.3. Эта идея упоминается и в других текстах, например, Созомен 2.9.11, где один из «преданнейших» евнухов персидского шаха Шапура II ссылается на расположение, которое он испытывал к семье шаха с юности.


[Закрыть]. Этот факт убедительно демонстрирует, что положительное восприятие евнухов не было чем-то новым и что позитивный взгляд на евнухов сам по себе был топосом. Здесь следует внимательнее изучить византийские взгляды на евнухов, прежде чем продолжать рассмотрение тезиса Рингроуз.