Текст книги "Тяжесть венца"

– Святая Катерина! – воскликнула вдруг она. – Что вы имели в виду, спросив, как содержат маленького короля?

Анна глубоко вздохнула.

– Ничего, миссис Бидалф, ровным счетом ничего.

После этого тишина в комнате стала еще напряженнее. Дороти беспокойно заерзала в кресле, затем поднялась, заявив, что кликнет слуг прибрать остатки угощения и проводить гостей в их комнаты.

– Одну минуту, – остановила ее Анна, когда хозяйка уже взялась за дверное кольцо. – Еще только минуту, Дороти. Как ты думаешь, насколько популярен и обладает ли властью при лорде-протекторе герцог Бекингем?

Лицо Дороти расплылось в улыбке.

– О, Генри Стаффорд ныне второй человек в Лондоне после герцога Ричарда. Он его правая рука, герцог наделил его такими полномочиями, каких ранее не было и у самого Гастингса. Кое-кто болтает, что Гастингс отвернулся от герцога Глостера еще и потому, что тот слишком уж возвысил Бекингема. Лорд-чемберлен не смог простить волоките-уэльсцу, что того некогда любила обожаемая им Джейн Шор. Бекингем отодвинул Гастингса, всегда слывшего покорителем сердец, в сторону как в политике, так и в том, что касалось внимания красавиц. Ибо стоит только появиться Бекингему – и все женщины, будь то знатные леди или простолюдинки, утрачивают благоразумие, добродетель и способность рассуждать. Однако следует отметить, что в Лондоне его чтут еще и за то, что он оставляет в покое жен зажиточных горожан. Торговцы и цеховые мастера могут мирно почивать. Этот сокол выбирает дичь лишь благородных кровей, и чем сложнее добиться победы, тем он настойчивее…

– Довольно, Дороти! – перебила Анна явно тоже очарованную лордом Бекингемом хозяйку. – Довольно. Скажи нам лучше, где сейчас обосновался в Лондоне Генри Стаффорд?

– О, после ареста епископа Мортона герцог Глостер преподнес герцогу его роскошный особняк Элай-Хаус в Холборне вместе с не менее роскошными садами, где, говорят, произрастает самая великолепная клубника, какую когда-либо отведывал смертный.

– Что ж, Дороти, тогда надеюсь, что ты не откажешься осторожно проводить туда моего верного Уильяма Херберта?

Уильям бросил на нее недовольный взгляд, но Анна не придала этому значения. Когда же Дороти выразила готовность и вышла, чтобы отдать распоряжения слугам, пояснила юноше:

– Поймите, Уил, я не могу сейчас попросту взять и явиться перед супругом. Вспомните, как он был зол, когда я ослушалась его, уехав в Мидлхем. Теперь Ричард – лорд-протектор, каждый его шаг на виду, и он не помилует жену, открыто выказавшую неповиновение и в одежде джентри прибывшую к его двору. Сейчас мне необходим в Лондоне покровитель и заступник, а кто может исполнить эту роль лучше, чем правая рука Глостера и мой должник герцог Бекингем?

– Которому весьма по вкусу охотиться за знатными леди, – не преминул съязвить юноша. – Попросив его покровительства, вы полностью окажетесь в его власти.

– Нет, Уил, – улыбнулась Анна. – Стаффорд не решится посягнуть на жену человека, который его возвеличил. Поверьте, я хорошо знаю его. Ну же, сэр Уильям Херберт, где же ваш хваленый здравый смысл?

Какое-то время юноша неопределенно молчал. Наконец он согласно кивнул.

– Хорошо. Что я должен делать?

– Вы поедете с Дороти… с миссис Бидалф в Элай-Хаус и попросите аудиенции у его светлости. Дождитесь его, если Бекингема не окажется на месте. Но своим настоящим именем избегайте называться. Говорите на уэльском наречии, ибо герцог – патриот Уэльса и ни за что не откажется принять земляка. Вы скажете, что в гостинице «Леопард» его ожидает человек, который убил оборотня в Безымянной Лощине.

Увидев ошеломленное выражение лица Уильяма, она невольно рассмеялась.

– Ради самого неба, Уил! Когда-нибудь я расскажу вам и эту историю. Но сейчас следует поторопиться. Мы и так задержались в пути, а вы, надеюсь, сами убедились, как скор на расправу мой супруг. Поддержка Бекингема необходима, чтобы как можно быстрее предстать перед Глостером и просить его о снисхождении к сыну Филипа Майсгрейва.

После ухода Уильяма Анну проводили в отведенную ей небольшую, но уютную комнату. Там она смыла дорожную грязь, вычистила одежду и сапоги и, лишь после этого почувствовав себя намного лучше, уселась в одной рубахе у окна, чтобы высушить свои длинные волосы. Уильяма все еще не было. За дверью временами слышались шаги, скрип ступеней, хлопанье дверей, из зала долетал слитный гул голосов, смешивавшийся с гудением рожков на судах и перекличкой лодочников. Легкий ветерок, полный речных запахов, овевал Анну. Она и не заметила, как уснула в кресле у окна.

Разбудил ее негромкий стук в дверь. Она стремительно вскочила, не сразу сообразив, где находится. В комнате сгущались сумерки.

– Это я, Уильям, – послышался приглушенный голос юноши. – Я привел того, кого вы хотели видеть.

Анна попросила подождать, торопливо натянула штаны для верховой езды, замшевую рубаху и высокие сапоги. У нее слегка дрожали руки. «Я никогда не забуду вас», – сказал ей Бекингем, покидая Нейуорт, а его роскошный свадебный подарок подтверждал, что она по-прежнему для него кое-что значит. Насколько сильны его чувства к ней? Насколько она сможет на него положиться? Анна решительно отбросила камзол с многочисленными застежками, встряхнула головой, рассыпав по плечам пушистые каштановые волосы.

Они оба вошли в полумраке, низко пригибая голову в дверном проеме, – сначала Уильям Херберт, а затем, в длинной светлой накидке, герцог Бекингем. Анна, стоя к ним спиной, ловко высекла огонь и подожгла короткие фитили сальных свечей. Когда комната осветилась, она обернулась. Супруга лорда-протектора – в сапогах со шпорами и голенищами выше колен, в узких штанах, замшевой рубахе с напуском и расстегнутым воротом… Темные длинные волосы волнами падали ей на плечи.

Анна стояла, положив руку на широкий пояс и слегка склонив голову в поклоне, – не как женщина, как юный лорд.

– Да пребудет с вами благословение Божье, милорд Бекингем.

Казалось, звук ее голоса вывел Генри Стаффорда из оцепенения. Он улыбнулся, сверкнув зубами.

– Фея из Ридесдейла! Вы, однако, умеете поражать, леди Анна.

Анна была довольна произведенным эффектом. В улыбке герцога сквозило восхищение, а ей это и требовалось. Ей нужно было хоть на мгновение поколебать в его душе преданность ее супругу: она ведь помнила, что еще в Нейуорте Генри Стаффорд не скрывал своего восхищения герцогом Глостером.

– Сэр Уильям Херберт, – обратилась она к юноше, – я благодарю вас за оказанную услугу. Теперь же, полагаю, вам следует немного отдохнуть. Не смею вас больше задерживать.

Уильям в первый миг опешил, затем бросил на Бекингема недружелюбный взгляд. Анне было жаль его, но она хотела говорить со Стаффордом без свидетелей. К тому же Уильяму и в самом деле требовался отдых.

Когда он покинул комнату, Генри Стаффорд опустился перед Анной на колено и поцеловал ей руку, глядя на нее снизу вверх своими удивительными голубыми глазами, особенно яркими в сочетании с темными ресницами и угольно-черными, круто изогнутыми бровями.

– Как часто я мечтал об этой встрече! Воистину непостижимы пути Господни. Когда ваш посыльный сказал мне… Это было как чудо. Я несколько раз переспрашивал его…

Он нежно прижал ее руку к своей щеке, от подбородка до виска пересеченной двумя белесыми рубцами.

– Помните эти шрамы? Вы спасли мне жизнь, прекрасная и отважная охотница. Я ваш должник. Безымянная Лощина… Оборотень в волчьем обличье. Как давно это было, как много изменилось с тех пор!..

У него был чарующий негромкий голос, и он действительно был поразительно красив – тонкий нос, четко очерченные губы, длинные черные волосы, небрежно падающие на высокое смуглое чело. Даже шрамы не портили его. И когда он вновь коснулся обжигающими губами ее запястья, у Анны по телу прошла дрожь и сильно застучало сердце. Перед ней вдруг приоткрылась бездна, в которую ей страстно захотелось броситься. Она едва нашла силы отвести глаза. Нет, она должна держать себя в руках. Когда-то этот человек стал причиной ссоры меж ней и Филипом, теперь же он – самый преданный сторонник ее супруга, и еще неизвестно, что он скажет, когда узнает, что она пошла против воли герцога Глостера и самовольно прибыла в Лондон.

Анна резко отняла руку. Вскинула голову.

– Вы правы, милорд Стаффорд. С тех пор многое изменилось. Я покинула Нейуорт, я овдовела, однако потом вновь вышла замуж – за герцога Глостера. Посыльный же, о котором вы только что упомянули, не просто слуга. Это сэр Уильям из рода уэльских Хербертов, и он имеет все права на графство Пемброк. Это вся свита, с какой я прибыла в Лондон.

Когда до Бекингема дошел смысл сказанного, он поднялся и взглянул на нее с недоумением.

– Вы прибыли в Лондон лишь с этим юношей? Как это понимать? Вы, герцогиня Глостер, супруга лорда-протектора? Вас ожидают здесь со дня на день, герцог велел приготовить для вас роскошные апартаменты в Кросби-Холле…

Он видел, что Анна удивлена тем, что услышала, и умолк. С каким-то новым любопытством Бекингем оглядел ее с головы до ног, окинул взглядом комнату, где она остановилась.

– Что все это означает, миледи? Как случилось, что вы оказались в Лондоне без свиты, без дам, без придворных, с одним только этим юношей? – Лицо Бекингема приняло отчужденное выражение. – Он ваш любовник?

– Нет, разумеется. Но он мой друг, и мы вместе с ним бежали из замка Понтефракт.

– Что?!

Бекингем, казалось, не поверил своим ушам.

Анна вдруг почувствовала себя неуютно. То, что она совершила, было необычно, более того – неслыханно. Это грозило скандалом. Она выглядела неразумной строптивой особой, которую супруг может подвергнуть любому наказанию, вплоть до повторного заточения. Анна постаралась взять себя в руки, чтобы изумленный герцог не заметил ее смятения. Опустившись в кресло, она величественным жестом указала Бекингему на место напротив себя.

– Садитесь, милорд. Мне известно, что вы сейчас ближайший поверенный моего супруга. Неужели он ни единым словом не упомянул в вашем присутствии о моем исчезновении из замка Понтефракт, где он держал меня с тех самых пор, как стало известно о смерти Эдуарда IV?

Бекингем слегка пожал плечами.

– Я уже сообщил то, что знаю. Герцог ждет вас. Правда, теперь я припоминаю, что, когда в Лондон прибыл рыцарь Брэкенбери, Ричард надолго уединился с ним, а затем на Совете был так рассеян, что мне пришлось дважды обращаться к нему, прежде чем он откликнулся.

Он сделал паузу.

– Вы сказали, что бежали из Понтефракта?

Анна отвела взгляд. Знает ли Генри Стаффорд, что именно там находился преподобный Стиллингтон, знает ли, как далеко идут честолюбивые планы Ричарда Глостера?

За окном раздался протяжный унылый звук – с башен Тауэра подали сигнал гасить на ночь огни. Анна притворила ставни, чтобы не привлекать внимания ночной стражи, и помедлила у окна. Когда же внезапно оглянулась через плечо, то заметила настороженность во взгляде Бекингема. Теперь он смотрел на нее не как на очаровательную даму, а как на мужчину, на возможного соперника. Герцог Бекингем предан ее мужу… Но известны ли ему тайные намерения протектора?

– Когда назначена коронация? – как можно беспечнее спросила Анна.

Бекингем замялся.

– Это еще не ясно. Ваш супруг пока не принял решения…

На лице Анны появилось выражение холодного разочарования.

– Что ж, – бесцветно проговорила она. – Значит, вам известно, что юного Эдуарда V могут и вовсе лишить трона?

Опять все тот же настороженный, пожалуй, даже враждебный взгляд.

– Вы весьма осведомлены, миледи.

– Не слишком. Я знаю только кое-что о сомнительных показаниях одного старого священника по поводу брачных обязательств короля Эдуарда IV перед некоей леди Батлер.

– Не столь уж и сомнительных, если достойный прелат поклянется на Библии перед парламентом.

– А вы сами-то верите, что этого достаточно, чтобы назвать законную королеву блудницей, а детей, которых сам король Эдуард считал своими наследниками, объявить бастардами и удалить в глушь?

Бекингем надменно вскинул голову.

– Достаточно, если с этим согласится парламент.

Анна улыбнулась.

– А парламент согласится, если в нем окажется достаточно сторонников герцога Глостера, пользующихся уважением и авторитетом. Вы ведь сейчас самый популярный из них, не так ли? И, разумеется, поддержите моего супруга.

– Да, миледи, это так. Герцог Глостер – талантливый и мудрый правитель. Не спорю, он бывает и жесток, и резок. Умеет и лицемерить – но как ловко! Стоит ли говорить вам, что иной твердый, но разумный государственный муж стоит дюжины добродушных, но слабых. И я считаю благом для Англии, если лорд-протектор взойдет на трон – куда большим благом, чем если бы на престоле оказалось несмышленое дитя, которым станут помыкать все эти выскочки Вудвили.

– Но вы, кажется, женаты на одной из Вудвилей? – напомнила Анна.

Лицо Бекингема приняло еще более отчужденное выражение.

– Моя супруга осталась в Уэльсе, – холодно произнес он, словно это могло все объяснить.

В комнате повисла тишина, лишь тихо потрескивали, оплывая, свечи.

– А как бы вы поступили, Генри, – неожиданно мягко сказала Анна, – если бы она воспротивилась вашей воле и, подобно мне, тайно явилась в Лондон?

– Не думаю, что у нас после этого сохранились бы добрые отношения, – медленно проговорил Бекингем. Но потом улыбнулся: – Однако вам ничего не грозит. Вы Анна Невиль, дочь самого Делателя Королей, и Ричард будет доволен, если вы в нужный момент окажетесь рядом. Он любит вас.

Анна вопросительно подняла бровь.

– Это он так сказал?

– Да. Еще когда сообщил мне, что вы стали его женой.

Он улыбнулся.

– Никогда бы не подумал, что смогу разговаривать с самой обворожительной женщиной Англии о политике.

И он вновь окинул ее всю откровенным взглядом.

– Получили ли вы мое ожерелье?

– Да, милорд, и благодарю вас за бесценный подарок. Однако осмелюсь ли я просить вас об услуге?

– Я в вашем распоряжении, леди Анна.

Анна откинула пышную волну волос и взглянула на Стаффорда с дразнящим кокетством.

– Вы отлично понимаете, что я не могу совершенно неожиданно и тем более в таком виде появиться перед своим супругом. Я нуждаюсь в друге и защитнике. Поразмыслив, я решила, что наши старинные добрые отношения позволяют мне обратиться к вам с просьбой о помощи.

Бекингем улыбнулся:

– Кажется, у древних это звучало так: «Amicus certus in re incerta cernitur»[66]66
  Верный друг познается в трудных обстоятельствах (лат.).


[Закрыть]. Что ж, леди Анна, если я смогу быть вам хоть чем-либо полезен, то сочту это за счастье.

Правду говоря, Анна опасалась, что предприимчивый Бекингем не упустит случая воспользоваться тем, что она оказалась в его власти. Однако, после того как они провели за беседой весь вечер, обсуждая, как представить беглянку ко двору, чтобы это не вызвало всеобщего недоумения, а затем герцог, учтиво простившись, удалился, Анна испытала нечто похожее на разочарование и еще долго не могла уснуть, не понимая, отчего чувствует себя недовольной. О, она умела владеть собой! Если бы Бекингем позволил себе малейшую вольность, она бы воспротивилась, ибо не доверяла этому сподвижнику Глостера, тем не менее холод и тоска вновь вернулись к ней, и она долго ворочалась в постели, взбивая тугую подушку, то сбрасывая одеяло, то укрываясь вновь. Чтобы отвлечься, она принялась обдумывать предложенный Бекингемом план. Действительно, герцогу нельзя было отказать в сообразительности. Не имеет смысла слишком долго скрывать ее пребывание в «Леопарде». Рано или поздно возникнут подозрения, кто-нибудь может узнать либо ее, либо Уильяма Херберта, особенно сейчас, когда в городе полным-полно шпионов лорда-протектора, выискивающих сторонников Вудвилей. Бекингем предложил уже завтра отвезти ее в Вестминстер. На этот день был назначен торжественный банкет по случаю получения Джоном Ховардом титула герцога Норфолкского. Бекингем посоветовал Анне воспользоваться именно этим торжеством, чтобы с пышной свитой и в его сопровождении прибыть ко двору, дабы ее появление не выглядело возвращением беглянки. Тогда герцог Глостер не станет предавать огласке ее тайное бегство и будет вынужден принять супругу с подобающими почестями. Поскольку рядом с ней будет Бекингем, Ричард поймет, что его союзник покровительствует Анне, и не захочет обострять с ним отношения, тем более сейчас, когда ему так необходима поддержка. О тайной причине, побудившей ее спешно приехать в Лондон, Анна не проронила ни слова и была благодарна Стаффорду, что тот не допытывался.

Когда на другой день Анна поделилась с Уильямом планом Бекингема, юноша нашел его вполне приемлемым, однако особого воодушевления не проявил. Он явно ревновал, и отвлечь его от мрачных мыслей ей удалось, лишь сообщив, что супруг не обеспокоен ее бегством и даже объявил, что со дня на день ждет Анну Невиль в Лондоне.

– Очень трудно понять, что на уме у лорда-протектора, – задумчиво теребя золотистую прядь волос, заметил юный Херберт. – Я не думаю, что Брэкенбери или Тирелл все скрыли от него. Однако то, что нас не преследовали в дороге и до сих пор не оповещено о вашем исчезновении, а, наоборот, речь идет о том, что вы скоро объявитесь, очень странно.

Их разговор был прерван появлением оруженосца Бекингема Ральфа Баннастера, который привез для Анны и ее спутника пышные одежды для выезда.

– Милорд Стаффорд просил передать, чтобы вы ждали его, после того как отзвонят Nones[67]67
  Служба в три часа пополудни.


[Закрыть], – возвестил он, широко улыбаясь и кланяясь Анне.

Присланный Бекингемом для Анны туалет был великолепен: роскошное, из золотой парчи нижнее платье с узкими рукавами и элегантное верхнее сюрко из зеленовато-голубого переливчатого бархата, лиф которого был пышно украшен царственным горностаем – снежно-белым с изысканными темными хвостиками. Нежный тон верхнего сюрко придал глазам Анны особый бирюзовый оттенок. И необыкновенно богатым был головной убор: не очень высокий, но роскошно выполненный из густой и жесткой золотой сетки с вкраплениями мелких сапфиров, он был округлым на итальянский манер, носился чуть сдвинутым на затылок, что позволяло видеть разделенные на прямой пробор волосы, а на середину лба на тончайшей цепочке спускалась искристо сверкающая голубая капля аквамарина.

Когда Анна, блистая всем этим великолепием, под руку с Уильямом Хербертом спустилась во двор, она ощутила на себе множество восхищенных взглядов. Герцог Бекингем замер, удерживая под уздцы двух коней – вороного белоногого Молнию, которого Анна тотчас узнала, и серую в яблоках лошадь для нее самой.

Какой-то гостиничный лакей, забывшись, ошарашенно спросил у герцога, придерживавшего Анне стремя:

– Кто это? Фея или волшебница?

Милорд Бекингем помог герцогине сесть в седло и, смеясь, ответил:

– Бери выше, приятель, это Анна Невиль!

Весть, как и рассчитывал Бекингем, разнеслась молниеносно. К тому же кортеж, в котором Анна ехала рядом с герцогом Бекингемом, был великолепен. Далеко впереди бежали вестовые, за ними шли герольды, трубя в сверкающие трубы, следом двигались вымпелоносцы, а уж затем, во главе свиты из пажей, придворных и вельмож – Анна и герцог.

– Вы видите, как встречает вас Лондон! Клянусь Всевышним – быть вам властительницей этого города.

Анна вздрогнула и посмотрела на герцога, но тот, беспечно щурясь, устремил взгляд вперед.

Со всех сторон стекались люди: зазывалы оставили свои места, чтобы взглянуть на дочь знаменитого Уорвика, подмастерья в передниках выбегали из мастерских, няньки поднимали ребятишек повыше.

– Смотри, смотри дитя мое! Потом сможешь рассказывать, что видел дочь самого Делателя Королей!

Анна, улыбаясь, глядела по сторонам, но в глазах ее не было тепла. Она помнила этот город враждебным и угрюмым. Тогда она ехала по тем же улицам с безумным королем Генрихом, и люди едва ли не плевали ей вслед. Она помнила время, когда словно нищенка пробиралась по лондонским закоулкам и любой из горожан был готов продать и предать ее. О нет, она ничего не забыла! Ее отец любил этот город, который и его бездумно предал, обвинив во всех своих бедах. Теперь же имя Уорвика было у всех на устах, люди громко славили его и до хрипоты приветствовали его дочь.

Они миновали узкую, кишащую народом Флит-стрит, проехали Темпл-Бар. Впереди начинался славящийся своими дворцами Стренд. Здесь движение кавалькады ускорилось. Герольды отступили, давая проход всадникам, перешедшим на рысь. Впереди показались устремившиеся к небу шпили Вестминстера. Анна начала волноваться.

– Генри, – вполголоса воскликнула она, не замечая, что обращается к Бекингему по имени. – Генри, мне не по себе!

– Не бойся, я с тобой. Видишь, что творится? Ты популярна в Лондоне, и мы непременно выиграем эту партию.

Когда они миновали Чарринг-Кросс, под копыта коней неожиданно бросилась женщина в черном.

– Милосердия, миледи Анна! Ради памяти Ланкастеров, я молю о милосердии!

Лошадь Анны испуганно шарахнулась, и ей пришлось натянуть поводья, осаживая ее.

– Леди Маргарита Бофор, что вы делаете! – гневно вскричал Бекингем, поднимая коня на дыбы.

Анна не сразу узнала первую щеголиху двора Ланкастеров. Она приняла бы ее за монахиню, если бы ее почти монашеская одежда не была сшита из дорогих тканей.

– Милосердия! – вновь воскликнула супруга Томаса Стэнли, не вставая с колен. – Только вы, миледи, можете упросить герцога Глостера пощадить моего мужа!

Произошла заминка. Бекингем распорядился поднять леди Стэнли.

– Стыдитесь, сударыня! В вас течет королевская кровь, и негоже вам валяться в пыли, как простой просительнице!

Однако обычно спокойная Маргарита Бофор отчаянно сопротивлялась и кричала, взывая к справедливости, пока Анна наконец не выдержала.

– Успокойтесь, графиня! Ваш супруг всегда был мне добрым другом, и если в моих силах будет помочь ему – я сделаю это.

Когда они двинулись дальше, герцог Бекингем придержал повод ее коня.

– Не вздумайте делать этого, Анна. Вам следует просить небо, чтобы Ричард Глостер милостиво отнесся к вам самой. Не испытывайте терпения герцога.

Анна молчала. Она ехала в Лондон только ради того, чтобы просить о милости. И будь что будет – она не отступит от намеченного…

Огромный двор Вестминстера был полон. Анна увидела знакомую гранитную лестницу, обрамленную вздыбленными каменными пантерами. На самом ее верху, в черной одежде и в высокой, опушенной горностаем шляпе, стоял ее супруг.

Какое-то время Анна и Ричард пристально смотрели друг на друга. Вокруг гремели торжественные возгласы, по знаку Бекингема герольды грянули туш. Тогда Ричард наконец улыбнулся и, опираясь на трость, стал неторопливо спускаться по ступеням.

Уильям помог Анне сойти с лошади, опередив Бекингема. Анна не заметила, какими недружелюбными взглядами обменялись эти два уэльских лорда. Придерживая край широкого сюрко, она начала подниматься навстречу лорду-протектору.

Они встретились на середине лестницы.

– Рад приветствовать вас, возлюбленная супруга, – не позволив Анне опуститься в церемонном поклоне, проговорил Ричард.

Он был само радушие – тот самый «милый кузен», что навещал вдовствующую леди Майсгрейв в обители святого Мартина. На них смотрели сотни людей, и он не мог держаться иначе. И Анна решилась:

– Супруг мой, милорд герцог! Вы предотвратили мятеж в стране и оградили юного государя от посягательств изменников. Я несказанно горжусь вами. Но чтобы гордость моя не знала границ, я молю вас проявить великодушие и до конца остаться честнейшим зерцалом рыцарства Англии. Милорд! – И, прежде чем Ричард сумел удержать ее, она опустилась на колени и молитвенно сложила руки. – Ваша светлость, именем Иисуса Христа и Пречистой Девы Марии заклинаю вас: пощадите единоутробного брата короля Эдуарда V, лорда Грея, а с ним и моего духовника епископа Ротерхэмского, а также моего родственника лорда Томаса Стэнли!

Гораздо позже, когда они уже восседали в пиршественном зале, Бекингем, улучив момент, негромко заметил:

– Клянусь благим небом, у Ричарда в тот момент было такое лицо, что я опасался, как бы он не столкнул вас с лестницы. Вы слышали, какая тишина установилась во дворе? После поспешной казни Гастингса никто и заикнуться не смел о помиловании остальных узников. Одна лишь несчастная Маргарита Бофор, с которой лорд Стэнли, между прочим, не очень-то и ладил в последние годы, обивала пороги резиденции протектора, но ее гнали прочь. Вы выбрали исключительно удачный момент. Ричард просто не мог отказать вам в ту минуту.

Анна улыбалась одними губами, глядя на противоположный конец стола, где ее супруг беседовал с Робертом Рэтклифом. Во время торжественного банкета Ричард Глостер не обменялся с ней ни единым словом. «В конце концов, я сделала то, ради чего приехала сюда. Остальное уже не так важно».

Однако, когда ближе к ночи Анну проводили в апартаменты лорда-протектора и она осталась одна в ожидании супруга, ее охватил страх. Оказалось, что Ричард Глостер занимает в Вестминстере те же покои, что и некогда ее отец. Она узнавала сходящиеся шатром над головой тяжелые каменные своды, барельефы на панелях, выступающий на несколько локтей из стены громадный камин из черного гранита. Когда-то здесь, в этой старой башне Вестминстера, произошла их последняя встреча с Уорвиком, состоялся последний разговор.

– Отец! – всхлипнула Анна, вглядываясь в темноту под сводами. – Отец, помоги мне!

Скрипнула дверь. В комнате затрепетал свет факела. Сумрачное небо за открытым окном сразу стало казаться темнее, появились первые звезды. Анна повернулась к двери и увидела Ричарда. Он держал в руке факел, и огненные блики неровно ложились на его лицо. Темные глаза казались бездонными провалами. Герцог был весь в черном, лишь узкие белоснежные брыжи у ворота и на манжетах у самой кисти делали его одеяние не столь мрачным. Ни слова не говоря, он, прихрамывая, обошел комнату, зажигая светильники на стенах, пока не стало достаточно светло, а затем швырнул догорающий факел в пустой камин.

– Я ждал тебя, Анна, – спокойно произнес он, не оборачиваясь.

Анна едва сдержала себя, чтобы не броситься к Ричарду в ноги и не начать молить о прощении. Однако вместо этого она лишь негромко промолвила:

– Раньше, когда я бежала от вас, вы искали меня.

– Тогда я был молод и глуп. Теперь же я начал размышлять и решил, что тебе некуда деться от меня.

Он опустился в кресло, расстегнул тесный ворот.

– Когда этот олух Брэкенбери в слезах прискакал ко мне, уже готовый сунуть башку под топор, мне пришлось едва ли не утешать его. Брэкенбери – мой верный сторонник, а такие мне нужны… Сначала я решил было, что ты отправилась к детям в Мидлхем. Но тебя там не оказалось. Не было тебя и в Нейуорте. Да-да, даже туда добрались мои гонцы, чтобы отыскать тебя. Тогда я предположил, что ты просто удрала куда глаза глядят, чтобы натешиться любовью с красавчиком Уильямом Хербертом. Но и это было не так. Я часто замечал, какими глазами смотрит на тебя этот малый, но ни разу ты не ответила на его чувство. Ты нянчилась с ним, как с еще одним ребенком. И меня осенило: Ричард Грей! Ты обратила на него внимание еще в Ноттингеме. Над ним висел топор, и могло ли тебя что-то остановить, когда дело шло о жизни твоего пащенка, сына обожаемого Филипа Майсгрейва? Вот тогда я и велел пустить слух, что ты скоро явишься в Лондон.

Хотела Анна того или нет, но она испытала невольный трепет перед проницательностью супруга.

Он взглянул на нее, прищурившись.

– Садитесь, дорогая. Это я, погрязший в скверне, недостоин сидеть в присутствии ангела, слетевшего с облаков, чтобы защитить страждущих по вине злодея-горбуна! Какое поразительное благородство! Но отчего же вы забыли упомянуть в своей просьбе о епископе Илийском? Или в вашем сердце не нашлось места для бедняги Джона Мортона, который еще со времен Делателя Королей остается вашим заклятым врагом?

Анна села, оправив складки платья.

– Вы правы, милорд. Я просила не за всех, ибо не хотела испытывать ваше терпение. Но уж коль вы сами повели об этом речь, я еще раз взываю к вашему великодушию и прошу о снисхождении к двум существам, двум малолетним детям, вашим племянникам – Эдуарду и Ричарду Плантагенетам…

«Теперь не время скрывать, что я все знаю. Бекингем не сегодня-завтра оповестит Ричарда об этом. Да и Тирелл наверняка уже поведал, что я говорила в темнице Понтефракта с Греем и тот мог открыть мне тайну Стиллингтона».

– Откуда вам это известно? – наконец проговорил после продолжительного молчания ее супруг.

Анна взглянула на Ричарда с удивлением. Неужели Черный Человек, его верный пес, ничего ему не сказал? Или он настолько туп, что решил, будто Грей сообщил ей только о том, какие скверные манеры у палача Майлса Фореста?

– Я знаю об этом давно, – промолвила она первое, что пришло в голову.

Ричард открыл было рот, словно собираясь что-то сказать, но лишь с шумом выдохнул, а затем грубо выругался.

– Дьяволово семя! Как мог упустить я из виду, что старый Медведь, который знал обо всем, что творится в Англии, наверняка посвятил вас в это? Уж если про Сендельский мост он выложил все, то про обручение Эдуарда с дочкой старого Шрусбери никак не мог промолчать…

Анна ничего не ответила. Пусть считает, что граф Уорвик знал и о тайном обручении Эдуарда, ей так даже удобнее.

Ричард задумчиво глядел на супругу, поглаживая рукой бритый подбородок.

– Однако я не понимаю тогда, отчего Уорвик не воспользовался этим, когда Эдуард IV женился на Элизабет? Он первый мог объявить этот брак недействительным.

– Наверное, потому, что считал помолвку не столь серьезным делом, как венчание в церкви.

– Чушь! Ведь когда Эдуард расторг помолвку с вами, Уорвик развязал настоящую войну. Ходили также слухи, что Нэд таскал к священнику и некую даму – Элизабет Люси…

– Вот видите, милорд. Ваш брат многим давал брачные обязательства, но законной женой считал лишь королеву Элизабет.

– И поэтому так прятал от всех беднягу Стиллингтона? О нет! Дело настолько серьезно, что я действительно могу доказать незаконнорожденность его отпрысков!

В тишине слышалось лишь тяжелое дыхание Ричарда. Потом он успокоился.

– Могу ли я быть уверен, что вы на моей стороне в этом вопросе?

– Нет.

– Отчего же? Разве вы против того, чтобы стать королевой Англии?

Анна резко выпрямилась. По спине ее пробежал холодок. Королева Англии! Искушение слишком велико.

Ричард заметил, что она колеблется, и заговорил:

– Брак короля и Элизабет Вудвиль действительно незаконен. Оставим в стороне вопрос о том, что сия дама была неподобающего происхождения и лишь колдовством и коварством вскружила голову моему несчастному брату. Но когда Эдуард и Элизабет венчались, была еще жива куда более подходящая для королевского ложа Элеонора Батлер, дочь старика Талбота, графа Шрусбери. У нее от Эдуарда даже был ребенок, который, правда, вскоре умер. И если с вами, Анна, Эдуард открыто расторг помолвку, то Элеонору он попросту заточил в монастырь, где она и скончалась спустя несколько лет. Примерно так же обстояло дело и с другой дамой – Бэт Люси. Так что по закону, светскому и церковному, дети Эдуарда считаются рожденными вне брака, а Элизабет Вудвиль является не законной супругой и королевой Англии, а лишь тем, кем она всегда и была, – наложницей, которая еще до Эдуарда наставляла рога своему первому мужу с Филипом Майсгрейвом. И когда все это будет оглашено на заседании парламента, вряд ли мой племянник сохранит права на трон.